Глава 12.
1.
Ира и Николай Петрович были дома и пили чай. Всё уже было рассказано и всё обговорено, и не раз. Николай Петрович встречался с Алексеем, но ничего нового не узнал.
Раздался звонок в дверь. Ира пошла открывать. На пороге стоял чернокожий старик в длинной белой рубашке навыпуск и круглой белой шапочке. Одет он был явно не по сезону. Подмышкой он держал серебряный поднос, через плечо была перекинута котомка. У него был шишковатый лоб, черные глаза, сросшиеся на переносице брови, прямой нос с широкими крыльями, вывернутые губы и маленькая, седая кучерявая бородка.
Где-то она его видела.
- Простите, вы к кому?
- Николай Петрович здесь живет? – спросил он без всякого акцента.
- Пожалуйста, проходите. Папа, к тебе.
Николай Петрович вышел в прихожую и оторопел. В дверях стоял Нгума. Все французские слова приветствия вылетели из головы.
- Здравствуй, Николай. Как дела? – сказал Нгума по-русски.
- Спасибо, хорошо, - машинально ответил Николай Петрович.
- Как здоровье?
- Хорошо.
- Как семья?
- Хорошо.
- Всё хорошо?
- Всё хорошо.
Николай Петрович несколько пришел в себя.
- Здравствуй, Нгума. Как дела?
- Хорошо.
- А здоровье?
- Хорошо.
- А семья?
- Хорошо.
- Всё хорошо?
- Всё хорошо.
- Проходи, Нгума, пожалуйста, в комнату. Садись. Познакомься с моей дочерью. Ира, познакомься. Это Нгума, мой старинный друг.
- Я знаком с твоей дочерью, Николай.
- Мне кажется, я вас где-то видела, - сказала Ира. Но не могу вспомнить где.
- Вы один раз приходили ко мне в гости, - сказал Нгума.
- Ну, конечно. Оберег, - вспомнил Николай Петрович.
Только сейчас Ира поняла, кто был у них в доме.
- Спасибо вам, Нгума, - сказала она.
- Нгума, извини меня, пожалуйста, за глупый вопрос, но я никогда не знал, что ты говоришь по-русски.
- Я же в России, - сказал Нгума и впервые улыбнулся.
- Ириша, завари еще чаю. Или нет, я сам приготовлю.
Они сидели втроем за столом и пили чай. Николай Петрович уже совсем успокоился.
- Ты прилетел сегодня?
- Я прилетел сегодня, только не самолетом, если ты это имеешь в виду. Ты же знаешь, Николай, я не люблю самолетов, поездов, машин и другой техники. Я хожу только пешком.
- Как пешком? – изумилась Ира.
- Спросите у своего отца, он знает. Только он забыл от волнения.
- Ты так неожиданно, Нгума, и так вовремя.
- Я же тебе говорил, Николай, что мы увидимся в Москве.
- Я помню, Нгума, и все-таки я поражен.
- Как дела? – опять спросил Нгума в лучших африканских традициях.
Николай Петрович на этот раз отошел от африканской вежливости и ответил на русский манер:
- Плохо.
Нгума кивнул. Он, видимо, ожидал такого ответа.
- Андрей очень болен. Он не узнает Иру. Он думает, что убил ее. Он в лечебнице. Маска пропала.
Нгума снова кивнул:
- Поэтому я здесь.
Ирины глаза засветились надеждой.
- Вы поможете ему, Нгума? Вы вылечите его?
- Для этого я здесь.
- Когда же мы поедем к нему?
- Завтра. Но мы не поедем, а пойдем вдвоем с Николаем. Мы заберем его и перенесем домой.
- А что должна буду делать я?
- Вы пойдете к нему домой и приготовите всё к его приходу.
- Я не смогу туда попасть, у меня нет ключа.
- Вот ваш ключ.
И Нгума протянул Ире ладонь, на которой поблескивал ключ. Ира взяла ключ и больше не отрывала сияющих глаз от старика.
- Теперь он спасен. Теперь он спасен, - шептала она. Благодарю тебя, Господи.
- Нгума, мне стыдно тебя спрашивать, потому что я знаю, что ты всё продумал и всё устроишь, но как мы все-таки заберем Андрея из больницы? – спросил Николай Петрович. Его же не выпустят.
- Никто не узнает, что он ушел, потому что никто не будет знать, что он там был.
- И доктор тоже?
- Доктора завтра с утра пошлют в срочную командировку.
«Спасен, спасен, - повторяла про себя Ира. Благодарю тебя, Господи.»
