(река времени 13 http://proza.ru/2010/06/26/21)
В то время на электротехническом факультете было 3 кафедры.
Кафедра электроэнергетических систем, имеющая номер 21, располагалась в том же коридоре, что и наш 211-й класс. Начальником кафедры был капитан 1-го ранга, к.т.н., доцент Никитин В.Ф., перешедший к нам с соответствующей кафедры Военно-морской Академии.
Специальности 21-й кафедры нам читались на старших курсах.
Основным лектором по нашей профильной дисциплине «Электроэнергетические системы ПЛ» был к.т.н., доцент Дмитрий Васильевич Жуковский, стройный, подтянутый капитан 3-го ранга, прекрасно владеющий материалом и умеющий заинтересовать аудиторию.
Про него говорили, что он отлично знает три иностранных языка, и, судя по его интеллигентному виду и отлично поставленной речи, это было похоже на правду. К моменту, когда я вернулся в училище, поступив в адъюнктуру, он уже демобилизовался и перешел на работу научным сотрудником в Музей связи.
Мясников Петр Степанович и Баранов Александр Потапович вели у нас курсовой проект и проводили практические и лабораторные занятия.
Мясников Петр Степанович ушел на фронт с первого курса Дзержинки, даже не начав учиться. Участник штурма Берлина. В 1946 году вернулся в училище бравым старшиной, с медалью «За взятие Берлина» на груди.
Будучи курсантом, одержал еще одну победу: женился на девушке Ане, преподающей в его группе английский язык (Анна Елисеевна Мясникова). Окончил училище в 1951 году. Многие из этого выпуска стали, как и он, нашими преподавателями: Бураков Б.А., Дрычкин В.Д., Зайцев П.И., , Константинов К.К., Магомаев Л.Д.... Уже после нашего выпуска Мясникова назначат начальником кафедры электрических машин, а после демобилизации он останется там работать доцентом.
С 1984 по 1992 год, когда я был его начальником, и позже, когда мы были в одинаковой должности - гражданские доценты - у меня всегда было к нему самое уважительное отношение, как к учителю и добросовестному человеку.
Привожу стихи, которые я написал к его юбилею.
П.С. Мясникову в день семидесятилетия
Немало у нас педагогов приличных,
читающих курсы “Основ” и “Начал”,
имеющих груды трудов своих личных,
но только один среди них воевал.
Достаточно есть и капразов запаса,
и каждый второй здесь начальником стал,
с послужными списками высшего класса,
но только один среди них воевал.
Не много, но есть мужики настоящие,
что свалят ударом быка наповал,
хоть изредка пьющие, но не курящие,
а только один среди них воевал.
Он знал и любовь, и семейное счастье,
и много раз видел он смерти оскал.
В счастливые дни и в годины ненастья
он крепко держался. Ведь он воевал.
У капитана 3-го ранга Баранова я занимался в кружке научного общества курсантов, где принимал участие в создании действующего макета МГД-генератора с ртутью в качестве рабочего тела. Он же руководил моим дипломным проектом, в котором я рассчитывал МГД- генератор ядерной энергетической установки с жидкометаллическим теплоносителем.
Позже Александр Потапович защитил докторскую диссертацию по новым источникам электроэнергии, стал профессором, заслуженным деятелем науки СССР. После демобилизации в 1972 году он 25 лет был начальником кафедры судовых автоматизированных электроэнергетических систем Государственной морской академии им. адмирала С. О. Макарова.
В настоящее время всех его званий сразу и не перечислить. Он действительный член Российской академии транспорта, почетный академик Российской академии электротехнических наук, заслуженный деятель науки и техники РФ, почетный работник морского флота, почетный работник транспорта РФ, член Научного совета РАН по комплексной проблеме «Методы прямого преобразования видов энергии».
Не знаю, повлияла ли тема моего диплома на мою дальнейшую службу, но после защиты меня вызвал капитан 1-го ранга Никитин, и спросил, согласен ли я получить назначение на ПЛ 705-го проекта, где ядерный реактор был спроектирован с жидкометаллическим теплоносителем. Если я согласен, то буду назначен на головную лодку этого проекта. Я согласился, и назначение состоялось.
Напротив преподавательской кафедры 21 находилась лаборатория магнитных полей и размагничивания кораблей. Этими вопросами с нами занимался строгий и придирчивый капитан 3-го ранга с лицом остзейского немца, к.т.н., доцент Константинов Константин Константинович, окончивший училище с Золотой медалью.
Основная лаборатория кафедры находилась на первом этаже западного крыла Адмиралтейства (4-й корпус). Окна светлого коридора с идеальным паркетом выходили во двор, а помещения с тренажерами имели окна, смотрящие на Медный Всадник. Правда, из соображений конспирации нижние стекла окон были закрашены белой краской.
Павел Иосифович Зайцев читал у нас курс электрических аккумуляторов. Занятия проходили в аудитории на первом этаже лабораторного корпуса, где располагалась еще одна лаборатория кафедры КЭЭ.
С Павлом Иосифовичем Зайцевым судьба меня свела, когда я после окончания адъюнктуры был назначен преподавателем на 21-ую кафедру. Мы с ним подружились, когда два раза подряд ездили с курсантами на стажировку на АПЛ в Гремиху. Он был человек увлекающийся. В то время многие педагоги экспериментировали в применении нетрадиционных методов обучения, и он считался в училище одним из ведущих. Мне, как начинающему преподавателю, было это интересно, и он находил во мне благодарного слушателя при изложении им своих инновационных предложений.
Помещения 22-й кафедры располагались в трех местах. Преподавательская, кабинет начальника и лаборатория электроприводов находились на первом этаже первого учебного корпуса. Начальником кафедры в наше время был доктор технических наук, профессор Тихонов В.В. Он был в училище первым, защитившим после войны докторскую диссертацию.
Владимир Васильевич, как крупный специалист в области электропривода, создатель научной школы, пользовался непререкаемым авторитетом. Весь профессорско-преподавательский состав кафедры называл его уважительно Учителем. Действительно, это был исключительно доброжелательный и коммуникабельный человек, сумевший составить особую, творческую атмосферу на 22-й кафедре, которая сохранялась и с его уходом.
