Шляпа лежала на верхней полке среди своих сородичей и ждала. Уже два дня, как её привезли с фабрики и положили сюда — ждать хозяина. Соседки волновались, каждая видела себя на голове молодого, обаятельного мужчины и втайне лелеяла мечту, что именно её минует тяжкая участь: украшать голову заурядной личности.
Вот подходит один, высокий самоуверенный. Взглянул на ряды шляп, и… Она ощутила вдруг на себе его жёсткий нетерпеливый взор. Сладко заныло сердце.
Подошёл, взял, надел на голову.
Тончайший аромат дорогого одеколона защекотал ноздри. Долго примерял её перед зеркалом, сдвигал вперёд, вбок. Нет, остался недовольным. Стащил шляпу с головы и небрежно бросил на место. Взял другую. Та сидела на нём лучше и он, удовлетворённый, направился к кассе. Уходящая шляпа свысока смотрела на остающихся:
– Я уже с хозяином, да каким красавцем, а вам долго ещё преть тут, в магазинной пыли.
Эх, не знала, не ведала она, какая горькая участь ожидает её — долгие годы предстояло ей стареть среди угасших кепок и беретов, хранящихся на тюремном складе.
Шляпы постепенно исчезали, обретая хозяев, только она сиротливо корчилась, небрежно задвинутая в дальний угол. Несколько раз и её примеряли. Один грузный дядя с жесткими усами и крючковатым носом уже почти взял её, утвердив на своей голове вместо огромной кепки – аэродрома. Но молодой его товарищ сказал что-то на незнакомом, гортанном языке и шляпу снова вернули на место.
«Никому-то я не нужна, тоскливо думала шляпа, оставшись одна на пустой полке. Видимо, есть во мне какой-то изъян и все его замечают, только я одна – слепа. Соседки давно уже ушли с молодыми и пожилыми, красивыми мужчинами, лишь я, дурнушка, век свой здесь коротать приговорена».
Но, однажды, серым, дождливым утром заскочил в магазин какой-то странный человек, пальто распахнуто, под мышкой портфель тяжёлый, влажную лысину на голове окружает венчик редких волос. Поглядел он рассеянным взглядом на пустые полки и заметил единственную шляпу, одиноко нахохлившуюся в углу. Взял её, повертел в руках и напялил на голову. Шляпа даже вздрогнула, ощутив непривычную, влажную скользкость.
А человек задержался на мгновенье у зеркала, словно впервые рассматривая своё широкое одутловатое лицо, поправил треснувшие очки на мясистом носу и, махнув рукой, двинулся к кассе.
– Ну, наконец-то, пришла и моя очередь, — облегчённо вздохнула шляпа. Однако к радости примешивалась и капля горечи, что достался-то ей, далеко не красавец. Ну, да и я, видимо, не кинозвезда, утешала себя шляпа.
Долго привыкала шляпа к хозяину, то забудет её где-нибудь и она с тревогой ждёт, вернётся за ней или нет. То бросит в стоящее рядом кресло, увлёкшись интересным собеседником, а потом плюхнет туда же свои девяносто килограммов. Не скоро после этого обретёт шляпа первоначальную форму.
Но были и прекрасные мгновения в её жизни. Она блаженствовала, подслушивая мысли хозяина, когда он быстро шёл по улице, сдвинув её на затылок. Мысли эти, рождались где-то в глубинах его сознания и наплывали, наплывали, словно могучие морские волны — сильные, острые, неожиданные.
Окружающие иронично пожимали плечами, глядя вслед старомодному пальто и помятой шляпе. Странный человек. Его не понимали, над ним посмеивались. А он корпел над какими-то бумагами в пыльном углу своей лаборатории, кашляя и лысея, терпеливо снося тяжесть одиночества, страдая всю жизнь от равнодушия и чёрствости, от безденежья, от людской глупости. Шляпе было очень жаль его, она хотела защитить, заслонить его, но что она могла.
И вот, однажды, он забыл свою рукопись в какой-то редакции, накрыл шляпой и оставил в кресле. Её нашёл и прочитал дотошный, вертлявый репортёришко. Хозяин вернулся за шляпой и рукописью, и тут его перехватил репортёр, схватил пальто цепкими пальцами, взял шляпу и затащил к себе в кабинет.
– Я открою Вас миру, — твердил он, видя в мечтах свою фамилию под сенсационным интервью.
«Интервью с неизвестным мыслителем» — называлась посредственная корреспонденция, вскоре вышедшая в толстом еженедельнике.
Но его заметили, о нём заговорили. Посыпались предложения и приглашения,
появились первые публикации. Внешне, однако, он ничуть не изменился — те же пальто и шляпа защищали его от непогоды, чутко угадывая желания хозяина, стараясь не отвлекать его внимания на внешность. А шляпа настолько привязалась к нему, сроднилась с ним, что теперь даже и не мыслила себя на голове другого.
Вот и настало время, когда ей могли бы позавидовать те далёкие, магазинные соседки, гордо уходившие на красивых, но пустых головах.
Позавидовать, и лишний раз убедиться в том, как обманчива бывает внешность.