Алупка

 
Главы из повести "Всего один выходной"

    Глава последняя (печальная)

   
     Я вышла из автобуса. Внизу шумела и суетилась Алупка.
Я стояла над этим южным городом и ощущала в себе знакомый прилив восторга перед открывающейся возможностью окунуться во что-то еще неизведанное мной.               
Я спущусь в этот  город. Я растворюсь в нем. Я постараюсь понять его и обрести.
    Поглядев в зеркальце, поправив фотоаппараты, проверив карманы с записными книжками, я стала спускаться по причудливой улице, представлявшей собой лестницу, которая была когда-то, наверное, горной тропой.
   Дома теснились, лепились, набегали друг на дружку. Крыльцо одного дома переходило в крышу другого, и вот так, ступенчато, спускалась Алупка к морю.
Я смотрела по сторонам и радовалась. Радовалась, что вижу новый город, не похожий ни на какой другой, радовалась земле, изнемогающей от цветов и плодов, настоянному пряно-соленому воздуху, кружащему голову, фантастическому очертанию гор за моей спиной и, конечно, морю, ждущему меня внизу.

   День кончался. Улицы были полны отдыхающих. Красивые, загорелые женщины прохаживались с мужчинами по парку, а потом шли в рестораны, где уже играла музыка.
А я ни разу в жизни не была в ресторане, потому что никому никогда не пришло в голову меня туда пригласить.
   Я подняла глаза и увидела Ай-Петри. Гора была близко. Она висела надо мной.
Ай-Петри, Ай-Петри... Ой Ай-Петри, ай Ай-Петри...
   Я некоторое время глядела на гору, потом достала записную книжку и стала записывать пришедшие в мою голову неожиданные слова.
Записав, перелистнула страничку. Там шел список мест на Земле, где я обязательно должна побывать:  Алупка, Бахчисарай, Бомбей, Монте-Карло, Нью-Йорк,  Париж....
   Напротив двух первых названий я поставила крестики.
Как легко верится в двадцать лет, что все эти планы осуществимы... Ведь стояла же я утром перед Бахчисарайским фонтаном, подставляла свою ладонь под его слезы, оставляла возле него две розы, алую и белую, как Пушкин когда-то. Ведь иду же я сейчас в Воронцовский дворец... Значит и Париж будет и Нью-Йорк....
В это время моя нога подвернулась и меня понесло, потянуло неведомой силой вниз по крутой лестнице.
Я неуклюже, неуправляемо бежала, забыв дышать, влекомая каким-то физическим законом, и боялась только одного, что в конце своей вынужденной пробежки неэстетично шмякнусь на глазах у всей этой нарядной и млеющей публики.
Но, на моем неисповедимом пути вдруг появился белобрысый мальчишка, на которого я с разбегу и налетела.
Придя в себя и освободив мальчика от своих неожиданных объятий, я его спросила:
 - Фотографировать умеешь?
Мальчишка пожал плечами. Я сняла фотоаппарат и протянула ему:               
 - Держи. Смотришь вот в это окошечко. Наводишь так, чтобы в нем было как можно красивее, а я как можно симпатичнее и нажимаешь вот эту кнопочку. Всё.
Я сфотографировалась, потом собрав по карманам "Взлётные" конфетки, пересыпала их мальчику в ладошки, который выглядел немного зазнавшимся.

   Мне надо было в музей. Можно себе представить, как я туда понеслась, узнав, что через десять минут там последняя экскурсия.
Быстренько подсуетившись, я купила билет с рук и вместе с укомплектованной группой пошла за экскурсоводом.
   Войдя в стрельчатую арку, оставив позади себя двадцатый век, я шагнула в средневековый замок эпохи Тюдоров (записывая в свою книжку эту фамилию, чтобы потом освежить в памяти, кто они такие были).
   Мимо каменных замшелых зубчатых стен, круглых ровных башен, по узкому проходу с ажурным мостиком мы вышли к центральному входу, над которым господствовал монументальный Портал. Башенки здесь уже напоминали минареты, а в глубине портала, по ее широкому фризу арабской вязью шла надпись, шестикратно повторяющая восточное изречение:

                "И нет всемогущего, кроме аллаха".

