Игорь ЧУРДАЛЁВ "ЧАСТНЫЕ ХРОНИКИ"
ЧУДИЩЕ СТЫДА
Если помните, в культовом блокбастере «Пятый элемент» фигурируют эдакие злобно-комические персонажи, пираты и наемники космоса — мангалоры. Малоприятные ребята омерзительной внешности, умеющие, однако, на короткое время принимать человеческое обличье. Тупые, но отчаянные мангалоры, потерпев полный крах в очередном бандитском предприятии, взрывают себя с воплями «За честь!» Это очень смешно.
Как-то я вспоминал этот эпизод среди подростков, сверстников своей дочери — и сам хохотал вместе с ними, как ребенок. Но заметил, что смеемся мы как бы по разным поводам. Молодые люди, кажется, и не понимали, что это означает — «За честь!». Обсуждая с ними это понятие, я столкнулся с некоторыми затруднениями. Почему самурай, не сумевший выполнить приказания сёгуна, сделал себе харакири? — Видимо, из страха перед наказанием… Почему гусар, не имеющий возможности вернуть карточный долг, пустил себе пулю в лоб? — Наверное, очень денег жалко и неминуемая нищета гнетет…
Категория чести, действительно, как-то не очень нынче в ходу. Этические кодексы по природе своей туманны, а время требует постатейной определенности, не терпящей двояких толкований. Конечно же, добропорядочный предприниматель всегда выполнит свои обязательства: ударив по рукам, сдержит слово — так создается деловая репутация, потеряв её, в итоге потеряешь прибыль. А денег впрямь жалко. И все же изначально честью называлось нечто иное — добровольно поставленный над собой закон, выполняемый неукоснительно и рефлекторно, любой ценой, даже ценой жизни. Закон, основанный исключительно на внутренней самооценке, право на эту самооценку хранящий и всегда противопоставленный соблазнам иных выгод.
Сегодня и честь есть скорее объект собственности, род нематериального, но конвертируемого актива. Словари трактуют: «Ч. — одно из нематериальных благ (ст. 150 ГК РФ), принадлежащих человеку от рождения, оно неотчуждаемо и непередаваемо».
То есть честь сегодня как бы автоматически есть у любого — до тех пор, пока судом не доказано обратное в каждом частном случае. Но полностью чести нельзя лишить и судом, поскольку она неотчуждаема по определению. Формально граждан бесчестных нынче нет. Так что, никаких поводов для харакири и прочей брутальной архаики. Такие варварские рудименты по ходу этической эволюции должны отсыхать и отваливаться.
Если речь заходит о чести, всегда где-то поблизости обретается чудище стыда. Бесчестье — синоним позора. Что ж, и стыд нынче людьми потерян? Да ничуть. Утрата личностью основания для надлежащей самооценки и оценки общественной остается для многих непереносимой мукой. Лишь поводы для стыда мутировали разительно. Приятель мой очень страдал после встречи с сокурсниками, съехавшимися отпраздновать двадцатилетие выпуска. Живота себе не вспорол, слава Богу, но в запой ушел глубокий. Стыдно ему было перед преуспевшими товарищами, что ездит на раздолбанной «девятке», живет с семьей все в той же обшарпанной двухкомнатной «хрущобе», в которую нельзя пригласить однокашников… В Париже не был, на Мартинике не отдыхал… Не удалась жизнь, не сложилась.
Предположительно, стыд как нравственный феномен теперь существует лишь ниже планки определенного материального достатка. Поглядывая на толпу из окна новенького представительского «бумера» или собственного особняка, можно спокойно пренебречь тем, что именно думают о тебе эти так называемые «другие люди». Ты от их мнений не зависишь и плевать на эти мнения хотел. Утрутся и забудут через неделю. Деньги и способствующая их приобретению должность — вот лучшая броня, защищающая от жгучих стрел стыда.
Действительно утрутся, действительно забудут. Что взять с этой человеческой пульпы, традиционно именуемой в официальных документах «населением». Честь всегда была прерогативой элиты, гордых нобилитариев. Они культивировали и хранили модель поведения, диктуемого представлениями о благородстве. Доходили в этом до безумия, подобно рыцарю из Ламанчи. Швыряли себя на алтарь чести, погибая на бессмысленных дуэлях. Использовали, или придумывали, любой повод, чтобы доказать — честь дороже самой жизни… «Невольниками чести» зачастую были и первые лица государств. В 1559 году король Франции Генрих II получил смертельное ранение на рыцарском турнире. Капитан шотландской королевской гвардии, его соперник в поединке, не понес кары, поскольку бился по правилам чести.
