В обеденное время Тамара, почтальон, вручив пенсию Раисе, под видом, что укладывает ведомость в сумку, исподтишка наблюдала, как та, не заходя в дом даже за пальто, в одной замызганной кофте и в сопровождении сына бежит-торопится в магазин.
«Знакомая картина! - усмехнулась Тамара, опять забираясь на велосипед. - Теперь «праздник» будет продолжаться, пока не подерутся. Лучше купили бы занавески на окна! Или стол… Что за люди, господи!"- Продолжила путь, размышляя о странной семье.
Она появилась неизвестно откуда осенью прошлого года и самовольно заселила пустовавший раньше дом под номером двадцать девять по улице Гагарина.Их было четверо: шестидесятилетняя Раиса, ее сын Сергей и два ее великовозрастных брата - Николай и Владимир. Никто из них нигде не работает. Говорят, деньги на спиртное они добывают, нанимаясь к людям: то вскопать огород, то разобрать какое-то строение, то привести чей-то двор в порядок.
"Ничего удивительного, что денег хватает только на спиртное. Вон, какие они все алкаши! Баба Маня, их соседка напротив, говорит, что они и кушают и спят вповалку на полу.Это же первобытная жизнь - ужас! И как им не стыдно! Побежали пропивать эту несчастную пенсию Раисы. Понятно, с каким нетерпением они выглядывали меня!- Тамара яростно накручивала педали, объезжая лужи.- Как я не терплю эту улицу, вечно утопающую в топкой грязи! И хоть бы стоящие люди жили тут! Так нет - одно отребье! Даже боязно бывает иногда… Вот взять даже Николая, старшего из братьев. Ведь сразу видно, какой он хитрый! С вороватыми узкими глазками, живет, прибиваясь то к одной, то к другой... пока его терпят. Говорят, что он очень жестокий... - Передразнила его: «Ну, и что, что не работаю! А где я найду ее, эту работу с этой... демократией!». Можно подумать, что демократия настигла только его. А ведь все как-то нашли, куда пристроиться. Было бы желание, ярмо всегда найдется! Вот взять хотя бы меня…»,- перешла она к своим проблемам.
Но так ее задел вид бегущих к магазину матери и сына, что никак не могла выбросить их из головы. "Почему Райка не гонит их к чертовой матери?! Она хоть маленькую, но получает пенсию и - постоянно. Вот и сидят на ее шее все. Женщину всегда можно разжалобить - на сигареты и бутылку. Тем более, что и Райка сама любит прикладываться... А ее сыночек, этот Серега? Не дай бог сыночка такого!- содрогнулась, вспомнив его подозрительные волчьи глаза. - Тоже не работает, а и первый обирает ее... Да, что это я о них да о них - провались они!» - отмахнулась от мыслей о них, подъезжая ко двору бабы Сони…
А в это время в пустом, не обихоженном, доме уже шел пир горой. За импровизированным столом на заплеванном полу сидели все четверо. На потерявшей цвет и местами покоробленной клеёнке стояла почти опустошенная бутылка водки, и лежали остатки бледной колбасы и хлеб, порванный на куски.
На клеенке также красовались три рыжие пятна неочищенных еще луковиц. Чуть поодаль от них возвышалась шелуха от предыдущих застолий, да два желтых соленых огурца с несколькими кусочками сала - все вперемешку. Рядом валялись две пустые бутылки.
Но компании еще далеко было до кондиции. Николай ковырялся спичинкой в зубах и размышлял: «Надо бы у нее выудить остатки пенсии, пока Серега не обобрал сеструху. А мне они пригодятся. Симка меня так не примет, без бабок-то. Начнет нос воротить, выпендриваться. Бабы все одним миром мазаны: бабло им подавай!.. Но и без них пока нельзя. Тьфу! Жизнь собачья! Да-а-а. А здесь уже и ловить нечего. Праздник тут уже кончился - финита! Водки нету все равно». - Окинул хищным взглядом комнату, где всей мебели - матрацы в углу и клеенка на полу, возле которой набросано тряпье-сиденье. Запах стоял отвратительный - даже для его привычного носа.
Тут Серега зачем-то, очень кстати! вышел из комнаты. И он, торопясь, приступил к задуманному:
- Рая, отдай мне оставшиеся деньги, иначе вы все пропьете! Потом и хлеба не купишь, как не раз бывало! - Он знал, что она не откажет - сестра уже набралась достаточно и подобрела.
Раиса, воровато оглядевшись по сторонам и, не заметив поблизости сына, полезла за пазуху и достала серый скомканный платок с деньгами. Быстро вручила ему пятьсот рублей - будет какой-то запас. Да и побаивалась Кольку. Он злой, неизвестно что можно от него ждать! Володьку лупит почем зря - за малейшую провинность. И ей может попасть, если не угодит ему. Ну, и деньги будут целее. Наверное… - Она осовелыми глазами попыталась осмотреть комнаты, но только покачалась из стороны в сторону. Сын вернулся и упал на место.
