Из Зеленой Тетрадки ''Под скрип унылый клавесина''
У Ж И Н В Р Е С Т О Р А Н Е
Женька Матяхин, сын хозяйки квартиры, котоую мы с Перей и Шапом снимали на ''троих'', учился в том же институте, что и Шап, и жил с нами в одной комнате на равных, разве что не платил за квартиру, как мы, -по десять рублей, что для нас, студентов ,живущих на стипендию, было немало. На жизнь оставалось по двадцать восемь, обед в столовой института стоил рубль, и толку от него было никакого, сытости он не прибавлял! Жизнь в Одессе в те ''хрущевские'' времена была голодной…Для студенческого ''капустника'' мы с Женькой сочиняли куплеты на мотив Утесовского «У Черного моря», где были такие слова:
Там сахар и масло -сплошная мечта,
Их там не бывает в продаже,
В столовой дается такая бурда,
Что кушать не хочется даже
У Черного моря!
Основным продуктом в нашем рационе были макароны. Мы готовили их в немыслимых вариантах, придумывая замысловатые названия этим блюдам. Выручали нечастые посылки из дома, которые уничтожались нашей коммуной в один присест, и порой в наших ''закромах'' было шаром покати…Иногда это приводило к курьезам.
Шап, наш атаман и командор, установил жесткий порядок обращения с бумагой в нашем доме: ни один клочок не мог быть выброшен без согласия его хозяина! И вдруг исчезла моя контрольная работа по физике, я ее обыскался! Шап же приговаривал: ''У нас бумаги не пропадают!'' Добавляя при этом: ''Найти, бывает, трудно!'' Так вот, в один глухой момент, когда исчезли , буквально, все запасы, Шап вспомнил, что в дальнем уголке кухонного шкафчика должна быть застарелая корка хлеба. Каково было мое изумление, когда, достав хлебницу, я обнаружил на дне ее, под зачерствевшей горбушкой, тетрадку с моей ''лабораторкой''!
Не удивительно, что одна мечта владела нами: когда-нибудь вволю поесть!
Однажды, в студеный февральский день, когда даже Одесский залив сковали льды, что бывало невероятно редко, Женька явился в нашу ''общагу'' под утро, на скуластом лице его блуждала довольная улыбка. ''Ребяты!''-закричал он,-''Подъем!''
''Ребяты'' лежали , зарывшись в груду одежды, не желая покидать угретые берлоги, и расставаться со спасающим от голода сном. Шап недовольным голосом спросил, не высовывая головы из под одеяла: ''По поводу чего базар?'' Женька не унимался: ''Подъем, подъем, братва, праздник! Сабантуй! Всех приглашаю в ресторан!''
Сон ,как рукой, сняло. На наших лицах появился интерес, где это Женьке посветило? В карты выиграл, что ли? Оказывается, на железной дороге потребовались срочно рабочие руки колоть смерзшийся уголь, и прилично за работу заплатили, чуть ли ни по пятнадцать рубчиков на брата, так, что Женька оказался при деньгах!
Тут же собрался совет… В совет входили все четыре человека нашего общежития, демократия была на лицо. Перя предложил сходить на Привоз и купить курицу, Женька возражал, что кура - дело хорошее, но прозаическое, а, как с владельцем казны, с ним следовало считаться. Точки над ''е'' поставил Шап. ''Такой фарт,''-твердо сказал он,-''Бывает не часто, и отметить его нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно потраченые ''бабки''! А потому, слово было сказано, и идем в ресторан! И не в какой-нибудь, там, ''Театральный'', а в ''Лондонскую'', и не в дневное время, а когда есть оркестр!''Не согласиться с этим был оневозможно!