- С завтрашнего дня мы втроем поживем некоторое время у Андрея. Вы не против, надеюсь? – спросил Нгума. Он тоже будет не против. А домашняя обстановка ему пойдет на пользу.
- Теперь я спокоен, - сказал Николай Петрович. Теперь я уверен, что всё будет в порядке. Спасибо тебе, Нгума.
Ира встрепенулась, как птичка, вспорхнула и поцеловала Нгума в щеку. В глазах у нее стояли слезы.
- Я не помню, когда меня целовали в последний раз, - сказал Нгума. Не плачь, девочка. Недолго осталось ждать.
После этого он отбросил европейские условности и стал говорить ей ты.
- А теперь я расскажу вам о том, чего вы не знаете, о том, что на самом деле случилось с Андреем и чуть не погубило тебя, Ира.
Вы помните, конечно, легенду, я не буду ее пересказывать. Плохо ли, хорошо, но, независимо от вашей воли, вы с Андреем оказались на перекрестье великих сил, управляющих нашим миром, жестоких и добрых. Так всегда бывает: молния не трогает низину и попадает в высокое дерево, люди снисходительны к тем, кто глупее их, и ненавидят тех, кто умнее, зависть возбуждают только счастливые. Большая любовь – это счастье только для тех, кто любит, у остальных она вызывает ненависть. Помните слова легенды? «Дух зла найдет его и попытается уничтожить или соблазнить, или очернить его любовь».
В Париже тебя хотели принести в жертву, Ира. И только боязнь нарушить извечный договор: не трогать того, кто под Его защитой, - остановило их. В Париже черные семена запретных знаний бросили в память Андрея и замуровали их там до поры. А в Москве раскупорили его память, и черные семена дали ростки. У себя на даче Андрей совершил темный обряд и принес тебя в жертву. Бог тебя сохранил, что тебя с ним не было тогда. Он сжег только символ – твое свадебное платье.
- Какой ужас, - Ира закрыла лицо ладонями и ясно представила, как Андрей берет ее на руки и бросает в огонь.
- Поэтому-то он и уверен до сих пор, что убил тебя. Эта мысль разъедает его мозг, потому что черные ростки не смогли задушить его любовь к тебе.
- Как же быть? Их можно вырвать?
- Теперь да. Слуга вездесущего, носитель его духа положил его куклу в огненное кольцо, но только опалил ему голову. Его еще можно спасти.
«Благодарю тебя, Господи, за то, что услышал мою молитву», - снова зашептала Ира.
- Ответь мне, Нгума, ты видел лицо этого носителя духа? – спросил Николай Петрович.
По мере рассказа он становился всё более серьезным и сосредоточенным, будто пытался разгадать подтекст, скрывающийся за словами Нгума.
- Нет. Лицо его всегда скрыто за черной маской с кривыми рогами.
«Я как-то видел черную маску с кривыми рогами в замке Жерара под Парижем», - подумал Николай Петрович.
- Это еще не всё, - продолжил Нгума. В Африке воины надевают маски во время праздников и ритуалов. Здесь у вас многие люди не снимают масок всю жизнь.
У тебя есть подруга, Ира?
- Да, Наташа.
- Ты доверяешь ей?
- Конечно.
- А она ненавидит тебя.
- Этого не может быть.
- Разве не она пыталась соблазнить тебя, а потом рассказала Андрею, что ты живешь с другим?
- Как рассказала? Это же неправда. И он поверил?
- Он не мог не поверить.
- Теперь я понимаю, почему он это сделал, почему он хотел убить меня.
- У него есть друг, Ира?
- Да, Алексей, доктор.
- Вы с Андреем доверяете ему?
- Конечно.
- А он предал вас.
- Как предал?
- В Москве живет человек, который коллекционирует маски. Все его зовут специалист. Я слышал о нем еще в Африке. Чтобы получить маску, этот специалист уговорил доктора рассказать Андрею, что в Москве находят женщин, убитых во время черных жертвоприношений.
- Да, я помню его рассказ.
- Этот рассказ был не единственным, и он был выдуман от начала до конца.
- Я отлично помню, Андрей очень расстроился тогда.
- Он расстроился больше, чем ты думаешь. Он решил, что причастен к смерти этих женщин, и испугался за тебя. Поэтому он тебя и выгнал.
- Теперь я всё понимаю. Какая же я была слепая. Так значит, всё было подстроено?
- Счастливые возбуждают зависть. Большая любовь – это счастье только для тех, кто любит, у остальных она вызывает ненависть, - снова повторил Нгума.
- Да. Туман рассеялся. Каждый занял свое место, как и должно было быть, - сказал Николай Петрович.
- А где же теперь маска? – спросила Ира.
