В ПИТЕР ЧЕРЕЗ СОЧИ
Автобус «Ставрополь – Сочи» выезжал с Центрального Автовокзала на заре, а в Сочи прибывал далеко за полночь. С наступлением вечера мы вдруг с удивлением обнаружили, что единственные пассажиры. Правда, населенных пунктов по дороге хватало, и шофер постоянно подбирал голосующих и высаживал, подбирал и высаживал…
На одной остановке, уже недалеко от Сочи, в салон ввалилась шумная компания молодежи; говорили они на каком-то кавказском языке (на слух узнаю лишь чеченский и армянский).
- Блин, Алекс, - прошептал Димка, - щас наедут!
- Если не побоятся свою остановку проехать, то наедут, - успокоил я его и угадал, им было не до нас, на следующей же остановке они вышли.
- Ф-у-у! – облегченно вздохнул Димка, доставая с пола, из-под сиденья, задвинутый туда ногой дорогой плеер.
На Центральном Автовокзале нас сразу же окружил банда старушек с предложением ночлега. Все говорили, что недалеко, но победила бабушка, заявившая: «Тут всего пару шагов!» Спать хотелось зверски, так что, чем быстрее, тем лучше…
Утром мы первым делом отправились искать что-нибудь подешевле. «Подешевле» - значит подальше, где-то к обеду мы уже сняли квартиру и тут же отправились к морю…
Днем было все просто: купание, загорание нас объединяло, вечером же начинался разлад – Димка рвался на дискотеки, а я рвался к книге. Без меня он ехать вечером в город не хотел и с обеда уже начинал уговаривать. Пару раз я с ним ездил на дискотеки в какие-то санатории, где он веселился, а я скучал, но потом, на мое счастье, мы познакомились с парнишкой, жившим по соседству и так же, как Димка, обожавшим дискотеки; в этот же вечер они уехали в город вдвоем, а я наконец-то дорвался до книги.
Впрочем, мне нравилось просто прогуляться вечером по городу. Зайти в бар «Жемчужины» выпить кофе и поиграть на «Флиппере» и т.п.
Запомнился один эпизод. Вечером гуляем по центру, и вдруг я замечаю, что люди на нас оглядываются. Почему?! Мы одеты обычно, даже не в шортах; ничего особенного. В чем же дело?! И тут до меня доходит!
- Дим, ты ничего не замечаешь?!
- Нет! А что такое?!
- Мы несемся!
- А-а! Точно!
Дело в том, что все вокруг степенно совершали променад, а мы мчались, как угорелые, «по-питерски»… «Переключили скорость», перешли на «шаг отдыхающих», но еще пару раз, увлекшись разговором, незаметно для себя снова переходили на бег…
ДОМОЙ! ДОМОЙ!
И наконец, о, радость! Мы возвращаемся в Питер! Каждое возвращение в Питер было для меня, как возвращение домой. Странное дело, я с большей радостью ехал на «чужбину», чем на «родину»! Ведь это там я мог не скрывать свою любовь к людям, и от этого приходила сила и в этом было счастье.
За день до отъезда мне удалось купить (и выполнить наказ Симы) одно из своих любимейших лакомств: кукурузные палочки.
Удивительно, но в Сочи вокруг них не творилось ажиотажа, как в Константиновке; в Сочи их просто продавали, в Константинове же их «выкидывали».
Не самое подходящее слово для дефицита, для товара, за которым стоит очередь и который вполне может кончиться прямо перед твоим носом. А тут стоит на улице тетенька-продавщица от какого-то продмага, и на столах среди прочего кой-чего кукурузные палочки! И никто на них не обращает внимания!
- Здравствуйте, - подхожу к продавщице, - пожалуйста, 4 упаковки кукурузных палочек.
- Пожалуйста, - ставит на стол 4 коробки, - с вас 80 копеек.
- Нет, я имел ввиду 4 упаковки, в целом. Там, кажется, по 20 коробок?
- Четыре упаковки?! – она вытаращила на меня глаза, как на ревизора, и после паузы, - Хорошо, я сейчас поднесу.