   Вот он какой, Воронцовский дворец.
Я ходила следом за экскурсоводом, не отставая ни на шаг, и если вдруг где-то останавливалась, задерживаемая неожиданной заинтересованностью, то, опомнившись, догоняла группу и бесстеснительно снова протискивалась вперед, очень внимательно слушая.
"...В здании дворца совмещены стили различных эпох и направлений, но сочетание их настолько продумано и талантливо, что нет и намёка на нарочитую вычурность и весь дворец выглядит как целостный, оригинальный художественный ансамбль... А теперь пройдёмте во внутренние комнаты." - говорил экскурсовод хорошо заученный текст.

   Да! Колоссально! Как продуманно! Как совершенно! И всё для неё. Для Воронцовой... Которой так все восхищались... И Пушкин тоже.
Какая она была? Ведь была же. Точно так же, как я сейчас есть.
... Хотела бы я ходить в длинных шикарных платьях по этим залам. Шелестеть шелками, переливаться бриллиантами, трепетать веером;
чтобы самые великие поэты посвящали мне великие стихи, чтобы самые лучшие художники писали мои портреты.
И все это было бы моим и для меня. Дворец. Парк. Павлины. Лебеди.
.... Ах, как бы я хотела засесть за этот огромный письменный стол в этом роскошном парадном кабинете с великолепной библиотекой.
Открыть окно на белую террасу с мраморными львами, розовыми кустами и видом на бескрайнее вечное море и читать все эти древние книги.
Или разложить свои тетрадки, взять махровое гусиное перо и писать всю ночь под свечами, что-нибудь из серии «Неизгладимое»....
.... А здесь были танцы, музыка, вино, поклонники...
     Потрогав свою голову (она была горячей), я прислонилась лбом к холодной маёликовой плитке камина. В горле подозрительно пощипывало.
"..Вот не вовремя", а потом повернулась к экскурсоводу, который, онемев на некоторое время от моей непосредственности, сделал мне замечание, что не надо прижиматься телом к музейному экспонату.
Мы вошли в "Зимний сад". Среди диковинных растений был фонтан и конечно же статуя голой женщины из белоснежного каррарского мрамора.
"Афродита купающаяся". О! Это все должно было обострять и утончать.