- У специалиста. Но я верну ее вам.
- Я видел черную маску с кривыми рогами в замке у Жерара, - решился все-таки сказать Николай Петрович.
- Ты сам знаешь ответ, - произнес Нгума.
- А где теперь Жерар?
- Дома, в своем дворце, в Африке. Он стал президентом.
- Как? А Бернар?
- Бернар застрелился. Это случилось только что.
2.
Ира ждала Андрея. В этой квартире, которую они уже называли своим домом, она не была два месяца. Она повесила в шкаф свою одежду, прибралась, приготовила обед и принялась ждать.
«Никуда я больше без Андрея не уйду отсюда, - думала она. Я дома.»
Не хватало только его и маски.
«Вот всё и разъяснилось. Вот всё и встало на свои места. Маски сброшены. Наташа-то какова? Доктор-то каков? За что они нас так? Чужое счастье пробуждает зависть. Кажется, так сказал Нгума. Бог им судья. Главное теперь Андрей. Главное, чтобы он выздоровел. Нгума его спасет. Он обещал. Он всё может.»
И вдруг она вспомнила. Они с Андреем сидели рядом с костром, а по другую сторону огня сидел Нгума и что-то шептал. Искры улетали в черное, звездное небо, как мотыльки. Теплая южная ночь ласкала кожу. Круглые глиняные хижины, покрытые соломенным шатром, тянулись в ряд туда, где в лунном свете блестела полоска воды. Черный лес сливался с цветом ночи. От костра пахло сладкими травами и паленой кожей. Нгума встал и одел ей на шею ее африканский оберег: черный камешек с белыми полосками на темной бечевке. «Не снимай его никогда. Он будет охранять тебя.» Она не снимала его с тех пор. Только один раз, тогда в бане. Ира вздрогнула, как от прикосновения змеи. Бр-р. Никогда ей не забыть этого шипения в темноте. «Никогда больше не пойду в баню. Нет, пойду. С Андреем пойду. С Андреем куда угодно пойду.»
В это самое время Николай Петрович и Нгума входили в больницу. Оба были в белых докторских халатах. Николай Петрович чувствовал себя неуютно. Нгума был невозмутим. Этот маленький черный человечек со сморщенным лицом выглядел нелепо в длинном белом халате, и Николай Петрович подумал, что сейчас их выгонят взашей.
В приемном покое им навстречу встала сестра:
- Профессор, наконец-то.
- Где больной? – спросил Нгума.
- Сейчас его оденут и приведут.
Николай Петрович начал понемногу давиться от смеха.
Привели Андрея. Он был одет в свое, неестественно спокоен, Николая Петровича не узнал.
- Благодарю вас, профессор. До свидания, профессор, - заискивающе заулыбалась сестра.
Николай Петрович и Нгума взяли Андрея под руки и вывели из больницы.
- Кто это был? – спросил сестру один из санитаров.
- Профессор.
- Какой профессор?
- Не знаю, - сказала сестра и удивленно оглянулась вокруг.
- А больного куда повели?
- Не знаю.
Сестра стала лихорадочно искать записи и ничего не нашла.
- Так ведь не было никакого больного, - наконец, сказала она с облегчением.
3.
Андрей снова был дома. Он с аппетитом пообедал, потом стал ходить по комнатам. Он потушил и зажег свет, погладил корешки книг, открыл и закрыл шкаф, в котором лежали его вещи. Потом сел в кресло. За всё это время он не произнес ни слова.
- Ты меня узнаешь, Андрей? – спросил Николай Петрович.
- Да, вы Ирин отец.
- А Иру?
- Да, я ее видел. Это женщина похожая на Иру.
- А меня? – спросил Нгума.
- Я вас помню. Вы много раз помогали нам. Только Иру не уберегли. Я убил ее.
- Андрюшенька, это я, - со слезами сказала Ира.
- Ира, помолчи, - перебил ее Нгума.
- Я хотел вам звонить, Николай Петрович. Я вспомнил. Это Жерар убил Софи.
Николай Петрович посмотрел на Нгума.
- Я знаю.
- А теперь я убил вашу дочь. Простите меня, если сможете. Я-то себя никогда не прощу.
- Довольно, Андрей, - вмешался Нгума. Больше никаких разговоров, никаких воспоминаний. Теперь ты дома, и по чужой воле никуда отсюда не уйдешь. Отдохни, приляг в постель. Время говорить еще не пришло.
Андрей послушно пошел в спальню, разделся и лег. Никто его больше не беспокоил. Он лежал и смотрел на то место, где раньше висела маска.
