1. Помнится, давно это было, еще при Царе Горохе, а может, и того раньше. Это сейчас дядя Семен – лучший забойщик, а тогда …
Решила тетка Нюра по осени поросёночка забить, так как поняла, что до зимы она с ним не протянет. Он, может быть, год назад еще и был поросеночком, а за лето так "возмужал" и окреп, что все, что добывалось, как говорится, непосильным трудом, запросто усваивалось в его двухсоткилограммовую тушу живого веса. "Если не я его, то он меня точно ухайдакает", – возмущалась тетка Нюра, объясняя дяде Семену свое решение избавиться от хряка ранней осенью.
Охота на диких животных в лесу, когда ты со зверем на равных и кто кого еще – не известно, было делом благородным, не вызывающим угрызений совести. Совсем другая психология, когда забиваешь животное в хлеву: шансов избавиться от смерти у него нет – оно обречено. Здесь ты не охотник, а настоящий убийца. Домашнее животное знает, когда его срок настал, и ждет смерти, не сопротивляясь, лишь бы все прошло быстро, без страданий.
Немного поколебавшись, дядя Семен все же согласился избавить тетку Нюру от ненавистного ей «сожителя». Чтобы чувство убийцы притупилось, дядя Семен залил его двухсотграненым стаканом водки и с одним ножом скрылся в хлеву за плотно закрытой на засов дверью. Все мероприятие, так сказать, с погонями, борьбой, матом и визгом длилось несколько минут, за которые ожидавшие снаружи успели несколько раз похоронить и хряка и дядю Семена. Все закончилось неожиданно – громким стуком в дверь. Со словами: "Кажись, все", – дядя Семен вышел, вытирая нож и руки приготовленной теткой Нюрой тряпкой.
Хряка доставали вчетвером, с трудом вытащив его из самого дальнего угла, где и произошло убийство. Уместив хряка на собранный из досок настил, приступили к разделке туши. Жаркий костер к тому времени уже раскалил до красна металлические пластины – рессоры от грузовика, которыми опаливалась щетина хряка. Как основному забойщику дяде Семену в качестве трофеев полагались уши забитого, одно из которых он отрезал и опаливал прямо на огне. Трое других участников событий методично орудовали рессорами по бокам кабана. Надо сказать, что опаливание рессорой – дело нудное и долгое. Пластина остывала быстро, и ее то и дело приходилось совать обратно в костер. Отработав очередной партией, пластины были положены в костер, а бок поросенка сполоснули водой и накрыли тряпками, чтоб он отмокал перед процедурой скобления его ножами. Невдалеке от костра теткой Нюрой был накрыт стол, за который работники и уселись отдохнуть. Неизвестно долго ли они отдыхали, но разговоров было достаточно для того, чтобы одолеть литровую.
Поднявшись из-за стола, вдруг обнаружилось, что кабанчика кто-то упёр… Состоялась немая сцена из "Ревизора" Н.В.Гоголя, только страшней и ужасней. Первым опомнился дядя Семен. Он вдруг сообразил, что пасущийся рядом хряк, который рыл землю носом, отыскивая корневища, и которому во время выпивки они бросали объедки, был их «пациентом», стоящим к мучителям здоровым боком. "Не хрена себе!" – выдавил дядя Семен протрезвевшим голосом. Эти слова, как молотом, ударили по тетке Нюре. Она пошатнулась и, издав похожий на хрюканье звук, рухнула на землю, опрокинув всё со стола.
То ли услышав её, то ли почувствовав, что его снова хотят жизни лишить, хряк развернулся к мучителям. Одноухий, с подпаленным боком, он медленно начал покидать арену действий в надежде на счастливый исход. От ужаса увиденного, проходившая мимо соседка, без памяти повалилась в кусты малины, ломая ветки грузным телом.
Оправившись от испуга, начали погоню. Кабан, решив, что живым он не сдастся, рванул прямо через кусты к забору, а там бы перелеском и в лес. К сожалению, этим планам осуществиться было не дано. Спринтерский бег требует повышенного кровотока, и, как только хряк рванул, кровь фонтаном хлынула у него из раны, и он замертво упал на землю.
Доставать его из кустов оказалось трудней, чем из хлева, и когда тушу водрузили на помост, тетка Нюра «выкатила» еще одну литровку для выравнивания душевных сил, нарушившихся описанными событиями. Под литровку дядя Семен долго оправдывался и объяснял, почему такое могло произойти, и уверял всех присутствующих, что кровь из кабанчика вытекла и, что поросенок теперь точно преставился, намекая на то, что он, дядя Семён, классный забойщик. А тетка Нюра, охмелев и, не слушая дядю Семена, все причитала: "Уж очень он жить хотел" – и, жалея хряка, винила себя за прожитую жизнь, за неудавшийся забой, за то, что лишила хряка жизни. «Может как-нибудь протянули бы с ним. Протянули бы. Как-нибудь» – не успокаивалась она.