После демобилизации он работал заведующим кафедрой в Ленинградском институте водного транспорта. При этом неформальные связи со своими бывшими подчиненными и учениками он сохранял до самой смерти. Последний раз, уже в очень преклонном возрасте, он присутствовал на торжественном мероприятии по случаю юбилея кафедры.
Ореол учителя он передал другому замечательному человеку, заслуженному деятелю науки и техники СССР, д.т.н., профессору Мурату Сафербековичу Туганову. И через много лет Мурата Сафербековича, так же как Тихонова, его ученики называли Учителем. Кроме них нашими преподавателями были Кожин Виктор Александрович и Лабзин Михаил Александрович.
Виктор Александрович, бравый капитан 2-го ранга, двухметрового роста, читал нам лекции по теории электропривода. Из-за выправки, ему было поручено в 1943 году принять боевое знамя училища и выполнять почетную обязанность знаменосца. После выпуска в 1946 году он служил на надводных кораблях, а в пятидесятых годах пришел на преподавательскую работу.
Мы занимались по его только что вышедшему учебнику. После нашего выпуска он был назначен на должность начальника 2-го факультета, а после демобилизации Тихонова В.В. занял его должность начальника кафедры электроприводов.
Когда я пришел в адъюнктуру, он стал моим официальным научным руководителем. Интересно отметить, что как-то, разбирая архив кафедры, я нашел положительное заключение на диссертационную работу адъюнкта Кожина, написанное рукой известного русского электротехника, одного из основателей советской школы электрических машин, Костенко Михаила Полиектовича. Демобилизовался Виктор Александрович в 1978 году и, имея ученое звание профессора, до конца 90-х годов работал по вольному найму.
Интересной личностью был и Михаил Александрович Лабзин. Он много и плодотворно занимался шаговыми двигателями. В одном из всесоюзных изданий вышла его монография на эту тему. Он охотно привлекал курсантов в НОК, и они у него не столько теоретизировали, сколько паяли и собирали конкретные действующие механизмы.
Но читать лекции он не любил, и обычно, определив материл на самостоятельное изучение, проводил беседы на интересующие его технические темы. На кафедре об этом знали и не поддерживали его в этих новациях. Поэтому отношения с остальными педагогами были у него не самые лучшие.
В те годы, когда мы начали изучение дисциплин 22-й кафедры, у Михаила Александровича были какие-то проблемы в семейной жизни. И, по-видимому, настолько серьезные, что он переселился жить на кафедру. Мои однокашники, плотно работающие под руководством Лабзина по теме шаговых двигателей, рассказывали, что частенько приходилось им «помогать» Михаилу Дмитриевичу дойти от его черной Волги, на которой ему позволяли заезжать на территорию училища, до кожаного дивана в кабинете 22-й кафедры.
Но, несмотря ни на что, подопечные Лабзина его уважали и, пока мы учились, эта его слабость до высокого начальства не доходила.
Начальником лаборатории электроприводов в наше время был старший лейтенант Протченко Валентин Михайлович, а адъюнктом кафедры Кулешов Вадим Ильич. Оба они, медалисты-нахимовцы, окончили Дзержинку в 1959 году с золотыми медалями.
Вадим Ильич Кулешов был моим фактическим научным руководителем, когда я учился в адъюнктуре на кафедре 22. Впоследствии он окончил докторантуру, успешно защитил докторскую диссертацию, получил звание профессора, возглавил кафедру, но обидно рано ушел из жизни. Это действительно был замечательный человек, о котором с признательностью вспоминают его ученики.
Протченко В.М. прошел все ступени карьерной лестницы на кафедрах электротехнического факультета. С Валентином Михайловичем мы многие годы служили на кафедре электрических машин. Сначала я был его заместителем, а после демобилизации он сдал кафедру мне и остался у нас гражданским доцентом.
Мы до сих пор сохранили прекрасные отношения и вместе работаем на кафедре электротехники в Балтийском государственном университете «Военмех».
Лаборатория внутрикорабельных технических средств связи (ВКТСС) находилась на втором этаже Первого учебного корпуса. Это была вотчина капитана 3-го ранга Ратнера Натана Израилевича, невысокого, рыжего, доброжелательного человека, читающего у нас курс ВКТСС.
Самый интересный объект кафедры располагался в большом и светлом помещении под шпилем Главного адмиралтейства. Можно сказать, что в этом месте находится центр нашего прекрасного города. Там располагались учебный класс и Лаборатория коммутационных аппаратов. Во время учебы в адъюнктуре у меня там стоял рабочий стол.
Лабораторные занятия там проводили не часто и в высоком, светлом помещении, напоминающем храм, почти в абсолютной тишине, работать было очень удобно.
Хочется вспомнить еще одного из старейших работников 22-й кафедры, бывшего мичмана, а в то время лаборанта, Михаила Спиридоновича Прохожева. Это был исключительно трудолюбивый и обязательный человек, который в лаборатории все знал и все умел. С его сыном, Борей Прохожевым, мы вместе учились в адъюнктуре.
Кафедра ТОЭ и электрических машин (№23) располагалась на втором этаже Лабораторного корпуса, на одной лестничной площадке с кафедрой химии. Начальником кафедры 23 был перешедший в училище преподаватель Военно-Морской Академии Смирнов В.А.
Лекции по дисциплине ТОЭ, которую мы изучали в течении 3-х семестров, нам читал замечательный человек, кандидат технических наук, доцент Богословский Алексей Сергеевич, он же вел у нас курс электрических измерений. Практические занятия по решению задач и лабораторные работы помогала проводить ему к.т.н., доцент Важнова Г.С.
Курс электрических машин постоянного тока читал нам известный специалист по электрическим машинам, уже в то время очень пожилой, профессор Зимин Владимир Иванович.
Эти три преподавателя были гражданскими людьми, выпускниками Ленинградского Политехнического института.
Особенно мне дорога память об Алексее Сергеевиче Богословском, которого я считаю своим Учителем. И не столько потому, что я учился у него, будучи курсантом, сколько потому, что он сам считал меня продолжателем его трудов. Мне он передал свои наборы задач для проведения контрольных работ, которыми я до сих пор пользуюсь.