«Маска пропала. Ну и хорошо. Теперь она ничего не значит. Иры больше нет, и я, при всем желании, не мог бы вернуть эту маску. Наверно, старик приехал за ней. Он опоздал. А зачем здесь Николай Петрович? Скорее всего, приезжал на похороны. На его месте я бы меня убил. Зачем они меня увели из больницы? Наверно, хотели, как лучше. Еще заботятся обо мне. Какая разница: там или здесь. Это ничего не меняет. И эта женщина тут как тут. Зачем они ее всюду за собой таскают? Думают, я им поверю? Ладно, пусть, всё равно ничего не воротишь теперь. Умереть не могу, жить не хочу, буду спать.»
Николай Петрович, Нгума и Ира сидели в большой комнате и разговаривали шепотом.
- Я думала, сегодня он меня узнает.
- Так не бывает, доченька. Это болезнь, она не проходит только оттого, что человек вернулся домой.
- Что же теперь делать, милый Нгума? – жалобно спросила Ира.
- Теперь я должен встретиться с одним человеком. А завтра займусь Андреем. Завтра вечером он будет здоров. Но до этого времени не тревожьте его, не разговаривайте с ним. Пусть спит.
Николай Петрович знал Нгума уже двадцать лет. Он о многом догадывался, еще больше не понимал, но всегда уважал его. С той минуты, когда он его увидел в московской квартире, все его сомнения рассеялись.
А в Ириных глазах снова вспыхнула надежда и вера.
Глава 13.
Валера Защекин, специалист, как многие его называли, жил один давно.
В свою первую длительную командировку в Африку он поехал лет двадцать тому назад с женой. Тогда он был молод, влюблен и счастлив. Его жена была красавицей, провинциалочкой, приехавшей в Москву учиться. Она быстро вышла замуж за Валеру, перспективного специалиста по африканским странам. В те времена Валера заканчивал институт восточных языков, и уже планировалась его долгосрочная командировка в Африку. Он был одним из лучших студентов, и его карьера уже лежала перед ним, как на ладони: командировка в Африку, защита кандидатской, снова командировка, защита докторской, работа в престижном институте, быстрый служебный рост. Жена в нем души не чаяла. Она готовилась к поездке так, будто это ей предстояло работать там: изучала всю возможную литературу, пыталась учить французский и суахили. В который раз Валера думал о ней с восхищением: «Да, только в русской провинции еще остались такие женщины: красивые, скромные, преданные.»
Приехав на место, они поселились в прекрасной квартире, - в Москве о такой можно было только мечтать. И таких денег, как там, он бы никогда не заработал дома. В посольстве он был на хорошем счету, жену баловал: покупал ей дорогие платья и украшения. Они жили достаточно однообразно: дома по вечерам сидели перед телевизором, три-четыре раза в неделю после работы ходили в посольство смотреть кино, по выходным вместе со всеми ездили на экскурсии. Постоянная жара, отсутствие смены сезонов, за исключением сезона дождей и сухого сезона, скучная жизнь не сделали его жену ни сварливой, ни раздражительной. Хотя это была общая болезнь многих жен советских специалистов в Африке. В сотый раз он удивлялся и радовался своему выбору. Она не работала, также как и большинство жен, днем ходила по магазинам, на рынок, готовила обед, занималась домашним хозяйством. У них сложились дружеские отношения еще с несколькими парами, и обмен визитами вносил приятное разнообразие в их жизнь.
Скандал разразился, как гром среди ясного неба, как снег в тропиках.
Его пригласили в посольство и предложили ближайшим рейсом самолета вылететь в Москву. Сначала он просто ничего не мог понять. Понемногу смысл сказанного стал до него доходить, но поверить он не мог. Его жену застукали днем в постели третьего секретаря посольства. Но это было не всё. С перепугу тот рассказал, что ему многие говорили, какая она любвеобильная и доступная женщина. Ниточка потянулась, клубок стал разматываться, и оказалось, что за год она переспала чуть ли не со всей мужской половиной советской колонии. Запачканных связью с ней оказалось так много, что скандал постарались замять и ограничились только высылкой из страны Валеры с женой. Пока они собирали чемоданы, пока они несколько дней ждали самолет, пока они летели в Москву и ехали домой, они не сказали друг другу ни слова. Также молча Валера подал на развод, разменял квартиру, переехал в однокомнатную хрущобу и больше ее никогда не видел.