Димка тоже удивился, когда увидел, как она подносит «снаряды»» весьма объемные упаковки из плотной бумаги, перевязанные шпагатом…
- Алекс, на фига столько?! – заныл Димка, как будто я был судья, а он подсудимый.
- Дим, да они легонькие! Я возьму две упаковки и ты две.
- Да зачем столько?
- Дим, ты не понимаешь! Это же объедение!
- Не, ну все равно, четыре – это много!
Так мы препирались, пока не вмешалась продавщица:
- Так сколько будете брать, две или четыре?
- Считайте две, - пришлось уступить лентяю.
Дорога домой вышла с хрустом. Во всем вагоне мы были единственными пассажирами. Проводница не показывалась, так что сначала мы только хрустели, а потом обнаглели и стали курить прямо в купе, раз все равно ругать нас было некому.
О, как Димка пожалел, что не послушал меня, когда раскушал палочки!
- Да, Алекс, пожалуй, ты был прав, стоило взять четыре!
- Видишь, Дим, слушай старших; у них опыт.
Я хрустел и смеялся, читая Хармса. Димка отложил наушники:
- Ты чего?
- А вот послушай, - и я прочел ему рассказик, который заканчивался словами: «На Некрасовском старушки из окон выбрасываются».
- Ну и что тут смешного?
- Как что?
- Что, что! Рассказ совсем не смешной. Что смешного, к примеру, в том, что старушки из окон прыгают?! Да и не может такого быть! Старушку даже выкинуть из окна трудно! А уж чтобы она сама прыгнула!
- Может, это были старушки-десантницы?! Тут же не написано, как они прыгают, может с парашютами.
- Ой, Алекс! – замахал на меня Димка руками и снова «отгородился» наушниками от нас с Хармсом…
КАК Я ПОБЫЛ ГУСАРОМ
Как-то я забежал в мастерскую к скульпторам и увидел в руках Ислама чудные сапоги…
- Что это за сапоги, Ислам?!
- А это, Алекс, гусарские.
- Можно посмотреть?
- Конечно.
- Кла-а-а-с! Как настоящие!
- Они и есть настоящие. Прямо из Х;Х века!
- Ух ты! А откуда они у вас?
- А в Академии есть хранилище старинных вещей. Вот оттуда мы их получаем для работы. Сейчас несу сдавать.
- Слушай, Ислам, а дай мне их поносить?!
- Ты что, Алекс! Если с ними что случится, у меня будет куча проблем!
- Ислам, ну что с ними случится!
В общем – уболтал. Получил их на два дня. Сначала, само собой, примерил; оказалось, мой размер. И сидят, как влитые! И красивые! И удобные; только вот они летние, а на улице поздняя осень! Но разве сильные желания и разум совместимы? Нет, вот поэтому я и отправился в осеннюю холодрыгу в летних сапогах…
Следствие не заставило себя долго ждать – простыл. А стоит заметить, что после «того люмбаго» в 87-м я ничем не болел, даже не простывал, а тут не просто простыл, а с осложнением: десны воспалились. Поехал в районную стоматологию по месту прописки, на Петроградскую; посмотрели; назначили полоскание травами…
Начал полоскать, а улучшений нет, зато ухудшения налицо. Снова еду в стоматологию…
- Мне хуже!
- Ничего страшного! Полощите! Полощите активнее!
Тянулось это около месяца и дотянулось до того, что я мог бы стать эмблемой «Плейбоя», потому что начал есть, как кролик, только передними зубами…
И вот, в разгар этого лиха, встречаю на Невском Мишку Гинстона и он предлагает:
- А пошли, Алекс, хачапури попробуем! В этом новом кафе…
- Пошли, Миш.
Взяли хачапури, начали есть, и тут Мишка вытаращил на меня глаза:
- Алекс, а что ты так странно ешь?!
- Ну, понимаешь, месяц назад я взял в Академии гусарские сапоги…
Мишка выслушал мою историю и спрашивает:
- А ты сейчас занят?
- Да нет.
- Поехали к моему другу, в стоматологию на Московский; пусть он посмотрит.
- Поехали.
