1.
Что происходит? Я только что был …, что, что это? … Как много места вокруг! Не то, что тесное гнездо – пробегу-ка туда… Ого, кто это ползет? А на вкус? Что, что это такое пытается накрыть меня. Мама-а-а! Ты где? Какой ужасный шум! И какой-то визгливый звук… Что случилось, почему, почему меня толкают? Больно… Мне очень больно… Сейчас убегу – нет, полечу, сейчас, сейчас, а-а-а-а……
… Не-е-ет! Лика склонилась над упавшим птенцом. Осторожно взяла в руки. Обмякшее крохотное тельце было трогательным и теплым, но бусинки глаз уже закатились и подернулись пленкой… Бедный, бедный птенчик! Какие же жестокие и глупые эти мальчишки! Ведь кричала им – не надо, не ловите, осторожнее – так нет, в попытках поймать загоняли до смерти бедного птенчика. А теперь махнули рукой и побежали играть в футбол. Скверные, жестокие, глупые…А она слабая и трусливая… По круглому Ликиному личику катятся огромные слёзы, но никаких звуков. Так повелось – она всегда плачет беззвучно. По-другому нельзя – в их семье потомственных военных последние слезы барышни лили еще в прошлом веке… А Лика… Лика другая. Ни строгий семейный уклад, ни примеры бабушек не могут заглушить то безмерное сострадание ко всему живому, которое властвует над ней с самых ранних лет. Сколько издевок и насмешек пришлось ей стерпеть от домашних за свою чувствительность и жалостливость! Вот и теперь она окропляет слезами перышки птенчика с ещё проступающей желтой опушкой. Надо бы похоронить…
… Когда цветы сирени украсили крошечную могилку, Лика до крови искусала ладошку, которой пыталась сдержать рыдания и, вдруг, боль и терзания отступили – Лика почувствовала, как что-то, похожее на птенчика закружило вокруг и – раз – впорхнуло в самое сердце. «Любовь должна быть сильной», - то ли подумала, то ли услышала Лика. И в этот миг словно новая жизнь вошла в нее и небывалая решительность и сила сжала её кулачки, и она побежала за мальчишками, и остановила их игру, и заставила их прийти к маленькому холмику, украшенному сиреневыми соцветиями, и помолчать, и попросить прощения у птенчика.
2.
Наконец-то родные признали в Лике право быть ветеринаром. Ничего, в армии ветеринары тоже нужны, заключил отец, мать укоризненно покачала головой – но тоже согласилась. Им, выпускникам Ленинградского военно-инженерного института, Ликины пристрастия и твердость в отстаивании права быть собой, давно набили оскомину – старшие дети, как дети – шалят, озоруют, но идут в ногу, а эта – то слёзы, то упрямство и вечно полуживые голуби под кроватью, да заблОшинные щенки с котятами – только успевай за дверь выпроваживать, так нет, придумала ещё и ящик у подъездной двери, какой-то сердобольный сосед сделал крышку из рабицы – теперь там Лика всех и выхаживает. Ну, пусть. Подарим ей на день рождения кролика – хоть чистое животное.
… Счастье… Вот что такое счастье, думает Лика, прижимая к груди пушистый комочек. Любовь заполняет все её существо без остатка – она проводит пальчиком по ушам кролика – тот смешно подрагивает ими – Лика заливается благостным смехом – миллионы колокольчиков рассыпаются в ней хрустальным звоном – щекочет животик животному – тот забавно прыгает – трусит хвостиком. «ТрУсик! Ты будешь ТрУсик», – звонко пропевает девочка и на её глазах повисают две гигантские капли умиления…
На третью неделю Трусика положено помыть – так решила Лика. Тепленькая водичка, шампунь, нежные уговоры. Как-то не очень понравилось Трусику купание – но ничего, привыкнет!
… Наутро в ящике остывшее тельце того, кто еще вчера был Трусиком. «Не смей реветь!»- вся семья в один голос. Чуть живая, Лика приходит в кабинет биологии. «Деточка, моя, что же ты меня не спросила – кроликов нельзя купать», - в глазах биологички сострадание пополам с укором. Но никто не может укорить Лику больше, чем она себя – глупая, безмозглая, преступная, халатная, какие только эпитеты она не перебрала! Кошмары преследуют её несколько недель, пока в одну из ночей, то ли Лика, то ли какой-то сторонний голос не произносит: «Любовь должна быть умной», - и Лика, наконец-то проваливается в долгий, глубокий сон.
