* * *
Был обычный вечер вслед за обычным днём.
Очень естественно опустилось за горизонт солнце, унося с собой дневной жар. Очень натурально кусались комары, предательски нападая из зарослей лебеды и кашки. Очень по-домашнему горел свет в окне моего дома. Уютно устроились под окном, в золотого ореоле его кусты цветущего жасмина. Тихо-тихо капала вода из давно ослабевшего крана самовара, и заварной чайник окуривал бревенчатые стены избы ароматом меллисы и мяты. Словом было всё, чтобы мир вокруг был тёплым и уютным: тишина,свет, покой, стрекотание кузнечиков, мягкая постель, икона в углу....Одного не хватало на мой взгляд: мелодичного выстукивания ритма ходиками на стене. Вместо них на столе в компании с безгласным походным радиоприёмником методично отмеряли секунды электронные часы.
Так заканчивался мой вечер, также обычно и должно было начаться утро: ещё одно утро моего отпуска, достойного занесения в летописи жития святых отшельников.
Необычное, неестественное, ненатуральное и неуютное началось позже, а именно в 3 часа ночи, когда я проснулась от света, бьющего мне в глаза сквозь закрытые веки. Я рывком села на постеле, в ужасе от того, что ко мне в этих диких местах, в старой, и сейчас почти позаброшенной деревеньке кто-то забрался.
Света не было.
Вдоволь нахихикавшись над собой ("приснится же...."), я легла и попыталась снова уснуть. Но нет. Напрастно я концентрировала внимание на тепле и мягкости постели, напрастно расслабляла натруженные при уборке дома мышцы, зря повторяла программу устного счёта для начальных классов и воображала себе стода слонов: всё напрастно, сна не было ни в одном глазу, хоть сейчас вставай - и за дела. Полежав ещё немного, я обнаружила. что мне мешает какой-то звук, новый звук. Это открытие окатило меня волной страха: тиканье часов. На фоне стрекотания кузнечиков за окном и жужжания комара у меня над ухом совершенно отчётливо раздавалось размерянное "тик-так". Отчётливо зная, что в доме нет часов, способных тикать, я лежа и прислушивалась, соображая какое насекомое или животное могло бы издавать такие звуки. Мне не удалось ничего решить по этому поводу, потому что мои мысли круто изменили направление после возникшего в моей голове голоса, который спросил:
- Эй, как тебя там? Чай будешь пить?
"Ага, значит я сплю!" - подумала я и ответила:
- Почему бы и нет? Буду.
- Звать как? - раздался из темноты требовательный шёпот.
- Эльвира, - ответила я с почти остановившимся от ужаса сердцем, понимая, что это не сон.
- Горемыка...Назвали же!
Голос был надтреснутый, стариковский, с явными сварливыми нотками
- А по батюшке как?
- Ивановна...
- Ну вот! По-людски уже. Знать нормальные люди, не супостаты заморские. А меня Егоркой кличут. Домовой я.
Напряжённые до предела нервы дали отмашку на смеховую истерику.
- А ты чего это зубы скалишь, девка? - раздалось из темноты, - Эх, добрый я! Надо было тебя просто выгнать...
- Егорка, прости пожалуйста, - едва успокоившись, ответила я.
- Для кого Егорка, а для тебя Егор Ляксеевич! - донёсся откуда-то с потолка голос, в котором звучала смертельная обида.
Я взяла себя в руки.
- Егор Алексеевич, - официально обратилась я, чувствуя себя пионером где-то в диких дебрях Амазонки, вынужденным принять обычии диких племён, - Я приношу извинения за своё недостойное поведение, причина которого была не в злой воле, а в моём незнании о Вас и Вашем существовании.
