Леля всегда хотела иметь двоих детей. Будучи ещё маленькой девочкой, в детском саду, когда она играла в дочки – матери, то детей у неё было двое. Будучи красивой девушкой Леля, делясь мечтами и секретами со своими подругами, говорила, что хочет двоих детей.
Когда у Лели появился Игорь, её молодой человек, она говорила ему, что хочет двоих детей. Учась в институте, Леля хвасталась своим Игорем и говорила, что у них будет двое детей. «Почему ты так уверена что у вас будет двое детей? – спросила Лиза, её однокурсница, - Ведь бог может послать тебе троих или только одного?!». «Нет, - отвечала Леля, - у меня будет двое детей. Я материнским инстинктом чувствую!». «Ну а всё же, если у тебя будет третий, что сделаешь? Откажешься??» – смеясь сказала Лиза, подрузомевая только хорошее. На что Леля не ответила и по- прежнему мечтала о счастливой семейной жизни с двумя детьми: Ильёй – мальчиком и Лерой – девочкой.
И вот Игорь сделал Леле предложение. Они поженились. У них родилась девочка, назвали её Лерой (на этом настояла Леля). Через год родился мальчик. Назвали его Ильёй. Счастливая Леля жила и радовалась тому, что была права со своим материнским инстинктом. Через четыре года Леля забеременела вновь. Но на тот момент её уже бросил Игорь. Леля родила. Леля не любила этого ребенка. У неё должно быть двое детей! Когда малышке Марине исполнилось 7 лет, она пристроила её в интернат и уехала в другой город с Ильёй и Лерой. Когда Марине исполнилось 19 лет, и она была самостоятельной красивой девушкой, она решила повидаться с матерью.
Марина приехала в город Л., где жила её мать с её сестрой и братом.
Леля как раз закончила готовить. Звонок в дверь. «Кто ещё там?! Никого вроде и не жду,» - подумала Леля
- Кто там?
- Открывай! Свои!
Голос Марины, оказывается, был очень схож с голосом Леры, так что Леля открыла дверь, уже заранее радовавшись что это Лера.
- Привет! – с улыбкой и сияющими глазами сказала Марина.
- М..м..Марина...?
-Да. А что, не ждали?! – проходя в квартиру сказала Марина.
Леля стояла в ступоре. Марина прошла и села на диван, как в своей собственной квартире. Впрочем, она на самом деле чувствовала себя очень не комфортно. Сидя на старом, скрипящем от каждого вздоха диване, Марина разглядывала убранство в квартире. Гостиная комната была сера и не уютна. На стенах пожелтевшие со временем обои, на которых Марина с трудом разглядела узор в виде переплетающихся лилий, старый потертый ковер на полу, несколько тумб и сервант у двери. Старый телевизор (нет, не чёрно- белый, а сам по - себе устаревшей марки) страшно рябил при смене более светлого изображения на более темное. Из вещей, что создают в доме уют, таких как мягкие подушки на диване или различного рода вазы и свечи, была лишь одна древняя ваза на самом верху серванта, полки которого занимали многочисленные романы. Не трудно было догадаться, что во всей квартире было так серо и не приветливо. Леля подошла к дивану но не присела.
- Будешь чай? – спросила она.
- Нет, лучше кофе, - ответила Марина.
Леля стояла. Она не повернулась и не пошла на кухню. Она просто стоял аи смотрела.
- Где Лера? Илья? Они тебя часто навещают?
- Они живут отдельно. На другом конце города. Ну они очень заняты, - тут Леля замялась,- бывают редко.
Небольшая пауза.
- Они ведь работают, - продолжала оправдывать своих детей Леля, но её глаза начали слезиться.
Марина была совсем не глупой девушкой. Она все поняла.
- И как давно они тебя навещали? Год, а может два назад?
