В воскресенье на городском рынке не протолкнуться. В переходе с одного рынка на другой, где обычно пристраиваются бабушки с рассадой, мужички с разной железной утварью, необходимой в домашнем хозяйстве, я увидела ее. Она стояла на ледяном сквозняке, гуляющем в переходе, чуть сгорбившись. Руки в карманах поношенного пальто. Карманы пузырями. Старая шапка из рыжей лисы. Мех свалялся, местами вытерся. Стоит притопывает растоптанными сапогами. На земле перед ней на куске картона потрепанный сборник рассказов Куприна «Гранатовый браслет», набор вязальных спиц, шкатулка из дерева, крытая лаком, еще какая-то мелочь. Люди идут мимо, даже из любопытства не задержав взгляда на ее товаре. А она стоит, устремив равнодушный взгляд под ноги. Одутловатое лицо словно серым присыпано.
Я бы тоже, наверное, прошла мимо, сделав вид, что не узнала. Или коротко кивнув, проскочила бы побыстрей, чтобы не останавливаться и не вести тяжелый, никому не нужный разговор, демонстрируя фальшивое участие в ее жизни. Да и не нужно ей мое участие. Давно не нужно. С тех пор, как она переехала на другую квартиру. Я бы прошла мимо, но вдруг углядела среди безделок, которые она пыталась продать, маленькую стеклянную фигурку танцовщицы. Не может быть! Неужели она решила расстаться с самой дорогой для нее вещицей? Прозрачное платье танцующей девушки веером разлетелось в вихре танца, руки взлетели вверх и плавным движением сплелись над головой, как лепестки тюльпана, который вот-вот распустится. И вся ее фигурка, как цветок, тянется вверх, к солнцу. А выражение тонких черт красивого лица лукавое, словно хочет она что-то сказать. Очень необычная и изящная статуэтка. Я всегда любовалась ею. А для нее, моей соседки-подружки, не было ничего дороже этой танцорки из радужного стекла. И вот продает.
Мы жили по соседству несколько лет и общались довольно часто. Большой дружбы между нами так и не завязалось, но иногда мы болтали и даже поверяли друг другу какие-то секреты. Потом на нее обрушилось большое и светлое чувство. Она влюбилась. Как-то обреченно влюбилась. Жертвенно. Ждала его день и ночь, прощала все, лишь бы он был рядом. А он был женат. Поначалу, когда роман только завязывался, встречались часто. Вот тогда он подарил ей эту танцорку то ли ко дню рождения, то ли к 8 Марта. Говорил, что они похожи. Танцорка и моя влюбленная соседка. Конечно, льстил. Постепенно он перегорел, а соседка моя влюблена была не на шутку. Она мечтала о том, как он бросит семью и женится на ней. И он, видимо, поначалу, как это водится, обещал ей жениться. Как она расцвела, как сияли ее глаза. Она даже похорошела, хотя особой красотой не отличалась. Она была воплощением женского счастья. Любимый ее снял квартирку, где они и встречались. Домой, к родителям, она водить его не могла. Два раза в неделю она бежала после работы на эту квартиру и ждала его там. Она была счастлива. Уж не знаю, что там произошло в его семье. Жена, видимо, как-то прознала про любовное гнездышко. Скорей всего она устроила мужу скандал, а муж, как большинство любителей клубнички, сдался легко и без боя. Завладев ключом, жена в один из назначенных вечеров пришла на квартиру. И когда соседка моя прилетела на крыльях любви на очередное свидание, ее вместо возлюбленного ждала разъяренная женщина. Все бы ничего. Но пойманный с поличным неверный муж оказался не просто трусом, но еще и болтуном. Жена выпытала у него такие подробности, которые мужчине не следует выбалтывать никогда и никому, если он, конечно, мужчина, а не хвост собачий. И в тот вечер на квартире жена с беспощадностью оскорбленной женщины уничтожила любовь моей соседки этими бесстыдными подробностями, растоптала, растерла. Она была по-своему права, она защищала свою семью. Но так безжалостно, так жестоко. Хотя соседка моя ее ведь тоже не пожалела, когда пыталась отбить мужа. Словом, после этого безобразного скандала все остались при своих интересах. Жена при неверном муже. Муж при нелюбимой жене. А моя соседка с разбитым сердцем. Фраза эта - «разбитое сердце», - словно выдернутая из сентиментального дамского романа, всегда вызывала у меня ухмылку своей нарочитой высокопарностью. Но, глядя на соседку, я поняла, что сердце, действительно, можно разбить. Что это не вычурный образ воспаленного воображения. Человек с разбитым сердцем мертв. Хотя живет, дышит и даже ходит на работу. Моя соседка по-прежнему ходила на работу в свою контору, но перестала забегать ко мне, чтобы поделиться новостями. И глаза. Надо было видеть ее глаза. Потухшие. Мертвые. А вскоре она уехала в соседний район, и я потеряла ее из виду. Иногда до меня доходили слухи, что она стала пить, потеряла работу, то сходилась с кем-то, то опять расходилась. Детей так и не родила, нормальной семьи не завела.
И вот сегодня я увидела ее после стольких лет. Подошла, поздоровалась.
- А это ты! – как-то безучастно отреагировала она.
Помолчали.
- Ты знаешь, Юра умер. На той неделе похоронили.
Ее лицо некрасиво сморщилось, в уголках глаз показались слезы. Боже мой! Все эти годы она, эта опустившаяся, спившаяся женщина не переставала любить мужчину, который ее так подло, так низко предал. И вот теперь оплакивала его кончину.
- Зачем ты продаешь танцорку? Это же память. Может, тебе деньги нужны? Я дам.
Соседка моя бывшая утерла слезы, пошмыгала носом.
- Некого помнить, незачем жить. Не хочу. А знаешь, ты права. Возьми ее себе. Танцорку. Пусть у тебя будет.
Я не посмела отказаться. Больше я не видела свою соседку. А потом до меня дошли слухи, что Лида умерла. И теперь только хрупкая фигурка танцующей девушки, такой счастливой, такой беззаботной, напоминает о любви, которая никому не принесла радости. Да и была ли она вообще? А если была, то где она теперь? Какие ветры развеяли ее аромат? И о чем все еще хочет сказать, но так и молчит прекрасная танцорка?