Эх, дороги...

Александр Бирштейн
Я думал, что путешествовать надо в одиночестве. И чтоб никто не знал. Тогда все приключения и опасности достанутся тебе одному.
В общем, вы поняли, что я решил отправиться в путешествие. Для этого имелись все резоны. Папа пропадал на своих объектах, и дома появлялся на несколько дней в месяце. Мама писала диссертацию и, придя с работы, усаживалась за стол с какими-то бумагами, вооружившись словом «отстань!».
Что до бабушки, то она явно не соответствовала моим интеллектуальным запросам. Она знала наизусть старомодные и капризные стихи Северянина, а вместо сказок читала пьесы Островского и Толстого.
Нет, в такой обстановке, сужавшей кругозор, оставаться я больше не мог!
И вообще, в шесть с половиной лет пора было, наконец, посмотреть этот мир, до сих пор ограниченный пляжем Ланжерон , цирком, Лузановкой и седьмой Фонтана, где была дача тети Жени. И заметьте: во всех этих местах я побывал с родителями. И только с родителями!
И это в то время, когда Валька из подъезда каждое лето ездил в деревню, куда надо было добираться сперва пароходом – пароходом! – а потом еще и на телеге, запряженной лошадью. Вот это да!
Ленька-головастик, живший этажом ниже, уже был в далеком городе Херсоне, а Гарик даже в Киеве! И не только! Он ездил на какую-то загадочную дачу Ковалевского! А потом рассказывал, что там есть целый монастырь – интересно, что это? – а также потрясающие пляжи, лучшие во всем мире, кроме какой-то Бразилии.
Мне сразу стало обидно за дачу этого Ковалевского. Какая-то Бразилия, о которой даже я не знаю, и захватила лучшие пляжи. Врут, наверное, эти бразильцы. Кстати, надо бы узнать о них и этой Бразилии побольше.
То есть, во всем надо было разобраться самому. Съездить к этому самому Ковалевскому, посмотреть его пляжи, а потом уж податься в Бразилию и сравнить. Что-то мне казалось, что при пристальном рассмотрении сдуются эти бразильские пляжи, как мяч Эдика толстого, попав под машину.
Как добираться на эту самую дачу я не совсем знал. Опять же, сомневался, можно ли ехать к этому самому Ковалевскому без приглашения. Впрочем, решил, что если в гости этот Ковалевский не пустит, то можно посмотреть на пляжи и со стороны.

Что до дороги, удалось выяснить, что надо ехать сперва трамваем № 23 до конца, до Куликова поля, потом пересесть на трамвай № 18 и тоже ехать до конца. Но и это еще не все! Там ходит еще один трамвай, уже № 19! Но и им надо ехать до конечной. Вот это путешествие! Тремя трамваями это больше, чем одним поездом! Правда?
Оставались организационные вопросы. (Правда-правда, я знал тогда эти слова!).
Считать я умел и сразу уяснил, что только на дорогу мне понадобиться рубль восемьдесят! Только на дорогу! А еда? А мороженное! А газвода с сиропом? Ведь я обязательно захочу пить.
Ну, еду можно взять с собой. Сухари, например. Так все путешественники делают. Это я у Жюль Верна вычитал. Без мороженного можно обойтись! Видите, я на все был готов! А воду можно пить и чистую за пять копеек. Как говорит мама: «Корона не упадет!». В общем, понадобится не больше двух рублей, а если проехать в двух трамваях зайцем, можно купить и фруктовое мороженное.
Деньги я добывал традиционным способом – прикарманивал сдачу от походов в гастроном и булочную. Это было законно! Но дело, несмотря на мои настойчивые предложения сбегать за любой покупкой в любое время, шло туго.
А не терпелось!
Пришлось пойти на меры полузаконные.
Как-то, когда я клянчил рубль на кино, папа сказал:
- Поройся в карманах костюма. Все, что найдешь, твое.
Возможно, он имел в виду одноразовую акцию. Но я и не пытался узнать: так ли это? Да, и понятие костюм я распространил на всю одежду. (Если костюм одежда, что несомненно, то и одежда – костюм!).
«Урожай» превзошел ожидания. У меня имелось два рубля и сорок семь копеек!
Пора было сушить сухари и собираться в дорогу. Но как сушить эти самые сухари?