Возможно, эти жертвы не были столь напрасными, как это может показаться с позиций нынешнего прагматизма. Они заставили простолюдина Санчо Пансу оторваться от окорока и задуматься о прочих ценностях бытия. Представители низших сословий всегда в чём-то копировали модель поведения «благородных» сограждан. Конечно, с поправкой на здравый смысл и практичность трудящихся людей — но и это когда как. Франсуа Ватель, повар Людовика XIV, совершил самоубийство от стыда, потому что поздно получил рыбу, заказанную к королевскому столу. (А совсем недавно звезда французской национальной гастрономии Бернар Луазо покончил с собой из-за потери высокого места в профессиональном рейтинге. Безумцы, право…).
Французы вообще очень в этом смысле показательны — галльская аристократия всю Европу заразила сословной спесью и дуэльной чумой. Но нечаянно и собственной черни дала образчики понимания личного достоинства, из которых выросла стихия, сравнявшая с землёй Бастилию. Суконщики-галантерейщики, виноградари и сыровары возомнили, что они — граждане, имеющие всю полноту прав! Имеющие честь! Со времен Конвента, вооруженного революционной гильотиной, они и по сей день в этой уверенности пребывают… Юные североамериканские штаты строились на идеях и уложениях Великой Французской революции.
Зачем я вспоминаю об этом в российской провинции начала третьего тысячелетия? Где я — и где честь? Кажется, и в старину она убивала здесь одних только поэтов. Какие образчики чести оставили в моей немолодой уже памяти представители так называемых правящих элит — федеральных и региональных? Помнится, во время оно, и в этой среде дело изредка доходило до суицида — но исключительно в трусливой попытке избежать полной конфискации имущества и расстрела за воровство в апокалипсических масштабах… Теперь и того не слышно.
Не будем кровожадными. Но может быть, кто-то из сограждан вспомнит, как властью облеченный деятель (о целых кабинетах — не говорим) ушел в отставку — от стыда за катастрофические провалы в работе? Или хотя бы внятно признал эти провалы, попросив прощения перед народом? Не было такого. В Японии, говорят, случается подобное, у нас — никогда. У нас они в своем теплом кругу тихо разбираются, но вряд ли это имеет отношение к вопросам чести. А «население» тут и вовсе ни при чем — стыд перед людьми лишь тому страшен, кто хоть как-то от людей зависит.
Не в том беда, что страна безраздельно принадлежит газо-нефтяной опричнине. Хуже то, что в прожорливой среде этой не рождается ценного — ничего, что оправдывало бы претензии на элитность. Зато в избытке она дает примеры безнаказанности и бесстыдства. Сбил ли насмерть сановник или член его семьи человека на дороге — откупится, как в эпоху «Русской правды». «Аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за голову»… Но в те времена предлагался на выбор и вариант мести: а мы пошуршим, утремся и забудем. Но урок «элитарного» поведения молодёжь усвоит. Правда, высокая власть порой сдвигает брови и начинает очередную кампанию «борьбы с коррупцией». То есть как бы делает вид, что решительно пилит сук, на котором сидит. На заклание отправляются «мелкие сошки», из берущих не по чину. Впрочем, этот благотворительный спектакль давно уже не приносит прежних сборов.
Но если из сановных уст исторгается слово «честь» — это предвестье беды. Это значит, что пришла пора посылать молодых ребят на смерть, требовать от них жертвы, которую деньгами не оплатишь. Да никто, собственно, и не собирается платить. Но чего ждет от своих солдат власть, методично дающая им примеры бесчестия? Внушающая наглядно, что лишь расставшись с химерой чести, получаешь шанс подняться к элитной кормушке преуспеяния-потребления?
Почему же многие из этих бойцов все-таки умрут, выполняя свой долг с доблестью, — это загадка, почти метафизика. Видимо, срабатывают механизмы, умом не постигаемые. Некий запас чести генетической. За счет него на самом деле страна живет, а не за счет истощающегося запаса углеводородов.
Но вряд ли и этот колодец бездонен.