Ответа я не дождалась. Вместо ответа мимо меня проплыли две чашки и опустились на стол. Присмотревшись, я увидела над самоваром белую струйку пара, а минутой позже клочущий звук возвестил о том, что всё готово к чаепитию. Совершенно неприлично открыв рот, я не могла отвести взгляда от чашек, плывущих над столом в свете полной луны, освещающей комнату через незановешенные окна. Чашки поднимались в воздух, наполнялись кипятком из самовара, а затем прямо из ниоткуда в них падали какие-то листики и цветы.
- Ну чего лежишь, девка? - заворчал невидимый мне Егорка, - Будешь чаёвничать, так садись за стол. И так дважды званная, барыня...
Пока я лихорадочно натягивала платье прямо на ночную сорочку, мой собеседник продолжал причитать об отсутствии пирогов и о том, что нет в доме хозяйки. Наконец я бочком, несмело, будто в гостях, присела на край скамьи у стола и придвинула к себе ближайшую чашку. Рассмотреть что там плавает я не могла, всё-таки было достаточно темно, но вот аромата такого я ни до этого, ни после этого никогда не чувствовала: запах каких-то диковенных цветов был настолько силён, что мне показалось, что это будет невозможно пить, ну, как ,примерно, чай с духами. Но запах был приятным и слегка дурманящим, поэтому, не рискнув попробовать, я продолжала принюхиваться. Как мне удалось понять, это был запах не какого-то конкретного цветка. В нём различалась и ромашка, и цветущая черёмуха, и сирень, и ландыш, и что-то удушливое вроде хмеля, да и просто запах сена и только что скошенной травы. Удивительное, но потрясающе приятное сочетание..
- Егор Алексеевич, а что это вы заварили? - наконец спросила я.
Совсем близко, через стол от меня, раздался хитроватый голосок:
- А ты отпей, красавица. Чего зря носом воздух тягать? Как отопьёшь, так и поймёшь всё.
- Всё ясно. Секрет колдовского зелья, - пошутила я и, под одобрительное хихиканье Егорки, отпила глоток.
Напиток оказался сладким. но не приторным и к моему удивлению сильный цветочный запах ему вовсе не мешал. Когда я поставтила чашку на стол и посмотрела перед собой, собираясь выразить моему невидимому собеседнику своё восхищение, я поняла, что уже не одна за столом. В комнате стал свелее от какого-то бледного зеленоватого света, источник которого нахолдился как раз напротив меня: с чашкой в маленькой морщинистой ручке, от запястия которой начинался меховой комбинезончик, передо мной сидело симпатичное существо. Мех комбинезончика, облегающего это существо и излучал этот бледный свет, как и зелёные глаза, смотряшие на меня. Лицо было человеческим, старческим, и мне показалось. что мех - это одежда, пока я не увидела по бокам головы по маленькому остоконечному мохнатому ушку...Но что действительно странно, так это то, что меня вовсе не удивил теперь вид Егорки, равно как и ходики, которые я теперь разглядела на стене, и тканные половики на полу, которых раньше не было и печка с открытой застонкой, бросающая на пол свет от неведомо кем и когда разведённого огня.
Теперь, при наличии света, я заглянула в свою чашку и разглядела в тёмно-красном напитке, среди незнакомых мне цветов и листьев, листья паторотника...От моего озадаченного вида по стариковскому лицу Егорки расплылась довольная улыбка.
- Я же говорил: как пригубишь - так и поймёшь всё. А лучше сказать - увидишь. Если понравился чаёк-то, допивай скорее и к приходу гостей готовится будем.
- Егор Алексеевич, а что за гости и по какому случаю? - ничему больше не удивляясь, спросила я, удобно, по-домашнему развалившись за столом и прихлёбывая из чашки "колдовское зелье".
Егорка тоже отхлебнул и, потупившись, нехотя пробормотал:
- Гости как гости...Ну друзья мои давнешние, значится. А повод...- вздохнул он, - То ли день рождения, то ли поминки...Кто его знает как енто безобразие называется...
- То есть как это? День рождения у кого? Поминки по кому? И как это совмещается? - недоумевала я.
