Младшему сержанту запаса Петрову снилось что-то совсем неудобоворимое.
Будто сидят космонавты в скафандрах на склоне лунного кратера и мирно беседуют за жизнь при полной Земле. Сидят час, и два, и три…И Солнце на них светит.
Проснулся затемно. Как всегда, шел дождь.
Подумал:
-«Они ведь там облучаются, как сукины сыны. Хоть бы в реголит зарылись…»
За стеной неумело, но настойчиво неизвестный пианист играл первые такты из «Лунной сонаты». Сбивался, начинал сначала. Снова сбивался.
Дождь стучал в заклеенные крест-накрест стекла.
Петров закурил, приоткрыв форточку левой и единственной рукой. С улицы поползла холодная, пахнущая дождем и прелыми листьями осенняя ночь.
…Случилось это ещё летом, в самом начале Последней Мировой Войны.
Самолет – заправщик мчался над теплой, прекрасной, враждебной Адриатикой; за ним гнался, уцепившись за шланг дозаправки штангой топливного насоса, стремительно – изящный дальний бомбардировщик.
Петров сидел в хвостовой кабине оператора дозаправки.
Когда бомбардировщик, насытившись, отвалил от туши воздушного заправщика, топливный шланг чуть качнулся в сторону, попал в «жгут» воздушной струи двигателя танкера, и, как чудовищная плеть, ударил тяжелым заправочным конусом по фюзеляжу. Отскочил, ударил еще.
Огромный самолет-заправщик бичевал себя во вражеском небе Средиземноморья.
Plange la terra, planga la mare, planga lo pesce, kes on notare, plangan le bestia nel pascolare, plangan l’aucelli nel lor volare…
Следующий удар пришелся по кабине оператора дозаправки.
По младшему сержанту Петрову.
…Светало. Из-за плотных серых туч приходил тусклый день. В огромном пустом дворе под ледяным дождем размокал пустой детский городок. Среди свинцово-серых тушек голубей в коричневой радиоактивной грязи черной кляксой распласталась дохлая кошка.
Ожил невидимый из окна громкоговоритель. Холодный ветер забрасывал в открытую форточку обрывки утренней сводки:
«…Упорные бои за овладение городом Ванкувер… в ходе этих боев…
Петров внимательно смотрел на пространство между облезлыми от бесконечного дождя оконными рамами.
Крупный паук со смешными длинными лапами соткал в углу большую, уже успевшую запылиться, паутину. Еще несколько пауков, гораздо меньше, неподвижно сидели в противоположном. Все вместе они напоминали боксёров, ожидающих начала боя, только вместо ринга было ничтожное пространство, покрытое потрескавшейся грязно-белой краской. Звук гонга им заменит голод.
К бесконечно далёкой весне в живых должен остаться только паук с длинными лапками, это Петров осознавал совершенно отчётливо.
«…На ближневосточном театре в ходе преследования противника наши войска овладели...и аэродромы подскока в Иордании. Также…»
Петров закрыл форточку.
Разогрел на таблетке уротропина чай в пустой консервной банке, сел в глубокое кресло в полутемном углу комнаты.
Plange la terra, planga la mare…
Жидкий болезненный свет почти не освещал квартиру. Как будто небо, видя, что творится на земле, стало работать в четверть силы, объявило забастовку, давая людям лишь ничтожную часть солнечного света.
Петров закрыл глаза.
Тишину нарушал только постукивавший в окно дождь.
…Петров достал из ящика стола помятую тетрадь.
Писать левой рукой было очень неудобно; буквы получались большие, неровные, они наползали друг на друга, как будто хотели или совокупиться, или друг друга сожрать.
«День сто второй. Ничего не произошло»
Младший сержант запаса задумался над написанным.
Зачеркнул.
«День сто второй от начала Великого Безумства.
Я в третьем круге, там, где дождь струится,
Проклятый, вечный, грузный, ледяной;
Всегда такой же, он все так же длится…
Иногда он несет с собой пепел и пыль, и стекла после него покрываются мутноватой пеленой, как глаза плачущего – слезами, и мир почти не проникает в гойевский полумрак комнаты…»
Зачеркнул.
«День сто второй. Сегодня уже две недели, как у меня закончился йод, мне как инвалиду войны и облученному положен раз в десять дней лекарственный набор, но идти в медпункт я не хочу, там этот чертов дождь, я боюсь идти в медпункт, иначе буду валяться как та кошка среди голубей, я…»
Зачеркнул.
Вывел нетвердым почерком:
«День сто второй. Ничего не произошло»
Закурил, приоткрыл форточку.
Работал невидимый репродуктор:
«…Теперь о погоде. Радиационный фон на большинстве Европейской части СССР остается стабильно повышенным, концентрация изотопов цезия-137 в открытых водоемах: по Архангельской области-…»
…planga lo pesce, kes on notare…
Плотные тучи пролили на землю ранние осенние сумерки.
Петров зажег трескучую церковную свечу - электричества не было с первого дня Войны.
За стеной неумелые пальцы вновь принялись терзать «Лунную сонату».
Одно движение головой, резкий укол боли. Между пальцев левой и единственной руки потекло теплое.
Сизый дым лениво поднимался к потолку и медленно вытекал на улицу через приоткрытую форточку.
…plangan le bestia nel pascolare, plangan l’aucelli nel lor volare…
Петров понял, что это – все.
Он попытался перебрать все, что было сделано в недлинной жизни, но мысли уже путались; наползали друг на друга…хотели…совокуплялись…пожирали друг друга…
Лезвие выпало из приоткрывшихся губ.
Петров медленно осел на пол.
Той ночью впервые за много месяцев из-за туч вышла полная Луна.
Она оставалась такой же ясной в своем холодном блеске, ставшая из спутницы поводырем покрытой грязно-серыми бельмами туч Земле.
Петров сидел на краю огромного лунного цирка, подставив лицо яркому Солнцу. Ему было хорошо.