Ресторан ''Одесса'', бывший ''Лондонский'', ( в Одессе упорно, вопреки желанию властей, жили всегда и дореволюционные названия!), отличался от прочих злачных заведений тем, что обслуживал гостиницу Интурист, а потому слыл статусом повыше, и вызывал у нас нездоровое любопытство своей принадлежностью к ''высшему свету''. Не решаясь до сих пор переступить порог этого кулинарного Олимпа по причине тамошних высоких цен, мы не очень-то задумывались о состоянии своих ''фраков вечерних'', когда возможность проникнуть за занавес тайны этого ''вертепа'' нам, наконец, представилась…По этой причине наш внешний вид, очевидно, вызвал некое сомнение у швейцара , сверкающего позументами на входе ресторана… Но набычившийся Шап решительно нацелил голову прямо в бороду этого Цербера, заставив его отступить и даже пошире распахнуть перед нами створки дубовых дверей. Мы вошли в вестибюль. Навстречу нам спешил убеленный сединами , но сохраняющий отменную выправку ''старой школы'', метрдотель, с подчеркнутой предупредительностью вопрошая, где хотят расположиться молодые люди…Он опытным взглядом сразу же оценил, что за клиенты перед ним, но и виду не подал, что понимает, что обслуживает новичков…Это привело Женьку в умиление, и он тут же обнаглел. Одернув свой бывалый в переделках синий свитер, он каким-то козлиным голосом купчика из плохой довоенной кинокартины проблеял: ''Вы уж, голубчик, постарайтесь устроить нас поудобнее!'' Это нелепое сочетание ''голубчика'' и ''вы'' не произвело на метрдотеля ни малейшего впечатления, он спокойно повел нас к входу в зал…Мы вошли и обалдели!
Громадное пространство зала , заставленное столиками, покрытыми крахмальными скатертями, было абсолютно пусто, и шаги наши гулко отдавались в тишине. Все тонуло в полумраке. На столах крайнего ряда виднелись флажки какой-то иностранной державы, над них лился с потолка мягкий свет из плафонов. На других столах стояли высокие прозрачные кувшины и подставки под перечницы и солонки. На эстраде для оркестра никого не было…''А что, музыки сегодня не будет?''- разочаровано поинтересовался Перя. ''Будет! Но позже! Извините, не успели к вашему приходу!' '-ни тени улыбки не мелькнуло на лице метрдотеля, -''Что будете заказывать, молодые люди?'' И он протянул нам меню в громадной папке того же цвета, что и плюшевые занавеси на окнах. Перя открыл папку , скосил взгляд на правую сторону прейскуранта, и брови его поползли вверх. Он снял очки, прищурил глаза и уткнулся носом в столбцы цифр, означавших цены… Он был лучшим математиком из нас, костяшки домино суммировал, едва скользнув по ним взглядом, у меня уже не было сомнений, что его выводы по поводу наших финансовых возможностей оплаты ужина неутешительны…Женька выхватил папку из его рук и пробежал глазами левую половину листа. ''Скажите, -обратился он к склонившемуся в почтительном ожидании метрдотелю, -я могу попросить Словарь иностранных блюд?'' Метрдотель развел руками. ''Если вам нужны комментарии..'' Атмосфера накалялась, и Шап решил перехватить инициативу. Он степенно поднялся, и взяв метрдотеля под локоть, отвел его в сторону. Видно было, как он что-то объяснял хозяину зала, и тот понимающе прикладывал ладони к груди Шапа, словно успокаивал нашего командора, что все будет в порядке. Шап вернулся разгоряченный, но довольный собой…''Вы что, обжираться в ресторан пришли?'' -пробасил он, -''Довольствуйтесь культурной обстановкой! Давайте посидим, как белые люди!!'' Я бы предпочел поесть, как белые люди, но промолчал.
Появился официант и стал сервировать стол. На нем засверкало фураже , появилась высокая горка свежего белого хлеба в плетенной корзинке, она была роскошна и обольстительна! Наши руки немедленно двинулись к ножам, и Перя первый потянулся к горчице. Шап оборвал этот демарш грозным: ''Ша! Мы не в забегаловке!'' Мы , с сожалением, опустили руки на скатерть. Я машинально раскрыл меню, и, в очередной раз , пробежал глазами абракадабру наименований блюд на левой стороне листа и рвущиеся в заоблачные высоты колонки цифр –на правой. Невольно вырвался вздох: ''Эх, курицу бы купить..!'' Почувствовав, что перегнул, Шап руками дал сигнал нам наклониться над столом, и громко прошептал: ''Что вы, хлопцы, приуныли? Не бздюмо, прорвемся! В шесть тугриков уложимся, нам классный мужик попался, мировой!!''..
