Будь самой горькой из моих...

Валерия Лунёва
*   *   *

"На циферблате времени молчок,
Но может это выход, а не тайна,
Когда споёт нас стрелочка-сверчок
Что всё на свете было не случайно."
(с) С.И.


     Мой милый нежный Друг, я потревожила тебя сегодня ранним утром, и тебя разбудили капли дождя, идущего сейчас за моим окном. Низкая уныло-серая пелена скрывает море, но мне слышен его далёкий звук, так похожий на слова наших тихих бесед. Мы никогда не спорили, даже когда касались самых спорных тем, но с какого-то момента мы стали больше молчать, и не потому, что темы были исчерпаны: нас, как и море сегодня, накрыла уныло-серая пелена - пелена страха, что какая-то встреча, очередной разговор станет последним…Может быть сегодня. Или завтра?...Мучительное ожидание. Медленное умирание...Довольно.

Скажи, почему раньше нам было так просто вместе?

Скажи, почему раньше каждая встреча нам приносила новые радости, а не новые проблемы?

Скажи, почему раньше ты не тяготилась нашей непохожестью, но смело бросалась в поток новых открытий, не ожидая расплаты или наказания?...

Что же случилось теперь? Почему ты согласилась на ожидание наказания за….? За что? Разве что-то изменилось?

Я никогда не требовала от тебя чего-то, а ты – никогда не изменяла своим принципам, но давала мне счастье быть услышанной и понятой до конца, потому что ты такая же, как и я, не смотря ни на что. С тобой мне не нужно притворяться целеустремлённой, когда я не знаю, что значит «цель», потому что ты, также хорошо, как и я, понимаешь, что радость в жизни не надо искать такими окольными путями.
 
«Это большое несчастье!» - сказали мне когда-то, и я в детстве стыдилась своей пустоты, а после безуспешных попыток стать «как все», научилась скрывать её. Я выдумала себе прошлое и будущее, подобрала престижные интересы и увлечения, заучила адекватные времени мнения обо всём : от музыки до политики, и научилась общаться, жить, «любить» и «дружить», ни с кем не разделяя свою тайну, потому что это никому не было интересно. Я научилась говорить ни о чём, встречаться ни за чем и расставаться без сожаления. Я не могла относиться к жизни также серьёзно, как окружающие, и из-за этого чувствовала себя то чудовищем, то заблудившимся в джунглях ребёнком. Не зная, что с этим делать, я продолжала хорошо играть свою «роль» и довольно рано получила то, что иные запальчиво называют «счастьем» и «благополучием», но всё равно непрерывно искала кого-то, кто похож на меня, и мне было всё равно: будет ли это он или она, и кем он будет мне. Пусть даже никем - лишь бы знать, что этот кто-то существует, и он/она может понять меня без усилий.
 
И ты, мой милый Друг, искала кого-то, с кем могла бы разделить путь, указанный в тех Книгах, которые с какого-то момента стали смыслом твоей жизни. Наверное, я должна называть тебя «подруга», но я не вижу твоей близости к этому женскому образу: наши отношения были настолько открыты, честны и стремительны; темы – так далёки от обыденности, а чувства - от слащавости и сентиментальности, что я буду называть тебя так, как считаю правильным. Ведь кто может знать что и как правильно, кроме нас самих?

О настоящей дружбе известно ещё меньше, чем о настоящей любви, хотя и та и другая делает нас целостными и счастливыми. Дружба, в отличие от любви, не несёт с собой телесных удовольствий или закреплённых обществом обязательств, а требует гораздо большего – это мало привлекательно для многих, но случайный приход в их жизнь любой из этих двух – событие, оставляющее след на всё жизнь. Ничто после этого не может быть прежним: словно яркий солнечный диск навсегда выжжен на сетчатке глаза, и всё по сравнению с ним – тьма.
Помнишь, ты мне рассказывала, что в Книгах, по которым ты живёшь, пишется, что нельзя радоваться до слёз и плакать до отчаяния? В этом Книги твои оказались правы, и я теперь знаю почему…Мой милый Друг, просто от крайних границ вернуться к равновесию тяжело: в любых действиях и чувствах есть «точка невозврата».

Я уже перешла её.

Я не могу вернуться.

