Яблочный спас
1
Тёплый августовский денёк неспешно катился к вечеру. В голубом небе плыли стайки белых облаков. Старый парк, окружавший Дом ветеранов сцены, чем-то напоминал райский сад, каким его воображают знающие Библию люди. С реки Невки налетал свежий ветер и пошумев в старых кронах высоких деревьев – мчался вниз к молодым яблоням, где отрясал с отяжелевших веток зрелые плоды. Падая вниз, яблоки глухо стукались о землю, пугая снующих в траве птиц.
У парадного входа в ДВС, лаял на чужих пёс Дружок, пытаясь снять лапой свой намордник, одетый хозяйкой, чтобы пёс не покусал ветеранок, допекавших его
чрезмерной любовью.
Возле свежеокрашенных скамеек, в тени деревьев куражился пьяный в стельку,
слепой ветеран Гусев. Рядом с ним, две поддатые старушки, одна из которых -жена Гусева, пытались увести его домой. Но слепой крепко обхватил одной рукой
ствол дерева, а другой легко отбивался от шустрых старушек, покрывая грязной лексикой, чистую благодать райского сада.
Гусев жил с актёрами, не имея к искусству Мельпомены никакого отношения. Тем ни менее, он мог легко научить дряхлеющих здесь Отелло, как им душить жён, требуя от них не платка, а бутылку водки. Что и делал слепой Гусев со своей терпеливой женой, принуждая её бегать в магазин за бутылкой.
Правда, среди ветеранов ходили слухи, что Гусев всё же имел к искусству
отношение, и даже очень близкое. Лет 30 назад, он, ещё молодой и не пьющий коммунист, был в Москве на знаменитой выставке художников нонконформистов. Её
раздавили бульдозерами у станции метро «Беляево». Гусев был тогда водителем одного из этих бульдозеров, и лихо давил своим железным конём картины, чуждых его пролетарскому духу нонконформистов!
Но позже в отечество неожиданно нагрянула свобода, как пьяная баба на весёлую попойку! И те же коммунисты, отдававшие когда-то Гусеву приказ давить нонконформистов, стали вдруг либералами и, ошалев от необъятных просторов всемирного бытия, осудили своего бывшего товарища Гусева за тоталитарные замашки.
Под натиском демократических перемен Гусев потерял ориентиры в жизни
и, как ум нестойкий – начал выпивать, и вселился в Дом ветеранов уже очень пьющим и даже слепым. Живя тут уже год, бил бедолагу жену, вымещая на ней горести своей незрячей жизни.
2
Начальство Дома ветеранов не раз пугало выселением слепого буяна и Гусев
струсив, выпадал в осадок. Но отстоявшись, начинал снова мутить чистую воду ветеранской жизни. Приводя в трепет дряхлеющих актёров своим, якобы чекистским прошлым, он снова гонял жёнку в магазин за водкой.
Когда-то в Доме ветеранов в основном жили актёры и господ вроде Гусева, сюда не брали. Но, нынче и актёры стали господами, и кое-кто из них, возглавив СТД, так лихо распорядился богатством бывшего ВТО, что сегодня на ремонт актёрского убежища денег нет. Как нет их и у большинства актёров! И основанный для них дом, стал им не по карману.
Но Рынок скалит зубки и чтобы выжить, начальство стало заполнять актёрский дом на дорогой, как сейчас говорят, коммерческой основе разношерстной публикой, вроде Гусева, который уже и заскучал под деревом, пока мы отвлеклись на эту грустную тему.
А из Дома ветеранов, уже выходила экскурсия, возглавляемая строгой и интеллигентной актрисой Романовой. Бывшая курганская героиня, она водила иногда эти случайные экскурсии, занимательно рассказывая об истории Дома ветеранов, и его основательнице – Марии Савиной. Вот и сейчас Романова заканчивала свой рассказ привычной фразой:
- Наши ветераны, с благодарностью помнят великую русскую актрису Марию Гавриловну…
- Имел я в рот, вашу Гавриловну! – весело крикнул под деревом пьяный ветеран Гусев.
Это вызвало смущение юных и возмущение зрелых экскурсанток. И тогда
единственный там мужчина, сын Романовой, который и привёл своих сослуживиц на экскурсию к маме, сделал решительный шаг к слепому оскорбителю великой актриcы основательницы! Но дремавший пёс «Дружок» вдруг проснулся и кинулся с лаем на чужака, защищая ветерана Гусева. Пса успокоили, но увы, радужный финал экскурсии был испорчен.