Попробовала поймать отрывочные мысли. Вспомнила, что думала о Кольке. "Да-а-а. Колька. Он стал меньше пить с нами, как прибился к этой… к Симке. Может... что и сладится... у них... тогда уйдет к ней... - Прищурилась, пьяно ухмыльнувшись: - Как хорошо, что я заныкала пятьдесят рублей. Надо за самогонкой послать Вовку… - Посмотрела на Владимира. Кривоглазый брат - тихоня, хорошо подходит для поручений. - Он безотказный. А уж за самогонкой - только скажи, слётает сразу!" - благожелательно улыбнулась.
Николай ушел сразу, увидев, что пришел Серега. Они с сыном не могут терпеть друг друга. Почувствовала себя свободнее. - Вечно Колька давит на нас... своей злобой и требовательностью. Хочет еще чего-то: то убирай, то готовь… Пусть сам убирает! Позабыл, что я приняла его сюда, кормлю и пою на свою пенсию!.. Когда он последний раз был на подработке? Вот-вот, месяц назад! А кушает как боров. Не нравится тут - пускай убирается к Симке!»
Так подогревала себя пьяная Раиса, которая, увидев, что и самогонка закончилась, уже жалела, что отдала брату пятьсот рублей. "Жаль… Дашка в долг не дает… сам-м-м-могон…" - Сползла на бок рядом с сыном и захрапела.
Владимир поднял мутные глаза, и разглядев, что пить нечего, попытался подняться, но не нашел сил и пополз в другую комнату, где забился в свой угол. Здесь он делил матрас с Колькой, который может заявиться, когда вздумается. Тогда он может и «угостить» пребольно пинком, высвобождая себе место. Знает он его… И провалился в муть пьяного сна.
Николай, вернувшись через сутки, застал опухших от угара родственников с голодным блеском ожидания в глазах. Чтобы предупредить неприятные вопросы о деньгах, сразу объявил всем, что сам их уже потратил.
Это заявление вызвало общее негодование у родни. Они уставились на него злыми глазами, и Серега уже грозно поднимался с засаленного, многострадального матраса, помогая себе палкой, которая до этого валялась с ним рядом. "Если он не допил, или с похмелья, с ним лучше не связываться!" - Николай понял, что ему несдобровать, и выскочил на улицу без оглядки, решив не испытывать судьбу.
Вернулся только глубокой ночью. Однако мать и сын все продолжали застолье. Скривившись: «Достали-таки самогонку",- украдкой, избегая столкновения с племянником, прокрался к своему лежаку и заснул сразу.
Утром не заметил, когда брат ушел, но обнаружил, что сестра лежит на матрасе в углу, а лицо ее красно-фиолетово от многочисленных ушибов и ссадин. Глаз не было видно из-за опухших век. "Что-то дышит с присвистом!" - озаботился он видом сестры.
-Что на этот раз не поделили? - задал ей привычный вопрос, наклонившись пониже и заметив, что она в сознании. Но в ответ ничего не услышал. Но он и так знал. Племянник всегда найдет причину побить мать. Подняв глаза, увидел Серегу. Обратился к нему сердито:
-Ты, змееныш, объясни, за что ее побил опять? Хочешь, чтоб я тебе всыпал, что мало не покажется?
Серега пробурчал, не поднимая глаз под тяжелыми веками:
- Не финти! Я сам нашел ее в таком положении... Наверное, упала.
-Откуда она упала?! Она и так обитает на полу, бестолочь! - занес руку, чтобы ударить.
Но тот с криком:
- Ты сам виноват, зачем ее деньги забрал! - отскочил от него в угол.
Боясь затеять драку в отсутствие Вовки - в бешенстве Сергей не щадил никого, а брат какой-никакой – подмога,- Николай сплюнул сердито и вышел на улицу. Высматривать Вовку.
Сергей встал над матерью и стал рассматривать ее мутными глазами. Она лежала неподвижно, только тяжело хрипела. Он стал вспоминать, что творил ночью. «Так. Самогонка закончилась… Ага, вспомнил – она сама же и завела меня. Курва! Уже не могла сидеть прямо - так напилась, а все подавай ей «сам-м-м-ого-о-о-ночку». А откуда ее взять было? Без денег-то? У Дашки уже ее так просто не возьмешь, в долг она не дает. Ясен пень, я взбесился и заорал: "Проси у своего Кольки, кому деньги отдала! Тебя просили?" – Я медленно закипал, так как сам хотел продолжения. Но она все не унималась:" Серёнь, ну, Серёнь, дай самого-н-н-но-чки…"
- Ах ты… Тварь такая, тебе самогоночки? Тогда зачем деньги Кольке отдала? Отвечай!.. Самогонки ей! А мне не хочется самогоночки?