Егорка печально подпёр подбородок ручкой и грустно ответил:
- Да у меня всё и по мне. День рождения у меня, да только последний он. Всё. отжил я своё. Отслужил, - он схватил свою чашку и выпил её содержимое одним залпом, как будто пил не чай, а горькую как взаправдашний пьяница.
- Да как же это? - растерялась я и не знала чем утешить, - Откуда ты...то есть Вы знаете что он последний?
- У каждого свой срок есть, не нами установленный, не нам о нём судить - рядить, - строго ответил Егорка, - Для меня подошёл он, ведь не бессмертные мы, не свободные. Это только вам, людям, до звезды любой, как за околицу, а наш удел: лес да луг, да сыра земля-матушка. Древние-то давно ушли, а мы вот всё живём, да всё равно умираем постепенно....Хотя что напраслину возводить? Пожил я годков немало, ох, не мало, сама увидишь сколько, да только обидно, знаешь ли: фьють - и нету....
Он смахнул слезу, скатившуюся по морщинам к уголку губ, и продолжил:
- Правда есть одно средство измениться, не умирать, да только из всех кого знаю, только двум и выпала удача такая...
- А что за средство, Егор Алексеевич? Расскажите! - попросила я, кроме любопытства ещё и потому, что видела как ему приятно мечтать о нём.
- Расскажи да расскажи...Ишь пытливая какая...Слышала, что папоротник цветёт? Не врут сказки, да не договаривают. Не цветы это вовсе, а звёзды, спустившиеся на землю. Многое может их сила неземная. А может и нам бессмертие дать: вместо земли - огонь, вместо воды - воздух. Только угадать надо. А это уж как удача будет. А не будет её - так цветы собирая, помянишь меня...
Он забрался на стол и оказался ростом не более, допустим, взрослого кота, если бы тот встал на задние лапы. Пройдя по столу, он подошёл к окну, открыл его и сел на подоконник спиной ко мне. Я, как и он, смотрела на звёзды. То ли "колдовское зелье" так действовало, то ли моё от природы развитое воображение, но только видела я как в самой глубине леса, куда устремились мои мысли, на маленькой полянке, поросшей папоротником и подлеском, растёт, раскинув огромные в рост человека листья тот заветный, один из немногих, к которому раз в год лунной ночью, вовсе не обязательно по календарю человеческих праздников, может спустится искра небесная и раскрыться огненным цветком в глубине, соединяя собой небо и землю, рождая союз живой, трепетный, долгожданный. Одну единственную ночь рассыпает Огнецвет бесчисленные искры возможностей, одну лишь ночь висят среди звёзд тоньше паутинки живые связи того, чьи корни пронизывают землю, а на конце цветочной стрелы крепится небо....
Когда я очнулась от своих видений, Егорка всё ещё сидел на подоконнике, а небо между тем начало сереть - близился ранний летний рассвет.
- Егор Алексеевич, а как же подготовка к гостям? - забеспокоилась я.
Он вздрогнул, не оборачиваясь вскинул голову, а потом, ещё сильнее сгорбившись ответил:
- Наболтал я тебе. Привычка, знаешь ли...Всегда я гостям стол накрывал. Но сегодня другое дело. Не моё уже. Вот погоди, как солнце встанет, так и увидешь всё сама, а сейчас не мешай мне.
Я замолчала, уважая его одиночество и сочувствуя ему.
В предверии рассвета небо на востоке, куда как раз и выходило окно, заиграло всеми нежными оттенками красок. Егорка встал, вытянувшись во весь рост на столе. Шерсть его светилась, да ещё бледный предутренний свет окутывал его, но вот словно тень или облачко чёрного дыма влетело в окно и легло ему на плечи. Егорка встряхнулся, отгоняя его и мягко скажал:
- Подожди, Желя. Рано по мне плакать. Позже...Вишь, гости собираются.