Приехали на Московский проспект в районную стоматологию. Мишка заруливает в кабинет главврача…
Сюрприз! Мишка моложе меня лет на семь, а его друг старше меня примерно так же!
Мишка рассказывает другу-главврачу мою историю; тот, выслушав, говорит: «Все ясно. Алекс, иди в зал. Там в сторонке кресло, садись в него и жди, сейчас я подойду».
Сижу-дрожу; заходит Мишкин друг, осматривает рот:
- Так ты говоришь, полоскание назначили?
- Ну да. Уже с месяц полощу.
- Ох и «айболиты»! полоскание! Ладно, не бойся, тут минутное дело.
Что за удача попасть к «врачу от Бога»! Как он выдернул этот зуб, я и не заметил…
- Вот он! Причина воспаления, а полоскания ему, что мертвому припарка. Ну, теперь через пару дней все пройдет. Возьмешь на память?
- Не, в урну его!
Все вышло, как он сказал, вскоре я вернулся в «человеческое» состояние, но после этого воспаления у меня начались проблемы с зубами…
P.S. – 2008.
ВИРАБОВА
Мишкин друг уехал в Израиль, в противном случае не пришлось бы ездить в эту злосчастную стоматологию на Петроградской…
Огромный длинный зал с рядами зубоврачебных кресел. Мне лечит зуб большая толстая и грубая тетка, а рядом такая же лечит кому-то еще…
При этом тетки мирно беседуют о разных житейских делах…
- Вчера мне такие колготки достали!
- А у меня их запас неплохой! За коготками пока не гоняюсь.
- Кстати, а вот ту кофточку, в которой ты вчера приходила, ты где достала?
- А эту! Это…
Вот так они беседуют и чувствуется, что мы (больные) для них обуза, помеха, лишняя головная боль и т.п. Такой прием здесь оказывали всегда, но однажды я попал к Вирабовой…
Если о ком говорить «заговаривает зубы», так это о ней; она не беседовала с соседками, только с пациентом; казалось, на этот момент ты для нее «Человек №1»!
В итоге вся эта ужасная процедура лечения зубов протекала как-то незаметнее, быстрее и легче…
«После Вирабовой» я уже не хотел никого! Поэтому в другой раз, выписывая талончик, попросил:
- Мне, если можно, к Вирабовой!
- Все хотят к Вирабовой! – тяжело вздохнула регистраторша, - если к Вирабовой, то только на завтра!
И я, ради того, чтобы попасть к ней, согласился терпеть до следующего дня…
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Свершилось! Симсон переехал на 8-ю Советскую! Квартира находилась на 6-м, последнем, этаже «сталинского» дома, занимала весь этаж, но была перегорожена по центру, и у каждой половины имелись свои 2 туалета, три или четыре умывальника, как бы в коридорчике перед душем, кухня; кроме того, «нашей половине достались» большая лоджия и телефон.
Из 8 комнат нашей половины 2 принадлежали Симсону. Большую, с двумя окнами, выходящими на 8-ю Советскую, занял Симсон; маленькую – я.
Не превосходя комнату Раскольникова размерами, она отличалась уютом, складывающимся из тепла, чистоты, хорошей освещенности; и чуть ли не самое важное – вид из окна. В этот вид вмещались: кусок перекрестка со светофором, уголочек сквера и три дома, один из которых почему-то напоминал о Москве, другой о Скандинавии, а третий как раз о «хозяине»: Петербурге. Трудно объяснить, в чем заключалось очарование этого вида, но оно присутствовало…
С натяжкой, но можно сказать, с соседями повезло. Напротив Симы жили фармацевты, муж с женой, очень замкнутые люди.
Рядом с ним обитала бабушка с непростым характером. Говорили, что она отказалась прописать единственную дочь, которая вышла замуж в провинцию, но неудачно.
Напротив входной двери «прописалась» девушка-альпинистка. Она появлялась редко и держалась особняком.
Рядом со мной коротала дни старая дева. С ней-то мы пивали чаи и говорили про жизнь.