Его карьера и жизнь были сломаны. Прошло еще десять лет, началась перестройка, и только тогда существование его стало налаживаться. Понадобился хороший специалист по Африке, вспомнили про него. Он снова стал выезжать за границу, неплохо зарабатывал, купил хорошую квартиру в Москве, но больше так и не женился. С того времени пошла его коллекция африканских масок. С того времени пошло его прозвище – специалист. Для его многочисленных иностранных коллег фамилия Защекин была слишком трудна для произношения. Они его звали Валера, с ударением на последнем слоге, или просто специалист. Словечко прицепилось, и те, с кем он был знаком давно, по-другому к нему больше не обращались. Сам он гордился этим прозвищем. Также как и своей коллекцией.
Был вечер, когда Валера вернулся домой. Он зажег свет в прихожей, снял плащ, ботинки и прошел в гостиную. Вот уже несколько дней он первым делом шел туда, чтобы сначала полюбоваться своим новым приобретением – маской, а потом уже готовить ужин и смотреть телевизор.
Он зажег свет и остолбенел. В кресле сидел сухонький чернокожий старик в белом бубу.
- Вы-вы кто? – наконец, вымолвил он.
Старик молчал.
- Как вы сюда попали?
Старик молчал.
- Что вам здесь надо? Кто вы такой?
Валера несколько пришел в себя и сорвался на крик.
- Сядь и не кричи, - выдавил из себя старик на чистейшем русском языке.
- Что вам от меня надо? Я милицию вызову.
- Никого ты не вызовешь, - спокойно ответил старик. - Сядь.
Валера плюхнулся в кресло.
- Как вы вошли? – снова спросил он.
Старик махнул рукой.
- Это неважно. Важно другое: зачем я здесь?
- Зачем вы здесь? – тупо повторил Валера.
- Я пришел за этой маской.
- За моей маской? Вор! – снова закричал Валера и вскочил с кресла.
- Если бы я был вором, - тихо сказал старик, - меня бы здесь давно не было и этой маски тоже. А маска эта не твоя.
- Да я тебя за эту маску.., - Валера шагнул к старику.
- Не груби.
И вдруг Валера наткнулся на невидимую стену. Так бывает, когда неожиданно ударишься лбом о прозрачное стекло или витрину.
- Сядь. Я с тобой поговорить хочу.
Специалист попятился и снова упал в кресло.
- Я хорошо знаю тебя, специалист, хоть мы и не встречались. Я много о тебе слышал и очень мало хорошего.
- Кто вы?
- Ты жадный, жестокий, завистливый, самолюбивый. Ты воруешь маски и убиваешь женщин. Ты любишь брать, но не любишь платить. Ты любишь поиздеваться, унизить, ударить. Ты ненавидишь женщин. Ты ненавидишь людей.
- Я никого не убивал.
- А ты разве забыл ту маленькую, черную девушку, с которой ты жил в Африке семь лет назад? Она тебе нравилась, потому что позволяла обращаться с собой, как с рабыней. Сколько ты с ней жил? Три месяца, по-моему. Ты бил ее ежедневно, а она терпела, потому что влюбилась в тебя. Она не просила у тебя денег, и за это тоже нравилась тебе. Только однажды она попросила у тебя подарок. Так принято, особенно в Африке, и ты знаешь это. Но ты ее за эту просьбу избил так, что она месяц пролежала в больнице.
- Она выздоровела.
- Да, она вышла из больницы, но стала плохо видеть. Уже после твоего отъезда, через год, она попала под машину и умерла.
- А я тут причем? Это несчастный случай.
- Еще как причем. Она просто не увидела машину.
- Кто вы?
- Это еще не всё. Пять лет назад в африканской стране, в которой ты был в то время, разразилась засуха. Земля потрескалась, скот валялся на полях, в деревнях был голод, дети ходили с вспученными животами.
- Разве я в этом виноват?
- А ты разве забыл ту дальнюю деревню, в которой ты случайно наткнулся на старые маски? Я вижу, они составили добрую половину твоей коллекции.
- Я заплатил за эти маски.
- Чем? Забыл? Ты сговорился со старейшиной, что привезешь в деревню сотню яиц. Деньги им были не нужны, до города далеко, а деревня голодала уже неделю. Этих яиц им хватило бы, чтобы прокормиться несколько дней. Для тебя это была хорошая сделка: лучшая половина твоей коллекции за бесценок.
- Я привез эти яйца, как обещал.
- Да, привез. Только яйца были тухлые.
- Я этого не знал.
- Знал, знал. Ты купил их в три раза дешевле обычной цены.
- Нет, нет.
- Ты помнишь эту деревню? Там были беременные женщины, там были грудные младенцы, которых нечем было кормить, потому что у матерей пропало молоко. Ты помнишь глаза этих людей? Ты помнишь, как они тебя благодарили, когда ты забирал свою коллекцию? Скольких из них ты убил?
