Судьба позволила мне дожить до 65-летнего юбилея победы в Отечественной войне. Я увидел по телевизору помпезные праздненства по этому поводу в Москве и небольшую толпу доживших до этого дня ветеранов - глубоких стариков.
Да, их чествовали и клялись в любви, срочно выделяли квартиры и дополнительные привилегии... Но мне подумалось - сколько же времени поколению ветеранов пришлось ждать достойной пенсии, тощих пайков, жалких квартир и сколько времени осталось пользоваться таким почетом, если их средний возраст около 86 лет...
Где было признание их подвигов раньше, когда еще оставались здоровье и силы. А сколько погибших остались не похоронены на просторах бывшего СССР, пропали без вести...
Недаром существует восточная пословица - "Оказанная услуга ничего не стоит"...
Особенно странно об этом знать в Израиле, где за каждого погибшего солдата готовы отдать десятки живых и мертвых террористов, лишь бы достойно похоронить в своей земле. Правда, Израиль маленькая страна...
В начале войны мне было семь лет и я мало чего могу добавить к миллионам воспоминаний о том времени. Но, по крайней мере, одного ветерана, во время войны пропавшего без вести, я знал очень хорошо. Это был муж моей тети Хаи-Леи - Иван Иванович.
В маленьких еврейских местечках Белоруссии жили большие семьи - бедные, побогаче и совсем нищие.
Мой дед служил помощником приказчика у лесоторговца и жил в местечке Дороганово, недалеко от Старых Дорог.
У него тоже была большая семья - жена и восемь детей, дочерей и сыновей, старшим из которых был мой отец Израиль Исаакович. Среди девочек выделялась огненно-рыжая красавица Хая-Лея - точеная фигура, зеленые глаза и ослепительная улыбка. Ее матовые щеки и маленький нос вовсе не портили несколько веснушек.
В том далеком 1928 году Хае было 18 лет и на нее заглядывались не только худосочные однокласники и старшие парни, но и молодые красноармейцы и младшие командиры военной части, стоявшей рядом с местечком.
Один из них Ваня, серьезный рассудительный парень с тремя красными треугольниками в петлицах, ей особенно понравился. Он не давал сразу воли рукам, как остальные, а степенно рассуждал о планах на жизнь, как в его петлицах появятся кубики, потом шпалы, а затем - кто знает? - может быть и ромбы...
Откуда у этого крестьянского парня из глухой полесской деревни была такая рассудительность, мы уже не узнаем, но он сумел уговорить неприступную Хаю-Лею.
Ухаживание было недолгим. И хотя местечковые папа и мама Леи не хотели отдать дочь за гоя, а деревенские родители Ивана прислали письмо, что нет их согласия на "яурэйку", влюбленные расписались в сельсовете.
Жених подарил невесте флакон духов "Красная Москва" производства треста "Жиркость". Правда, в кооперативе висел плакат со стихотворной надписью:
"Девушки-красавицы, вы не мажьте рожи,
Лучше запишитесь в Союз молодежи"...
Вместо свадьбы устроили дружеский ужин. Собралось несколько товарищей по оружию и близкие подруги Хаи, выпили водки.
Закусили домашним винегретом, принесенным подругами, и ужином из солдатской кухни. Гости пожелали молодым счастья и разошлись.
Началась семейная жизнь.
Вначале им отвели угол в казарме, занавешенный одеялом, потом дали комнатку...
И новая ячейка социализма стала колесить с воинской частью "на просторах Родины чудесной, закаляясь в битвах и труде", как пелось в известной песне о товарище Сталине, отце и друге всех влюбленных...
Долго нигде не задерживались. Тогда вся страна была в движении : в начале тридцатых наступала пора коллективизации и индустриализации, а с ней жестокий голод.
Одни крестьяне уходили в город, других везли на Север и на Восток в тюремных вагонах. Из городов тоже многие попадали под конвой и строили, строили новые города, фабрики, прокладывали каналы.
Гудят стропила...
Всюду были враги, которые так и норовили свалить рабоче-крестьянскую власть, захватить богатства Республики и вместо красных вождей и товарища Сталина посадить на шею трудовому народу проклятых буржуев, помещиков и белогвардейцев.