И тут она мне выдает:
-Отдала… потому… ме-е-е-ньше он пьет, и мои де-н-н-ньги хра-н-н-нил.
-«Хранил?!» - Не надо было ей этого говорить!Не на-до!
- Да?! Это он - хранил? И где они сейчас? Он их со своей потаскушкой пропил. Сам! А ты ему их отдала! А теперь клянчишь у меня выпивку? Деньги отдаешь ему - а у меня клянчишь самогон!?
И так злой на нее, после этих слов руки зачесались прямо нестерпимо! Подскочил к ней, и со всей силой вдарил ей. Прямо в голову. Она и стукнулась ею об стену. Как мяч. Но не упала, н-н-нет! Продолжала сидеть на месте. Ну, что - я уже не мог остановиться: бил её уже, куда придется - хотелось сделать больнее – не хрена деньги отдавать! Без спросу. Так! На-а тебе ещё! Получай...
А она все продолжала сидеть! Тогда, еще больше озверев, я ударил ее ногой. В грудь. Только после этого мамаша начала клониться набок. Чтоб не дать ей упасть на голый пол, а не на матрац, я схватил ее за шею, приподнял и кинул на место... Ну, может, сжал ей шею сильнее, чем надо… Она уже была, как тряпичная кукла".
Устав, он подтащил свой матрац и лег рядом с ней. Но почувствовал что-то такое… липкое. Насторожился... Посветил спичками и посмотрел на руки. А они в крови. Пошел мыть. По дороге проверил, все ли дома. Дядьки спали. Или делали вид. Они никогда не вмешиваются, когда он так звереет. И правильно делают. Трясутся за свою жизнь. "Падлы!" - сплюнул под ноги.
На следующий день Сергей проснулся около девяти утра. Рука почему-то болела. Рассмотрев правую руку, обнаружил, что старая рана открылась, и появились новые. Он зло покосился в сторону матери - а у нее из носа и с левого уха капает кровь. Лицо распухло безобразно. Кровь, которая течет, промочила ее кофту.
"Вот, падла! Она вся в крови, хоть выжми ее. - Сын подполз поближе к матери и тронул ее за руку. - Теплая! Но почему не открывает глаза? Она что, без сознания? Вот же дрянь! Этого еще не хватает! Вызвать, что ли, «скорую»? Но меня могут посадить. Нет! Все и так заживет на ней, как не раз бывало!".
Нехотя принялся приводить ее в чувство – принес и вылил ковш воды на лицо. Мать застонала. "Жива-а-а". Пошарил вокруг глазами. Оказалось, Вовка ушел куда-то, а Колян уже топает сюда. Заметил кровь. Пристал, как репей:
-Ты не можешь себя удержать, я смотрю. Так пеняй же на себя! В этот раз я тебе устрою хорошую взбучку! До крови! Как ты - сеструхе!- и подтащил к себе, схватив за шкирки.
Он буркнул, выворачиваясь из его тисков:
-Убери крюки! Она упала... Ее побили цыгане, пока вы дрыхли.
-Так! Она сама упала или ее все-таки побили цыгане? - буравил его тяжелым взглядом дядька.- Приведи ее в порядок и не дай ей умереть, или я порешу тебя.
Но он так и не признался ни в чем - тот мог его и впрямь избить до смерти. Вместе с Вовкой. Когда они вдвоем, ему сильно достается.
Пришлось ухаживать за матерью: умывал ее, кормил, но у нее не было аппетита, и кушать почти не могла – не получалось у неё пережевывать пищу... А когда сажал ее на горшок, она постоянно падала с него, вызывая в нем злобу и гнев. Опять приходилось ее колотить... Через несколько дней она отказалась даже пить.
Дядьки обнаглели совсем: «Вызывай, да вызывай скорую». Ему и пришлось подчиниться. А тот субтильный фельдшер, забиравший ее, еще посмел ему пригрозить, что заявит в милицию о «его зверствах над родной матерью», хотя,он слышал, как она успела прохрипеть: "Сама... Упала".
"Лучше выздоровела бы! Раньше на ней все, как на собаке, заживало! - Сын злобно прищурился на мать. - Хочет благодарности?.. Делает вид, что выгораживает... Все равно мотать из-за неё срок... Падла!"
А в больницу-то её не довезли. Зря он возился с ней еще столько дней - его все-равно замели… Как же в этих судах любят ковыряться во всем: «Тр-а-а-в-мы, несовмести-и-и-мые с жизнью!»... Падлы! Что вы там понимаете! Не заработала - не получила бы… Ничего-о-о, девять лет - не такой уж и большой срок. Выйду - покажу дядькам, где раки зимуют - не хрена на меня катить бочку…»