- Они бы всё равно умерли.
- Через семь дней после твоего отъезда в деревню доставили продукты. Если бы яйца, которые ты привез, были свежими, многие бы выжили.
- Вы пришли меня убить?
- В тебе яда больше, чем в кобре. В тебе зависти и злобы столько, что она уже разъедает твои внутренности и твой мозг. Ты ненавидишь людей и убиваешь их своей ненавистью.
- Я никого не убивал.
- Своими руками нет. Но ты убийца.
- Я не виноват.
Специалист был напуган. Он не понимал, как неизвестно откуда взявшийся старик мог всё это узнать. Это было давно и в разных странах. Он сам старался об этом не вспоминать. Он до сих пор не мог забыть глаза маленькой девочки с торчащими в разные стороны косичками, которая подбежала его поблагодарить за те яйца.
- Два года назад ты просто украл в лавке приглянувшуюся тебе маску.
- Неправда.
- Правда. Торговец вышел и оставил вместо себя на время мальчишку, помощника. Ты обманул ребенка и украл маску.
- Пусть так. Ничего особенного не случилось.
- Случилось. Торговец избил мальчика до полусмерти.
- Кто вы?
- Можешь считать, что я твоя совесть. Можешь считать, что я – твоя смерть.
- Так вы хотите меня убить?
- Зачем мне тебя убивать? Ты сам умрешь и очень скоро. Ты настолько переполнен злобой, что желчь убивает тебя изнутри. Человек не может так долго ненавидеть себе подобных. Ты умрешь от рака, ты будешь умирать один, и я говорю об этом без сожаления.
Специалист больше не мог говорить. У него дергалась щека и дрожали руки.
- А теперь вспомни, что ты сделал с человеком, чтобы завладеть маской, которую я пришел вернуть.
- Я ее купил. Я заплатил большие деньги.
- Ты довел его до сумасшедшего дома. Ты погубил его жизнь, ты разбил его любовь.
- Да, пусть так. Но я об этом не жалею. Мне его не жалко. Он заслужил это наказание. Нельзя иметь многое и не платить за то, что имеешь. Он заплатил. Вы, может быть, правы: я совершил много ошибок в жизни. Но и она достаточно погримасничала надо мной. Пусть так. Да, вы правы: мне до сих пор снятся глаза маленькой девочки с торчащими косичками из той деревни. Наверно, она умерла. Мне ее жаль. А его нет, его не жаль. Я славно повеселился над ним. Я все-таки провернул этот фокус с клоунской маской, хотя доктор просил: не надо. Как же, очень даже надо. В окошечко: тук-тук-тук. Ха-ха. Войдите. На седьмой этаж. Вот это был аттракцион.
Старик в упор глядел на него, не перебивая. Специалист говорил, захлебываясь словами. В исказившихся чертах его лица почти уже ничего не оставалось от нормального человека.
- Да, я его ненавижу. Да, признаюсь, я хотел этого. Потому что у него есть всё, чего нет у меня. У него маска, у него женщина, у него любовь. Я ненавижу его.
- Благодаря тебе у него теперь нет ничего. Но будет. Потому что он – человек, а ты – гадина.
Вот твои деньги. Мне они не нужны. Давай сюда маску.
Дрожащими руками специалист снял маску и протянул старику.
- Ты мне противен, - сказал на прощанье Нгума.
И он исчез вместе с маской прежде, чем за ним захлопнулась дверь.
Глава 14.
Алексей лежал одетый на кровати гостиничного номера в Петербурге, рядом сидела Наташа.
- Кому только понадобилась эта командировка? – рассуждал он. Срочно в Питер, на симпозиум, а симпозиум только через два дня. Хорошо хоть ты со мной поехала. Как тебе удалось на работе договориться?
- Взяла за свой счет. Пусть Ира одна повкалывает.
- Солнышко мое. Люблю.
Доктор обхватил Наташу сзади и притянул к себе. Она вяло отстранилась.
- Да подожди. Мы что, так и будем в номере сидеть и к симпозиуму готовиться? Или ты меня все-таки пригласил по Питеру погулять?
- Бог с ним, с симпозиумом. Тем более, что он только через два дня начнется. Ты права, как всегда, моя радость. Всё, что ни делается, к лучшему. Будем два дня гулять. Я вас приглашаю в двухдневный питерский загул, мадам.
- То-то. А то я уж было пожалела, что за тобой потащилась.
- «Потащилась», фу, как грубо. Полетела на крыльях любви, вот как надо говорить.
- А я вообще женщина грубая и прямая, ты разве не заметил?
- Заметил, когда ты Андрею правду-матку об Ире выкладывала.
