Роковая инвентаризация

Наталья Адаменкова
 Я не был членом экипажа на исследовательском корабле "Ум, честь и совесть Галактики", и потому чрезвычайная комиссия, расследовавшая итоги экспедиции, смогла упечь меня только на пожизненное перевоспитание за халатность при исполнении служебных обязанностей. Все штатные единицы экипажа были награждёны срочной сверхсекретной командировкой в соседнюю туманность, из которой ещё никто не возвращался.

          Халатность моя заключалась в идиотской привязанности к белому мышонку, которого мне подарила... впрочем, не важно кто. Седой сбежал из своего футляра за полчаса до старта корабля, который наша фирма "Космические чистоплюи" снабдила гигиеническими средствами. Гнусное животное упало в контейнер с прокладками и затаилось. Уговоры пищать "по-хорошему"- провалились, и я приступил к  рукоприкладству: всё, что накануне было тщательно упаковано в глубокий контейнер, полетело на пол. Увы, паразит умудрился сбежать, забравшись в упаковку. Эта безмозглая тварь в который раз обманула меня.

            - Обещай, что не позволишь ему манипулировать собой, - просила меня... впрочем, неважно кто.
            Хорошо, что в ответ я высокомерно хмыкнул, иначе до сих пор чувствовал бы себя обманщиком.

             - Седой! -  призывал я мелкого тирана к благоразумию.

             Из-за его тупости меня могли уволить с работы. Надо было оставить его и уйти, но я боялся, что космонавты обнаружат безбилетника и выпытают у него всю правду про меня. Тогда меня точно уволят. Я уже собирался отдаться в жёсткие руки судьбы и поплёлся к выходу, но Седой, безмозглость которого сильно превышала мой IQ, шмыгнул мимо и двинул в дебри корабельного лабиринта.
      
             - Кошкодавыч, - я знал, что это имя нравиться ему больше, - имей совесть!

             Увы, в его мелком организме для совести не нашлось уголка. Ну, не мне ему за это пенять - вы не поверите, но у меня для неё тоже нет свободных мест.   

             Я обнаружил поганца в корабельной кухне. Надо признать, я бы её так быстро не нашёл. Я даже не запомнил, как мы в неё попали. Мелкий шкет бежал на несколько шагов впереди и поджидал, чтобы я не упустил его из виду. Наверное, хотел накормить по-человечески. Он и раньше доводил меня до чего угодно - и до белого каления, и до ручки. И вот довёл до кормушки.

              Но как объяснить этому идиоту, что воровать надо в местах, более приспособленных для воровства. Точно не на космическом корабле, который должен вот-вот отчалить. Я начал разжёвывать ему основы разумного жульничества. В этом вопросе я считал себя крупным теоретиком. Даже подумывал набрать учеников, чтобы они выучили мои взгляды на теорию мошенничества.

             Пока я излагал Седому первый принцип честного надувательства, корабль взлетел. Это было больно. Лично для меня, потому что Седой, за мгновение до старта,  догадался занять удобную позицию на моей шее.
            
             Вы не поверите, но Седого и следом меня обнаружили только после того, как "Ум, честь и совесть Галактики" покинул зону карательного воздействия на космических нарушителей. Всё это время я, как дурак, бегал за ним по кораблю.  Ну, я уже упоминал о его низком интеллектуальном уровне. Хорошо, что время от времени он забегал на кухню и в другие полезные каюты, а то бы я с ним совсем приморился.

             - Если у нас кончится еда, - сурово пообещал капитан после разбора моих обстоятельств, - мы умрём с голоду. Это лучше, чем съесть такого обормота, как ты, и рискнуть  прихватить от твоей печени какую-нибудь генетическую аномалию.
            
             Я согласился, чтобы они не ели меня, а Седой прямо зашёлся в писке от восторга. Капитан посмотрел на него пристальней и пробурчал:
           - А этого я бы прямо сейчас...

           Седой нырнул, наконец, в футляр, и больше мы с ним не расставались.

