ПОЛЁТЫ И ПОИСК ИСТИНЫ ВО СНЕ
Посвящается Виктории Касьяновой
"Сонной грёзой счастье длю..." К.Бальмонт.
Раньше я недооценивал сны.
Но знакомство с «Коллекцией сновидений» Виктории Касьяновой изменило моё к ним
отношение.
Я воспринимал сны как некую досадную, но неустранимую, данность:
они ведь воруют время у яви, которая и без того коротка.
Лишь один издавна повторяющийся сон мне нравился.
Раньше часто, а теперь всё реже и реже, мне снилось, что я летаю.
О, этот неописуемый восторг обретения новой степени свободы!
Каким-то невероятным, почти физически ощущаемым усилием, не шевеля при этом ни
единым мускулом, я принимал по отношению к земле горизонтальное положение, парил
и перемещался в воздухе.
Я мог это делать в комнате, зависая над полом, вращаясь в любую сторону и даже
взлетая под потолок.
Иногда это происходило в присутствии каких-то зрителей.
Тогда возникало чувство гордости за мою уникальную способность и что-то похожее
на весёлое предвосхищение того непомерного удивления, которое эта способность
вызовет у наблюдающих мои полёты.
Это был как бы цирковой номер, ловкий трюк, и умением его исполнить владел лишь
я один.
- Смотрите, - говорил я им беззвучно, - я горизонтален и ни за что не держусь.
Могу опуститься ниже, могу подняться выше, могу подлететь к окну и облететь
вокруг люстры.
Ну как тут было собою не гордиться!
Не помню, однако, чтобы кто-нибудь меня похвалил. Вероятно, это само собою
разумелось.
Но высший шик и пилотаж – это, конечно, полёты над Москвой.
О, это счастье свободы перемещения над автомобильными пробками, когда ты волен
беспрепятственно лететь в любом направлении!
Я – птица. Лечу, куда мне надо, над светофорами, башнями домов и задранными
кверху лицами прохожих, в которых застыло непомерное недоуменное удивление.
Только провода беспокоили меня при взлёте: так и норовили поймать меня своими
прямыми нитями. Нужно было лавировать. На это уходили силы.
Отчётливо помню ощущение того, что летал я благодаря запасу какой-то внутренней
энергии, которой хватало, увы, ненадолго.
Когда она кончалась, и нужно было опускаться, я всегда делал судорожные усилия,
чтобы хоть сколько-нибудь продлить полёт. Пролетая над последним перекрёстком,
выжимал из себя остатки сил, чтобы не упасть среди машин…
Приземлений я не помню.
После таких снов, по утрам, я чувствовал себя счастливым, в радостно-приподнятом
настроении проводил часть дня, а затем всё куда-то уходило.
Ежедневно, безрадостно простаивая в бесчисленных московских пробках драгоценные
часы жизни, я с безысходной грустью вспоминал свои полёты во сне. Вот бы сейчас
взлететь над этим урчащим моторами стадом…
С удивлением я узнал когда-то, что летают во сне не все.
Но самый удивительный, загадочный и многозначный сон приснился мне совсем
недавно.
Я иду, почему-то, по Берсенёвской набережной Москвы в сторону Воробьёвых гор.
Тротуар во многих местах разрыт. Какие-то канавы. Приходится лавировать между
кусками асфальта и комьями глины, разбросанными на пути.
Делать мне это особенно трудно из-за непривычного одеяния.
С головы до ног я закутан в какие-то длинные хламиды. Тюрбан на голове – и тот
обвит сверху какой-то тканью. Что-то на мне типа бедуинских одежд. При этом я
чувствую, что под всеми этими тканевыми наворотами телу моему очень удобно и
легко. Если бы ещё не этот строительный мусор под ногами…
Встречные с удивлением меня рассматривают, но меня это нисколько не смущает,
будто я от рождения ношу эти арабские прикиды.
Но самое интересное, что под одеждой надёжно скрыт от посторонних глаз какой-то
драгоценный древний фолиант.
С большой нежностью я прижимаю к сердцу это сокровище и иду туда, неведомо куда,
где в спокойном и сосредоточенном одиночестве я смогу погрузиться в глубины
мудрости, пережившей века.
Книга приятно тяжела. Много страниц – много ожидаемой радости приобщения к
мудрости древних.
Вот прочту эту книгу и пойму всё…
И вдруг вольная прихоть сна переносит меня как бы назад во времени…
Арабский Восток.
Просторное помещение во дворце, убранное в шахерезадном стиле.
Изобилие воздуха, света, ярких красок и ароматов.
Почтенные мужи в тюрбанах и длинных одеяниях вприлёжку расположились вокруг
заставленного яствами стола и ведут учёные беседы.
Каким-то образом и я среди них затесался.
Ничем не выделяюсь. Так же одет и почтительно внимаю говорящему.
Такое ощущение, что я впервые допущен в это собрание, что для меня это большая
честь.
Я внимательно слушаю и предвкушаю просветление.
Идёт обсуждение какого-то трактата.
Напряжённо вслушиваюсь в то, что говорит некое толстомясое лицо под красочным,
сверкающим драгоценностями тюрбаном. Наверно султан…
И вдруг, напряжённое ожидание непостигнутой ещё Истины сменяется недоумением: я
осознаю, что с многозначительной важностью и даже надменной пренебрежительностью
к слушателям изрекаются банальности.
Разочарование… Нетерпеливое ожидание возможности покинуть этих старцев, толкущих
воду в ступе.
И вот я шагаю по Берсенёвской набережной…