Вручил, сопроводив дарственной надписью, что он верит в меня, итог своей многолетней работы - пятитомник ТОЭ и соответствующий сборник задач с решениями. Он кропотливо работал со мной, когда я взялся оформить свой курс лекций по ТОЭ в виде учебного пособия. К сожалению, мне удалось его издать только после смерти Алексея Сергеевича.
И хотя наша совместная работа на кафедре проходила, когда я уже был его официальным начальником, я до самого последнего дня чувствовал его профессиональное превосходство и не боялся в этом ему признаваться. На что он всегда деликатно отвечал: « У нас с вами просто разные педагогические подходы, вы предпочитаете учить, идя от общего к частному, а я наоборот. Это просто разные типы мышления».
Во время зарождения электротехники как науки в России развивались две независимые электротехнические школы: Петербургская и Московская. Во главе Московской школы стоял профессор Круг, а Петербургскую возглавлял профессор Нейман.
Богословский был аспирантом у профессора Неймана. Поэтому я считаю себя естественным продолжателем Петербургской школы. Позволю себе привести стихотворение, написанное мною к юбилею профессора.
Алексею Сергеевичу Богословскому
В день семидесятилетия
Так давно, в пятьдесят пятом,
В век, когда еще в народе
Ни про космос, ни про атом
И не слыхивали вроде,
Появился в век былинный
И почти что допетровский
Здесь, на кафедре машинной,
Наш профессор Богословский
И цикл ТОЭ, хоть не сразу,
Но стал жить его трудами:
Вышли книги, встала база,
Та, что строится годами.
А курсантов впечатляет
Тот подход, простой, отцовский,
Что к курсантам проявляет
Наш профессор Богословский
И не только лишь в науке,
Но и в буйстве горных троп -
Знают дети, знают внуки -
Он не только морщит лоб:
Столько групп провел он ими
Ленинградских и московских,
Что считает их своими
Наш профессор Богословский.
И когда со всех экранов
Славу Брежневу трубили,
И когда, по-русски, рьяно
Диамат в предмет вводили,
Странности мирских иллюзий
Принимал он философски -
Лучший лектор в нашем ВУЗе
Наш профессор Богословский.
Вспомним пасквиль юдофобский:
Коськин – главный сионист, -
Дранкин, Стас и Богословский,
Плюс Агнесса-террорист.
В жизни видит стержень самый,
А не фактик ерундовский.
Честен и самоотвержен
Наш профессор Богословский.
Горбачев с идеей новой
и Собчак вошли во власть.
У метро и на Дворцовой
кипит ненависть и страсть.
Но, не веря, что болтает
Этот митинг теософский,
Так же лекции читает
Наш профессор Богословский.
Флаги на Кремле меняют,
Шеварнадзе стал Георгий,
И уже не удивляют
Нас бесстыдства телеоргий.
Хазбулатова уводят
И болтает Жириновский,
Но все так же в класс приходит
Наш профессор Богословский.
И пускай, проходят годы,
Но над ним не властно время.
В солнце, зной и непогоду
Сеет знания он семя.
И для нас всегда примером
Его подвиг хлеборобский
Вместе с истиной и верой
Наш профессор Богословский.
15.01.1994 г.
P.S.: Пояснение по поводу «пасквиля юдофобского».
В начале 70 годов, Коськин Юрий Павлович защитил докторскую диссертацию, и у начальника кафедры Смирнова В.А. закрались подозрения, не захочет ли командование поставить на его должность нового доктора наук, а его отправить на заслуженный отдых. И он решил действовать.
Напечатал на пишущей машинке анонимку, что на факультете действует сионистское подполье. Почему он зачислил Богословского с его церковной фамилией в сионисты, трудно сказать. Так же, как не имели отношения к сионистам и остальные «фигуранты», в том числе добрейшая Агнесса Евсеевна, секретарь канцелярии факультета.
К счастью, «органы» быстро определили, с какой машинки отправлено письмо, и кто его мог отправить. Разгорелся жуткий скандал, Смирнова уволили со службы. Юрий Павлович сам не захотел оставаться, и на кафедру для усиления назначили начальником Мясникова П.С., а его заместителем Константинова К.К.
Но это произошло уже после нашего выпуска, а нам Юрий Павлович с блеском читал лекции по электрическим машинам переменного тока. До этого мы прослушали курс электрических машин постоянного тока, который нам читал профессор Зимин. Хотя, как специалист по электрическим машинам, он на то время был один из лучших в стране и по его учебникам учились во многих ВУЗах, но как лектор он был, на мой взгляд, не на высоте.
Он не очень следил за тем, успевают ли курсанты за полетом его мысли или нет. Читал Владимир Иванович довольно точно по своему учебнику, и меня на его лекциях всегда преследовала мысль: почему бы ему не дать учащимся возможность разбирать материал по учебнику, оставив за собой роль консультанта по непонятным фрагментам текста?
Он же вел у нас курсовой проект по электрическим машинам постоянного тока, и чувствовалось, что вопросы проектирования - это его конек. Огромный опыт работы в НИИ «Электросила» сделал из него специалиста экстра-класса. Только взглянув на полученные расчеты, он сразу говорил, что нужно сделать, чтобы выйти на оптимальный результат.
Во время работы с нами он был уже очень пожилой человек, невысокого роста, довольно полный и совершенно седой. В зимнее время носил он ботинки с галошами, и мне случилось услышать такой диалог в конце проводимой консультации: « Стюхин, посмотри, в галошах я или нет»?!
Стюхин, безуспешно пытавшийся подписать чертеж, бросается на колени и кричит: «Так точно, товарищ профессор! В галошах». «Ну хорошо»,- говорит Владимир Иванович, - «Придется за усердие подписать твой чертеж»!
Коськин Юрий Павлович после демобилизации долгие годы работал заведующим кафедры в ЛЭТИ. Стал заслуженным деятелем науки и техники СССР, ведущим специалистом в области электромеханотроники. Когда мы учились в училище, он мне казался сухарем и педантом. По строгости подхода к организации службы из всех, стоящих дежурными по училищу, с ним мог поспорить разве только профессор Муру.