3
Глухого лысого ветерана с первого этажа увезли на скорой. Его жена, баба Наташа, шумела и скандалила с врачами, но настояла и поехала-таки в карете скорой помощи. Женщины у подъезда судачили: как вытащила его с поля боя контуженного, так вот сорок лет его глухого никогда одного не оставит.
Баба Наташа через три дня вернулась. Одна. Села на скамеечку, под раскидистой черемухой, смотрит, как подросшая Лика лазает по веткам, собирает черные ягоды и говорит – то ли Лике, то ли себе: «Вот так она любовь-то: до последнего вздоха вместе. Спасибо Тебе, Господи», и умерла наутро. Похоронили ветеранов в одной могиле. И долго ещё во дворе эхом отзвеневших жизней витало «Любовь. Преданность. До последнего вздоха вместе». Жаль Лике было бабу Наташу, да и её глухого мужа тоже, но вот что-то светлое поселилось в её душе от их жизней, словно напитали они её силой и светом любви своей. И думалось ей о них светло и лучисто, и просыпалось где-то там, под набухающей подростковой грудью сладкое сильное чувство…
И будоражило, и обнадеживало её на розовеющих восходах дальних озер, и тревожило и пугало в пламенеющих закатах, проваливающихся за бесстрастные синие горы.
4
Никто не помнил, когда эта семья въехала в соседний дом – а вот они уже прогуливаются неспешным шагом по дворовым дорожкам, словно всю жизнь и прожили здесь: мать, отец и их сынок-даун, Сережа. Идут, улыбаются, беседуют о чём-то. О чём можно беседовать с Дауном? Лика как-то попробовала, когда Серёжа сидел на скамеечке, ждал маму – бесполезно, какое-то невнятное мычание и пренеприятнейшее слюнотечение –жуть! Как только люди это терпят! На второй год Лика узнала, что Сережа обречен – жизнь даунов коротка. Тонкая игла пронзила её сердце – как они могут улыбаться, смеяться, светиться любовью друг к другу, если один из них – позор в глазах окружающих, и тот обречен на скорую погибель? Тетя Люба Мешкова была лишена Ликиной щепетильности – она так и задала Сережиной маме невысказанный Ликин вопрос. « Ох, Любочка, если бы Вы знали, как долго мы просили у Господа послать нам ребеночка. И он смилостивился – послал. Так разве можно сетовать? А сколько любви и радости дарит нам Сереженька! У него такое доброе сердце!». Лика смотрела, как удаляются от неё исполненные светом лица, и думала о том, что любовь, это благодарность. Благодарность за всё, что дает тебе судьба. Без сетования и роптания. И радость благодарности чистой струйкой медленно вливалась в её душу.
5.
Лика не очень-то жаловала общественную работу в школе, всё старалась отсидеться в цветоводах – благо со всем живым у неё было полное взаимопонимание, даром, что растения не животные, а то бы Лика и их приручила… Но в седьмом классе вердикт классной дамы был суров – в шефы! Пришлось тащиться к четвертому классу. Но на удивление всё сложилось удачно – с мальчишками она играла в футбол – благо закалка позволяла, а девчонок развлекала рассказами о жизни животных – так и приобрела невзначай авторитет и толпу обожателей. Никого не выделяла из ребят – со всеми была весела и приветлива. Вдруг классная подшефных вызвала на беседу – Аня Беня не пионерка, и не собирается вступать в ряды детской организации – поговори. Что делать? Девочка хорошо учится, поведение примерное – решила навестить дома, там и поговорить. Дверь открыла маленькая женщина с огромным горбом во всю спину, лицо лучится каким-то непередаваемым светом,- «Ты к Анечке? Проходи, милая». Навстречу вышел статный высокий мужчина с красивой гривой чуть седеющих курчавых волос – отец Ани. По всей квартире – распятия, какие-то непонятные знаки. Адвентисты седьмого дня. Лика впервые услышала подобное. Оказывается, Анина мама с детства больна, а в юности по переписке познакомилась с отцом Ани, который к тому времени уже пять лет, как отбывал срок в колонии за непреднамеренное убийство – сорвалась какая-то деталь с трактора и убила наповал мастера, стоявшего по соседству. Тетя Аля оставшиеся пять лет ежедневно писала ему по три письма, ездила на все возможные свидания, выхлопотала пересмотр дела – на два года раньше вышел Олег. Так и живут с тех пор. Олег принял Алину веру, родили замечательных дочерей, в семье мир и согласие. А пионерия – не для них – Лика даже вопросов задавать об этом не стала. Сидела с ними за столом, пила чай с удивительным вареньем – почти целые абрикосины, фаршированные грецкими орехами – ммм, ум отъешь! И вливалось в Лику с этими распятиями и знаками, вместе с абрикосовым тягучим сиропом и приятной горечью грецких орехов понимание того, что Любовь это СОчувствие. Не жалость, не милость, а именно СОчувствие – совместное чувствование. Поддержка, сопереживание, соучастие в судьбе друг друга.