...Не тронь рабочий класс, а то получишь в глаз... От тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней...
Лея кончила школу, но не получила высшего образования, как большинство ее братьев и сестер. В тридцатом родилась Нина, а в тридцать четвертом - Петя.
Иван служил, учился на каких-то курсах, продвигался по служебной лестнице. К сороковому году у него были уже две шпалы и звание майора. Он был строевой командир и работал в штабе полка.
В моей памяти теряются предвоенные годы, но помню весну сорок первого года, когда Иван и Хая-Лея с детьми приехали к нам в отпуск - погостить. Дома сразу стало весело и шумно. Приходили сестры и братья отца с детьми. Мы играли на пустыре за домом, взрослые собирались за столом, говорили о близкой войне... Все были уверены, что воевать Красная Армия будет на чужой территории, а врага разобьем "малой кровью,могучим ударом"...
Д ядя Иван даже в отпуске ходил в военной форме с медалями и значками. Он брал нас, мальчишек - Петю и меня - с собой за город, разжигал костер, на углях мы пекли картошку... Это от него я на всю жизнь запомнил солдатскую поговорку: " Поссать и не пернуть - все равно, что выпить и не закусить"...
Поледний год перед войной дядя Иван и тетя Хая-Лея жили в Урюпинске. Название этого города до сих пор ассоциируется с заброшенностью и глушью. Тетя Лея рассказывала, что в то время многие улицы и площади заросли травой и на них спокойно паслись местные козы.
С началом войны военную часть подняли по тревоге, погрузили в эшелон и отправили на Запад. С дороги Иван прислал жене бодрое письмо с надеждой на близкую победу - и все, писем больше не было...
Тетя Лея написала всем родственникам с просьбой о помощи - ответ пришел только от моей мамы. Мы в то время были уже на Урале - я писал об этом в рассказе Чугунок картошки. Организовали вызов и тетя Лея с детьми приехала к нам. К тому времени мама собрала еще несколько родственников и скоро в одной комнате, как в теремке из сказки, стали жить-поживать 11человек. Жили коммуной. Взрослые работали на заводе, дети ходили в школу, Лея вела общее хозяйство. От Ивана писем не было.
В начале 1942 года на запрос Леи о судьбе мужа пришло сообщение, что Иван пропал без вести и ей прекращена выплата денег по аттестату...
Мы с Петей и Ниной ходили в одну школу. Однажды однокласники Нины спросили, показывая на меня:
- Это твой брат?
- Двоюродный.
- Так ты еврейка?
- Нет, нет, это он еврей, а мы с Петей русские!
- Так не бывает, если твой брат еврей, значит и ты еврейка!
- Неправда, бывает! Наш папа Иван Иванович, он русский и сейчас на фронте, а Вовкин папа Израиль Исакович, он еврей!
На этом выяснение корней закончилось, но как говорят, осадок остался...
...Антисемитизм добрался и до этого городка, где никогда не видели евреев...
Это там у меня впервые старая незнакомая тетка спросила
"А зачем вы нашего Христа убили?...
Через 50 лет задули другие ветры и Нина на законном основании переписала свои паспортные данные - появилась возможность отъезда в Израиль или Америку, ведь ее мама действительно была сестра моего папы, Хая-Лея, еврейка - значит и Нина еврейка...
Постепенно наш терем-теремок разъехался. Наша семья уже была в Минске, когда с Урала в 1946 году пришла весть от Леи - Иван нашелся!
Через полгода после войны Лею вызвали в местное отделение НКВД и сообщили, что Иван был в плену и сейчас проходит "фильтрацию" в одном из лагерей. Дали адрес и посоветовали родственникам писать как можно больше писем - это пойдет ему на пользу... Еще через полгода его отпустили и он вернулся к семье на Урал.
Вскоре Иван с семьей перебрались в Минск,поближе к нам. Мой отец помог им получить комнату в полуразрушенном здании. Они жили неподалеку и я смог лучше узнать дядю Ивана.
Иван был небольшого роста, в свои 45 лет совершенно седой. Круглое лицо с крупными вертикальнами складками, твердо очерченные сжатые губы придавали ему суровое выражение. Он редко улыбался и тогда черты смягчались, но все равно оставался настороженный вид.