Но уже после окончания училища мне не раз пришлось с ним встречаться, и я уверенно свидетельствую, что это не только умнейший и принципиальнейший ученый, но и человек редких душевных качеств.
Лабораторные занятия по электрическим машинам проводил у нас еще один замечательный человек, Дрычкин Виталий Дмитриевич. Он был из когорты офицеров, первыми освоивших атомные подводные лодки. В 1961 году, после окончания с отличием ВМА, он был назначен командиром дивизиона на К-181, которая, единственная из всех подводных лодок, смогла всплыть точно в точке географического Северного полюса.
Командир АПЛ был удостоен звания Героя СССР, а Виталия Дмитриевича наградили орденом Красной Звезды. Мы с ним долгие годы прослужили на одной кафедре и до сих пор, как и с Юрием Павловичем Коськиным, периодически перезваниваемся. Привожу стихотворение, которое я написал ему к юбилею.
Зубру-подводнику, Виталию Дмитриевичу Дрычкину,
в честь семидесятилетия.
Годы бегут, промелькнуло уж двести
разных - и славных, и будничных лет,
как под шпилем здесь, для славы и чести,
морских офицеров выводят во свет.
Всю глубину временного потока
трудно объять и понять с непривычки,
но служит здесь четверть от этого срока
Виталий Дмитриевич Дрычкин.
Есть зубры у нас, кто последних полвека
связан с родною Дзержинкой,
но вряд ли средь них кто найдет человека,
что б с гирей играл, как с пушинкой.
Средь них есть и те, кто, спросите любого,
остался подводник на веки,
но, вряд ли средь них вы найдете такого,
чье имя - на бронзе в отсеке.
Подводники-зубры все дружат с искусством
и могут развеять поэзией грусть,
но вряд ли сумеют так, с подлинным чувством,
“Онегина” вам прочитать наизусть.
И с музою зубра найдете иного:
кто пишет картины, кто книгу цитат,
но вряд ли средь них вы найдете такого,
кто был бы на собственной Музе женат.
Пусть годы летят, но душой не стареет
Виталий Дмитриевич Дрычкин,
все так же по кафедре смех его реет,
и добрые те же привычки.
Так пусть же всегда, и при всякой погоде
в здоровье и счастье он будет,
и пусть даже в старости помнит о флоте
а флот, - он его не забудет.
Адъюнктом на кафедре электрических машин был лейтенант Аполлонский Станислав Михайлович, упомянутый мной в связи с «сионистским делом» как Стас.
Он был однокашник Кулешова В.И. и Протченко В.М. Училище окончил с отличием, получил красный диплом. После адъюнктуры защитил кандидатскую диссертацию и был оставлен преподавателем.
В середине 80-х годов я вернулся из длительной загранкомандировки и был назначен заместителем начальника на кафедру, которой тогда командовал В.М. Протченко. Прибыл я как раз к началу партийного собрания, на котором рассматривалось персональное дело к.т.н., доцента Аполлонского С.М.
Ни для кого не секрет, что абсолютное большинство офицеров были членами КПСС и что «органы» наблюдали за теми из них, кто потенциально мог иметь связь с заграницей. А так как Аполлонский позволил себе публиковать свои не секретные научные статьи в технических журналах США, то за ним приглядывали очень пристально. И как только он выходил на защиту докторской диссертации, тут же возникали обстоятельства, требующие разбора его моральных качеств.
Один раз его остановили при туристическом путешествии по Чукотке, мол, он зашел в погранзону, второй раз нашлись доброхоты, обвинившие его, якобы, в плагиате. Всякий раз при разбирательстве на партийном собрании ничего серьезного не находили, но сроки защиты срывались.
В последний раз на него написал донос курсант Якушенко, у которого Аполлонский был научным руководителем. Основное обвинение было, что Станислав Михайлович в разговоре с ним неуважительно назвал В.И. Ленина «Вовкой –морковкой». На собрании Аполлонскому объявили выговор, чтобы он не распускал язык. Срок защиты был опять сорван. Но по существу, партийное собрание защитило члена своей организации.
Через некоторое время Аполлонский успешно защитился. Стал профессором, действительным членом МАНЭБ и Нью-йоркской академии наук, главным редактором журнала "Электромагнитная совместимость". После достижения пенсионного возраста он благополучно демобилизовался, продолжая работать по специальности на должности профессора.
Если бы не «перестройка» и наступившее время абсолютной безыдейности, то у курсанта, написавшего донос на своего научного руководителя, не было бы шансов оказаться среди преподавателей нашего ВУЗа. Ибо мнение партийной организации в советское время значило очень много. Абсолютное большинство членов кафедральных партийных организаций были офицеры, прошедшие службу на боевых кораблях и атомных подводных лодках, и подлости не прощали. Его бы отсеяли, самое позднее, на стадии адъюнктуры.
Но наступило новое время, когда безыдейность возведена в принцип. Партийные организации ликвидированы. Несмотря на громко звучащие лозунги о возрождении духовности и росте демократизации, какие либо влияния коллективов кафедр на кадровые решения начальников теперь исключены.
А стукач стал истово исповедовать самые последние идеологические установки власти.
И, уже в постсоветское время, Якушенко становится адъюнктом, потом последовательно преподавателем, начальником кафедры, заместителем начальника ВУЗа по учебной и научной работе, а сейчас, поговаривают, что его назначат начальником Военно-морского инженерного института.
Но это происходит уже в 21 веке, а в шестидесятых годах двадцатого века мы всего этого не знали.
Если подняться по Восточной лестнице шпиля на третий этаж, то можно было попасть в самый длинный в Ленинграде коридор, о котором я уже писал.
В этот коридор выходили двери секретного отдела и кафедры математики. Лекции по высшей математике нам читал заведующий кафедрой, доцент Виграненко Т.И. Занятия проводил заинтересованно, стараясь, чтобы курсанты не упустили мысль, излагаемую с кафедры.
Основным учебником был двухтомник Пискунова. Виграненко одновременно с названием изучаемой темы всегда приводил номера страниц по учебнику. Записывать лекции за ним было легко, так как он фрагментировал излагаемый материал и давал под запись наиболее важные положения.