           Полёт проходил в удачном для меня режиме. Конечно, было бы лучше, если бы никто не бил меня по рукам, когда я пытался повысить свою образованность. Но и с этим вскоре удалось покончить - они засунули мои "хваталки" в перчатки и склеили их. Учёные, когда захотят, могут быть большими засранцами. Против их коллективного ума даже я оказался бессилен.      

            Пока я рвал душу и мозги в поисках просвета в мрачных обстоятельствах, Седой повадился слизывать клей. Нет, сначала он собирался разгрызть перчатки.
            - Балбес! - остановил я тупого вандала. - Знаешь сколько стоит ручное оборудование на космическом корабле!

            Седой долго заглядывал мне в глаза, извиняясь за недомыслие, и горько вздыхал. Конечно, я напрягся и простил его. Я даже отвернулся, когда он начал слизывать клей: никто не докажет, что я видел, как он уничтожал чужое добро.

             Пока я прикидывал, как мне отмазать оболтуса, руки мои разлепились.

             - Скажу капитану, что у них бракованный клей, - утешил я малыша и поплёлся в рубку.

             Увидев меня с протянутыми руками, все вскочили, забегали. Кто-то с кем-то столкнулся. Кто-то на что-то упал. Началась паника. Включились аварийные системы. Компьютер корабля начал пересчитывать курс.

             - Куда мы свернули? - суетились все вокруг и, выяснив новый пункт назначения, вырубались.

             Какие же они хрупкие - наши учёные. Подумаешь - некачественный клей. Да им в нашем квартале с такой чувствительностью и дня не простоять.   Казалось, Седой тоже был озадачен их реакцией. Он вылез из футляра, взобрался на самую субтильную ассистентку и как начал её кусать. Мне, прямо, и самому захотелось... Впрочем, она слишком скоро очнулась. Встретившись взглядом с безумным мышонком, девица так завизжала, что всем пришлось очнуться.

               - Иначе её рёв прогнул бы обшивку корабля, - объяснил капитан, выманивая зубастика куском сыра. Но недоумок так и не вылез из футляра.

              Над чем дальше парилась команда тонколобиков - не знаю. Шумели, что не дотянем домой. Что надо пополнить запасы. Но я не беспокоился: капитан сказал, что они не съедят меня, когда будут дохнуть с голоду. А я им ничего не обещал. От такой удачи я сидел в своём кресле в центре рубки, прикованный дюжиной наручников, и загадочно хихикал. Почему-то это всех раздражало, и они надели мне на голову шлем. Только в спешке развернули его задом наперёд. До чего же наши учёные бестолковые.
      
              Пока я смеялся над неумехами, "Ум, честь и совесть Галактики" вырулил  к какой-то задрипанной планетке на краю разумного космоса. По виду вполне пригодной для того, чтобы притырить с неё что-нибудь полезное. Долго решали, кому отдать честь оставить следы на пыльных тропинках этой дикарки.

              - Пошлём Седого, - предложил капитан.
              Все поддержали начальника. Мне велели сопровождать лазутчика и держаться рядом.


               Планета, на которую нас послали сразу после собрания, показалась мне странной: ни приличной гостиницы при космодроме, ни космодрома. Захолустье. Даже Седой был удивлён дикими окрестностями. Даже его спинного мозга  достало для возмущения этой неприветливой окружающей средой.

               Он выбрался из футляра и шмыгнул в траву. Оставленный на произвол своей суровой доли, я топтался, как дурак, и перечил капитану, который уговаривал меня пройтись по запущенным местам. Но Седой тоже быстро соскучился по мне. Он вынырнул откуда-то сбоку, пихая перед собой серую подругу.

              - Ага, - доложил я капитану, - здесь и смиренные становятся необузданными.

              Пока я ябедничал на животное, Седой дважды куснул меня и, не стерпев горькой правды, пошёл за серой мышкой. Видимо, на этой планете у серых мышек есть особый подход даже к инопланетянам. Я не мог оставить друга на поругание Серой и двинул за ними. Вскоре мы оказались на месте, где явно ступала нога человека. И хорошенько наследила.

               - Такой помойки я не видел даже в дорогих фантазиях, - сообщил я капитану, но он велел мне не предаваться восторгу и держаться Седого.
               - Упустишь его, тебя сдам на опыты, - пообещал капитан.