У Ивана был жесткий, прямой и даже прямолинейный характер. Для Ивана мир делился на две части - черное или белое, правильное - неправильное, без оттенков и полутонов. Он мог промолчать, но чаще высказывал свое мнение, не считаясь с положением собеседника.
Иван не понимал, что такое выпить с нужным человеком или дать взятку. А годы страданий и плена не научили его компромиссам и уступчивости.
Иван редко рассказывал о пережитом.
Летом 41 года их часть попала в Смоленский котел. Ивана контузило разрывом снаряда. Ночью он очнулся среди мертвых и услышал немецкую речь. Иван надел гимнастерку с убитого солдата и закопал свои документы. Так он попал в плен.
Его спасло, что здесь его никто не знал. За день до этого он прибыл на замену убитого офицера и не успел вступить в должность.
Иван переносил голод и холод, его избивали немцы и фашисткие прислужники за непокорный характер...
После многих передряг Иван оказался в лагере пленных в Германии, а потом на строительстве Атлантического вала. Иван решительно отказывался от любой должности, что ему предлагали - десятника, учетчика, раздатчика пищи. Он работал землекопом и не хотел ничем выделяться.
Но однажлы в 1944 году среди пополнения Иван встретил своего бывшего подчиненного из Урюпинска. Тот немедленно его выдал и заявил, что знает Ивана как командира, коммуниста, да еще женатого на еврейке... Ивана доставили в гестапо, страшно били и пытали. Он все отрицал.
Это не был лагерь смерти,я у Ивана не видел номера на руках.
Других свидетелей не нашлось,а опытные рабочие были нужны и Ивана вернули в барак.
Весной 1945 года пленных освободили американцы, кторые обошли Атлантический вал с Юга. На предложение остаться на Западе Иван решительно отказался и вскоре его передали советским представителям.
Вот здесь за него взялись!
В фильтрационном лагере на допрос вызывали каждую ночь. Беспрерывные очные ставки с заключенными разных лагерей. Запугивания и избиения.
Но ни один бывший пленный не мог сказать об Иване ничего плохого. Рядовой пленный. Ни в чем не участвовал. Все время на виду у всех...
Ивана не репрессировали, не отправили в Магадан, а отпустили домой, к семье.
В документах записали,что был в плену.
Вот тут он испытал все прелести послевоенной жизни и быта.
На работу не брали,а если и брали - то до первой инспекции.
Был в плену - значит предатель, значит доверять нельзя даже в мелочах. Работать землекопом или на стройке уже не было здоровья. Устраивался на случайную работу - сортировщик почты, рабочий в магазине, сторож. Однажды взяли завхозом в дом пионеров. Но он не терпел малейшей нечестности окружающих и тогда сразу вспоминали, что Иван бывший пленный и с треском выгоняли.
У Ивана был приятель Федя, так же бывший в плену. Он приходил к нему в гости,выпивал принесенную с собой чекушку (Иван не пил совершенно), быстро пьянел и, размазывая слезы, говорил :
- Эх, Ваня! Хорошие мы с тобой люди, только немного обосранные...
В начале 46 года Минск лежал в развалинах. Весь центр был разрушен. Остались невредимыми несколько зданий, которые немцы не успели взорвать при бегстве - Дом правительства, Дом офицеров, Политехнический институт, где было гестапо и еще несколько, ближе к окраинам. Но когда началось новое строительство, первый дом, который начали строить на будущем проспекте Сталина было здание МГБ с так называемой, башней Цанавы, по имени министра МГБ в Белоруссии.
Во многих местах среди развалин возникли маленькие забегаловки и киоски, где без продуктовых карточек можно было зимой купить "горячее мороженое" и "теплое пиво", а летом тоже самое, но обычной температуры...
Возле сидели инвалиды с ужасными увечьями - некоторые без обеих рук, их приводили родственники. Безрукие выставляли культяпки без кистей. У некоторых одно предплечье было расщеплено и из лучевой и локтевой кости сформированы примитивные хваталки - В СССР протезы для рук появились много позже...