Романова, пытаясь загладить этот конфуз, показала всем на живописный подвал с белыми колонками, и возвышенно произнесла:
- Перед вами старинный подвал? Когда-то, его заполняли льдом, для хранения продуктов. В далёком 1916 году, вон там, – она показала на мост через Невку, – был сброшен в реку недобитый Гришка Распутин!
Голос Романовой трагически дрогнул:
- Тело царского любимца, три дня лежало на льду нашего подвала, а после, его дух ещё долгие годы витал над этими местами.
- И витал здеся Гришка до самой перестройки! – дополнил легенду
Романовой всё тот же Гусев, – Пока наш, дорогой и любимый, Михаил Сергеич Ельцин, не свернул Россию, на единственно верный путь!
- Не Михал Сергеич Ельцин, а Леонид Ильич Горбачёв! – поправила
Гусева подруга его жены, старушка Галя с синяком под глазом.
3
- Тихо вы, а то вас посадят в ПТУ! – шепнул Гале, сидевший тут же
на скамейке, ветеран Океанов, профессор, работавший когда-то на Космос, куда и поехала нынче умненькая «крыша», всеми уважаемого профессора.
- Сажают не в ПТУ, а в ФЗО! – убеждённо поправил профессора Гусев и уронил в траву свои чёрные очки. Без них он стал похож на слепого Дон-Кихота.
Актриса Романова вздохнула и увидела подошедшего к лавочке полноватого дядю в спортивных штанах с оттянутыми коленками.
- О-о! А это наш ветеран! – радостно сказала экскурсии Романова, увидев его трезвое лицо. – Он известный актёр, снимается в сериалах. Правда, я забыла
его фамилию, – простодушно призналась Романова, и строго глянула на затихшего под деревом Гусева.
От слепого отцепилась старушка Галя с подбитым глазом и нетвёрдым шагом направилась к экскурсанткам. Те окружили участника сериалов, и даже пытались вспомнить его.
- Вроде, лицо известное, – шепнула одна экскурсантка. – По ящику видела, а где, не вспомню?
- Сколько добра-то, сливают по каналам, разве всё упомнишь! – ответила ей подруга.
- А это никому не известная актриса! – сказал не узнанный ветеран -участник сериалов и указал на старушку Галю с синяком под глазом.
Экскурсантки оживились – с синяком всё было узнаваемо и понятно.
- Она у нас гримёр, а это образец! – резвился неузнанный ветеран, указав на Галин глаз. – Уроки у неё можете… брать по гриму.
- Братья Грим здесь не причём! – не расслышал глуховатый Гусев и, упав под дерево, сразу уснул.
Пёс «Дружок» подошёл к Гусеву и лёг на ростоянии алкогольного запаха от
ветерана.
А старушка Галя весело общалась с экскурсией:
- Фингал мне зазвездила кастрюлей ветеранка Катер! – показала она на синяк, – Я хотела подать на Катер в суд и вызвала мента. А он мне сказал:
«Ну, посадим мы её в тюрьму, а 80 - ти летняя ветеранка там не выживет?» Жалко мне стало Катер, твою матер! Я её и простила. Бывает и на старуху – проруха!
Экскурсантки посочувствовали Гале и она интимно прожурчала:
- Когда, я, работала помрежем в Александринке, у нас два актёра, любили одну гримёршу, вот их у нас в театре называли: Братья Грим!
Экскурсантки засмеялись, а строгая ветеранка Романова повела их от греха подальше с ветеранского двора.
- Ты, видела по телику встречу нашего Президента с питерской интеллигенцией? – спросила подругу одна из экскурсанток.
4
- Это где твоему любимому артисту Калягину, он сделал замечание за неудачное сравнение с Курильскими островами? – уточнила подруга.
- Ой, про Калягина, ты, лучше молчи. Видела его недавно в спектакле
«Король Убю». Бегал по сцене как Чебурашка, с красными щёкам, только уши меньше,
и ещё ругался матом!
- Что же, вы, хотите от пьяненького ветерана? – заметила пожилая
экскурсантка – Если у них начальство, на сцене матерится! И вот этих актёров, Президент защищал по телевизору, перед всей страной?
Услышав это, огорчённая Романова возразила:
- В нашем Доме очень много хорошего и не стоит обращать внимания
на недоразумения. И Президент у нас очень хороший! Просто о - о - отличный!
А те, – Романова кивнула в сторону слепого Гусева, – вообще не актёры!