Выслушав оправдания дяди Семена и сетования тетки Нюры, опрокинули по последней и решили продолжить разделку туши. Поднявшись из-за стола, вдруг обнаружилось, что кабанчика кто-то упёр…
2. Помнится, давно это было, еще при Царе Горохе, а может, и того раньше. Это сейчас дядя Семен лучший забойщик, а тогда … После случая с хряком тетки Нюры бесстрашного дядю Семена стали приглашать на забой и других животных. Домашнее животное знает, когда его срок настал, и ждет смерти, не сопротивляясь, лишь бы все прошло быстро, без страданий.
А этот Борька был настоящим козлом – ни одну красную юбку не пропустит. Ну и что, что ученые доказали, что для быка красный цвет все равно что зеленый или любой другой. Может быть потому, что Борьками чаще кличут козлов, а не быков, не знаю, но вся эта теория про цвета Борьку не трогала. Можешь ходить перед ним разодетая и расфуфыренная, и глазом не поведет, а как одела или нацепила на себя что-нибудь красное, так сразу: он башку свою с громаднейшими рогами подымет, засопит в две ноздри – коррида, да и только; единственное – Борька матадор, а ты вроде как бык на заклании. Страху натерпишься пока до клуба дойдешь, и танцевать уж не захочешь.
Когда Борька молодой был, серьга в носу его еще держала, а как подрос – спасу нет. Вымахал здоровенным: ни крепкие засовы, ни высокие заборы его не сдерживали, а канатные веревки как нитки рвал. Увидишь такого, спешащего к тебе «поклонника», ноги ватными становятся, а бежать надо и пока, не бросишь ему красную вещь, эти гонки будут продолжаться хоть до утра – вместо танцев.
Пока от него бегала я, никому и в голову не приходило племенного быка-производителя урезонить. А тут в сельпо привезли разные кофточки красивые, яркие и все одного цвета – красные. Бабы набежали, расхватали, а вечером на танцы выпустили в обновках своих дочек. Борька же был настоящим козлом, ни одну красную юбку не пропустит. От такого количества красного с Борькой случился приступ: выбирал, выбирал себе трофеи, да не выбрал – стал гонять всех девок подряд. И ведь соображает: девки все врассыпную, кто куда, а он их обратно в кучу и гонит к себе в загон – пастух, да и только. От проделок быка три вечера подряд танцев не было. Чтоб решить проблему с быком, парни купили хозяевам Борьки водки, договорились с дядей Семеном и таким образом решили судьбу охотника за чужими юбками.
На показательное убийство Борьки собралась вся деревня. Советчиков, каким способом это сделать, было больше, чем предостаточно. Решили, что быка надо вначале привязать; дядя Семен согласился. Но кольцо из ноздри Борька вырвал еще в малолетстве, поэтому стали вязать веревкой за рога к двум столбам. Затем долго спорили об орудии умерщвления. По причине большой скученности народа использовать охотничье ружье было опасно, и дядя Семен приказал принести из кузницы огромную кувалду. Борька смотрел на все происходящее мирно и спокойно, словно был готов к любому исходу.
Замах кувалдой был настолько широк, что толпа притихла в ожидании чуда. И чудо совершилось. Описав крутую дугу мимо головы Борьки, кувалда оторвала от земли ноги дяди Семена, и он воткнулся головой в песок прямо перед копытами быка. Осознание своего близкого конца или еще чего-то там подвигло дядю Семена на уважительный разговор с быком. Поправляя на голове свой картуз, он заикаясь и путая буквы, предложил быку: "Па-па-па падажди па-па пака". Второй замах кувалдой был еще сильней и не менее виртуозен. Не менее интересными и были последствия. Ноги дяди Семена оторвались настолько, что его кирзовые сапоги зацепили бычью грудь. Толпа ахнула, отпрянув от лобного места, соболезнуя предрешенной судьбе дяди Семена. Но Борька не шелохнулся и продолжал спокойно ждать своей кончины. Подымаясь из-под копыт и еще сильней заикаясь, дядя Семен умолял быка: "И-я па-прашу, па-па-па падажди па-па пака". Все это происходило еще несколько раз. Кувалда то и дело пролетала мимо, увлекая за собой забойщика, который, как бы извиняясь перед быком, просил его пока подождать.
Умаявшись вконец, дядя Семен отдал орудие другим мужикам, и коррида продолжилась. Борька, как ни в чем не бывало, с интересом разгадывал «шарады», разыгрываемые в его честь, и всякий раз, когда кувалда приближалась к его голове, как искусный боксёр чуть отводил её в сторону. Измотав всех желающих, Борька с силой тряхнул головой, выдернув из земли оба столба, к которым был привязан, и отправился на дорогу, ведущую в клуб. Как раз настало время, когда должны были начаться танцы. Борька же был настоящим козлом, ни одну красную юбку не пропустит…
Борьку дядя Семен забил на следующее утро, и никто не видел как, но с тех пор дядя Семён стал считаться лучшим забойщиком.
19.10.08 0930 …15.11.08. 1412