На подоконник лёг тонкий локон вьюнка. На глазах вырастая, потянулся к Егорке, потёрся о шерсть. Егорка ласково провёл по нежным зелёным листикам и громко, призывно произнёс, направляя голос и взгляд куда-то в изумрудные просторы полей:
Плут-переплут!
Хватит плутать.
В свете явись
Из рос возродись!
Стены вздрогнули, во кно подул сильный ветер, внося в дом сильнейший аромат трав и облако, тучу, как мне показалось, бабочек, в одно мгновение наполнивших комнату суетой и мельтешением. Я закрыла лицо руками, защищаясь от маленьких крыльев и тел, а когда через несколько минут отняла руки от лица, досок пола я не увидела - он сплошь был покрыт толстым слоем самых разнообразных, некоторых никогда ранее не виданных мною цветов, которые я приняла за бабочек. Стены, словно стволы деревьев в лесу покрывад ковёр плющей и вьюнков.
На столе попрежнему одиноко стоял Егорка.Рядом с ним, в пятне золотого света, лежал лист папоротника, весь словно звёздами, покрытый каплями росы. Егорка повторил заклинание. Ничего не произошло. Тогда он оглядел комнату, поднял лист папоротника и, прижав его к себе, сказал:
- Благодарю, Переплут! Я тоже надеюсь. Но коли что - встречай меня там...
В его глаза что-то сверкнуло и покатилось по щекам.Егорка быстро отложил лист в сторону и отвернулся, продолжая всматриваться в зелёные просторы, вид на которые открывался из окон этого старого, стоящего на возвышении дома.
Вот в тишине прозвучало негромкое пение: то на пороге был новый гость. Вернее, гостья. Тихонько скрипнув, качнулась в углу невесть откуда взявшаяся люлька. Нежный женский голос пел о том, что приходящее в мир дитя Лада и Роженица убережёт, как мир бережёт Бог Святовид, коий в то же время и Сварог и Перун, и что тайна эта велика есть как они три как один поддерживают небо, где сражается Чернобог с Белобогом, как родник неиссякаемый Триглав мир питает: Явь к престолу возводя, Навь под землю повергая; пела о том, что нет одиночества на земле, что всегда с нами и Дождич, и Плодич, и Ягодич, и Пчелич, и Ирестович, и Клёнич, и Озёрнич, и Ветрич, и Соломич, и Грибич, и Снежич, и Странич, и Радич, и Красич, и Травич, и Стеблич; пела о том, что Числобог дн наши считает, и что прожить их надобно так, что бы в назначенный тебе срок войти в прекрасный Ирич и, вдохновлённый красотой его, встал ты, возродившись как и все, пришедшие сюда ранее, под стяги Ясуни до конца веков.
Песня закончилась.
Я не знала языка, на котором она пелась, но я поняла всё. Люлька продолжала раскачиваться, но теперь возле неё сидела в длинном полотняном вышитом платье и плаще золотых волос, подхваченных на лбу обручем, Дева. Она встала, и по щиколотки босых ног утопая в цветочном ковре, пересекла комнату и остановилась перед замершим в благоговении Егоркой. Он не отрываясь смотрел на неё, и она не сводила с него ясных голубых глаз. Она нежно коснулась его шерсти, и от этого Егорка, словно проснувшись, вышел из оцепенения и приник к ней. Она тоже обняла его и плащ золотых волос совершенно скрыл его из вида. Я не могу сказать долго ли они так стояли. Совершенно сбитая с толку всеми произошедшими чудесами, я давно уже потеряла всякую ориентацию в пространстве и во времени, уже плохо понимая где я и кто я. То, что происходило в моём, доставшимся мне от бабушке доме, те видения древней Руси, что навеяла мне песня Девы, те странные тени и призрачные фигуры, обступившие Егорку, и звёзды, кружащиеся над ним в тот момент, когда поднимающееся из-за леса солнце вдруг представилось мне огненным Ликом, и крылья, которые я увидела в его короне, в пену взбивавшие светоносную лазурь - всё это смешалось в моём разуме и сознании. Перед окном, с быстротой гонимых ветром облаков, проходили все месяцы, Егорка кланялся верным спутникам и каждый называл по имени. И ещё многое видела я, ни названия, ни значения которого я не ведала...