    Чего можно хотеть, имея все? Каким смыслом наполнить жизнь, когда не надо прикладывать ни малейших усилий для исполнения своих желаний?
Когда столько свободного времени? Вся жизнь - свободное время..
Конечно Воронцова не толкалась в очередях за сосисками, не давилась в автобусах, рвя колготки, не тратила время на стирку, готовку...
Она писала изящные акварели, пела чудные романсы, аккомпанируя себе на фортепьянах, ездила, когда захочется в Париж или Баден-Баден.
Она сочиняла, развивала, утончала.. И все же...(в горле опять щипнуло)...прожигала, прозябала, коптила..
    Я чувствовала, что во мне накапливается раздражение. Или от того, что я заболевала в разгар такого лета, или от того, что не мне выпал этот прекрасный фант, этот чудный жребий, эта блестящая судьба, а ей, Воронцовой.
Я подошла к фонтану. Он был такой же как и в Бахчисарае. Но не веяло от него пронзительной грустью, которую излучал тот, настоящий.
Ну что, Воронцов, не хватило ума придумать что-нибудь свое? Слямзил фонтанчик? И не холодно от него и не жарко...
Я отвернулась.
Ну и пусть. Не хочу.
Ах вы, несчастные светские дамы. Пустые притворные куклы... Фигли-мигли...
Ух... Да разве вам ведомо наслаждение до потери сознания нырять с пирса?
Не-ет, лучше джинсы и майка, лучше бегать по всем переулочкам, закоулочкам и снимать всю эту местную красотищу.
"По прихоти своей скитаться здесь и там, дивясь божественным природы красотам.."
Ха! Пушкин! Да я бы ему больше понравилась, чем эта чопорная Воронцова. Мы бы с ним сфотографировались на фоне этого дворца и побежали бы нырять с мальчишками, а потом сели бы под какой-нибудь развесистый платан, читали бы стихи наперегонки и ели чебуреки, а теплое масло текло бы у нас по бороде...
Я тихо расхихикалась, но все почему-то услышали и посмотрели на меня.
 - Ничего смешного в том, что я говорю, нет, - сказал экскурсовод. Ну а теперь пройдемте в Верхний парк.
В парке цвели магнолии и глицинии, волочили свои роскошные хвосты павлины, царственно плавали черные лебеди.
Я трогала холодные камни гротов и фонтанов, а потом свой горячий лоб.
" Как не кстати....., впрочем... умирать - это правильно."
   Ну вот, приехали. Я отогнала, помахав перед носом рукой, откуда-то влетевшие в мою горячую голову хмурые мысли. "Где это я вычитала?"
 Я напряглась. Впрочем, я с этим, в принципе, согласна. Вот представь, что ты - вечна, что впереди у тебя бесконечно большое число лет. Представила? Ну? Носилась бы ты так сейчас по Крыму? Скорее,скорее... Вбирая все в себя, впитывая. Ведь за этот короткий (даже неизвестно до какой степени) срок нужно так много успеть... Узнать, увидеть, прочитать, раскрыться, реализоваться... Объять, объять необъятное... И пусть Козьма Прутков оплюет меня всю с ног до головы.
Пушкина убили в том веке, а у меня сейчас, в ХХ-ом от одного только звука "Пушкин" легкое счастливое головокружение.
 - Девушка...
Я вздрогнула. Экскурсовод обращался ко мне, закончив экскурсию, протирая и снова надевая очки.
 - Что? - Я окончательно вернулась в настоящее.
 - Вам нравится? - Он обвел пространство.
 -Вполне. А почему вас интересует именно моё мнение?
 - У вас реакция была все время совершенно противоположная той,
которая должна была быть. Вы не все понимали?
 - Вы хотите спросить, все ли у меня дома?
Он усмехнулся и снова спросил:
 - Неужели вы не нашли лучшего места для отдыха, чем Алупка?
 - Я не отдыхаю.
 - А что же?
 - Я смотрю-ю, - огрызнулась я.
 - И вам не скучно?
Он спрашивал равнодушно, а мне так не нравилось. Немного подумав, я сказала:
 - Знаете, как говорил Наполеон? Он говорил: "Никогда не скучайте в незнакомом городе. Вы его изучайте. Может вам придется его брать."
Экскурсовод, сняв очки и как-то странно поглядев на меня, стал осматривать мои джинсы (скажем так), потом посмотрел в одну сторону, в другую..., а я думала - пригласит он меня в ресторан или нет..
 - И какой город вы уже изучили?
 - Бахчисарай.
 - А дальше куда?
 - В Монте-Карло, - твердо сказала я.
 - С Монте-Кристо? - хорошо сострил он.
 Я улыбнулась, но в горле опять щипнуло. Я вспомнила, что заболеваю.
и сразу же расхотела в ресторан. Моей горячей голове хотелось прохладного моря.

   "Иногда клин вышибается клином", - думала я, когда бежала вниз по парку, спиной чувствуя, что растерянный экскурсовод смотрит мне вслед.
Я бежала туда, где должно было быть долгожданное море. Где оно наверняка было. Я целый день ждала этой встречи. И море меня ждало. Ждало с нетерпением, с радостью раскинув, разлив, расплескав передо мной свои горько-соленые, исцеляющие воды.
Уплыв далеко от берега, я из моря смотрела на курортную Алупку, на Ай-Петри, на Воронцовский дворец, на Верхний парк, где должно быть еще стоял влюбившийся в меня без памяти, с первого взгляда и на всю жизнь, экскурсовод.
Мне так хотелось думать и я думала, как мне хотелось.
Потом я снова плыла к заходящему Солнцу.
Там, вдалеке, на его фоне мелькали сиреневые контуры двух резвящихся влюбленных дельфинов.
" А я все одна и одна. Где мне Тебя искать? По каким морям и городам?", - мелькнула мысль, но быстро испарилась где-то между морем и солнцем, не оставя после себя даже привычной другой:
" А вдруг - никогда? Ничего? Господи, не допусти..."
   Я плыла и еще не знала, что последний автобус в Севастополь бессовестно укатил, хотя завтра утром мне обязательно надо быть на работе.
Завтра, рано утром, строем и с песнями я должна выводить своих "самых старших октябрят" на пионерскую линейку.
  А я все плыла и плыла...
В вечном море, в которое садилось вечное солнце, плыла невечная я.