Когда в палату принесли детей на утреннее кормление, Юля повернулась к стене. Нянечка, делая вид, что не замечает ее демонстративного поведения, строжилась:
- Поречнева, ты грудь подготовила для кормления? Маску надела? Сейчас я тебе положу маленького, сладенького, голодненького. Вот как мы ротик открываем, вот как мы проголодались, а мамка-то от нас отказалась, зараза такая! Но мир не без добрых людей. Вот сейчас нас тетя Юля покормит, - и пышнотелая санитарка положила маленький кулечек прямо лицом к лицу к плачущей женщине. - Ну что ты, моя хорошая, будут у тебя еще детки, да не один, а ты вот сейчас покорми малыша, ему хочется мамину грудь, а не соску резиновую.
Юля повернула заплаканное лицо, и вдруг крепко сжала руку санитарки и зашептала ей на ухо:
- А что, если я возьму этого мальчика? Можно это сделать так, чтобы никто не узнал? Можно? Ведь муж у меня только через неделю приедет, а больше нас в городе почти никто не знает. С соседями я даже познакомиться не успела. Ведь никто не узнает! - она судорожно стянула с пальца колечко с двумя матовыми опалами и пыталась вложить его санитарке в ладонь. Та мотала головой в знак отказа. - Ну что ты, не хочешь мне помочь? - Юля не заметила, что трясла санитарку за плечи так, что у той чепчик слетел с головы. - Ой, прости, пожалуйста!
- Да ладно, прощаю. Хорошо, хоть голову не оторвала. В общем, так, я думаю, что ничего невозможного нет. Но надо поговорить с главврачом. Только он может быстро оформить документы. А отказная от матери уже есть. После завтрака иди к главному, он поможет. Все равно дитя в приют сдавать.
* * *
Юля готовила плов. Горка нарезанного лука источала такой резкий запах, что слезы у нее лились рекой. Пятилетний Ванечка встревожился:
- Мамочка, ты ручку порезала?
- Да нет, мой дорогой.
- А почему плачешь?
- Это злой лук заставляет меня плакать.
Она подняла Ванечку высоко к потолку и чуть не уронила - в животе резко повернуло и тут же отпустило.
Вечером они обсуждали это с мужем Антоном.
- Юленька, тебе к доктору надо, вдруг что серьезное. И немедленно. Я тебя знаю: "Само пройдет... Не смертельно...". Договорились? Хотя нет, я сам тебя в поликлинику отвезу.
Несколько докторов собрались проконсультировать больную. Она находилась в смотровой совсем недолго. Первым вышел совсем юный, еще безусый гинеколог.
- Скажите, Антон Андреевич, у вас есть дети?
- Да, мальчик. Ванечка... А что случилось? - Антон был до того встревожен, что у него дрожали руки.
- Да не волнуйтесь вы так. Есть мальчик, будет еще девочка. Хотя я за пол не поручусь. Ваша жена беременна. И как она-то сама этого не заметила? Впрочем, такие случаи не единичны. Поздравляю вас - вы снова станете отцом месяцев через пять.
* * *
Близняшек привезли домой с большой помпой. Несколько автомобилей встали у подъезда нового дома, куда заблаговременно переехали Поречневы. В детской стояли две чудные кроватки с оборками словно из цветного воздуха. С шумом вошли "сопровождающие лица". Счастливые мать и отец не могли насмотреться на двух прелестных мальчиков со светлыми кудряшками.
- Вот и братики твои, Ванечка, - подозвал отец. - Иди, познакомься.
- Не надо, Антоша, он может занести инфекцию, ведь они еще такие маленькие, - и Юля с нежностью и гордостью посмотрела на сыновей.
- Какая инфекция? Да ты что? Кто уж их не держал сегодня, а именно Ванюша инфекцию занесет? Не пойму я вас, женщин. Иди-иди, сынок.
Мальчик робко подошел к кроваткам и с сияющими глазами, боясь дышать, любовался сопящими во сне малышами.
- Какие хорошенькие, правда, мама? - и он пальчиком погладил щечку одного из мальчиков.
- Не смей! - Юля ударила Ваню по руке.
Ребенок, никогда прежде не слышавший от матери даже грубого слова, был испуган. Слезы потекли по его щекам.
- Ты меня больше не любишь, мамочка?
- Иди-иди, играй в своей комнате. Не серди маму.
Когда ребенок, унося в сердце первое детское горе, ушел, Антон резко заметил:
- Я не понимаю твоего поведения. Все трясутся над новорожденными. Но не до такой же степени. Как ты могла его ударить?! Ведь ему всего шесть лет. Да и причины не было никакой. Иди, приласкай сына, извинись.
- Вот еще! Извиняться перед таким сопляком!
- Да что с тобой?! Я ни глазам, ни ушам своим не верю. Что с тобой происходит?