- В духовке! – подскажет кто-то. Но был июнь! А в июне плита, на которой готовился зимой обед и вообще грелись, не топилась. А духовка была в плите.
Информация, собранная во дворе, гласила, что сухари можно сушить и на солнце. Я нарезал французскую булку и положил на окно. Подготовка к путешествию шла, как видите, полным ходом.
И тут приехал папа!
Он приехал всего на три дня! Передо мной встал сложный вопрос: ждать папиного отъезда или идти в поход несмотря ни на что? Пока я думал, папа заметил сухари на окне.
- А это что такое?
- Шурка сухари зачем-то сушит! – откликнулась мама.
Папа глянул на меня и ничего не сказал.
Вечером папа сел за какие-то карты. Вернее, я не знал, что это карты. Думал, просто листы бумаги, раскрашенные как попало. Ан нет! Папа показал мне дороги, реки, наше Черное море...
Потом полагалось мне заняться своими делами, а папе работать.
Но не в этот раз!
- Папа! Покажи дачу Ковалевского! – попросил я.
- Зачем тебе?
- Так просто...
Папа внимательно глянул мне в глаза, подумал, достал нужную карту и показал.
- Вот, видишь, это линия Большого Фонтана, за ней этот участок – Дача Ковалевского, а за ней уже Люстдорф....
Я был разочарован. Оказывается эта дача всего лишь участочек сантиметра два на карте. Люстдорф и то больше!
Заметив мое огорчение, папа спросил:
- Ты чего?
- Эта дача Ковалевского такая масенькая...
- Что ты? Она очень большая!
Я не поверил, но от папы отстал.
А утром, никому не сказав, ушел в поход. Меня мучило все: большая или маленькая эта дача Ковалевского, есть ли вообще на этом клочке пляжи, и главное, главное – не врет ли эта умная карта, которую рассматривает папа и что-то на ней чертит?
Я уходил рано. Вещи были уложены в рюкзак с вечера, так что, ничего не задерживало. Но папы у же дома не было. Странно...
Трамваем № 23 я доехал без приключений и зайцем. Там всего-то три остановки. А на Куликовом поле было столпотворение. Трамваи брали буквально штурмом. Особенно те, с ажурными невысокими бортиками вместо стенок. Сесть самому в трамвай такой мелочи, как я, не было возможности.
Так что, я собрался зареветь.
И вдруг увидел папу. А папа мне очень обрадовался.
- Как хорошо, что я тебя встретил! – сказал он. – Захотелось поехать на Дачу Ковалевского, а одному скучно...
- В трамвай не помещаемся! – раздумал я плакать.
- Решаемо! - сказал папа. Когда подошел очередной ажурный трамвайчик, он просто приподнял меня и закинул на скамеечку у бортика. А сам протолкался через двери. Потом папа взял меня на руки, и мы поехали вполне с удобствами.
- Был бы я один, ехал бы стоя... Хорошо, что ты со мной! – наполнил меня гордостью папа.
До станции № 16 ехать долго. Но интересно, если тебе все рассказывают. А потом мы пересели в маленький, но очень интересный трамвайчик и поехали на дачу Ковалевского. Только никакая это не дача! А много дач. И дома отдыха и церковь под названием монастырь.
И пляж с белым-белым песком, конца-края которому нет!
И море чистое-чистое Такое, что даже видно дно и рыбешек-фиринок проплывавших мимо.
А папа разрешил мне самому купаться!
Пока я плавал, папа развел костерчик, - какой же поход без костра! - надел мой недосушенный хлеб на прутики и стал его поджаривать. Если б вы знали, как это вкусно!
- Папа! Где ты научился так хлеб варить?
- На фронте! – ответил папа. А потом вдруг добавил. – Знаешь, я ведь тут провоевал почти до конца обороны!
- Расскажи!
Но папа отказался.
А самый большой и радостный сюрприз ждал меня потом: обратно до самого Ланжерона мы поехали на катере! Представляете! На! Катере!
Правда, потом очень тяжело было подниматься вверх до парка Шевченко, но я ни словечка не проныл!
А назавтра папа уехал.
Я не могу сказать, что скучал по нему больше, чем всегда. Но, кажется, я скучал совсем по-другому.