              Серая остановилась у дома, в древнем смысле этого слова. Обитатели притона встретили нас настороженно. Я обратился к ним с протокольным приветствием, но они словно окаменели. И вдруг залопотали, словно биороботы доисторические, начали шуметь какими-то металлическими игрушками...
             
              Трусишка Седой от страха вскарабкался мне на грудь и случайно нажал клавишу экстренной эвакуации. Тут же нас, всех без разбора, втянули на "Ум, честь и совесть Галактики".
 

               - Это и есть  биороботы, - признался наш врач, зашивая меня.

               Да, к тому времени я уже считал этих разгильдяев за своих, хотя Седой категорически отказался относиться к ним по-человечески. Он чуял капитана за пять минут до появления и, забираясь в футляр, тщательно задраивал вход. К остальным естествопытателям он относился с тем же недоверием. Идиот.

               - Эти биороботы раньше внедрялись в окружающую среду новых планет перед колонизацией. Для приведения поверхности к должному виду, - сказал кто-то из знатоков. - Но это старая модель: каждому экземпляру необходима индивидуальная программа. В лексике биороботов - "смысл жизни". Похоже, что люди, наблюдавшие за этой  колонией, почему-то покинули планету и не подали инвентаризационных списков в Центр. Иначе мы бы знали о них.

         - Они не успели, - вздохнул капитан и поведал старинную легенду.

         "На одной из отдалённых планет Галактики был питомник по разведению биороботов с широкой настройкой функций. Или, если хотите, талантов. Конечно, не всё получалось сразу. На то и учёные, чтобы хорошенько намудрить, прежде чем увидеть очевидное.

        Некоторые модели пришлось стерилизовать, некоторые - натравить друг на друга для быстрой утилизации. Для этого пришлось усилить свойство взрывной немотивированной агрессии. Вот с этого и началось. Оказалось, что вернуть этот талант к первоначальному состоянию невозможно. Самовозбуждающееся свойство. Обратной дороги нет.

         Трагедия заключалась в том, что легче всего агрессия возбуждалась на всё, что попадает под понятие "чужие". На всех, кто хоть чем-то отличался от них, биороботы устроили кровавую охоту. Все работники питомника  были перебиты во время последней инвентаризации своих питомцев. Так значилось в последнем донесении, которое подхватил торговый корабль, но капитан куда-то спешил и отнёсся к сообщению как к шутке. Он переправил его в Центр информации без должного оформления.

         В Центре периодическая инвентаризация информации с колонизируемых планет тоже долгое время проводилась с недопустимой небрежностью. Пока навели порядок, почти все следы о той планете стёрлись. Остались сплетни, которые постепенно переросли в слухи, слухи - в легенды..."
   

         Чтобы успокоить диких биороботов, их приковали к соседним с моим креслам. Из соображений образованности я часто общался с ними. Тем более, что лоботрясы-учёные почти не мешали нам. Благодаря Седому, который ничуть не стеснялся новых знакомцев, мы почти подружились.


         На заседании чрезвычайной комиссии по итогам полёта "Ума, чести и совести Галактики" я слышал, как один из наших мудрецов сказал:

         - Забавно, что они считают себя людьми. Но некому вложить в них программу действий, и они всю свою короткую жизнь бьются над "тайной своего предназначения". В принципе, они могут настраивать себя и сами на что угодно. Но большинство из лени - тоже самовозбуждающегося таланта, - предпочитает оставаться в неведении. Так что, с тех пор, как они истребили всех людей, большая часть их времени посвящена программам взаимоистребления: разработка и создание оружия, подготовка провокаций для начала войны, уничтожение друг друга с монументальной верой в то, что они гибнут во имя добра. Обе стороны...

          Услышав этот бред весь экипаж заплакал навзрыд. Даже Седой пару раз икнул. Биороботы тоже слушали - им транслировали всю информацию прямо в сознание. Сначала они смеялись, потом качали головами, а в конце один из них спросил:
         - С чего вы взяли, что это мы биороботы, а не вы?

         Все замерли, и только я догадался спросить у Седого:
         -  И в самом деле, как это узнать?

        Но он покрутил хвостом у виска и удалился в свой футляр.