Рыжий бугор
На самой далёкой от станции улице до сих пор стоит старый дубовый дом, он тёмного, почти чёрного цвета.
Он загадочен и необычен. Его судьба, сливаясь с прошлым этой древней земли, слагалась из общего, общей жизни всех, той, которая называется историей, и была ещё до всего, до революции, до мировых войн, и частного, своего, домашнего.
Он врос в высокий берег оврага, под которым когда-то бежал весёлый чистый ручей со смешным именем – Трунявка.
Раньше, если встать к дому спиной, был виден противоположный, такой же высокий склон, на нём избы и изрезанная, взрытая следами тракторов и грузовиков дорога, почти вертикально карабкающаяся к улице. Дома и дорога казались маленькими, далёкими, а холмы, справа и слева – большими и близкими. Эти холмы называли здесь буграми: тот который справа – Рыжим, слева – Барским.
Рыжий всегда полугол, как начинающий лысеть мужчина, у которого волосы ещё есть, но их уже так мало, что просвечивает кожа. Только вместо кожи здесь – земля, а вернее почва - с красновато-бурой глиной и жёлтым песком. Когда-то во времена совсем незапамятные здесь было кладбище, а ещё раньше, когда землю покрывали воды – был он морским, а, может быть, и океанским дном.
Мальчишек этот бугор притягивал, они ковыряли его небольшими лопатками, отрывая то загадочные кости, которые называли акульими зубами, то какие-то черепки, то старинные, стёршиеся монеты. Иногда находили вещи: гребёнки, пуговицы, а однажды нашли пулю. Вернее нашёл один, старший, а все к нему ринулись и завистливо пялились на этот кусочек металла, который однажды вошёл в человека сзади, а вышел спереди.
Они человека этого, конечно, никогда не видели, но старший знал из рассказов, что один мужчина когда-то давно в том дубовом, почти черном доме, до темна засиделся, маузером своим и кобурой из орехового дерева хвастался, иногда он стучал им по столу или прицеливался то в висевшую в углу икону, то в картинку, уже и тогда почти выцветшую. В картинку один раз стрельнул, попал прямо в жемчужину на бусах. Ему ничего не стоило вывести хозяина этого или соседнего дома во двор и поупражняться, развивая глаз и руку.
Никто об этом человеке ничего толком не знал, сохранила история только одно слово -комиссар. Знали, что квартирует он на станции у какого-то Прохотцова, по утрам собирает у себя комсомольцев, раздаёт им задания. Те ходят, поигрывая наганами, а девчатам ещё и косынки красные раздали, а самого его редко видели. Сидел в избе и точка. А тут нелёгкая дёрнула – предписание, что ли какое получил - и пошёл через холмы да овраги. Сначала, конечно, через деревню шёл – ему кто кланялся по старинке, кто картуз с себя стаскивал, кто занавесочки на окнах задёргивал.
Дошёл и до того дома, что кораблём плыл, дымил двумя трубами, чернел толстым дубом.
Засиделся. Обратно – напрямки – через бугор рыжий, через старое кладбище... Там и остался, навсегда...
Комсомольцы его похоронили на том самом месте, где пуля злодейская прошила. Только пулю ту так и не нашли…
Советская власть над ним металлический памятник со звёздочкой поставила, без надписи почему-то, будто и они не знали его имени отчества.
Долго тот памятник стоял, краска с него сползла, металл заржавел, стал крошиться, звёздочка обломалась.
Как раз в это время бабу Маню, она неподалёку от того дома жила, куда комиссар в гости зашёл, дети в Ленинград забрали, а дом свой она сестре отдала, чтоб та с внучонком там доживала.
Внучок её был неудавшийся - глуповат, волосы с середины лба, рот от уха до уха и говорил как курлыкал, матери помеха и слёзы, вот бабка и забрала к себе, а чтоб глаза на деревне не мозолил, перебралась в сестрину избу, чтоб в сторонке.
Только померла некстати, и то - восемь десятков оттрубила.
Внучок её один остался. Дом да он, а в закромах пусто.
Парень был хоть и дурак дурачком, а есть и ему хотелось. Присмотрелся , видит, все металл собирают, а он чем хуже. Облазил всю округу, по домам не шарил, а только где плохо лежит. Собрал тонну, а, может, и больше. Добрался и до рыжего бугра, в то время памятник уже весь развалился, и стал куски того металла к дому, в общую кучу перетаскивать, а дело зимой, где на санках, где пешком. Перетащил. А поутру чужой кто-то приехал на грузовике и всю Толикину ( это внучка так звали ) добычу и увёз. Парень, говорят, после этого пропал, будто его и не было, то ли мать за ним из другого города приехала, то ли кто в колодец скинул.
И бугра рыжего теперь нет , зарос, где кустарником, где клёном американским, ручей заболотился, зажабился, зазмеился, так что если в те места попадёте, вы лучше кругом, через бывший колхозный. Хотя … что вам там делать…