Большой черный жук плюхнулся с березовой ветки рядом с песочной кучей. Он немного полежал на спине, потом, пошевелив лапками, перевернулся на живот. Жук посмотрел вверх. Перед ним возвышалась огромная гора. Где-то там, за ней, была еда. Самая вкусная еда в мире. Он заметил ее еще тогда, когда был наверху. Через вершину этой горы до еды было ближе всего. Жук какое-то время раздумывал, а потом решительно тронулся в путь.
До середины кучи песок лежал полого, поэтому жук добрался туда довольно быстро. Однако потом дело явно застопорилось. Дальше склон был довольно крутой, и сыпучий песок никак не хотел поддаваться. Добравшись почти до середины, жук трижды соскальзывал вниз, причем дважды вместе с песком.
Перед четвертой попыткой он почистился, потер свои лапки друг о друга, а потом снова самоотверженно бросился на штурм.
– Как ты думаешь, Даша, сможет он через эту кучу перелезть? – спросила Катя.
– Трудно сказать, Катюша, – ответила Дарья.
Девочки уже минут десять наблюдали за жуком. Они сидели на бревнах, сваленных в кучу, недалеко от деревенской церкви.
– Любопытно, зачем ему так необходимо залезть наверх, – спросила Катя.
– Я думаю, что он не к вершине стремится, – ответила Даша, – а к тому, что находится за ней. Видишь, – она указала на толстую гусеницу, которая извивалась между веток, – кажется, именно она его интересует.
– А почему он не обойдет эту кучу? – удивилась Катя, – он бы уже давно добрался до своей добычи.
– Ты слишком многого требуешь от жука, – усмехнулась Даша. – К тому же, это только нам ясна вся картина, потому что мы смотрим сверху. Жук знает только одно, там, за этим препятствием, есть еда, и самый короткий путь к ней – через вершину. Откуда ему знать, что самое короткое расстояние – это зачастую самый длинный путь.
– Ой, Дашка, не могу смотреть, как он мучается, – воскликнула Катя, увидев, как жук в очередной раз скатился с горки. – Давай я его перенесу через нее, прямо к его гусенице.
– Ты, конечно, можешь так поступить, – задумчиво ответила Даша, – только в этом случае ты лишишь его бесценного опыта. В следующий раз он будет точно также штурмовать препятствие, надеясь на то, что произойдет чудо, и он окажется возле еды. Он перестанет надеяться на себя. Он будет думать, что, чем больше он тратит сил на бесплодные попытки, тем быстрее какая-то внешняя сила ему поможет. Если за это время он обзаведется потомством, то и его детям передастся это качество. В конце концов, все его потомство погибнет, так как будет изменена природная программа. Сейчас жук учиться, и это здорово. Если он решит эту задачу, это будет самый ценный подарок его детям. А теперь, если тебе его по-прежнему жалко, можешь ему помочь.
– Что-то мне расхотелось, – засмеялась Катя.
Она отвернулась от жука и посмотрела в сторону деревни. Оттуда к тому месту, где они сидели, шла группа девочек. На улице было жарко, и, видимо, девчонки направлялись на речку.
– Пошли искупаемся, Даша, – предложила Катерина, – смотри, сколько народу на речку идет. Весело будет.
– Пойдем, – ответила Даша.
Искупавшись, девочки опять вернулись на бревна. Здесь уже сидели ребята, человек шесть. В этом месте было прохладно: высокие деревья создавали тень.
Из-за горки вышли две девочки и направились к ребятам.
– Здравствуйте, девочки, – поздоровались они.
Это были подружки – Света и Майка. Они присели на бревнышко.
– Хорошо на речке, – произнесла Майка.
Она блаженно откинулась назад и, подставив лицо нежным лучам солнышка, зажмурилась.
Ребята какое-то время сидели молча.
– А что это к нам в деревню столько машин понаехало. Праздник какой, что ли? – спросила Света, разглядывая подъезжающие к церкви автомобили.
– Так ведь сегодня «Родительская суббота», – ответила Тоня. – Сегодня люди на кладбище собираются, чтобы родственников помянуть, да в церковь идут, чтобы свечку за упокой их души поставить.
Несмотря на жаркую погоду, Тоня была в длинной темной юбке. На голове повязан черный платок. Она была дочкой местного священника и хорошо разбиралась в религиозных праздниках. Среди сверстниц Тоня всегда выглядела старше своих лет. Она отличалась серьезностью нрава и недетской рассудительностью.
Девочки какое-то время смотрели на людей, которые шли с большими пакетами и букетами цветов на могилки к родственникам.
Зазвонил колокол. Нарядно одетые местные жители потянулись в церковь.
– Смотри, Майка, твоя бабушка в церковь идет, – сказала Тоня, – а ты что же с ней не пошла?
Майка открыла глаза и стала вглядываться в проходящих мимо людей. Наконец узнав бабушку, она опустила ресницы и снова откинулась назад.
– А мне-то что там делать? – сквозь зубы проговорила она.
– Как это что? – возмутилась Тоня. – Богу помолиться, маму помянуть, свечку за упокой ее души поставить.
Девочки знали, что у Майки полтора года назад умерла мама. Это была грустная история.
Родители Майки познакомились еще студентами. Мама училась в хореографическом училище, отец заканчивал режиссерский факультет одного из престижных столичных вузов. Их любовь была яркой и романтичной. Шикарные букеты роз, признания в любви, путешествия – все это было в их жизни. На самом пике их отношений родилась Майка.
Она всегда вспоминала свое детство с какой-то щемящей грустью. Сколько она себя помнила, родители всегда были в разъездах, и Майка часто оставалась одна. Сначала с ней сидели няни, потом их сменила бабушка, мамина мама.
Самые светлые воспоминания у Майки были связаны с теми редкими случаями, когда вся семья собиралась вместе. Майка помнила, как однажды, вернувшись с гастролей, мама пробыла дома целых три месяца. Отец в это время тоже был дома. Они все втроем съездили к морю, а когда вернулись, поехали на дачу.
Майке тогда исполнилось семь лет. На даче собирались друзья родителей. Это были известные люди. Они устраивали шумные праздники, на которых присутствующие называли маму восходящей звездой русского балета. Мама была весела и беззаботна. Наверное, соскучившись по дочери, она проводила с ней много времени. Нередко утром они выходили в сад, где мама танцевала, напевая разные мелодии.
Однажды она вынесла из дома магнитофон и устроила для Майки настоящее представление. Мама двигалась очень красиво. Плавные движения рук, легкий шаг, скорее похожий на полет, завораживали Майку, погружая ее в какие-то приятные грезы. Когда мама закончила танцевать, она остановилась и оценивающе посмотрела на дочь.
– А ну-ка, иди сюда, – позвала она.