- Да никакая это не правда, как раз.
- Вот тебе на. Ты что же всё это про дипломата выдумала?
- В основном. Дипломат был, он со мной к Ирке в гости приходил. Только больше ничего не было. Посидели и разошлись. Хотя могло бы быть. Но не случилось. Не судьба.
Алексей сел на кровати и ошарашенно поглядел на Наташу.
- Зачем же ты ему всё это нарассказывала?
- Так. Сама не знаю. Надоело смотреть, как мужик то мучается, то радуется из-за нее. Результат-то всё равно тот же самый. Разошлись, значит разошлись. Забудь про нее и найди себе другую.
- Ты себя ему взамен что ли хотела предложить?
- Хоть бы и себя. Только он не оценил.
- Да, Наташа. Мы с тобой два сапога пара.
- Ты это к чему?
- Да так. Оба хороши. Оба руку приложили, чтобы его до психушки довести.
- Ты говори, да не заговаривайся. Не знаю, что ты там приложил, и не хочу знать. А я хоть и наговорила ему про Ирку с дипломатом, так для его же блага. От этого с ума не сходят.
- В чем же благо?
- Всё, что я про Иру рассказывала: про ее любовь мужиков менять – правда, хотя сейчас платонический период у нее что-то затянулся. Поэтому через месяц она бы его всё равно бросила. Так что для него же лучше не теребить былое.
- Ладно. В любом случае ему не скоро придется кого-то теребить.
- Действительно так всё плохо?
- Хуже некуда. Зациклился на одном, это плохой признак.
- Что ж. Чему быть, того не миновать. Видно, у него планида такая, сумасшедшая.
- Жалко парня.
- Всё. Хорош жалеть и бить себя в грудь: «моя вина», «mea culpa». Нет здесь ничьей вины. В конце концов, мы сюда развлекаться приехали или истории жалостливые друг другу рассказывать?
- Развлекаться. До сих пор помню, как мне Андрей про свой питерский вояж с Ирой рассказывал. А как я тебя увидел, сразу решил: теперь наша очередь в Питер ехать.
- Что-то мы с тобой долго своей очереди дожидались.
- Сама знаешь: работа, семья.
- Не скули. Мы идем гулять?
- Идем.
Алексею, на самом деле, хотелось пройтись по тем же местам, о которых ему в мае говорил Андрей. Как психиатр, он прекрасно понимал, что тем самым он себя как бы самоутверждает, как бы уговаривает себя, что он тоже парень не промах, тоже может сняться с насиженного места и уехать вдруг в другой город погулять с понравившейся ему женщиной.
Они гуляли по Невскому, по набережной Невы, по мостикам каналов, поехали в Петродворец, а вечером допоздна сидели в ресторане: танцевали, пили, смеялись, словом, всё, как полагается. Об Андрее с Ирой они больше не говорили. Оставался еще один день и одна ночь. Наташа возвращалась в Москву, Алексей оставался на свой симпозиум.
Они вернулись в номер и занимались любовью: долго, со знанием дела. Наташа в этом была большая искусница. Потом они лежали на спине и курили.
- Знаешь, Наташа, я от жены ухожу.
- Зачем?
- Не могу больше. Как прихожу вечером домой, так такое чувство, будто в родное болото каждый раз окунаюсь.
- Так это и есть твое родное болото.
- Надоело. Свежего воздуха глотнуть хочется. Пока не состарился совсем.
- Седина в бороду, бес в ребро.
- А то потом так затянет, что уже не выберешься.
- Что ты мне сказки рассказываешь, Алексей? Что я тебя не узнала за это время? Тебя уже давно затянуло, и никуда ты не денешься. Ты же не Андрей.
- Да хватит про Андрея. Нет его больше. Зомби он. Забудь. Что вы все: Андрей да Андрей.
- Ладно, котик. Я не хотела тебя обидеть.
- Я с женой уже говорил.
- Так далеко зашло? И что же она?
- Рыдала, кричала: «Уходи, скатерью дорога».
- Ну и уходи, если решил.
- Так я к тебе решил уйти, Наташа.
Наташа приподнялась на локте и посмотрела на доктора.
- Милый, ты в своем уме?
- А что? Нам с тобой хорошо. Ты мне нравишься, я тебе тоже. Давай жить вместе.
- Выкинь это из головы. Я не буду с тобой жить.
- Почему? Что тебя не устраивает?
- Ты. Ты меня не устраиваешь.
- Можешь объяснить, почему?
- Да потому что, если я тебя приму, если ты ко мне переедешь, если мы начнем вместе жить, то уже через год, не позже, моя жизнь или наша жизнь превратится в такое же болото, о котором ты рассказываешь.