''Мировой мужик'' был легок на помине, он нежно нес бутылку вина, и продемонстрировав нам этикетку, с акцентом Друга всех физкультурников, отбывающего срок в Мавзолее, объявил: ''Кахетинское!!'' Бутылка произвела магическое действие, и тем, что , по слухам, это была любимая марка Иосифа Виссарионовича, и тем, что она не значилась в прейскуранте! Народ оживился, бутылка прошла по рукам, вернулась к метрдотелю, и он, красиво оперируя салфеткой, разлил ее по бокалам… Тут же за его спиной возник официант с кастрюлей, и метрдотель, на этот раз, голосом ведущего правительственный концерт в Колонном зале Дома Союзов, возвестил: ''Борщ по полтавски, с украинским салом и помпушками!!'' …Немое грянуло ''Ур-р-а!!'', ''.. полки увидели Петра''.. Как по мановению волшебной палочки вспыхнули люстры под потолком, неизвестно когда появившийся на подмостках оркестр стартовал увертюрой к опере ''Кармен'' ( ''…Ви получили большое сщастье иметь сегодня у нас Эдди Рознера!' '-поделился с нами классный мужик уже с одесским говором, который, по моему мнению, был ему родным), и мы с жаром навалились на салат Столичный, борщ по полтавски, ''Ессентуки нр.17'', вторую корзинку с хлебом, и,-после небольшого совещания Шапа с держателем казны, -на вторую бутылку ''кахетинского''…В зал ввалилась оживленная группа молодежи, занимая столики с флагами, как оказалось, активисты какого-то движения из Чехословакии, начались пляски, долговязый Женька, расшалившись, подхватил какую-то рыжеволосую чешку и пытался изобразить рок энд ролл, и даже низкорослый Перя ,обычно стеснявшийся своего роста, пригласил на танго ''Карменсита'' пожилую девицу, под стать себе, в очках. Довольный произведенным эффектом. Шап удобно расположил свой живот ,откинувшись на спинку стула, и пускал кольца дыма, отправляя их в потолок …
Ничто не предвещало скандала. Но вернувшись к столу, Женька не обнаружил на нем недоеденной баранины с черносливом, тарелку с которой успел унести официант! Огласив зал звериным воплем, похожим ни клич Тарзана в джунглях, он рванул на кухню, и раскаты орудийных залпов доносились из-за кулис. '' Какие там вилки-шмилки в тарелке?!'' -фальцетом взвивался Женькин голос, -''Я не просил уносить посуду! Где тут кабинет начальства?!''
Когда прозвучала Женькина угроза разнести эту шарагу вдребезги и к чертовой матери, Шап нехотя оторвал свое грузное тело от стула. Я в арьергарде двинулся за ним, Перя занял оборонительные позиции за столом, охраняя его содержимое. Но буря утихла так же внезапно, как и началась. Занавес кухонного входа распахнулся, и на сцену явился сияющий, как полуночная луна над одесским заливом, Женька с тарелкой в руках, доверху наполненной бараниной. Под звуки ''Каравана'' Дюка Эллингтона наш отряд вернулся на исходные рубежи, где уже маячила фигура седого как лунь метрдотеля .''Я надеюсь, что это досадное недоразумение не испортит нам с вами вечер, дорогие гости!'' -сказал он, -как только мы приблизились, -''Тем более, что вы не только мои гости, но и делегатов профсоюзной конференции из Полтавы, они обедали сегодня у нас,'' -кивнул он на Женькину тарелку. И тут, впервые , мягкая улыбка скользнула по его лицу: ''У меня внук учится в Полтаве. На втором курсе!'' И добавил : ''Танцуйте, молодые люди,танцуйте!''…
…Когда вечер близился к концу, наш добрый гений пищеварения предложил нам на десерт кофе-гляссе. Понятия не имея, что это такое, мы дружно кивнули, и обомлели, увидев на подносе совершенно не то, что ожидали. Но это ''не то'' было столь восхитительно, что на вопрос метрдотеля: ''Вы довольны, молодые люди?'', -Женька вскочил, и начал трясти его руку, и долго продолжал рассыпаться в благодарностях…Мы уже стояли одетые в вестибюле, и уже издали наблюдали, как швейцар услужливо помогал ему одевать его пальтишко. Он догнал нас на улице, и сказал взволновано: ''Я дал ему пять рублей. Не мало?''
* * *