Когда Майка подошла, мама поставила ее в какую-то танцевальную позицию и предложила сделать несколько движений. Майка очень старалась.
– Нет, не так, – сказала мама.
Она встала напротив Майки точно в такую же позицию и предложила:
– Повторяй за мной.
Майка стала повторять движения, которые ей показывала мама. Сначала движения были резкими и неуклюжими, но потом стали приобретать плавность и даже изящество. Мама подняла руки и предложила Майке прижать свои ладошки к ее. В таком положении мама стала двигаться в различных направлениях, поднимая и опуская руки. Майка изо всех сил старалась не отставать.
Их занятия продолжались больше месяца. Майка вспоминала это время со смешанным чувством искренней радости и бесконечной печали.
Однажды мама как обычно включила магнитофон и встала напротив Майки. Она начала делать плавные движения, постепенно ускоряя темп. Майка не отставала. Через какое-то время она вдруг заметила, что находится в каком-то необычном состоянии. В голове не было ни одной мысли. Внутри звучала прекрасная музыка. Майка была потрясена, музыка действительно звучала откуда-то изнутри. Мелодия была очень похожа на ту, которая лилась из магнитофона, только она была намного насыщенней.
Майка заметила, что движения, которые она повторяла, стали абсолютно синхронными. Она как будто сливалась с мамой, становясь с ней одним целым. Майка откуда-то знала, что в следующую секунду сделает мама. Ее тело как будто действовало самостоятельно, без всяких сознательных усилий, управляемое не мыслями, а чувствами. Наверное, это было похоже на то, как великий музыкант, переполненный эмоциями, исполняет любимое произведение. Он не думает о том, какие нажимать клавиши, какая будет следующая нота. Его душа в прорыве вдохновения стремится выразить себя в самой совершенной форме. Майка была на седьмом небе. В этот момент она была абсолютно счастлива.
Заметив необычное состояние дочери, мама подошла к магнитофону и переключила музыку. Из динамиков зазвучала быстрая мелодия. Однако необычное состояние не исчезло. Майку захлестнула волна безудержного веселья.
На этот раз мама двигалась очень быстро. Она делала невообразимо сложные движения, высоко подпрыгивала, вращалась волчком. Майка не отставала. Она совершенно точно повторяла все движения мамы. В какой-то момент ей захотелось украсить то, что показывала мама. Она слегка изменила угол наклона тела, что придало ее движениям еще больше изящества. Теперь она не повторяла за мамой, а как будто отвечала ей своим собственным движением. Получался шуточный танцевальный диалог.
– Жаль, что никто не видит, – в какой-то момент подумала Майка.
Как только эта мысль мелькнула у нее в голове, она тут же сбилась с ритма. Пропала внутренняя музыка. Рисунок движений сломался. Майка остановилась. Через секунду она услышала аплодисменты. Майка обернулась. На пороге дома стоял отец. Он улыбался и аплодировал жене и дочери изо всех сил.
– Никогда не думал, – наконец произнес он, – что у вас двоих может так здорово получиться.
– Честно говоря, я тоже не думала, – ответила мама.
Она с интересом смотрела на дочь. Любопытнее всего было то, что Майка даже не запыхалась, в то время как маме потребовалось несколько минут, чтобы восстановить дыхание.
– Я не знаю, Майка, как ты это делаешь, – серьезно сказала мама, – но, по-моему, то, что я видела, это больше чем талант. Я кончила училище, каждый день репетирую, но мне не хватает чего-то, что есть в тебе. Я даже сама не знаю, что это.
Она вдруг искренне улыбнулась, подхватила дочь на руки и прижала к себе. Мама поцеловала Майку в щеку и торжественно произнесла:
– Когда ты подрастешь, я обязательно отдам тебя в училище. Ты станешь великой танцовщицей.
– Такой же, как ты, мамочка?
– Нет, – улыбнулась мама, – судя по тому, что я видела, лучше чем я!
Это было прекрасное время, но однажды оно медленно и страшно тронулось вспять.
Как-то весной мама вернулась с очередных гастролей. Майка заметила, что она явно не в настроении. Мама раздраженно ходила по комнате. Вещи лежали в полном беспорядке. Когда пришел папа, они закрылись в комнате и долго беседовали. Родители говорили громко. До Майки отчетливо доносился голос мамы. Из их разговора Майка поняла, что маме не дали какую-то очень важную роль. Судя по всему, эту роль отдали другой танцовщице, которую мама называла интриганкой, старой коровой и совершенной бездарностью.
Папа пытался утешить маму. Он говорил, что не стоит так переживать, ведь это не последняя ее роль. Если танцовщица, которая обошла маму действительно бездарность, то она скоро провалится, и роль вернут маме.
Выслушав папу, мама перешла на крик. Теперь она обвиняла отца в том, что он не понимает, насколько для нее важна эта роль. Она говорила, что такой шанс выпадает раз в жизни. Что эта роль – путь в «большой», начало блестящей карьеры, слава, деньги – это все, о чем она мечтала.
Майка не понимала, что значит путь в «большой», но чувствовала, что мама очень несчастна.
Наконец мамины чувства достигли высшей точки. Она не кричала, она срывалась на визг.
– Я от всей души желаю, чтоб она сдохла! – в сердцах кричала она. – Я желаю ей самой страшной болезни! Чтоб у этой Голубевой ноги отсохли!
– Остановись, Наташа, – с досадой сказал отец. – Ты сама не знаешь, что говоришь. Роль – это только роль, и желать человеку смерти за то, что он тебя обидел, – большой грех. Не гневи небо. Все, что ты пожелаешь другому, испытаешь сама.
Но маме было уже никак не остановиться.
– Убирайся отсюда, – закричала она. – Ты никогда меня не понимал. Я вообще была дурой, что вышла за тебя замуж.
Когда папа вышел из комнаты, мама разрыдалась. Майке до слез было жалко маму. Ей почему-то представилось, как кривоногая старуха будет танцевать вместо мамы. Майка никак не могла понять, почему противный режиссер хочет поменять маму на какую-то старую женщину. В Майке стала закипать ненависть. Она тоже от всей души пожелала ей смерти.
С этого дня все пошло наперекосяк. Через неделю маму сбил пьяный мотоциклист. Она три месяца пролежала в больнице. Синяки и ссадины зажили, однако оставалась одна проблема – у нее было сильно травмировано колено. Врачи вынесли свой приговор – танцевать она больше не сможет. Это был страшный удар.
Когда маму выписали из больницы, то оказалось, что ей неудачно сделали операцию, и нога постоянно болела. Врач выписал маме какие-то таблетки и уколы, но предупредил, чтобы она принимала их в крайнем случае, так как может возникнуть привыкание.