Больше всех с нами контачил электрик Вадик. Он жил напротив кухни, рядом с суровой старушкой. Вадик любил выпить и любовь эта была взаимной. Его все смешило, он хохотал постоянно, что иногда даже удивляло и наводило на мысль: не сталкивается ли он по работе с «прирученной молнией»? Может, сверхсмешливость – результат шока?
Вадик жил с женщиной и, потешаясь над нашим одиночеством, любил демонстрировать плюсы семейной жизни: часто звал нас на полноценный семейный обед или ужин.
Кроме этого, Вадик ставил меня Симе в пример, что хоть я и холостой, но постоянно в чистой одежде и в комнате моей порядок, это хоть немного заставляло Симу следить за собой; ну, а в «местах общего пользования» было дежурство, тут хочешь - не хочешь, а убирай, или плати денежку суровой бабушке…
Конечно, это кардинально отличалось от «вписки» на Гражданке. Поскольку ни фашисты, ни гопники больше в Симин «Теремок» не ломились, то и Сима на глазах менялся, в смысле самооценки…
У нас бывали друзья, приятели, иногда кто-нибудь мог остаться переночевать, если, скажем, опоздал на метро, но в основном, тут наконец-то появилась возможность уединения.
А еще, помимо прочих, жирный плюс центра: я пешком доходил до работы, быстрее, чем на метро добирался до Гражданки…
ПЕРВЫЕ ПОЭТЫ
Первого художника я увидел (прямо по приезде в Ленинград) в Валиной коммуналке, а потом просто сбился со счета…
С поэтами дело обстояло хуже, что объяснимо, лит. институт-то в Москве, так что за два ленинградских года ни один мне не попался…
И вот, под конец 89-го, как-то вечером, замечаю парня у входа в Екатерининский садик, который с раскладного столика продает какие-то книжечки…
Подхожу, здороваюсь, беру один экземпляр, читаю заглавие «Тени миражей» и ф.и. автора: Александр Дэ…
- Это вы? Александр Дэ, - спрашиваю продавца.
- Да.
- Ну вот, наконец-то увидел поэта!
Слово за слово и я признался, что тоже пишу стихи… Саша тут же схватил одну книжечку, без затей подписал «Алексу от Саши»; расписался; и даже написал телефон; ах да и поставил дату, что оказалось нелишним, чтобы уж точно знать, что и в 89-м я с кем-то знакомился…
Появился он в конце ноября и стоял долго, весь декабрь и январь. У меня родилась привычка, хотя бы с полчаса в день, но поговорить с ним; само собой, это не могло не попасть в стихи, так что однажды, в «предбаннике» кафеюшника на М.Садовой, я достал блокнот и запечатлел:
Мой знакомый поэт
В полушубок одет;
Серой кроличьей шапкою
Лоб прикрывает.
Зимний сумрак клянет…
Ну и т.д.
Саша появился и исчез, а вот второй поэт, с которым я познакомился «около Саши», не пропал так быстро, а даже и наоборот; пожалуй, Сергей М. задержался в моей жизни дольше всех ленинградско-питерских знакомых…
Я не знаю точно, все ли поэты «немного дети», но о нас с Сергеем могу сказать положительно. Правда, мы были очень разными «детьми»; Сергей, казалось, смотрит вверх и «ищет мамину руку» и от удивления и растерянность, что никак не найдет, спасается стихами…
Что касается меня, то я «вырвался от мамы» и «влез миру на плечи», как когда-то в детстве катался на плечах Василь Никитыча и других…
Или «вырвался из замкнутого дома» и все еще «шел по гребешку крыши»…
Или, как серфингист оседлал волну и мчался на гребне, и уж какие тут публикации! Нет, честное слово, стихи писал, но о публикациях не думал!
И тут помогла Сергеева приземленность и оседлость; последняя тем, что он имел, хоть и маленькую, но библиотеку и давал мне личные книги; а первое тем, что всеми публикациями своих стихов я обязан ему…
P.S. – 2008. В октябре 90-го в газете «Ленинградский университет» появилась подборка его и моих стихов. В предисловии к ним прозвучало «в этих стихах – ощущение конечности мира»; а из под всех моих стихов убрали даты…
«Редактор, - передавал разговор Сергей, - сказала, что в них нет необходимости».