На втором курсе он предложил желающим прослушать главы теории функций комплексной переменной, и не только нашлись желающие посещать факультатив, но и занятия были успешно завершены. Лекции читались в удобной «Наклонной аудитории» на втором этаже Первого корпуса.
Практические занятия по решению задач проводились в учебных классах. У нас практику вел Рейзнер Л.В., пришедший в училище после тяжелого ранения на войне. Ходил он, приволакивая ногу, одна рука была парализована, но занятия проводил мастерски, привлекая мнемонические правила запоминания необходимых вещей.
Голос у него был громоподобный, и лентяям он спуску не давал. Чувствовалось, что работа была его жизнью. Несмотря на большую строгость, курсанты его любили и никогда не позволяли себе даже тени насмешки над его контузией.
В этот же длинный коридор Второго корпуса выходили двери кафедры иностранных языков. В наше время заведующей кафедрой иностранных языков была пожилая женщина, доцент Чарыкова Т.Н. Она же вела занятия в моей группе. Обратив как-то внимание на ее крупный, старинной работы, перстень с вензелем в виде буквы Ч, я спросил ее: "Татьяна Николаевна, Николай Чарыков, товарищ министра иностранных дел А.Извольского, вам не родственник»?
Татьяна Николаевна внимательно посмотрела на меня и коротко ответила: «Нет». Почувствовав, что совершил бестактность, я извинился. До сих пор я не уверен, что она мне сказала правду. Кроме группы Татьяны Николаевны в нашем классе были еще две группы.
Одну группу вела Анна Елисеевна Мясникова, жена Петра Степановича Мясникова. А в другой группе преподавала очень яркая, красивая женщина, А.Н. Валова, которую за глаза звали «Кармен». Когда мы были на 3 курсе, она вышла замуж за курсанта 4 курса Баранова, пришедшего в училище со сверхсрочной службы, и пользующегося правами слушателя.
Когда через десять лет после окончания училища пришел в адъюнктуру, она была все также хороша. Значительно эффектнее своей молоденькой дочки, которая некоторое время работала в нашей санчасти.
Коридор третьего этажа восточного крыла заканчивался дверью, из которой можно было попасть на антресоли Парадной лестницы Главного Адмиралтейства. Но в наше время эта дверь была заперта, так как там находились помещения, принадлежащие структурам Старшего морского начальника, командира Ленинградской военно-морской базы. До революции там располагалось Морское Ведомство и квартира Морского министра.
Самый длинный коридор имел две винтовые, «черные» лестницы. Они, как и все переходы в коридоры, активно использовались, что было удобно в холодное время, а главное, сокращало переходы между учебными корпусами. К сожалению, с приходом новых начальников ни проходы, ни черные лестницы не используются. И на переход, занимающий пару минут, сейчас тратится в несколько раз больше времени. Это одна из причин, по которым опоздание классов на занятия перестало быть исключительным явлением.
Черная лестница восточного крыла выходила в прихожую с дверями в караульное помещение, магазин и парикмахерскую.
Оттуда можно было выйти на Парадный двор. Лестница западного крыла выходила в коридор первого этажа клуба, а оттуда на лабораторный двор. С Лабораторного двора, обогнув слева Лабораторный корпус, можно было подойти к входным дверям лестницы ведущей на кафедру № 23 и на кафедру химии.
Входная дверь на кафедру химии была на одной лестничной площадке с кафедрой ТОЭ и электрических машин. Из коридора, на стенах которого были укреплены демонстрационные стенды, пройдя прямо, можно было попасть в светлую аудиторию. Налево располагалась хорошо оборудованная химическая лаборатория, направо находились кабинеты и преподавательская.
В то время заведующим кафедрой химии был д.т.н., профессор Кесарев В.В., ранее служивший начальником кафедры корабельных средств радиационной безопасности и регенерации воздуха Военно-морской академии. Он же читал нам лекции.
Если пройти Лабораторный и Парадный двор и повернуть на Восточный двор, то в центральной части восточного крыла Адмиралтейства (3-й корпус) можно было подойти к подъезду, лестница которого вела в помещения фундаментальной библиотеки и на кафедры физики и общественных наук.
Физику нам читал заведующий кафедрой, доктор физико-математических наук, профессор Сена Лев Аронович, крупный ученый в области физики атомных столкновений. С конца двадцатых годов он был дружен с великими физиками Харитоном, братьями Кикоиными, Александровым, сотрудничал с П.Капицей и Курчатовым.
Как я узнал много позднее, Лев Ароныч был человеком нелегкой судьбы. Он перенес блокаду, работая, как специалист по ртутным выпрямителям, над восстановлением трамвайного движения. Во время войны возобновил научную и педагогическую деятельность, работая заведующим кафедрой физики Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, где 1 октября 1943 года прочитал первую в ВУЗах блокадного города лекцию.
Во времена «борьбы с космополитизмом» его и двоих его друзей-физиков, альпинистов и любителей авторской песни, осудили на 10 лет по сфабрикованной статье. Одним из пунктов обвинения были «…шутовские маскарады с разыгрыванием сцен подражания буржуазной культуры и пошлых кинофильмов "…
В заключении Л.А.Сена работал «на шарашке» — в тюремном КБ ракетной техники в Москве. В 1953 году приговор отменили, но на постоянное место работы, заведующим кафедрой в наше училище, он устроился только в 1955 году. О своих драматических приключениях он нам не рассказывал, был всегда весел, доброжелателен. Хорошо помню его шутку про «досадную очепатку», незамеченную редактором.
Как-то на лекции, заметив, что мы устали, он сказал, отклоняясь от темы, что главным открытием своей жизни он считает не свою классическую монографию «Столкновения электронов и ионов с атомами газа», ставшую основой научного открытия — эффекта Сены, - а другое открытие....
Работая в конце 30-х годов в институте физической химии, он выделил, по задаваемым вопросам, пришедшего к ним на экскурсию лаборанта из института Механообр. И, как потом шутил сам Зельдович, Сена выменял его на вакуумный насос.
Вот это Лев Аронович и называл своим главным открытием, открытием Зельдовича, впоследствии академика, трижды Героя социалистического труда, одного из творцов советской водородной бомбы.