Через какое-то время мама устроилась на работу учителем танцев. Денег платили мало. Да и работа ей не нравилась. Дома стали происходить постоянные скандалы. Нередко мама приходила домой выпивши. В один «прекрасный день» ее выгнали с работы.
А потом сгорела квартира. Мама уснула с непотушенной сигаретой. Отца в этот день дома не было. И пожарные едва успели спасти их с Майкой. Они целый месяц провели в больнице.
Сгорело все: деньги, документы, вещи. По вине мамы сгорели еще две квартиры и их заставили оплатить ущерб. Теперь денег у них катастрофически не хватало.
Родители приняли решение – переехать. Они отремонтировали квартиру и обменяли ее на другую, на окраине города. Однако от этого легче не стало. Мама снова устроилась на работу, но через два месяца ее опять выгнали. Она приходила на работу в нетрезвом состоянии и часто прогуливала. Попытки отца вразумить ее ни к чему не привели. Мама все чаще срывалась и кричала на него.
Майке было ужасно жаль маму. Она понимала, что если бы она могла танцевать, все сложилось бы иначе. Помочь маме она ничем не могла, она могла только плакать, наблюдая, как разваливается их семья.
Потом умерла бабушка. Маму выгнали с очередной работы. А потом ушел отец, и они с мамой остались вдвоем. Теперь мама пила очень часто, практический каждый день. В доме стали появляться незнакомые мужчины. Одни задерживались ненадолго, другие исчезали на следующий день. Майка часто оставалась голодной.
В школе она скатилась на тройки. Подружки от нее ушли, да, честно говоря, она и сама никого не хотела видеть.
В моменты редких просветлений, когда мама была трезвой, она плакала и просила у Майки прощения. Она говорила, что в том, что произошло, виновата только она сама. Мама обещала больше никогда не притрагиваться к спиртному и напивалась на следующий день до умопомрачения.
Однажды она вдруг вспомнила, что у Майки накануне был день рождения. Она снова плакала, просила прощения. Утром она подарила дочери маленького пупсика, одетого в одну ночную рубашку. Мама забыла, что Майке уже одиннадцать лет и в куклы она давно перестала играть. К вечеру она опять напилась.
Получив подарок, Майка проплакала весь день. Это был единственный подарок от мамы за последние годы. Она прижимала к себе этого пластмассового малыша и повторяла:
– Ну за что, Господи, ну за что!
Как-то раз Майка прождала маму три дня, но она так и не появилась. Потом пришли незнакомые люди и сказали Майке, что мамы больше нет. Они долго думали, что делать, потом решили позвонить отцу.
Никогда до этого момента Майка не знала, как сильно она любит маму. Сейчас она не помнила ничего плохого. В ней были только светлые воспоминания. Сейчас Майка испытывала самую сильную любовь и самую страшную боль от потери.
После похорон отец забрал Майку к себе. Он давно жил с другой женщиной, и у него за это время родилось двое детей. Мачеха приняла Майку ласково, и первое время все шло хорошо. Однако, чем больше в их семье находилась Майка, тем больше она чувствовала себя чужой.
Отец уже больше не работал режиссером. Карьера у него не сложилась. Он стал корреспондентом и подрабатывал в какой-то малоизвестной газете. Жили они с женой более чем скромно. Отцу часто приходилось бывать в командировках, и Майка оставалась с новой семьей один на один.
По прошествии некоторого времени Майка стала замечать, что новая папина жена смотрит на нее с упреком. Она ничего не говорила, но Майка чувствовала, что мачеху раздражает все: как она ходит, как ест, что говорит.
Майка старалась реже попадаться ей на глаза, всегда брать самый маленький кусок, но это не помогало. Она до того уставала дома, что ни за что не хотела уходить из школы домой. Она часто бродила одна по пустым школьным коридорам. Иногда она дремала, присаживаясь у теплой батареи. Изредка она плакала, прижимая к себе маленького пупсика, подаренного мамой.
Единственной радостью для Майки были танцы. В свои самые тяжелые моменты она уходила туда, где ее никто не мог увидеть, и танцевала. Она танцевала самозабвенно. Это даже трудно было назвать танцем, это было что-то большее. Начав танцевать, Майка неизменно входила в то стояние, которое испытала, танцуя с мамой. Реальный мир исчезал, и она оказывалась в каком-то чудесном месте, где звучала прекрасная музыка и со всех сторон струился ослепительный белый свет. В эти мгновения Майка была абсолютно счастлива. Ей казалось, что она парит над землей. Ее движения были настолько красивыми и точными, что казалось, будто сама чистота и гармония пытаются выразить себя через Майку.
Как только наступало лето, Майку на три месяца отправляли в деревню к родителям отца. Тут для Майки начинался настоящий ад.
Ее бабушка и дедушка переехали в деревню недавно. В городе у них была квартира, но они предпочитали жить в деревне. Бабушка была очень властной и категоричной женщиной. Когда-то она была руководящим работником и даже состояла в коммунистической партии. На старости лет она уверовала в Бога и стала ревнивой последовательницей православной церкви. Она крестилась в деревенском храме, после чего стала соблюдать все посты и праздники, накупила икон и начала регулярно посещать церковь.
Бабушка постоянно привлекла своего мужа ко всем этим мероприятиям. Дедушка был человек зависимый и покорно исполнял все прихоти жены. Бабушка пыталась привить христианскую веру и Майке, однако та наотрез отказалась, чем вызвала несказанный гнев бабушки.
С покойной невесткой у бабушки отношения не сложились, а в последние годы она ее просто терпеть не могла. Бабушка винила невестку во всех смертных грехах. Самое страшное обвинение было в том, что она сломала жизнь ее сыну. Это по ее вине, считала бабушка, сын не стал известным режиссером, а до сих пор мается в какой-то заштатной газетенке.
Майка внешне была очень похожа на маму, наверное, этот факт злил бабушку больше всего. А еще Майка была такой же независимой. Она позволяла себе иметь свое мнение. Стараясь помочь сыну, бабушка брала, конечно, внучку на все лето, но при этом не забывала попрекнуть ее куском хлеба. В минуты сильного раздражения она называла Майку нехристем и наркоманским отродьем.
Самую сильную боль Майка испытывала тогда, когда бабушка говорила, что ее мама будет гореть в аду, где ей самое место. Она утверждала, что эта мука будет вечной. В эти мгновения Майка ненавидела бабушку, а вместе с ней Бога и церковь.
Сейчас, увидев, что бабушка идет в церковь, она только зло усмехнулась.
– Ну, сегодня вечером начнется, – раздраженно проговорила она, – эта святая придет, намолившись, и начнет про адское пламя рассказывать. Особенно про то, как черти душу моей мамы в аду мучают. Пошла бы она, куда подальше, со своим Богом и церковью. Майка сплюнула сквозь зубы и собралась снова прилечь на бревна.