Я выпила эту чашу радости до дна: я любила тебя больше, чем себя, и была с тобой откровенна до самого конца. Мне это нравилось. На меньшее я уже не способна. Я не смогу жить среди тех, кто считает человеческим общением деловые переговоры, игривые перепалки, словесную акробатику, сальные шуточки и вечные психологические игры по заезженным сюжетам – то, из чего состоит человеческое общение почти в любой компании. Часто в такой компании бывает по-праздничному шумно и весело, только вот беда: под это весёлой мишурой пропасть отчуждения и ненужности: всех – всем. Там нет друзей, и пара минут молчания – подобно катастрофе трескающейся под ногами земли. Мне душно там. Возможно, кто-то из них может стать другом, только… нужно его научить, как ты учила меня, а тебя саму – другая, потому что люди чаще всего не знают как дружить и что значит – «общаться»…Прости, Друг, но я прерву эту преемственность: у меня не осталось ни сил, ни времени - забрав себе полную «чашу радости», «чаша с ядом» тоже теперь моя. Сполна. Разве может быть иначе?....

…Я будто слышу твой голос…Жаль, что сейчас твоими устами говорят твои Книги, твои принципы, твои идеи, но не ты…Нет…Это не так…Не получится…Не я…Другим?.. Мой милый Друг, никто не может ничем помочь другим, кроме как самим собой – разве у человека есть ещё что-то, принадлежащее ему? Я – не могу помочь, потому что я опять пуста: пустота не имеет ценности для окружающих. Более того, она страшит. Не её ли испугались те, кто заставил тебя выбирать между твоими Книгами и мной? Почему же ты позволила кому-то решать за тебя, что для тебя лучше? Более того: решать за меня…

Говорят, и я этому верю, что человек имеет право причинить другому боль, если согласен сам пройти через неё. В твоём сердце до этого момента спокойно уживались и Книги, и я: ты прошла через боль расколотого сердца вместе со мной, а значит, имела право поставить вопрос именно так. Значит, имела право… Хотя я не понимаю тебя. Уже не понимаю…Иногда я думаю, что мы - такие разные, что удержать нас рядом три года могло только чудо. Каждая из нас была в эти годы по-своему мудра и по-своему слаба, а чудо было в том, что, совместившись, эти качества непостижимым образом создавали совершенную личность, которая начала распадаться в тот момент, когда кто-то за тебя решил, что мне нужно измениться…Через тебя от меня снова потребовали надеть маску. Прости, Друг, но даже ради тебя, я не могу согласиться на ложь…тебе. Забавный выбор… Но если я соглашусь, тогда в чём же разница между тобой и теми, остальными; между пониманием и ложью?

Сейчас, когда нас уже нет, я ухожу. Мои дела завершены. Связи – оборваны. Долги – отданы. Мечта – осуществилась: я нашла тебя.

И потеряла…

Кто-то сказал: «Самые кровопролитные войны человечество вело не за пищу и рабов, а за идеи»(с), а другой добавил: «Ничто не разделяет людей так бескомпромиссно и жестоко, как идеи».

«Как точно!»,- вздохну я, и отпущу эту боль и бесполезное уже «томление духа».

Светает.

Поднявшийся с восходом ветер рассевает дождевую мглу над морем, и, вместе с этим туманом, с каждой минутой тает, растворяется, исчезает то, что связывала меня с тобой.
Ты всегда боялась, что я уйду, и ты оказалась права: когда нас уже нет, я ухожу в то, с чем пришла в этот мир – в пустоту. Куда же ещё мне идти?

Светает.

Я вышла из машины, подошла к обрыву и посмотрела на море: синее, покрытое рябью мелких волн до горизонта. С этой высоты было очень заметно, что горизонт округляется по краям и небо продолжается за его краем. Покатый берег создавал удивительную зрительную иллюзию горизонта, висящего над головой, и будто опрокидывал и это небо, и это море навстречу смотрящему. От этого кружилась голова и почва уходила из-под ног, приближая к пустоте и шуму прибоя.

Мой милый нежный Друг, я смотрю вниз, и уже не знаю: существовала ли ты когда-нибудь или я тебя выдумала, как добрую сказку, как короткий летний сон, как всю мою жизнь-маску, которая никогда не имела смысла без кого-то, кто сможет подтвердить без слов, и сказать, не разжимая губ, что ВСЁ, абсолютно всё в этом мире – НИЧТО без человеческого понимания и любви.



2008г.