Вдруг я почувствовала, что меня кто-то толкает. Я открыла глаза, с удивлением созерцая погружённую в прежнюю предрассветную мглу комнату. Возможно всё, что я видела было лишь мои воображением или сном. Здесь же, в старом доме, было всё по-прежнему: стены в плюще, цветы на полу, распахнутое окно и Егорка, стоящий на столе перед ним. Золотоволосой незнакомки не было и это почему-то сильно расстроило меня...Над красм леса во-вот должно было взойти солнце, а в комнате стало так темно, что я с трудом могла разглядеть того, кто сидел рядом со мной и снова тихонька подтолкнул под локоть и приложил маленький морщинистый пальчик к губам. Он был похож на Егорку, только шерсть его светилась серебристо-голубым светом. Маленькие ушки тревожно вздрагивали, а голубые глаза смотрели мимо меня - на встающее солнце. Край леса всё сильнее пылал багряными красками, а в комнате всё сильнее сгущалась темнота. Когда она сгустилась настолько, что я могла сидеть с закрытыми и открытыми глазами не чувствуя никакой разницы в освещении, тогда первый тонкий луч солнца прошёл от горизонта через всё пространство и как лезвием разрезал завесу перед нами, словно зановес, раздвигая ночь. В мерцающем розово-фиолетовом свете мы увидели прямо перед нами на столе огромный торт, сплошь покрытый сверху пятилепистковыми цветами сирени. В чашечки каждого цветка сиял маленький огонёк, как капля росы на солнце. Егорка теперь сидел слева от меня, молча и сосредоточенно разглядывая цветы, а вот мой сосед справа, тот, что толкал меня, чтобы не спала, охотно объяснил мне, что это не роса вовсе, а сурица - солнечный напиток, и лишь один цветок наполнен соком зацвёвшего папоротника: радость и счастье тому, кто его угадает! Солнечный свет всё сильнее заполнял комнату, и я теперь могла видеть, что за столом сидят много существ: некоторые были похожи на Егорку и его словоохотливого друга, другие не несли в облике своём ничего человеческого, впрочем и ничего уродливого или пугающего в них тоже не было. Но было и несколько людей, но я е зхнала кто они и когда появились. Все присутствующие были друзьями Егорки и, когда он встал на край стола, наклонившись над тортом и пытаясь угадать заветный цветок, единственный из множества, равного числу прожитых им лет, они все, как и я, желали ему мысленно удачи. Егорка вытащил цветок, но капля в его серцевине погасла. Чёрная тень снова легла на плечи Егорки, и на это раз он её не прогнал..Все присутствующие поняли, что это значит. Но мир Земли, создавший его, подарил ему слишком много тепла и счастья, чтобы платить ему теперь страхом за участь раствориться в этом мире. Поэтому Егорка выпрямившись, учтиво предложил гостям попытать своё счастье до того, как будет разрезан торт и все цветы станут просто цветами. В торту потянулось множество лап и рук. Ободрённая Егоркой, я тоже взяла цветок. В комнате, до этого заполненной возбуждёнными возгласамии разочарованными вздохами, вощарилась тишина. Все многочисленные цветы на торте погасли, а цветок в моей руке разгорался всё ярче, теряя очертания цветка и прекращаясь в маленький язычок пламени, который, впрочем, не обжегал меня. Но на этом чудеса не закончились. Все смотрели почему-то вверх. Я тоже подняла голову: над нами вместо потолка было звёздное небо без всякого намёка на рассвет, и из его глубин к нам сходило облако золотистого света, а в нём светом ярким, белым, сияла человекоподобная фигура неведомого сущетва.