«Может быть, во всех нет, - подумал я, - но только не в «Зима, срывая с черных трупов саван, уходит»… Ведь я написал его в особый день!»
Видимо, тогда я и выделил это стихотворение из всех других своих стихов и «пошел дальше», чем дата под…
Все прочие же мои стихи Сергей печатал в своем родном Калининграде и присылал их вместе со своими книгами. В одной из них я прочел стихотворение, как будто написанное обо мне, но спрашивать не стал (возможно, он и сам этого не осознал)…
12 ДЕКАБРЯ
Стихи эти начали рождаться прямо на улице; на Восстания, когда я, ежась от холода, спешил домой на 8-ю Советскую; быстро достал ручку и блокнот, но после двух первых строчек все затихло также внезапно, как и начиналось…
Дома было тепло и тихо, потому что отсутствовал Сима, и дома снова началось…
Я написал небольшое стихотворение, в котором как бы обращался к какой-то женщине; просил прощения за то, что не смог ее уберечь…
Это было не самое лучшее из моих стихосложений, но дело заключалось не в его лит.достоинствах. Откуда оно «пришло»? Почему с ним пришла тревога? С кем я прощался? Что это значит?
Вскоре заявилась компания: Сима, Сашка, Лешка, хохотушка Людмила, Ирина, Петра с Гошей. Мы устроились в комнате Симсона и он начал развлекать нас игрой на гитаре. Мучения! «Кино», «Машина времени», что-то еще, в исполнении «ручного павиана»! Зачем слушать «паленку», когда в кассетнике «оригинал»?! Но как бы из уважения к хозяину все терпят некоторое время. Потом, под каким-то предлогом, Симсона удается разлучить с «пыточным инструментом», и у всех сразу поднимается настроение, сыпятся шутки, прибаутки, анекдоты… Людмила начинает хохотать, а смех – штука заразная…
Грусть, что я принес с собой в общее веселье, отпустила ненадолго, но как бы я не шутил, не смеялся вместе со всеми, она вернулась; она не просто вернулась, она росла. На сердце наваливалась какая-то нестерпимая тяжесть. Я уже не смеялся и как-то отстранился от всех, но никто не замечал моего состояния. Вдруг кто-то крикнул: «Сима, включай телик, сейчас «600 секунд» начнутся!» Симсон подскочил к «ящику» и всунул вилку в розетку; тютелька в тютельку, как раз появилась заставка, а потом и сам ведущий. Все замолчали, а Невзоров своим «фирменным», трагическим голосом завещал ленинградцам об очередном сумасшедшем дне города…
- Сегодня в нашем городе снова случилась трагедия. Негодяй и подонок убил молодую, красивую, талантливую актрису!
- Это – Юлька! – закричал я, перебивая Невзорова, и мне все сразу стало понятно; с кем я прощался, почему было так тяжко на душе…
Ведущий рассказывал все, что знал, а на экране появлялись кадры ее улицы, потом ее дома, квартиры, и наконец, ее фотография…
Все присутствующие не раз видели ее со мной и испуганно зашептали: «Точно, это она!»
Увы, мои предчувствия оправдались, тихоня-сосед оказался опаснее буяна; воздух в Юлькиной квартире «пах» бедой, и вот она произошла…
В состоянии легкого безумия я бросился в коридор и стал звонить…Юльке. Бесконечные длинные гудки звучали как-то жутковато. Тут прибежала Петра, она сочувственно сжала мою руку и посоветовала:
- Алекс, а ты позвони Невзорову, может, это ошибка!
Я позвонил и, как ни странно, сразу же дозвонился. Но он сказал какую-то грубость и бросил трубку…
P.S. – 2007. Через несколько лет 12 декабря стал государственным праздником России, который, впрочем, мало кто считал таковым (и вот в этом году его отменили). Как «противовес» (или пара) 12 декабря в том же году учредили праздник 12 июня, в месяц моего рождения. А вот когда родилась Юлька, я так и не успел узнать, ведь у нас было всего лишь одно лето…
Продолжение следует…