– Не богохульствуй, Майка, – серьезно сказала Тоня, – это гордыня в тебе говорит. Судьбу свою смиренно принимать надо. Отец наш небесный за грехи нас наказывает.
Майка снова села. Она зло посмотрела на Тоню.
– Гордыня, говоришь, ладно, допустим, – яростно произнесла она, – только чем это я перед Богом согрешила, что он мне такую судьбу уготовил, может, убила кого? Чем это моя мама так нагрешила, что Бог ее будет вечно в аду держать. Ты Бога оцтом называешь, это что ж за родитель такой, который собственных детей на вечные муки отправляет. Зачем ему вообще ад понадобился.
– Пути Господни неисповедимы, – опустив глаза, произнесла Тоня, – нам не дано понять дела отца нашего небесного. Я тебе одно сказать могу, Бог каждому дал свободу выбора, и каждый может по своей воле к нему прийти. А если человек не хочет, тогда Бог бессилен ему помочь. Человек сам себя на вечные муки обрекает.
– Это что ж за свобода выбора такая? – опять кинулась в атаку Майка. – Если я свободна, значит, я могу поступить так, как захочу, и ничего мне за это не будет. А если мне вечными муками угрожают, то понятно, что я должна выбрать. Неужели у твоего Бога, кроме угроз, ничего не нашлось. К тому же, скажи-ка ты мне, с чего это ты взяла, что ты в рай попадешь?
– Потому что я к единственно истинной вере принадлежу, – ответила Тоня.
– Чудесно, – зло рассмеялась Майка, – это значит, все, кто к другой вере принадлежит, в аду гореть будут. Не слишком ли много их получается? Кстати, большинство иноверцев как раз в обратном уверены. Ты поговори с ними, каждый из них тебе скажет, что только его вера истинная. Да я лучше с мамой в аду гореть буду, чем с такими, как моя бабушка, в раю жить.
– Ты сама не ведаешь, что говоришь, – безнадежно махнула рукой Тоня. – Впрочем, каждому воздастся по вере его.
Даша с любопытством смотрела на спорящих девочек. Вдруг она повернулась к Майке и спросила:
– Скажи, Майка, а как бы ты поступила на месте Бога?
Майка на мгновение задумалась, а потом решительно ответила:
– Я бы никогда и никого в ад не отправила. Я бы каждого утешила, особенно тех, у кого жизнь не удалась. Я бы объяснила им, что они не так сделали, и дала бы возможность ошибку исправить. Знаешь, Даша, мне иногда кажется, что я за каждого пьяницу и наркомана жизнь бы свою отдала. Если бы ты только знала, как я их понимаю!
– Это ты книжек бесовских начиталась, – презрительно сказала Тоня, – вот поэтому так и рассуждаешь.
– Может, и начиталась, – ответила Майка. – Знаешь, Даша, мне тут книга попалась про родовые поместья. Я там про Бога прочитала. Автор его совсем иначе описывает, чем у нас принято. Я так обрадовалась, что даже духом воспряла. Там написано, что человек не один раз на земле живет и, если он родовое поместье построит, то всегда туда вернуться сможет. Я даже план рисовать стала. А потом я до того места дочитала, где говорится, что те, кто в этой жизни поместье построить не успеют, то вновь родиться смогут только через десять тысяч лет. «Да что же это такое, – думаю, – опять угрозы. Мама-то моя ничего сделать не успела». У меня даже руки опустились.
– Значит, говоришь, всех бы утешила? – спросила Даша, искоса глядя на Майку.
– Да, – твердо ответила Майка.
– А знаешь, Майка, а ведь Бог именно так и поступит, – неожиданно сказала Даша.
– Что ты говоришь, Дашка! – возмутилась Тоня. – Ни к чему ее обманывать даже ради утешения. Бог за грехи каждого обязательно накажет.
– Вынуждена огорчить тебя, Тонечка, – улыбнулась Даша, – Бог наказывать никого не станет, хотя бы по той простой причине, что Бог есть любовь. Более того, самая высшая форма любви – безусловная, то есть Бог никому и никаких условий не ставит. И никогда и никого любви своей не лишает. Да, человек может отвернуться от Бога. Это и станет для него адом. Да только Бог от человека никогда не отвернется, хотя бы потому, что он Бог. Любой человек на этом свете или на том всегда может к Богу вернуться и Бог его с радостью примет.
А то, что книжек этих касается, я тебе, Майка, вот что скажу. В этих книгах истина написана. И путь хороший указан, по которому к счастливой жизни вернуться можно. Бог для всех людей его хотел. В отношении угроз – ты права, наверное, зря автор это сделал, тем более от имени Бога.
Душа человека бессмертна и душа твоей мамы жива. Она уже все осознала. Теперь она на твою жизнь смотрит и, я так думаю, переживает сильно, что ты несчастлива. Ее муки закончатся только тогда, когда тебе хорошо станет. Только ты ей помочь можешь. Кстати, вы еще в этой жизни можете встретиться.
– Что ты говоришь, Даша, – воскликнул кто-то из девочек.
– Ты действительно, Дашка, ври да знай меру, – с упреком сказала Тоня. – Ты еще скажи ей, что воскресить ее маму можешь.
– Во-первых, я никогда не вру, – серьезно ответила Даша, глядя на Тоню, – во-вторых, я всегда думаю, прежде чем что-то говорю. Если я сказала, что это возможно, то так оно и есть.
– Любопытно было бы посмотреть, – ехидно заметила Тоня.
Даша повернулась к Майке и серьезно сказала:
– Когда-нибудь, Майка, ты вырастешь, и наступит такое время, когда ты встретишь молодого красивого парня. Ты полюбишь его всей душой, и он полюбит тебя. Потом тебе очень захочется, чтобы у вас родился ребенок. Если в этот момент ты будешь думать о маме, то именно ее душа воплотится в теле твоего ребенка.
В этом будет нетрудно убедиться. Внешне ребенок будет очень похож на твою маму. Скорее всего, это будет девочка. В детстве у нее обнаружится тяга к танцам, а позднее раскроется настоящий талант. Если твой ребенок родится в том же месте, где вы жили с мамой последнее время, то ты обязательно заметишь, что твоя дочь каким-то необъяснимым образом будет знать, где лежат твои вещи. Ей будет казаться, что она все это уже видела.
Твоя дочь не будет помнить, кем она была в прошлой жизни, но ты будешь это твердо знать. Только самый главный вопрос, Майка, заключается в том, зачем ты хочешь пригласить в этот мир свою маму? Чему ты хочешь ее научить? Что хорошего ты хочешь ей подарить? Дело в том, что подарить ты ей можешь только то, что сама имеешь. Сможешь ли ради нее стать великой танцовщицей, захочешь для нее построить родовое поместье? В прошлой жизни твоя мама была несчастлива. Сможешь ли ты в этой жизни сделать ее счастливой?