- Ладно, извини, видно послеродовое что-то. Сейчас пойду... к нему.
Юлия ушла, а Антон в глубокой задумчивости сидел в кресле, перебирая в руках кисточки детского покрывала.
Тревога. Беспокойство. Недоумение. Эти чувства поселились в нем, к сожалению, надолго. С момента рождения Саши и Тимы Юлия резко изменилась в отношении к старшему сыну. Она больше не читала ему вслух, обделяла вниманием, смотрела на него подолгу странным неласковым взглядом. Но она не могла помешать дружбе детей. Младшие любили Ванюшку больше матери и отца. Они как хвостики постоянно тянулись за ним, не могли дождаться, когда он вернется из школы, и счастливые висли у него на шее. И мать отдала мальчика в продленку. Но все равно Ванечка находил время, чтобы почитать братьям, рассказать забавные случаи про себя и своих друзей, придумать какие-то новые игры. Юлия была встревожена этой дружбой.
- Эх, если б они все знали...
Она не понимала, что любовь не исчезает от того, родной тебе человек или нет. Ее случай был редким исключением. И даже если бы Антон и сыновья узнали, что Ванечка им не родной, они не стали бы меньше любить друг друга. Жаль, что отец часто был в командировках и не мог защитить Ваню. Юлия была с ним не то что холодна, она все больше ненавидела этого ребенка. И чем больше он ластился к ней, смотрел на нее нежно и с жалостью, думая, что мама больна и оттого так сердита на него, тем сильнее она его ненавидела и ничего не могла поделать с этим чувством.
Младшие подрастали. Вся семья с многочисленными гостями недавно отпраздновала их пятилетие. Ванин день рождения накануне, когда ему исполнилось 11 лет, прошел гораздо скромнее. Только отец рано утром положил ему под подушку калькулятор и новые джинсы, поцеловал сына и шепнул:
- Доброе утро, сынок. С днем рождения! Я горжусь тобой и люблю тебя. Будь таким же добрым и умным, помощник наш дорогой. Мы с тобой в школе отпразднуем, хорошо? Я с Анной Викторовной договорился. Ребята там тебе сценку приготовили. А мы им накроем стол с тортами и чаем, договорились? - и они три раза ударили ладонь о ладонь наискосок, это было их приветствие. - А на маму не сердись. У нее нервы не в порядке, ты же видишь. Ее надо любить и жалеть.
- Хорошо, папочка. Я люблю тебя, ты самый-самый лучший! - и мальчик крепко обнял отца. А тот незаметно смахнул непрошенную слезу.
* * *
Санька с Тимофеем собрались на озеро, благо, что оно было недалеко от Новостройки. Собственно, это было не озеро, а вырытый и заброшенный котлован, наполненный водой. Жители ближних домов уже запустили туда мальков рыбы, и иногда здесь был неплохой улов.
- Мама, - Ваня робко стоял у входа в гостиную, - можно я пойду с ребятишками, маленькие они еще, чтобы одним на рыбалку ходить, присмотреть за ними надо.
- Ты меня еще учить будешь! Иди уроки делай!
- А мне уже ничего не задают, конец учебного года, а я отличник. Мне уже все отметки выставили. Хочешь дневник посмотреть?
- Потом как-нибудь. Иди, пропылесось что ли. Найди себе занятие, не вертись у меня перед глазами.
- Хорошо, мамочка. Я все сделаю, как ты скажешь. Только ты не сердись на меня. Тебе нельзя нервничать.
- Господи, да что же это такое?! Уйдешь ты или нет?!
И Ваня, глотая слезы от жалости к матери, пошел делать уборку.
Не прошло и часа, когда в дверь раздался такой стук, что, казалось, двери расколются.
- Юлька, открывай! Там что-то на озере с пацанами твоими случилось. Сама не знаю, что, но ребятишки говорят, что они на дырявой лодке на середину поплыли. Скорее, скорее!
Но Юлию не надо было торопить. Она неслась как ветер. И все-таки Ваня оказался у озера раньше. Он истошно кричал, захлебываясь слезами:
- Саша, Тимочка! Где вы? Са-ша-а-а! Мамочка, мамочка, где мои братья?
Юлия металась по берегу, дико воя. Потом без памяти свалилась на землю.
Сашеньку и Тиму достали со дна котлована только на другой день. Матери на похоронах не было. Она в критическом состоянии находилась в больнице. Выписали ее, когда по мальчикам уже справили сороковины.
* * *
С этого дня она почти не разговаривала с Ваней, только исподлобья смотрела на него и, никак не обращаясь, резко бросала: "Помой посуду!" или "Вынеси мусор!". Она часто сидела на софе, поставив перед собой портрет утонувших сыновей. Когда муж возвращался из командировок, она немного мягче обращалась с Ваней, но все-таки муж замечал ее неприязнь к подростку. Однажды, когда Ване уже было 14 лет, Антон решился на серьезный разговор.