Леля не отвечала. Слёзы полились из её глаз. Она опустилась на кресло и начала беззвучно плакать. Сквозь слёзы она говорила:
- Я осталась совсем одна, Мариночка! Совсем одна! Они звонят – то мне очень редко. Я совсем одичала! Мариночка, душенька моя, прости, прости меня, старую дурру!
Леля подошла к Марине и встала на колени перед ней. Она рыдала ей в ноги. Марине было это противно и настолько больно одновременно, что она застыла и не знала что сказать. Её руки потянулись к волосам матери. Ей было очень её жаль, но кто бы пожалел Марину за все это время? Девушке пришлось совсем нелегко, было очень трудно выжить и одновременно не терять чувства собственного достоинства. Но эта обида засела так глубоко в её сердце, что и простить Марина не могла. Она приехала с той мыслью, чтобы показать себя, мол «Смотри, какая я выросла! А ты ведь от меня отказалась! Теперь проси меня о прощении!». Но марина не представляла себе , что будет так трудно смотреть и ощущать все это. Всю эту горечь и вспыхнувшую обиду.
Марина встала и пошла к двери. Она, ещё вчера, собирая вещи в поездку, готовила речь, которую она обязательно скажет своей матери. И вот, как она считала, пора заканчивать эти слюни и сопли.
- Моей вины перед тобой нет никакой. Винить ты можешь только себя, в том, что осталась одна, одна со своим эгоизмом. И каково тебе? Весело? Вижу, что - нет. Мне пора идти, - сказала Марина, разворачиваясь к двери,
- Я просто хотела, чтобы ты увидела меня и поняла, что я стала хорошим человеком, и чтобы ты пожалела о том, что сделала. Вижу, что жалеешь, но если бы я не явилась, ты бы обо мне и не вспомнила. И не вспоминала бы ещё очень долго. Но я рада видеть, что в тебе осталось ещё что - то человеческое, что – то материнское! Но всё равно мне по-прежнему очень больно и наврятли я смогу тебя простить, - сказала Марина, открывая дверь.
Леля стояла молча, и с её лица продолжали капать слёзы. Она понимала Марину. В такой ситуации она бы, наверное, сама бы так поступила.
- Ах, да, -сказала Марина, стоя уже у порога,- вот фрукты и сладкое,- протягивая большой пакет, она добавила, - к чаю.
Дверь захлопнулась. Леля стояла, не ощущая своего собственного тела. Она была безумно зла на себя. Её исполняли эмоции, причем самые горькие и не радостные эмоции. Сердце её разрывалось от боли, от скорби, от ненависти к себе самой. Она подошла к дивану и упала на него. Не долго ворочаясь, она уснула с страшном смятении своей души.
Тем временем Марина спустила и выйдя со двора, остановилась за ближайшем углом и закурила. Лицо её было мокрым от слёз. «К чёрту обиды! Она – мать. И главное, что она жалеет и раскаивается. Просит прощения... Хм... но она ни слова не сказала о том, что жалеет о содеянном. Ну, да ладно, она ведь просит прощения. У человека должен быть шанс!»
Марина вошла во двор, зашла в тот же подъезд, поднялась по ступеням и, полная решимости и всего доброго в сердце, позвонила в звонок. Тишина. Ещё три раза позвонила в звонок. Тишина. Она постучала в дверь. Дверь отворилась, она не была заперта. Войдя в гостиную, Марина увидела Лелю, спящую на диване.
-Ах, мамочка, прости меня тоже!- сказала она, бросившись к дивану и полная слез радости на глазах. Она обняла мать за голову, но та продолжала спать.
- Просыпайся же! Проснись! – кричала дочь.
Но мать не просыпалась. И не проснулась, лежа на больничной кушетке, с обступившими её врачами. Разрыв сердца – вот диагноз врачей.
Слабое материнское сердце с еле развитым материнским инстинктом не выдержало такого горя. Но услышь она слова прощения, были бы счастливы и мать, и дочь. Но слова эти не были услышаны.