– Смогу! – неожиданно воскликнула Майка.
Через секунду она пришла в себя и с грустью посмотрела на Дашу.
– Ох, Дашка, я очень хочу тебе верить, изо всех сил хочу, да только чудес в жизни не бывает. Вся моя жизнь тому подтверждением является.
– Пока ты так думаешь, так все и будет, – ответила ей Даша. – Знаешь, когда-то мой папа решил поступать в университет. В школе он учился плохо. В аттестате – одни тройки. Когда он служил в армии, он твердо решил, что станет студентом. В те времена попасть в университет было очень трудно, а с таким аттестатом, как у него, просто невозможно. Мой папа твердо решил, что он будет учиться. За год он выучил всю школьную программу. Ему надо было сдавать английский язык, и к моменту экзаменов он знал его настолько хорошо, что его взяли в самую сильную группу. Самое удивительное было в том, что в одном классе с папой учились ребята, которые были отличниками, так вот, многие их них так никуда не поступили только потому, что считали, что это невозможно. Если ты о чем-то говоришь, что это невозможно, так оно и будет.
Тридцать лет назад моей бабушке сделали операцию на позвоночнике. Такая операция считалась очень сложной, и врачи полагали, что самый лучший результат – это если больной сможет самостоятельно сидеть. Бабушка дала себе слово, что она выйдет к доктору на своих ногах. Она очень хотела жить и готова была сделать для этого все, что в ее силах. Когда собралась комиссия, врачи были потрясены – бабушке действительно удалось выйти к ним навстречу. Наверное, потому, что она проявила железную волю, она до сих пор жива и ходит на своих ногах. Те, кто поверил в то, что они не смогут встать, так и остались лежать и вскоре умерли.
Что ты готова сделать для того, чтобы исполнилась твоя мечта? Чем ты готова пожертвовать? А может, лучше найти причины, по которым это сделать невозможно, да и оставить все, как есть?
Майка ничего не ответила. Она вскочила со своего места и смотрела на Дашу, сжав кулаки. Потом она развернулась и кинулась прочь.
– Зря ты, Дашенька, так с ней говорила, – сказала Наташа, – ей и так тяжело. Ее бы успокоить надо.
– Успокаивать тех, кто ничего не хочет изменить в своей жизни, – это по вашей части. Я хотела дать ей шанс. Время покажет, смогла я это сделать или нет.
Даша решительно встала и зашагала домой.
Майка изо всех сил бежала по лесу. Слезы душили ее. Наконец перейдя на шаг, она заговорила сама с собой.
– Господи, ну за что мне все это? – всхлипывала она. – Ну чем я провинилась? Неужели я никогда не смогу стать счастливой. Почему так рано ушла моя мама? Почему родной отец ко мне совершенно равнодушен? За что так ненавидит меня родная бабушка?
Она плакала и плакала и никак не могла остановиться. Вокруг никого не было. Майка брела по лесной тропинке, ничего не замечая вокруг.
– Знаешь, Господи, – вдруг воскликнула она, – я очень хочу поверить Даше. Хочу и не могу. Нет во мне веры. Уж больно тяжело мне. Прошу тебя дай мне знак, что она права, и я обещаю тебе, я сделаю все, что от меня зависит.
Майка огляделась вокруг. Она забрела в какую-то чащу и сейчас стояла рядом с высокой березой. Она посмотрела вверх, как будто была готова услышать ответ. Вдруг она выпрямилась, топнула ногой и закричала на весь лес:
– Господи, дай мне знак, прошу тебя. Сделай это, и у тебя не будет более верной дочери, чем я. Помоги мне, и я смогу совершить чудо!
Потом она опустила глаза и тихо прошептала:
– Помоги мне или убей меня!
Майка присела под березой. На нее вдруг навалилась огромная усталость. Глаза слипались и не было никаких сил бороться с этим. Она закрыла глаза, прилегла на травку рядом с березой и мгновенно уснула.
Ей приснился странный сон. Она увидела абсолютно белый свет, от которого исходила такая любовь, которой Майка никогда в жизни не испытывала. Ей нестерпимо захотелось заплакать от счастья.
– Твоя просьба услышана, доченька, – прозвучал самый ласковый голос в мире, – не только услышана, но и исполнена. Не забудь и ты о своем обещании.
Смолк голос, и свет исчез, оставив после себя чудесное ощущение. Майка проснулась. Ей было так хорошо, как никогда прежде.
– Как здорово, – подумала она, – так не хочется просыпаться.
Майка поднялась, отряхнула свое платье и направилась домой. Солнце уже скрылось за горизонтом, но было еще довольно светло. Она шла по лесной тропинке, изо всех сил стараясь сохранить приятное чувство, пришедшее к ней во сне. Наконец из-за деревьев показалась крыша ее дома. Радостное настроение сразу угасло, Майка даже сбавила шаг.
Ей так не хотелось сейчас видеть бабушку, слушать ее речи. Вскоре она заметила, что возле их дома бегают какие-то люди. «Странно, – подумала Майка, – уж не случилось ли чего».
Когда она вышла из леса, то увидела, что к ней со всех ног бежит Тоня. Ее длинная черная юбка развевалась на ветру.
– Где ты ходишь? – воскликнула Тоня, остановившись перед Майкой, – мы весь лес обыскали. Беги скорей домой, там твоя бабушка умирает.
– Как умирает? – опешила Майка. – Она еще час назад здоровой была.
– Ей в церкви плохо стало, – начала торопливо говорить Тоня, – мы молились, как обычно. Вдруг она заплакала и никак остановиться не может. Потом на колени опустилась. А рыдания все громче становятся. Затем она на пол упала. Не слышит никого, только одно повторяет, чтобы тебя к ней привели, иначе ее душа в ад попадет.
Девочки торопливо шли по тропинке. Наконец Майка забежала в дом.
На кровати лежала бабушка, а вокруг нее толпился народ. На табуретке возле кровати стояли какие-то лекарства. На полу валялся разбитый стакан. Увидев Майку, бабушка попыталась встать с кровати и подойти к ней. Но, видно, ноги ее уже не держали, и, упав на пол, она поползла к Майке на коленях.
– Прости меня, Майка, – зарыдала бабушка, – прости меня, ради Христа. Грех на мне большой, мне сегодня в церкви Бог его показал. Мука смертельная душу мне сжигает, если не простишь ты меня, то и Бог меня не простит. Тогда я вечно в аду буду мучиться.