- С чего ты это взяла?
- С того, что я тебя уже знаю, дорогой. Скажи, твоя жена, какой она была, когда вы познакомились?
- Я уже не помню. Молодой, веселой, наверно.
- А сейчас она много веселится?
- Где же нам веселиться: дом, работа, семья. Сын вырос, остались дом и работа.
- Вот видишь. А мне этого мало. А если я с тобой буду жить, то ты и меня запряжешь в это колесо: дом, работа. Не специально, конечно. Просто ничего другого ты придумать не сможешь. Не дано тебе придумывать.
- А чего тебе надо? Чтобы я жизнь по-своему перекроил? Так не получится. Не я придумал этот порядок, не мне его и менять.
- Вот и я про то же: не получится у тебя ничего изменить.
- Что менять, объясни, и зачем? Я работаю, зарабатываю деньги. Через год-два стану главврачом. Дом – он и есть дом. Летом за границу будем ездить, отдыхать. Что еще? Что еще ты можешь придумать?
- Я не знаю. Мужик должен думать и придумывать. На то он и мужик. Я знаю только одно: мне так жить скучно. Такая жизнь не по мне.
- Наташа, не спеши с решением. Нам так хорошо вместе.
- Хорошо в постели, согласна. Но постель – это еще не вся жизнь. Что ты мне еще можешь предложить? Пойми, я говорю сейчас ни о деньгах, ни о подарках. Вот ты вывез меня в Питер, я тебе очень благодарна. Но ведь если бы не твой симпозиум, мы бы и не поехали никогда. Мне мало только дома и работы. Мне мало точно по расписанию ездить отдыхать в отпуск летом. Я не могу определить, не знаю, чего мне хочется. Но этого мне мало.
- Наташа, я сказал жене, что у меня есть другая женщина. Я имел в виду тебя.
- Зря. Поторопился. Но не бойся, она тебя примет обратно и еще лучше станет за тобой ухаживать.
- Нет, не хочу.
- Захочешь. Очень скоро захочешь и вернешься. Ты ведь уже привык. Ты не сможешь жить по-другому. Ты устал от однообразия жизни, я тебя понимаю. Но иначе ты жить не умеешь. Тебе нужна любовница. Так я у тебя есть. Мы будем встречаться раз в полгода, когда я буду приезжать. И всё у нас будет хорошо.
- Как приезжать? Откуда приезжать? Почему раз в полгода?
- Я не хотела тебе пока говорить, не хотела тебя расстраивать. Но раз уж пошел у нас такой разговор: я замуж собираюсь, за датчанина.
- Теперь понятно, почему ты мне отказываешь. Так бы сразу и сказала.
- Нет, ты не понял. Если бы ты был другим, я не имею в виду умнее или богаче, ты умный и достаточно обеспеченный, но не в этом дело, другим – значит, другим человеком. Если бы я знала, что жизнь моя с тобой будет не то чтобы сказочной – я не верю в сказки, - а полноценной, насыщенной, изменчивой, непредсказуемой, а не такой, к какой ты привык, я бы без раздумий стала жить с тобой и послала бы этого датчанина в его Данию.
- А что, этот датчанин другой, не такой скучный, как я?
- Не знаю, скорее всего, такой же.
- Тогда почему он, а не я?
- Потому что он датчанин. Потому что он живет в другой стране. Потому что мне надоело здесь. Потому что, если мне не встретился в жизни такой человек, как Андрей, который может любить безоглядно, который закрутит и унесет, не спрашивая и не планируя, хоть куда, то лучше жить в спокойной стране по имени Дания, чем в непредсказуемой стране по имени Россия.
- Опять Андрей. Ты влюблена в него что ли?
- Если тебе очень хочется знать, да, влюблена. Только у нас с ним никогда ничего не получится. Даже если он выздоровеет. Он выбрал другую женщину, Иру.
- Что же ты говорила, что они с Ирой через месяц расстались бы?
- Не обращай внимания. Мало ли что женщина, особенно влюбленная женщина, может наговорить. Со зла, конечно, из ревности.
- Что же с нами со всеми будет?
- Андрей, дай Бог, выздоровеет, женится на Ире, увезет ее куда-нибудь за тридевять земель в тридесятое царство, и мы их больше не увидим. Ты возвратишься к жене и будешь жить, как жил. Я выйду замуж, уеду вместе с дочками в Данию и, скорее всего, буду снова скучать. Мы с тобой будем иногда встречаться, ложиться в постель и получать удовольствие. И все будут довольны.
Так закончился их роман, не успев начаться.