Лекционные и лабораторные занятия по физике проходили на втором этаже восточного крыла Адмиралтейства, в помещениях кафедры, с окнами, выходящими на Зимний Дворец. На лестничной площадки второго этажа противоположный вход вел в коридор, куда выходили двери кафедры начертательной геометрии и кафедр общественных дисциплин.
Начертательную геометрию нам читал доцент Карташов А.И., всегда элегантно одетый и аккуратно причесанный. Материал излагал строго по своему учебнику, но творчески, призывая нас привлекать пространственное воображение при усвоении материала. Для этого, например, он, используя стены и потолок аудитории, показывал, как будет выглядеть проекция отрезка (указка) на три ортогональные плоскости.
Мне эта его придумка пришлась по душе, и помню, как стоя на посту у Знамени, я мысленно решал задачки на определение недостающей проекции. Через 13 лет, уже в адъюнктуре, я без труда помогал по начертательной геометрии своему племяннику Стасу Москвичу, который в это время учился на первом курсе.
Напротив кафедры начертательной геометрии, выходящей окнами на Восточный двор, располагались светлые и просторные аудитории кафедр общественных дисциплин, с окнами на Зимний дворец. Почти все преподаватели этих кафедр были офицерами. Историю КПCC нам читал кандидат исторических наук, полковник Капырин, основы научного коммунизма - кандидат исторических наук, полковник Синенко В.С., политэкономию - кандидат экономических наук, доцент, Борисенко В.Я., философию - кандидат философских наук, полковник Пугачев И.П.
Судя по выписке из диплома, были еще две идеологические дисциплины - «Партийно-политическая работа в Советской Армии и ВМФ» и «Основы педагогики и психологии» с зачетами в конце, но кто их вел, я не помню. Вполне понятно, что все, что говорили на лекциях по общественно-политическим дисциплинам, было строго идеологизировано.
Но хотя зачастую вопросы, задаваемые курсантами во время занятий, были достаточно острыми, наши педагоги не заводили «списки неблагонадежных». Старались, по возможности, аргументировано отвечать. Например, мы нередко обсуждали такие скользкие для того времени темы, как выборы без выборов, почему работают «глушилки», зачем заставляют сеять кукурузу там, где она не растет, правомерны ли неофициальные ограничения для евреев.
Ну, а вопросы о репрессиях 30 годов в то время уже острыми не считались.
За кафедрами общественных дисциплин начинались помещения фундаментальной библиотеки. Главное и самое красивое, из них - читальный зал. Он был расположен сразу на двух этажах. На втором этаже, в помещении длиной около 50 метров и шириной во все крыло здания, стояли ряды крытых зеленым сукном старинных столов с резными ножками и настольными лампами.
Между высоких окон, заполняя все простенки, располагались застекленные, резные книжные шкафы с наиболее ценными фолиантами. На третьем этаже вдоль всего зала проходили балконы, опирающиеся на мраморные колоны, увенчанные коринфскими капителями. Колоннады отделяли ряды столов от книжных шкафов. Балконы тоже были заставлены книжными шкафами.
Но главное книгохранилище и зал абонемента находились на третьем этаже, над общественно-политическими кафедрами. В наше время читальный зал активно работал и в вечерние часы, во время самоподготовки, был полон. А в сессию там было трудно найти свободное место.
К великому сожалению, за время т.н. «перестройки» и последующего «возрождения духовности» все это великолепие пришло в состояние полной разрухи, и думаю, что уже не восстановится никогда. Уже объявлено, что курсантов переведут в Кронштадт, а в Адмиралтействе будет расположен Главный Штаб ВМФ. Чего в этом решении больше, глупости, замешанной на некомпетентности, или вредительства на базе корысти, трудно сказать. Надеюсь, история рассудит.
В этом же корпусе, на первом этаже, с нами проводили занятия по военным дисциплинам. Здесь мы изучали историю военно-морского искусства, боевые средства флота и основы тактики ВМФ, военную администрацию и основы военного законодательства, морскую практику.
Одной из самых колоритных фигур был начальник кафедры морской практики, капитан 1-го ранга Прибавин А.В. Он был добрейший человек, но порой в педагогическом азарте не брезговал флотским соленым юмором. Идет пятый час занятий, он видит, что курсанты ослабляют внимание, и чтобы расшевелить аудиторию, неожиданно поднимает Саню Игнатова и задает вопрос: «Какие огни вы видите, наблюдая точно по курсу удаляющейся корабль»?
« Белый огонь - топовый, правый - зеленый и левый - красный», - следует неуверенный ответ. Прибавин в притворном возмущении переходит на крик: « Бортовые огни не видны»! И добавляет для убедительности: «Когда дама раком стоит, ты сиськи видишь»!?
Дружный хохот аудитории приводит всех в рабочее состояние.
Интересным человеком был полковник Малышев, в 1968 году возглавивший вновь созданную кафедру морской пехоты. Он в морской пехоте прошел всю войну и много и интересно, отступая от темы лекции, рассказывал нам о пережитом. В это время появились первые магнитофоны и самыми популярными у нас были песни Высоцкого о войне.
Помню, как однажды, во время очередной беседы, его спросили, вспоминая известную песню, правда ли, что «расстреливать два раза уставы не велят»? «Нет», - ответил он своим окающим говорком, - «Контрольный выстрел в голову всегда делали»!
Общеинженерные дисциплины нам преподавали в аудиториях и лабораториях Лабораторного корпуса. На первом курсе это была технология металлов. Кафедра с лабораторией располагалась на первом этаже и была довольно хорошо оснащена современным оборудованием. Заведующим кафедрой был доцент Цвилинев А.Н., а лекции нам читал к.т.н., доцент Васильев А.Н. , аккуратист и педант, но с любовью и увлечением относящийся к своим педагогическим обязанностям, за что его курсанты искренне уважали.
На втором этаже по этому же подъезду располагалась кафедры теоретической механики, теории механизмов и машин, сопротивления материалов. Кафедру теоретической механики возглавлял к.т.н., доцент Автухов М.А. Лекции нам читал капитан 1-го ранга в отставке, доцент Кришен Владимир Федорович, он же проводил с нами практические занятия.