6.
Шмель… Сла-а-абенький прилетел на балкон. ЧуднОй! Еще снег не везде сошел, а он уже туда же – торопится жить. А я по жизни этой ножом галимым. Гадко! Как гадко и пусто в Ликиной душе. Еще пару недель назад шептали они с любимым неиссякаемые нежности на похрустывающих простынях, а сегодня уж седьмой день, как его след простыл, после того, как он узнал о её беременности… Да и не собиралась она рожать, чего испугался-то. Да нет, врет. Врет сама себе. Хотела, хотела бы вместе с любимым вести за руку их сыночка и смеяться всем в один голос. И прожить долгую счастливую жизнь с ним. Так нет… Все не так, всё неправильно… Гадко – Лику в очередной раз выташнивает. Бледная возвращается к окну – шмель обессилено пытается вскарабкаться на кучку песка, оставленную на балконе после пересадки цветов – доползает до середины и скатывается обратно. Бедняжка! Девушка выносит шмелю большую ложку мёда – поешь, болезный. Стремительно умнеющая Лика смотрит на шмеля и произносит банальное – «Любовь, это ответственность», и становится ей от этих слов и горько, и зло на себя. Она подходит к зеркалу и встречается со своим повзрослевшим отражением, и принимает себя совсем неидеальную и решает никогда, Н-И-К-О-Г-Д-А больше не повторять такой ошибки…
7.
Она и не повторила… В двадцать восемь у Лики двое чудных малышей и муж, подающий большие надежды хирург, пару месяцев назад защитивший диссертацию. Лике время от времени становится не по себе. Это же она с красным дипломом закончила академию, и это её диссертация была почти готова, когда родился их первенец! Потом началась череда нескончаемых детских болезней. Кто-то чем-то должен был пожертвовать. На тот момент абсолютно очевидным было то, что жертвовать диссертацией и профессиональной карьерой должна она, мать. Очевидно ли это сейчас? Удивительно, но для других – нет. Даже супруг уже неоднократно отпускал ехидные шутки в её адрес, сравнивая с наседкой. Но для Лики по-прежнему очевидно, что любовь – это самопожертвование. Ради любимых. Родных. Самых дорогих на свете. И никто её не смутит в этой уверенности. Эта уверенность – её стержень. Благодаря ей, преодолимо всё: и бессонные ночи, и неискоренимая усталость и финансовые затруднения, и колкости состоявшихся подруг, и пренебрежение супруга…
8.
Лика потеряно бродит по квартире. Поглаживает обои на стенах, упирается лбом в косяк, выкручивается и прислоняется спиной к двери, сползает по ней на корточки, сглатывает всхлип-стон, поднимается, идет в спальню, достает из тумбочки дневник, в котором последняя запись сделана пять лет назад, и берет ручку:
« Помнишь, мы с тобой когда-то придумали, что мы семья и завели кошку. Кошка неожиданно стала охранителем дома. Охраняла дом и нас, и наших ещё не родившихся детей, и уже родившихся – пробиралась в ноги детской кроватки и бдела, навострив уши, несмотря на запреты и наказания.