Бабушка захлебывалась слезами. Майка с удивлением смотрела на нее. Она больше не злилась на бабушку. Ей не было ее жалко. Страх этой старой женщины вызвал в Майке какое-то брезгливое чувство. Она попыталась сказать бабушке что-нибудь ласковое и не смогла.
Тогда Майка выпрямилась и, серьезно глядя на бабушку, произнесла:
– Я прощаю тебя! За все прощаю! Ты будешь жить. Я думаю, что все будет хорошо. Сегодня Бог не возьмет твою душу. Живи с миром.
После этих слов бабушка рухнула на пол и потеряла сознание. А Майка развернулась и вышла из дома. На следующий день она уехала в город.
В большом концертном зале шла плановая репетиция. На сцене ученики хореографического училища готовились к праздничному концерту. В пустом зале сидели четверо. Полноватый мужчина, лет сорока, в дорогом костюме и с золотым перстнем на пальце. Две женщины. Одна постарше, в простом, но элегантном платье. Другая – помоложе, в черном, плотно облегающем тело трико. На первом ряду сидел молодой мужчина, в серых брюках и белой безрукавке.
Когда ребята закончили танец, и музыка стихла, молодая женщина обратилась к мужчине в дорогом костюме.
– Ну, что скажете, Валерий Николаевич? – спросила она.
Мужчин потер подбородок и проговорил с сомнением:
– Что вам ответить, Татьяна Сергеевна. Ребята танцуют, конечно, хорошо. Только чего-то им не хватает. Огня, что ли. И спинку они держат ровно, и улыбаются. Только все это не так как-то. Солистка ваша ноги вон как высоко поднимает, да только такое впечатление создается, что все это искусственно. Понимаете, они не живут в танце, они жизнь изображают, поэтому впечатление какое-то неестественное получается.
Молодая женщина постаралась скрыть презрительную усмешку, промелькнувшую у нее на лице.
– Вам, конечно, виднее, Валерий Николаевич, – сказала она, – вы ведь наш спонсор.
– Не в этом дело, – раздраженно ответил мужчина. – Конечно, если бы я не вложил деньги в ваш ансамбль, он бы давно развалился. Но я хочу, чтобы это был лучший ансамбль. Сейчас на сцене достаточно всяких дилетантов от искусства. Они скоро уйдут, и их забудут. Только у нас с вами другая крайность получается. Мы детей профессионально танцевать научили, а душу вложить забыли. Такое искусство только десятку специалистов будет интересно. Оно людей зажигать не способно. Понимаете, Татьяна Сергеевна, искусство – это умение передать чувство. Умение заставить зрителя плакать и смеяться, умение заставить его сопереживать. А я от ваших танцев едва не заснул, – с досадой закончил он.
Молодой мужчина поднялся, два раза хлопнул в ладоши и объявил:
– Перерыв.
Ребята разошлись по сцене. Женщина постарше повернулась к мужчине в дорогом костюме и тихо произнесла:
– Наверное, вы правы, Валерий Николаевич, хотя я, честно говоря, даже не знаю, что делать. Свою душу я не могу в них вложить, а их души зажечь у меня пока никак не получается.
– Дайте мне настоящую солистку, – глядя на женщин, решительно произнес Валерий Николаевич. – Есть у вас девочка, которая живет танцем? Есть у вас кто-нибудь, кто сможет зажечь остальных?
– Есть, – вдруг прозвучал звонкий голос откуда-то сзади.
Взрослые обернулись. По проходу шла девочка, лет тринадцати, в простеньком платье и танцевальных туфлях.
– Я могу сделать то, что вы хотите, – решительно заявила она, глядя на мужчину в дорогом костюме.
Ее черные волосы рассыпались по плечам, горящие глаза светились решимостью и какой-то небывалой удалью.
– Ты кто, девочка? – спросила, первой пришедшая в себя, Татьяна Сергеевна. – Откуда ты взялась?
– Это неважно, – ответила девочка. – Самое главное, я смогу сделать то, что вам не удается.
– А что? – как бы раздумывая, произнес Валерий Николаевич. – Может и вправду попробовать?
– Да вы что? – возмутилась молодая женщина. – Врывается какая-то девица с улицы, и вы хотите, чтобы она у нас танцевала?
– Я еще ничего не решил, – ответил мужчина, – я даже не знаю, умеет ли она танцевать вообще. У вас ведь все равно перерыв. Давайте развлечемся. Пусть покажет, что она умеет. Прогнать ее никогда не поздно. У тебя есть три минуты, – обратился он к девочке, – если я в течение этого времени не скажу стоп, можешь продолжать. Но если скажу – ты соберешь свои вещи и уйдешь и очень постараешься никогда больше не показываться мне на глаза. Договорились?
– Да, – решительно ответила девочка.
Она подошла к пожилому звукорежиссеру, который сидел рядом со сценой и протянула кассету.
– Включите, пожалуйста, первую мелодию, – попросила она.
Тот задумчиво потер подбородок, взял кассету и сунул ее в магнитофон. Он как-то по-отечески посмотрел на девочку и тихо произнес:
– Удачи тебе, дочка.
– Спасибо, – серьезно ответила девочка.
Она поднялась по ступенькам на сцену, вышла на середину и замерла, ожидая, когда зазвучит музыка. Ребята, сидевшие на сцене, с любопытством смотрели на незнакомку.
Музыка обрушилась как-то неожиданно громко. Бразильская мелодия разорвала тишину стройным и быстрым ритмом.
С первых движений стало понятно, что эта девочка не просто талантлива. Ее движения поражали своей красотой и изяществом. Она как будто сливалась с музыкой, создавая впечатление абсолютного единства движений и звуков.
Она танцевала яростно. Распущенные черные волосы придавали танцу магическую окраску. Какой-то дьявольский блеск то и дело вспыхивал в ее глазах. Улыбка поражала какой-то нечеловеческой глубиной. Она завораживала, она, как магнит, притягивала взгляды зрителей.
В какой-то момент, когда музыка ускорила свой темп, девочка стала вращаться на одной ноге с такой скоростью, что вообще трудно было себе представить, что такое возможно. Когда она выпрыгивала вверх, то создавалось такое впечатление, что она на мгновение задерживается в воздухе, нарушая все физические законы.
Не было никаких сил оторвать свой взгляд от того, что происходило на сцене.
Мелодия неожиданно оборвалась. Никто не произнес ни слова. Звукорежиссер вместе со всеми смотрел на сцену, совсем забыв о своей аппаратуре. Из динамиков зазвучала совсем другая мелодия. Теперь девочка танцевала совершенно иначе. В ее движениях больше не было этого яростного огня, безудержной мощи. Она как будто разговаривала с людьми в зале. Она танцевала очень печальную историю, видимо, историю своей жизни. Каждое движение было словом, каждый шаг был фразой, понятной любому, кто хотел понять то, что она говорила.