Много времени уделялось решению задач. Мне вспоминается, что многие курсанты боялись его экзаменов, так как он требовал не только показать знание, но и продемонстрировать умение решать задачи. Когда я пришел на 22-ю кафедру в адъюнктуру, то там служил лаборантом довольно толковый мичман Завьялов, который, учась в училище, так и не смог сдать экзамен по сопромату, и был отчислен по неуспеваемости.
Заведующим кафедрой сопротивления материалов был д.т.н., профессор Грубин А.Н., известный специалист в своей области, пришедший к нам в училище из Куйбышевского технического университета, где он пять лет возглавлял кафедру. Лекции нам читала женщина, работавшая раньше в КБ у Туполева.
Заведующим кафедрой механизмов и машин был к.т.н., доцент Александр Л.М., но лекции нам читал не он , а очень пожилой доцент Ефимович. Курсанты его звали за глаза Конявка, потому, что он так своеобразно выговаривал слово "канавка". Он же вел у нас курсовой проект по деталям машин.
Нам казалось, что из-за своего преклонного возраста он не замечает тех маленьких хитростей, которые позволяли себе его ученики, чтобы быстрее «столкнуть» курсовой. Обязательным условием курсового проекта был чертеж на ватмане с изображением проектируемой детали.
Самым простым способом заполучить такой чертеж, было подобрать из набора чертежей прошлых лет, хранящихся на кафедре, уже изготовленный, и заменить подпись. Но поскольку мы в этих шалостях были не первыми, то место штампа было частенько затерто чуть ли не до дыр.
И вот, однажды, с таким шедевром инженерной мысли пришел защищать проект Валера Буйников.
Преподаватель просмотрел расчеты и предложил Валере развернуть чертеж. Задав несколько вопросов, Конявка взглянул на затертый штамп и произнес своим старческим голосом : «Это старое полковое знамя требует стирки, но я думаю, что стирка уже не поможет, придется заказать новое»!
Валера, озадаченно почесал в затылке и отошел от Конявки, чуть слышно бурча про себя: « Так ведь расформируют полк из-за утраты знамени»!
Курс теоретических основ теплотехники нам читали в Наклонной аудитории Первого корпуса, а практические занятия проводили в классе. Начальником кафедры теплотехники был пожилой, седовласый капитан 1-го ранга, д.т.н., профессор Жуковский В.С.. Лекции нам читал доцент Мадишевский.
Курс был небольшой и завершался зачетом, но я помню практические занятия по решению задач с использованием таблицы средней удельной теплоемкости перегретого водяного пара и тепловой диаграммы пара в осях энтропия - теплосодержание. Хотя, признаться, в дальнейшем эти знания использовать не приходилось.
Заведующим кафедрой гидромеханики был известный ученый, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, полковник профессор Патрашев А.Н. Школа магнитной гидродинамики, которую он создал в стенах нашего училища, пользовалась заслуженным авторитетом в стране и за рубежом. Это был исключительно доброжелательный и мудрый человек, уже очень пожилой человек, одинаково вежливый и с командованием ВМФ и с курсантами, которые за глаза, уважительно называли его Дед.
Напротив восточного крыла главного Адмиралтейства, в Восточном дворе располагался корпус, в котором на первом этаже размещалась типография Училища, а на втором и третьем жилые и учебные помещения кораблестроительного факультета. Преподаватели этого факультета читали на всех факультетах теорию корабля. У нас занятия проводились в Наклонной аудитории первого корпуса. Лекции по теории и устройству подводной лодки нам читал начальник кафедры теории корабля, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, д.т.н., профессор, капитан 1-го ранга Зараев А.И., выпускник 1947 года.
Капитан 1 ранга, д.т.н., профессор Муру Николай Петрович, один из самых заметных ученых кораблестроительного факультета, был исключительно требовательный офицер, и когда он заступал дежурным по училищу, вся вахта знала, что служба будет тяжелой. Он, окончивший в 1944 года училище с золотой медалью, считался самым крупным специалист в нашей стране по судоподъему. Впоследствии он стал заслуженным деятелем науки и техники РСФСР.
Чтобы пройти от помещений третьего факультета, до входа на первый факультет надо было обойти всю территорию училища от Восточного двора, через Парадный и Лабораторный, до Западного двора. Если вход на второй и третий факультеты был свободным, то для посещения первого факультета надо было иметь специальный пропуск.
Вход на него был через низкий тамбур, постоянно охраняемый военизированной охраной. Пропуск на факультет мы получили только, когда нам стали читать лекции преподаватели специальных кафедр первого факультета. Командование и спальные помещения факультета находились на втором этаже Западного крыла Адмиралтейства, и из их окон открывался прекрасный вид с Медным Всадником на фоне здания Сената и Синода.
Преподаватели первого факультета проводили с нами занятия по теоретической и ядерной физике, основам автоматического регулирования и электронике, по вспомогательным механизмам и системам ПЛ, живучести и управлению ПЛ. По этим предметам мы сдавали экзамены. Кроме того, с нами изучали дисциплины, заканчивающиеся зачетом: двигатели внутреннего сгорания, электронно-вычислительные машины.
Изучение специальных дисциплин факультета мы начали с двигателей внутреннего сгорания и паровых турбин. Двигатели внутреннего сгорания нам преподавал капитан 1-го ранга к.т.н. Бурмистров. Лекции по турбинам нам читал капитан 3-го ранга, к.т.н., доцент Магомаев Л.Д., двоюродный брат известного певца Муслима Магомаева, пользующегося в те годы особой популярностью.
Их общий дед — Муслим Магомаев, известный азербайджанский композитор, чье имя носит Азербайджанская филармония. Певцу М. Магомаеву дали имя в честь деда-композитора. Естественно, что мы расспрашивали своего преподавателя о его знаменитых родственниках, и он находил время рассказать о них. Впоследствии он защитил докторскую диссертацию, стал профессором.