Кошка была олицетворением нашей выдуманной будущности. Ты – создавал иллюзию, я - верила, и наше счастье, было для нас осязаемым, чувственным, воплощенным в наших детях, уютно мурлыкавшим под боком.
Мы все любили нашу кошку. Мы любили её преданность – стоило заболеть, и она прижималась своими целительными боками и мурчала резонансом выздоровления. Мы любили её самоотверженность – сколько раз она кусала нас за слёзы наших детей. Мы любили её веселье – наш хохот до упаду, над её прятками под покрывалом кровати.
Но в один обычно-обещающий день ты не пришел. Мы с детьми ждали, разогревали ужин, всматривались в сумерки окон, волновались, звонили – ты онемел. Тебя не было ни завтра, ни послезавтра… Ты объявился через месяц. Кошка лежала на полу, под батареей. Четыре недели назад я перестала спать, а две недели назад кошка перестала есть. Ты пробыл один час и даже не снял пиджак. Дети радовались и спешили показать тебе пятерки. Ты выдал им по пятьсот рублей и сообщил мне, что тебя покормили. За прошедший месяц мне уже стало известно кто и где тебя кормил и не только. Ты ушел… Это было…, но не больно. Почему-то я знала, что рано или поздно это произойдет. Но лелеяла надежду… Кошка – не знала. Сегодня я, наконец-то, доехала до ветеринара. Надежды нет. Кошка обречена. Кто обречен? Ко…» Комок в горле перекрыл дыхание… Не плакать! Последний раз барышни нашей семьи плакали в позапрошлом веке – Лика даже улыбнулась, вот и век прошел у нее на глазах, недавно были девяностые, а уже двухтысячные. Она наклонилась и погладила умирающее животное: «Ко, милая, что ты забираешь с собой? Ко подняла на неё желтые, исполненные потустороннего света глаза и почти произнесла – «ТВОЮ БОЛЬ».
Лика в одиночестве похоронила Ко и положила на её могилку свежие цветы. Маленький холмик с цветами сирени мелькнул в уголке сознания, какая-то невнятная мысль застучала у виска, но Лика не могла вспомнить, … что-то там про любовь… Совсем повзрослевшая Лика уже не умела плакать, она тосковала и думала, что Ко очень любила её, и что любовь - это служение.
9.
Ко сидела на крыше Ликиного дома и размышляла над тем, какие же люди ограниченные существа. Сколько она возится с этой Ликой – девятая жизнь пошла! С тех пор как себя помнит - она всегда была рядом с этой упрямицей – жила, умирала и возрождалась: то птенцом, то кроликом, то четой ветеранов, и каждый раз посвящала Лику в новое знание. Знание Любви, как высшей формы познания себя, людей и мира. А эта девчонка никак не начнет думать самостоятельно, всё ей подсказки нужны! Вот и сейчас сидит в своем кресле перед компьютером и пишет всякую тарабарщину в разных форумах. Придется опять вмешиваться…
- Лика, привет! Давненько тебя не было! Ты уже определилась, какие спектакли пойдешь смотреть?
- Ой, Ник! Рада тебе! Да мне как-то сейчас не до спектаклей…
- Брось! Фестиваль один раз в год! Неужели ты лишишь почитателей твоих метких рецензий?
- Видимо…
- А что, если я тебя приглашу, если конечно твои домашние не будут против.
- Да уж, только виртуальных приятелей в реал переводить. Не стОит, Ник.
- Да я вполне адекватный парень – ты же знаешь. А почему бы и не перевести. Нам с тобой на форуме комфортно, а в реале может еще интереснее будет. То что я умён, ты и так знаешь, то, что я свободен – я тебе сообщаю, а то, что я обаятелен – оценишь. Завтра на спектакль Самарского Колеса в 18.30 в Малом. На мне будет голубой шарф.
-Шарф в такую жару?
-Вот ты и согласилась. Шарф, это чтобы твоё внимание привлечь.
- Ловко.
-Подари себе надежду. То есть я хотел написать мне.
-Хорошо написал. Подари надежду.
… Ко сидела на распредщитке интернеткабеля и улыбалась: Любовь это надежда…