Возле "рейсового магазина" недалеко от Западного моста было такое заведение, где всегда собиралось много инвалидов. Я проходил мимо них каждый день по дороге в школу и обратно.
Часто я видел колоритную фигуру. Это был инвалид без обеих ног, ампутированных выше колен, по имени Михась.
Он ездил на самодельной коляске - кусок доски на четырех подшипниках, а отталкивался от земли руками с деревянными толкалками.
В Советском Союзе уже строили атомную бомбу, а на инвалидные коляски для своих защитников средств не нашлось...
Гораздо позже Ю.Визбор иронически писал :
"Зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей,
А также в области балета мы впереди планеты всей...
Так вот, Михась передвигался на своей импровизированной коляске в офицерском кителе без погон, увешанном от плеча до плеча орденами и медалями. Я разглядел несколько орденов Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, два ордена Славы и редкий орден Александра Невского на правой стороне груди.
Когда летом он появлялся на своей доске, все инвалиды уступали очередь, а многие подносили свои кружки с пивом, чтобы он быстрее утолил утреннюю жажду. Тем, кто там был в первый раз, популярно объясняли, что Михась был командиром батальона и потерял ноги на минном поле, когда лично поднимал солдат в атаку.
Зимой его не было видно, но начиная с весны он бывал там каждый день.
Через 2-3 года все инвалиды куда-то исчезли с улиц, базаров и пивных. Говорили,что их отправили в отдаленные больницы, чтобы своим видом не омрачали картину торжества Победы или, как Петр Первый писал в своем Указе по другому поводу - "...дабы своим гнусным и омерзительным видом не смущали христолюбивое воинство"...
Но вернемся у моему дяде Ивану.
Он переживал свое положение и хватался за любую работу. Оттаивал, когда смотрел на веселящихся детей. Он посещал все школьные праздники Нины и Пети и многие обращали внимание на взрослого седого мужчину со слезами на глазах.
Когда мы с Петей зимой ходили в парк на каток, он шел с нами и просто стоял на краю льда, любуясь огнями, елкой и веселой толпой.
Иван Иванович был яростный противник антисемитизма. Если он слышал, что плохо говорят о евреях, то вмешивался и вступал в спор. Старый военный с затверженными принципами, он брал собеседника за пуговицу и учительским тоном спрашивал:
-А ты знаешь,что говорил о евреях Ленин? А Максим Горький? А писатель Короленко? - и начинал сыпать цитатами...
Собеседник оторопело смотрел на дядьку в рабочей одежде, совсем не похожего на еврея, и предпочитал отойти в сторону, но иногда Ивана угрожали побить...
После смерти Сталина ничего не изменилось.
Но однажды, где-то в 1957 году Ивана Ивановича вызвали в военкомат и вернулся он оттуда совершенно потрясенный - в руке он держал картонную коробочку с орденом Ленина.
Награждение прошло совершенно буднично - военком проверил документы, зачитал выписку из Указа, поздравил с наградой, отдал в руки коробочку с орденом и отпустил домой.
Ни в одной газете не было списка награжденных...
До сих пор я не слышал о втором таком случае, когда бывшего пленного, не имевшего ни одной медали и в самом начале войны попавшего в плен, вдруг награждали высшим орденом.
С тех пор жизнь Ивана изменилась, но немного...
После работы и в выходные он одевал парадный костюм с орденом и отправлялся гулять по улицам. Кроме того, он купил с десяток орденских колодок и носил ленточку на каждой рубашке и куртке...
Ему нравилось, когда люди обращали внимание на его ленточку, этот орден возвышал его в собственных глазах.
Его больше не увольняли с работы и перестали тыкать в глаза бывший плен.
Но он жил с семьей в крохотной квартире, получал мизерную зарплату и не имел никаких ветеранских пайков, путевок в санаторий и других привилегий. Все это стало позже... позже...,- но уже не для него...
Свой трудовой путь он окончил заведующим складом драгоценных металлов на крупном заводе .
На эту работу его поставили, зная его педантичность и безукоризненую честность.
Иван Иванович умер от инфаркта в возрасте 65 лет.
Очередь на квартиру он ждал четырнадцать лет, на телефон - пятнадцать...