Ее движения вызывали такую щемящую боль, что одна из женщин не удержалась и всхлипнула. Девочка ничего не изображала, она жила. Она выплескивала на окружающих самые сильные чувства, от которых нельзя было отмахнуться. Невозможно было сказать, что ты их не ощущаешь или просто отвернуться от сцены.
В какой-то момент, когда эмоции достигли предела, девочка резко остановилась. В то же мгновение смолкла музыка, продолжая звучать в душе каждого. И опять никто не сказал «стоп». Звукорежиссер все также ошарашенно смотрел на сцену, не притрагиваясь к своей аппаратуре.
Следующий танец был совсем не похож на предыдущий. В глазах девочки вспыхнул радостный огонь. Она стояла, опустив руки вниз, прямая как струна. В следующую секунду она начала отбивать чечетку. Создавалось такое впечатление, что она не двигается, и только ноги в бешенном ритме танцуют сами по себе. Она высоко подбрасывала колени, выдавая одну дробь за другой. В какой-то момент, не переставая танцевать, она повернулась в пол-оборота к ребятам, сидящим на сцене.
– Ты, – вдруг громко воскликнула она и поманила к себе высокого красивого парня.
Парень вскочил на ноги, подбежал к ней и, выждав секунду, попытался подстроиться к ее танцу. Было видно, что он старается изо всех сил. Однако парень явно опаздывал.
– Нет! Медленно! – громко воскликнула девочка.
Она резко отвернулась от парня и, поискав глазами кого-то, указала на другого мальчишку, который сидел на противоположной стороне сцены.
– Вот ты, – залихватски выкрикнула она.
Второй парень смог продержаться не многим больше первого. Он тоже не выдерживал того бешеного ритма, который задавала девочка.
– Тренируйся, – насмешливо крикнула девочка и, слегка подтолкнув парня, отправила в угол сцены.
Она продолжала танцевать, ни разу не сбившись с ритма. Девочка обвела глазами зал, как будто прикидывая, кто бы мог составить ей компанию. Наконец, ее взгляд остановился на молодом мужчине, сидевшем в зале.
– Вот Вы, – крикнула она, указав на мужчину пальцем.
– Я? – удивленно воскликнул тот.
– Да, Вы, – девочка решительно тряхнула головой. – Или Вам тоже слабо?!
Она насмешливо смотрела на него.
– Ну, держись! – задорно отозвался мужчина.
Он легко поднялся и выскочил на сцену.
– А ну давай заново, Семен, – крикнул он звукорежиссеру.
Тот, как будто очнувшись, торопливо перемотал пленку и нажал пуск. Музыка заиграла снова.
Мужчина и девочка стояли друг напротив друга. Когда зазвучала музыка, они одновременно стали бить чечетку. Никто из них не хотел уступать. Девочка двигалась легко и изящно. Движения мужчины были более порывисты, и он был чуть более напряжен. Как бы девочка не ускоряла темп, мужчине удавалось его удерживать, хотя было видно, что это ему дается с огромным трудом.
В какой-то момент девочка перестала взвинчивать темп и затанцевала легко и расслабленно. Она как будто приглашала мужчину к диалогу. Девочка выдавала ногами дробь, а потом давала возможность ему ответить. Получался веселый дурашливый танец.
Когда прозвучал последний аккорд, она топнула ногой и осталась стоять, уперев руки в бока. Мужчина обессилено опустился на пол, он тяжело дышал. Потом он лег на спину, полежав в таком положении несколько секунд, расхохотался.
– Давно меня так никто не пришпоривал, – улыбаясь, сказал он. – Ну, красавица, ты даешь!
Девочка протянула ему руку, помогая подняться. Потом она откинула волосы назад и спустилась со сцены. Она подошла к мужчине в дорогом костюме и остановилась, глядя на него в упор.
– Я хочу танцевать в вашем ансамбле, – решительно сказала она.
– Откуда ты взялась? – спросил мужчина, пропустив ее слова мимо ушей.
Он уже пришел в себя, но все еще потрясенно смотрел на девочку.
– Это неважно, – ответила девочка. – Я просто хочу у вас танцевать.
– В нашем ансамбле танцуют только те, кто учится в хореографическом училище, – сказала женщина, которая выглядела постарше.
– Значит, я буду у вас учиться! – решительно заявила девочка.
– А живешь-то ты где? – усмехнувшись, спросил мужчина в дорогом костюме.
– На вокзале, – равнодушно ответила девочка.
– На каком вокзале? – опешил он.
– На железнодорожном, – теперь уже усмехнулась девочка. – Вы не волнуйтесь, мне уже четырнадцать лет и я вполне могу о себе позаботиться. Обещаю приходить на занятия вовремя и не пропускать ни одного урока.
Взрослые с изумлением смотрели на нее.
– Вы что, действительно, хотите взять ее в ансамбль? – повернувшись к мужчине, спросила молодая женщина.
– А вы – против, Татьяна Сергеевна? – теперь мужчина смотрел на нее с любопытством.
– Девочка, конечно, хорошая, это видно, – ответила женщина, опустив глаза, – но поймите, Валерий Николаевич, все-таки школа…
– Что?! – мужчина вскочил со своего места. – Школа!.. Девочка, говорите, хорошая.., это ваши девочки хорошие, Татьяна Сергеевна, а эта девочка гениальна!
Он ударил кулаком по спинке кресла.
– Когда-то мне не удалось стать великим танцором, но отличить будущую звезду от подмастерья я еще сумею.
Он видно хотел еще что-то добавить, но сдержался и снова сел на свое место.
– Мне лицо твое знакомо, – обращаясь к девочке, сказала другая женщина, – мы никогда раньше не встречались?
– Не думаю, – спокойно ответила та, – я вас вижу впервые.
– Как твоя фамилия? – снова спросила женщина.
Девочка назвалась.
– Твоя мама была танцовщицей? – опять задала она вопрос.
Девочка печально кивнула головой.
– Кстати, – вступил в разговор молодой парень, – от чего она умерла?
– Я тоже хотел об этом спросить, – присоединился к нему мужчина в дорогом костюме.
– Вы что знакомы с этой девочкой? – подозрительно спросила Татьяна Сергеевна.
Мужчина бросил на нее презрительный взгляд.
– Нет, Татьяна Сергеевна, – медленно ответил он. – Я ее вижу впервые, так же, как и вы. А о своей трагедии она в танце рассказала, неужели вы не заметили. Тоже мне – профессионал.
Женщина постарше с любопытством смотрела на девочку.
– А ты знаешь, – вдруг сказала она, – я ведь знала твою маму. Когда-то мы были с ней подружками и даже соперницами. Мы танцевали с ней вместе. Тебе фамилия Голубева ни о чем не говорит?