- А я вот, актёр! – раздался у ворот мощный голос. – И не стыжусь
этого!
Все оглянулись и увидели солидного, и помятого господина с орлиным взором. Он был в шлёпанцах на босу ногу и задрав бутылку донышком в небо, неспешно пил из неё густопсовый портвейн. «Горнист эпохи» – звали в эпоху развитого социализма, таких пьющих из «горла» мужичков. И помятый господин, видимо не забывал славных советских традиций.
Допив вино, «горнист» аккуратно поставил пустую бутылку у ворот ограды, и притушив свой орлиный взор, отставил левую ногу и ловко поклонился дамам экскурсии. Лёгкий треск раздался в его позвонках и суставах, но «горнист» легко выпрямился. После взлохматил седые волосы и приложив руку к сердцу сказал:
- Храполюк-Познанский, актёр драмы и кино! Герой-любовник из Белгорода. Разумеется, бывший. Если мы вам понравились, милостивые государыни, то прошу пожаловать к нам ещё!
Экскурсантки завибрировали от его низкого, чуть треснутого от портвейна, бархатного голоса! Но брюки бывшего любовника, много раз обмоченные, издавали такой терпкий аромат, что экскурсанты быстро сели в автобус и уехали.
Интеллигентной Романовой захотелось скинуть бывшего любовника с моста в реку! Но, вспомнив дух Гришки Распутина, которого тут так долго витал, Романова
передумала мочить Храполюка, полагая, что уж его-то духа, ветераны не вынесут!
И с этой мыслью, бывшая курганская героиня, уныло поплелась в свою скромную обитель в Доме ветеранов.
А «горнист» ушедшей эпохи был сегодня отпущен из психоневрологического диспансера, а проще говоря, из дурдома, куда его поместили, забрав на цветочной клумбе, рядом с магазином «Пиво – воды». Привычно окосев от любимого портвейна, «горнист эпохи» мирно спал среди хризантем, пока его не разбудил бдительный милицейский патруль.
5
- Ты кто, отец? – спросили его менты.
- Я, герой-любовник, из Белгорода! – гордо ответил Храполюк.
- Понятно, – сказали менты и отвезли его в дурдом.
Там его подлечили, и сегодня утром выпустили на свободу. После скудной дурдомовской пайки, Храполюк, сносно пообедал в ветеранской столовой и тут же сбегал в магазин. Там он мигом устранил двухнедельную паузу от портвейна, выпив первую бутылку у магазина. Вторую уже добавил здесь, у ворот родного Дома ветеранов!
Опьянев, Храполюк вспомнил о клятве «Больше не пить», даваемую много раз ветеранам. И особенно их терпеливому директору Ефиму Львовичу.
- В огне страстей все клятвы, как солома! – процитировал Храполюк, вдруг
пришедшего на память Шекспира. И безжалостно задавив свои угрызения совести, он счастливый и коммуникабельный, вошёл во двор Дома ветеранов! Увидев лежащего в
кустах Гусева, Храполюк поднял его, заботливо отряхнул, и осторожно повёл вглубь
райского сада. Там они сели на заветную скамеечку у яблонь.
- Хреново мне! – пожалился слепой. – И видно лучше не будет?
- Всем лучше никогда не будет, – успокоил его зрячий. – Одним станет лучше, а другим будет хуже! Это, как маятник у часов, этакое колебание нашей радости и печали – вот единственная на земле гармония. Иной и не ждите…
Эту развесистую фразу, Храполюк вспомнил из какой-то давней роли и войдя в актёрское возбуждение, стал жечь глаголом холодное сердце слепого! Зрячий поведал ему про райскую благодать, про красные увесистые плоды, которые уже созрели в их саду к яблочному спасу! И ещё про многое, о чём ещё могут рассказать, понимающие друг друга, мужчины.
В душе у обоих было покойно и светло. Правда, иногда им хотелось помочиться, что они и делали, легко и свободно, не вставая со скамейки, и даже не расстегивая штанов. Так они сидели и мурлыкали, как будто две мужские кошки, пока солнце не исчезло за горизонтом.
А из тёмных окон актёрского убежища, имени великой русской артистки Савиной, смотрели на них с пониманием и завистью, догорающие, как свечи, одинокие ветераны. «Господи, спаси их всех на земле, и сподобь всех нас чистым сердцем!»
© Copyright:
Валентин Букин, 2010
Свидетельство о публикации №210062800128