Мы шли по тонкой кишке полутемного коридора. С каждым изгибом этой змеи нутрям становилось тошнее, но я знал: надо собраться. Наконец, прямоугольник двери распахнулся хирургическим светом, я и прочие россыпью ввалились в студию. Люминисцентные лампы нервозно трещали в тишине шагов; в углу лежали трупы словно крашенные куклы.
Меня пригласили за дикторский столик, с брезгливостью я обошел липкую лужицу крови и посмотрел на ребят, ткнувших дула в сторону двери - хотя кого теперь бояться?
Включился огонек, и я был в эфире; по ту сторону экранов была Россия. Граждане, - начал я, - граждане России, я намерен сообщить вам радостное известие: хунта пала.
Я сделал паузу, глубоко выдохнул и уверенно продолжал: как вам, наверное, известно, господин Путин был застрелен при задержании, а господа Сурков и Сечин покончили с собой, побоявшись правосудия. Все члены бюро высшего совета бывшей "Единой России" предстанут перед трибуналом, равно как и высшие чины МВД, ФСБ, Генеральной прокуратуры и мэры Москвы и Петербурга.
Временный запрет на деятельность "Единой России" распространяется бессрочно, символика этой партии объявляется экстремистской, а все выпущенные ей книги и брошюры подлежат немедленному уничтожению. Все зарегистрированные члены бывшей "Единой России и члены бывших молодежных пропутинских организаций поражаются в праве быть избранным и занимать руководящие должности. Все лица, причастные к фальсификации выборов, будут привлечены к уголовной ответственности.
Все журналисты, работавшие прямо или косвенно на хунту г-на Путина, будут лишены права заниматься журналистской деятельностью, если их вина будет доказана в судебном порядке. Смягчающим обстоятельством будет считаться участие в акциях оппозиции до падения хунты, и ...
Мои глаза почему-то были закрыты, кто-то меня тряс за плечо, щелкал пальцами совсем рядом, кричал через вату онемения, в которой находилось мое лицо. По-моему, Яшин. Через душную пелену полуоткрытого распухшего, кажется, глаза я увидал заднюю часть ментовского пазика, где нас было как сельдей в досчатой бочке на самой жаре. Воняло; меня ободряли, но я не чувствовал рук и языка. Опустив глаза, я посмотрел на лужицу липкой крови. Моей крови.