Она жила в соседнем подъезде. Смешливая девчушка, с коленками, торчащими из-под коричневого школьного платья, и рыжими косичками, с вплетенными в них огромными белыми бантами. Её звали Маня. И я её любил.
Вечер. Лампочка снова лопнула от выстрела из рогатки. Пятая на моем счету. Пять из пяти. И ни одного промаха.
Подъездная дверь хлопнула, и внизу послышались шаги. Кто-то нащупал выключатель и щелкнул. Туда-сюда, еще раз – свет не включился.
- Опять перегорела, - раздался девчачий голос.
Я замер, вглядываясь в темноту лестничного пролета. Едва различимый силуэт дернулся и быстро приблизился. Запах булки, сушек и клубничной жвачки «Love is» ударил в нос. Белые банты мелькнули почти в сантиметре от меня. Я закрыл глаза, втянул носом её аромат, и шумно выдохнул.
- Ой! – её голос эхом отозвался в тишине подъезда.
Силуэт замер на мгновение, и каблучки снова застучали по ступенькам.
Звонок бесцеремонно прервал догонялки по коридору, и толпа детишек с шумом ворвалась в класс. Манька села за парту, обернулась на меня и тяжело вздохнула. Мне захотелось взлететь до потолка! Она подарила мне небо, лишь, взглянув.
- Манька, дай списать!.. – шелестел ушастый и краснощекий Вовка. – Тебе жалко, что ли? Мань!
Рыжая голова только качнулась – «нет».
- Ах ты дура рыжая! Ща как…
Пухлая рука потянулась к косичке, с белым бантом.
- А-а-а-а! Вовка! Ты дурак?! Больно же! – Маня сверкнула бирюзой глаз и треснула Вовку по лохматой голове учебником русского языка.
Светлана Сергеевна – сухощавая женщина в возрасте, молча подошла к воюющим, и мягко развернула Маньку к доске. Шепнула что-то краснощекому хулигану, после чего тот побрёл за последнюю парту. Рыжая голова победоносно тряхнула косичками и снова склонилась над тетрадью.
Я посмотрел на неё и улыбнулся. Всё-таки, она милая.
Злой дождь попадал за шиворот и холодными каплями стекал по спине. Лужи морщились от острых игл воды и возмущенно лопались пузырями. Я вжал голову в плечи и бежал к подъезду. Взгляд упал на скамейку, стоявшую в полукруге деревьев. Хрупкая фигурка замерла под ударами дождя и не шевелилась. Рыжие косички – я узнал бы их из миллиона. Мне так казалось. Я остановился и окликнул:
- Маня!
Она даже не шелохнулась. Я подошёл ближе, пытаясь разглядеть её сквозь стену дождя. Девочка, моя милая девочка сидела, запрокинув голову и хватая капли посиневшими от холода губами. Она жмурила глаза и изредка мотала головой. Я сел рядом и шепнул:
- Замерзнешь. Иди домой.
Она тряхнула головой, словно очнувшись ото сна, посмотрела на меня и снова отвернулась. Мы сидели так еще долго.
***
Он жил в соседнем подъезде. Невысокий темноволосый мальчишка. С глазами цвета зеленки. Молчаливый, очень серьезный, он мог часами сидеть на скамейке, окруженной деревьями и, запрокинув голову, рассматривать небо. Я не понимала, что меня в нем так привлекало… Его звали Лёва. И я любила…
Мы почти никогда не общались, но мне всегда казалось, что он как-то особенно на меня смотрит. Глаза-колючки впивались и словно царапали душу. Как же больно и сладостно было жить под его взглядом.
- Лё-о-ва-а! Тащи вели-и-ик! Прокатимся до перевала-а! – ватага подростков почти хором кричала под балконом.
Он вышел на балкон и кивнул.
- Ща бутер доем – спущусь!
Через пять минут они уже выехали из двора. Я только успела посмотреть на его зеленую футболку. Под цвет глаз. «Возвращайся», почему-то захотелось мне крикнуть.
Я помню, как во двор въехали мальчишки. Помню, как глазами искала среди них темноволосого пацана, одетого в зелень ткани… И не могла найти. Еще помню серое лицо его мамы. Пустые глаза... И робкие всхлипывания краснощекого Вовки:
- Он…мы звали…а он не увидел. А поезд был близко! Так близко!
Сердце сжалось.
И все боялись спросить. Ждали, кто же первый рискнет полоснуть ножом по разорванному в клочья сердцу. Молчали… Мать бросилась к перевалу.
На следующий день к нам пришел милиционер. Он долго беседовал с каждым из мальчишек, кивая и записывая в небольшой блокнот. Мне казалось, что ему всё равно, что он пришёл, покивал и всё, и уйдет, а что с Левкой – я так и не узнаю. Я смотрела на него во все глаза, мне хотелось, чтобы... Он перестал кивать, повернулся в мою сторону и подошел.
- Как звать?
- Я его люблю.
- Что?
- Я е-го лю-блю!
Милиционер провел рукой по лбу и полушепотом сказал:
- В коме он. Молись за него.
Повернулся и ушел. Ничего не спросив, не взглянув…просто ушел. А я повзрослела. За секунду.
Сидя на уроках, мне хотелось обернуться на заднюю парту и по-дружески улыбнуться ему. Но место было пустое.
Злой дождь попадал за шиворот и холодными каплями стекал по спине. Лужи морщились от острых игл воды и возмущенно лопались пузырями. Я сидела на скамейке, в окружении деревьев и ртом ловила капли дождя. Хотелось смыть с себя страх, ощущение возможной потери и тот страшный день, который цеплялся за меня своими острыми когтями. На мгновение, всего лишь на секунду, мне показалось, что он рядом, здесь, со мной. Шум дождя перекрикивал его слова, но я верила, что он здесь. И нам было хорошо вдвоем. Я молилась.
***
За окном шел дождь.
Где-то в городе, на скамейке в коричневой форме сидела хрупкая девочка, она молилась, несмотря на капли-иглы, впивающиеся в едва шевелящиеся посиневшие от холода губы.
На другом конце города, в реанимационной палате лежал мальчик. Его правая рука сжалась в кулак и по монитору прыгнула первая зеленая линия.