- Юля, давай на летние каникулы будем отвозить Ваню к маме. Все ребенку будет полегче. Настрадался он, и причины я не знаю. Какая-то лютая ненависть у тебя к сыну.
- Да? Но они умерли, их уже давно нет, а он вон какой вытянулся, живехонек-здоровехонек, ничего его не берет. И самое противное, что без конца в глаза лезет: "Мамочка, как ты себя чувствуешь? Мамочка, чем тебе помочь? Мамочка, я так люблю тебя!". Не могу его слышать, от одного голоса в дрожь бросает. Я его ненавижу, ненавижу!
- Юля, да ты что?! Он же наш сын. Ты действительно сошла с ума. Дети в детдоме больше ласки видят, чем Ваня. Ты с ним обращаешься как с пасынком. Уму непостижимо - ненавидеть собственного ребенка!
- Собственного? Да что ты знаешь? И потом он виноват в смерти Сани и Тимочки, я его в тот день просила присмотреть за ними, так он сказал, что ему уроки надо делать.
- Ты лжешь! Наговариваешь на собственного ребенка. И уроков ему тогда уже не задавали, это я точно помню.
- Ну, хорошо, - Юлия казалась совершенно спокойной. - Я скажу тебе правду. Он не наш сын. Наш мальчик умер во время родов. Он и есть пасынок.
- Господи! - Антон прижал руку к груди. - Господи, так вот отчего столько мучений перенес Ванечка. - Его лицо побелело, рука судорожно сжимала край покрывала, а потом безвольно опустилась. Глаза его были открыты, но он уже ничего не видел, душа его отошла в те селения, где нет злобы, несправедливости и страданий.
* * *
Через семь лет Ваня привел в дом молодую жену. Он бы и не спешил жениться, но мать была очень больна. Она почти ничего не могла делать по дому. Иван разрывался между работой, учебой и заботой о матери. Часто брал работу на дом. Глаза у него были постоянно болезненно-красные от недосыпания. Но матери были нужны дорогие лекарства, и он должен был работать. Выбрать невесту было несложно - на высокого белокурого красавца заглядывались многие девушки. Но он выбрал невысокую скромную девушку из соседнего подъезда. Когда он сделал ей предложение, она ответила согласием.
- Я все знаю, у вас мама больна. Но я верю, что вы меня полюбите, не только как помощницу мамы.
И вот в доме появилась ласковая, трудолюбивая помощница. Ване она сразу стала очень дорога, видно, Божье благословенье было над этой молодой семьей.
А Юлии Александровне становилось все хуже. Болезненно-желтая с совершенно седыми волосами, хотя еще не старая, она постоянно лежала в постели. Ела помалу и неохотно. Тумбочку возле кровати вытирала сама, никому не давая прикасаться к ней. На тумбочке стояли фотографии мужа и погибших сыновей. Ваню и сноху она старалась не замечать. Когда они что-то спрашивали, отвечала неохотно. Она жила прошлым. Настоящее для нее не существовало. Соседки и бывшие друзья побывав единожды в этом доме, уже больше не заходили, разводя руками: "И куда девалась наша Юлька? Это же комок страдания и злобы".
Приближалось Рождество. Ваня, как обычно, по утрам заходил к матери и говорил с ней, не ожидая ответа: "Мамочка, доброе утро! Ты сегодня выглядишь лучше. Да ты же знаешь, ты у меня всегда самая красивая, даже в болезни. И знай, я очень тебя люблю. Ты это всегда помни".
И вот наступил Рождественский Сочельник. Ваня заглянул в комнату.
- Мамочка, ты проснулась? С наступающим Рождеством тебя! - и, ожидая обычного неприязненного взгляда, мучительного для него, сын старался смотреть чуть вбок, где на стенке прыгал солнечный зайчик. - Ты смотри, мама, какой день - солнышко вышло!
И вдруг услышал непривычный для себя ласковый голос:
- Сыночек, подойди ко мне.
Он привстал на колено возле кровати матери, до слез тронутый неожиданной нежностью, и гладил ее руку.
- Сынок, - продолжала хриплым голосом больная, - я умираю. Прости меня за все. Ты лучший. Ты самый лучший. Таких сыновей и на свете-то больше нет. Мне очень повезло. Прости меня, прости за все. И если я была неласкова с тобой, это все болезнь. Знай - другой причины нет. - Она уже хрипела. - Прости меня, Ванечка, любимый мой сыночек! Господи, прости меня! - И лицо ее разгладилось, приняло несвойственное ему ласковое выражение. Умирающая вздохнула, и ее грешная многострадальная душа покинула тело. Последний ее взгляд был обращен к сыну.