При этих словах девочка заметно вздрогнула. Она во все глаза смотрела на женщину.
– Я так понимаю, Валерий Николаевич, – продолжила она, обращаясь к мужчине в дорогом костюме, – что вы уже приняли решение. С училищем проблем не будет, это я беру на себя. Эта девочка действительно того стоит. А вот жить на вокзале – не годится.
– Может, в общежитии место найдется, – предположил молодой парень.
– До начала года там мест не будет, – задумчиво ответила женщина. – А может, ты у меня пока поживешь? – предложила она, повернувшись к девочке.
Та растерянно смотрела на женщину.
– Ну вот, – усмехнулась женщина, – на сцене такие кренделя выдавала, а тут растерялась. Не сомневайся, пошли.
Она обняла девочку за плечи и направилась в сторону выхода. Пройдя несколько шагов, она остановилась и обернулась.
– Я надеюсь, сегодня вы без меня справитесь, – сказала она мужчине в дорогом костюме. – Увидимся завтра.
Она махнула рукой и вышла из зала, увлекая за собой девочку. Когда они спустились вниз, женщина остановилась. Она ласково посмотрела на девочку и произнесла:
– Ты не пугайся. У меня здесь своя квартира. Мы с дочкой вдвоем живем. Она твоя ровесница. Я уверена, что она рада будет тебя видеть.
Женщина решительно зашагала к раздевалке.
– Кстати, я совсем забыла представиться, – весело сказала она. – Меня зовут Ирина Николаевна. Ну, теперь пошли.
– Подождите, – тихо проговорила девочка.
Она остановилась и смотрела женщине прямо в глаза.
– Простите меня, Ирина Николаевна, – вдруг решительно выпалила она, – и маму мою простите.
Женщина с изумлением смотрела на девочку.
– Я даже не представляю, о чем ты говоришь, – медленно сказала она.
– Это неважно, – упрямо повторила девочка, – просто, если можете, простите нас и все.
В ее голосе слышалась настоящая мольба, женщина не сомневалась в том, что этой девочке почему-то очень важно именно ее прощение.
Она больше не стала ее ни о чем спрашивать. Она совершенно серьезно посмотрела ей в глаза и произнесла:
– Я от всей души прощаю тебя и твою маму!
– Спасибо! – искренне ответила девочка.
Она вытерла слезы и прижалась к женщине, которая крепко обняла ее.
Жарким летним утром Даша с папой шагали по Москве. Они были здесь проездом. Поезд отправлялся только вечером, и у них была масса свободного времени.
– Может, в зоопарк пойдем? – лукаво спросил папа.
– Ты же знаешь, что я зоопарков терпеть не могу, – усмехнулась Даша. – Давай лучше на катере по реке покатаемся.
Они направились в сторону пристани.
– Смотри-ка, Дашка, – сказал папа, указывая на красочную афишу, – кажется, сегодня вечером состоится концерт. Выступают юношеские ансамбли со всего мира. Смотри, тут написано, что в концерте примут участие лауреаты всяких престижных конкурсов. Среди них и какой-то российский ансамбль. Давай сходим.
– Наивный ты, папуля, – ответила Даша, – да на такой концерт билеты за два месяца вперед раскупают.
– А мы попробуем, – предложил отец, – если не получится, мы назад вернемся.
Проехав несколько остановок на метро, они вышли около большого концертного комплекса. Народа в кассу почти не было. Подойдя поближе, они сразу поняли почему. На стекле висела табличка, что все билеты на сегодняшний концерт проданы.
– Я же тебе говорила, – улыбнулась Даша.
– Знаешь, Дашка, у меня такое впечатление, что мы на этот концерт попадем, – задумчиво сказал папа. – Сам не знаю, почему я так в этом уверен.
Они отошли от кассы и остановились на ступеньках. Вдруг к ним подошла молодая женщина.
– Простите, – обратилась она к папе, – вам не нужны билеты на сегодняшний концерт?
– Очень нужны, – улыбнувшись, сказал папа, искоса посмотрев на удивленную Дашку.
– Понимаете, мы с сыном хотели пойти, – стала объяснять женщина, – а он у меня приболел. Нам по знакомству билеты на первый ряд достали. Да, видно, не судьба.
Она протянула папе билеты. Он отсчитал деньги, положил билеты в карман и удовлетворенно опустился на скамейку.
– Ну вот, теперь можно и на катере покататься, – сказал он.
В шесть часов вечера они подошли к концертному комплексу. Здесь уже толпился народ. К ним то и дело подбегали люди и спрашивали лишний билетик. Пробравшись через толпу, они вошли внутрь.
Представление действительно было стоящим. На сцене выступали лучшие ансамбли со всего мира. Горячие аргентинские танцы сменяли плавные прибалтийские хороводы, на смену экзотике африканского ритма приходил задорный молдавский пляс. В конце вечера диктор объявил выступление российского ансамбля.
– А сейчас пред вами выступит лауреат международного конкурса, ансамбль «Росич», солистка Майя Вишнева, – торжественно объявил он.
Это было лучшее выступление. Даже невооруженным глазом было видно, что уровень исполнения этих ребят был намного выше всех остальных. Ансамбль танцевал как единое целое. Они двигались настолько легко и красиво, что создавалось впечатление, что это не стоит им никакого труда.
Солистка была особенно хороша. Ее задор передавался не только ансамблю, но всем сидящим в зале. Она не танцевала, она творила. С мастерством великого художника она создавала чудесные образы. Рисунок ее танца был прекрасен. Он имел абсолютную завершенность. В его кажущейся простоте была такая эмоциональная сила, которая никого не оставляла равнодушным.
Когда ансамбль закончил свое выступление, зал взревел в бешенном гуле аплодисментов. Люди хлопали стоя. Вокруг творилось что-то невообразимое.
Солистка несколько раз выходила на сцену. Когда она вышла в последний раз Даша заметила, что она держит в руке маленькую пластмассовую куклу. Девушка что-то шептала, гладя в зал горящими глазами.
Вдруг она прижала куклу к груди и что-то выкрикнула, перекрывая шум в зале.
К Даше, сидевшей на первом ряду, отчетливо долетели ее слова:
– Этот танец для тебя, мамочка.
Большой черный жук в очередной раз скатился с песочной кучи. Он стоял задумавшись. Вдруг он развернулся, спустился вниз и быстро зашагал в обход. Жук переплыл небольшую лужу. Ловко увернулся от птицы, которая хотела его съесть. Перелез через толстое бревно и, оттолкнув наглого муравья, который пытался одолеть гусеницу, схватил свою добычу. Он перенес ее в надежное укрытие и расслабился. Жук был счастлив.