Начальником кафедры ядерных реакторов был выпускник 1946 года, капитан 1-го ранга Гусев Б.Н. Он перед войной окончил спецшколу юнг, поступил в Училище и воевал под Нарвой и Кингисеппом в сформированном из курсантов училища истребительном батальоне. В наше время это был маститый ученый, д.т.н, профессор, основатель научной школы. Позже, с его сыном Леней Гусевым, окончившим в 1972 году училище с золотой медалью, мы учились в адъюнктуре.
Лекции по ядерной физике и практические занятия по решению задач проводил с нами капитан 3-го ранга Путилин М.А. - из когорты офицеров, первыми осваивавших атомные подводные лодки. Бережно храню фотографию, на которой я снят в процессе защиты у него расчетно-графического задания.
Начальником кафедры автоматики был капитан 1-го ранга, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, д.т.н., профессор Алешин Б.И. Лекции по основам автоматического регулирования и электроники нам читал капитан 3-го ранга, к.т.н., доцент Кротов. Читал лекции он мастерски, не позволяя себе заглядывать в план занятия, но в тоже время безукоризненно зачитывая пункты и подпункты излагаемого материала, всегда успевая закончить чтение, точно за пять минут до звонка, оставляя эти пять минут для ответов на вопросы.
Он же читал нам небольшой, только что введенный курс ЭВМ.
Лекции по живучести и управлению ПЛ нам читал капитан 1-го ранга, к.т.н., доцент Дорощук Ю.И. Как и Гусев Б.А., он воевал в истребительном батальоне, сформированном из курсантов училища, и окончил училище в 1946 году. В наше время он считался одним из лучших методистов. Действительно, он порой делал из лекции целое представление, оживляя текст риторическими вопросами, примерами из корабельной жизни, и цитируя античных авторов.
Начальником кафедры живучести устройства и управления подводной лодкой был капитан 1-го ранга, к.т.н., доцент Шаповалов М.И., активный сторонник внедрения в учебный процесс тренажеров.
За время нашей учебы был введен в действие и использовался в нашем обучении тренажер по борьбе за живучесть, находящийся на первом этаже Лабораторного корпуса, непосредственно под кабинетом начальника кафедры 22.
На последней странице нашего выпускного альбома есть фотография, на которой я и Коля Банников позируем, выглядывая из рубочного люка, сразу после тренировки по борьбе с поступлением воды внутрь прочного корпуса.
Интересные занятия проводились на введенном в 1967 году комплексном тренажере по управлению движением подводной лодки «Кузов», расположенном на первом этаже, под учебными классами 1-го факультета. Тренажер представлял собой движущую платформу, имитирующую центральный отсек подводной лодки.
В зависимости от действий тренируемого, нарастали крен и дифферент, имитировались звуковые эффекты, сопровождающие продувание балластных цистерн, изменялись показания приборов управления лодкой. Запомнились занятия по выходу из аварийной ПЛ через торпедные аппараты - на тренажере, оборудованном в Западной башне Адмиралтейства и позволяющем отрабатывать выход в легководолазном снаряжении с глубины 10 метров по буйрепу или методом свободного всплытия.
Последнему занятию по выходу из торпедного аппарата «мокрым» способом предшествовало теоретическое обучение и тренировки по выходу через «сухой» торпедный аппарат.
Однако, все равно не обошлось без происшествия.
Выходили по трое. Одетые в гидрокостюмы, включившись в индивидуальный дыхательный аппарат (ИДА), курсанты залезали в трубу торпедного аппарата и стуком подавали сигнал на закрытие задней крышки. Торпедный аппарат заполнялся водой, и курсанты снова подавали сигнал - о готовности выходить. Открывалась передняя крышка аппарата и водолазы по одному, подав стуком сигнал, должны были выходить из торпедного аппарата методом свободного всплытия.
Я был в первой тройке. До этого мы уже отработали выход мокрым способом по буйрепу. Самую сложную часть упражнения - пробираться в неудобном гидрокостюме, включенном в ИДА - я уже один раз успешно проделал.
Поэтому никакого волнения не испытывал.
И у меня, действительно, все прошло благополучно. Но выходящему в последней тройке Вале Мурчикову не повезло. Он шел вторым и когда выходящий перед ним Саня Игнатов успешно всплыл, Валя стал лихорадочным стуком подавать сигнал тревоги. Проводящий тренировку преподаватель не растерялся, срочно закрыл переднюю крышку и аварийным способом спустил воду из торпедного аппарата.
Когда открыли переднюю крышку и вытащили шедшего следом за Мурчиковым Игоря Морозова, то оказалось, что Валя сам двигаться по торпедному аппарату не может. Его ИДА стравливал воздух в гидрокостюм, который раздулся до стенок торпедного аппарата. И худощавый Валя болтался в костюме, как чайная ложка в стакане.
Даже переключить ИДА на дыхание из атмосферы он не мог, так как рукава и перчатки костюма тоже раздуло. Лишь после того, как обеспечивающий занятия мичман смог снять давление с гидрокостюма, испуганного Валю благополучно достали из торпедного аппарата.
Уже на пятом курсе комплексную дисциплину "Энергетические установки и их боевое использование" нам читал капитан 1-го ранга О. Л. Нагорских, служивший командиром БЧ-5 на К-27, первой подводной лодке, имеющей реактор с жидкометаллическим теплоносителем. За успешное испытание подводной лодки он был награжден орденом Ленина.
Хотя Нагорских совсем недавно пришел на преподавательскую работу, но лекции его были самого высокого качества. Я до сих пор считаю, что он был одним из лучших лекторов, читающих военно-специальные дисциплины. Он же был у меня консультантом по дипломному проекту. Уже после нашего выпуска Нагорских стал профессором, заместителем начальника училища по учебно-научной работе. А позже - контр-адмиралом, начальником факультета Военно-морской Академии, обогнав в звании своего командира АПЛ К-27, Героя Советского Союза, капитана 1-го ранга Гуляева И.И.
Иван Иванович Гуляев служил к этому времени заместителем командира бригады новостроящихся кораблей, к которой была приписана наша строящаяся на Адмиралтейском заводе АПЛ К-64.
Но это будет через восемь лет после начала нашей учебы на первом курсе ВВМИОЛУ им. Дзержинского.
Продолжение Река времени 15 http://proza.ru/2010/06/28/69