- Поздравляю! - обратилось это существо ко мне. Голос его звучал так радостно и нежно, что я вообразила, чтио на его лице обязательно должна быть улыбка, но там, где должно находится лицо, был только белый свет, - Что ты намерянна с ним делать?
- Не знаю..- растерялась я, но тут мне в голову пришла одна мысль: - А можно его отдать кому я захочу?
- Можно, - ответило существо, и мне показалось, что оно смеётся, - Только подумай хорошенько! Ты можешь найти клад.
Ох, деньги...Всегда актуальная тема, и всё же я ответила:
- Да ладно...Я уж как-нибудь на зарплату.
Свет, исходящий от существа стал ярче, и они произнесло:
- С этим огоньком тебе будут повиноваться земные духи.
- Мне не нужна власть, - ответила я.
Облако золотистого сияния заполнило комнату так, что я уже не могла различить своих соседей, сидящих справа и слева. Голос зазвучал вновь:
- Ты получишь силу исполнять все свои желания.
- Ну а это и вовсе опасно!- искренне засмеялась я.
Тогда из океана света прямо передо мной вынырнули маленькие морщинистые ладошки Егорки и на мгновение я увидела его радостное личико. Я бережно вложила трепещущий язычок пламени в его руки и Егорка исчез, а свет совершенно ослепил меня, лишая ориентации и опоры в закружившемся вслед за этим огненном вихре...
.
Утром я прослулась довольно поздно, отчётливо помня все события прошедшей ночи. Правда, осмотрев комнату без всяких половиков, люлек, ходиков, тортов и чашек на столе, а так же без намёка на растительность на стенах и цветочный ковёр на полу, я стала сомневаться, и только откинув лёгкое одеяло обнаружила, что лежу в платье, натянутом поверх ночной рубашки. Тогда я не знала что и подумать...
В тот же день я уехала. Дом, такой уютный до этого, стал просто бревенчатыми стенами, под крышей "уголком". Жизнь покинула его и ощущение какой-то пустоты было невыносимо.
Надо сразу сказать, что это был последний случай, когда я чувствовала себя одинокой. С тех пор многое изменилось в моей жизни и достаточно много прошло времени, но ощущение чьего-то невидимого присутствия и помощи не покидает меня с тех пор. Это может показаться смешным, но именно с тех пор у меня исчезли проблемы с деньгами. Нет, я не стала миллионершей и денег не бывает слишком много, но они приходят именно тогда и именно в таком количестве, в котором и нужны мне. Я заметила в себе новый дар: если кому-то рядом плохо, я могу ладонью, на которой лежал язычок пламени, снять боль и залечить рану. При этом в голове сами собой рождаются странные слова, которые губы шепчут почти неподвластно мне: "На море-Океяне, на острове Буяне, девица красным шёлком шила; шить не стала, руда - перестала" и тому подобное. Я уже не удивляюсь, а повторяю то, что приходит в голову. Саму же меня хвори с тех пор обходят стороной, а царапины заживают почти мгновенно. Я узнала травы так, будто когда-то изучала их свойства: как, когда и с какими наговорами их собирать, для чего применять, и это похоже на воспоминания о чём-то, что было не со мной. Я полюбила одиночество, дальние походы и неизменно провожу отпуска в старом бревенчатом доме, затерявшемся в лесах под Тверью.
Но как ни странно, со времён тех странных событий, больше всего меня влекут даже не леса и поля, а звёзды. Всматриваясь в их узор, я прозреваю нашу дорогу - дорогу Людей, что никак не уменьшает мою любовь и благодарность к земле, но и не даёт мыслям задерживаться только возле неё: образ далёких миров "за околицей" не покидает моего ума, а образ светоносного существа прочно поселился в моём сердце. Когда я всматриваюсь в него, я снова слышу голос, разговаривающий со мной, и голос этот такой радостный и нежный, что я опять ищу смеющееся лицо, но там, где оно должно быть по-прежнему сияет чистый белый Свет.
Конец.