(Река времени 9 http://proza.ru/2010/06/21/1143)
К концу ноября 1960 года наша служба в Таллинском учебном отряде Балтийского флота закончилась, и мы малыми группами разъехались по всем военно-морским базам КБФ. Одна часть наших ребят попала на надводные корабли, эсминцы и крейсера, а другая на подводные лодки в Ригу, Лиепаю и Балтийск.
Я вместе с Сашей Игнатовым и Володей Дорожинским был направлен в Лиепаю, которую мы все тогда называли старым русским именем Либава. В то время там, в ближайшей окрестности города, располагалась большая, хорошо оборудованная база подводных лодок 611-го, 613-го и 615-го проектов.
Все лодки уже послевоенной постройки и все по-своему знаменитые. Они относились к так называемым электролодкам с увеличенным количеством аккумуляторных батарей и повышенной емкостью их элементов. Благодаря этому подводные лодки получили подводную скорость в два раза большую, чем субмарины Второй Мировой войны.
Большие подводные лодки 611-го проекта имела возможность плавания во всех районах мирового океана. Средние подводные лодки 613-го проекта, как очень удачного, оказались самой большой серией подводных лодок из построенных в мире. Всего было выпущено 213 кораблей этой модификации.
Малая подводная лодка 615-го проекта знаменита тем, что она могла ходить под водой не только на электродвигателях, работающих от аккумуляторных батарей, но и под дизелем, использующим возимый запас кислорода. Из-за наличия баллонов с кислородом на подводной лодке была повышенная опасность пожара, время от времени реализующаяся с самыми тяжелыми последствиями. Среди подводников этот проект носил недоброе имя «зажигалки».
Все лодки имели причалы в закрытой бухте, соединяющейся с Балтийским морем морским каналом, через который был переброшен мост. Закрытость
бухты от непогоды – несомненное достоинство Либавской базы подводных лодок. Однако, разрушение моста бомбами или диверсией запирало в бухте все лодки. По этой причине при объявлении угрожающей ситуации все лодки должны были покидать гавань.
С одной стороны бухты, справа от входа, располагалось судоремонтное предприятие «Тосмаре». На нём все время, пока я проходил стажировку на
ПЛ, стояли в ремонте гарпунные суда китобойной флотилии "Юрий Долгорукий".
Слева находился военный городок подводников со всей необходимой инфраструктурой, включая приличные спортивные сооружения, клуб, столовую и казармы. Большая часть сооружений сохранилась еще со времен, когда Либава была главной базой Балтийского флота царской России.
Доминантой военного городка, ранее называвшегося военным портом имени Александра Третьего, был красивый православный храм, в эти годы уже не действующий. Сохранились еще старинные казематы, а казармы были значительно лучше аналогичных помещений в базах Западной Лицы, Гремихи или Северодвинска, где мне довелось впоследствии побывать.
Кубрики для личного состава, матросов и старшин срочной службы были светлыми и теплыми. Полы в помещениях паркетные, потолки высокие. Ряды одноярусных коек в кубриках стояли не тесно. По сравнению с казармой учебного отряда, интерьер производил уютное впечатление.
Нас, прибывших из учебного отряда, распределили на разные подводные лодки, так что мы все временно расстались.
Меня назначили на подводную лодку С-116, 613-го проекта. Экипаж лодки сдал необходимые учебные задачи, и С-116 числилась в первой линии,
означающей полную степень боевой готовности.
Когда я в середине дня прибыл на береговую базу экипажа, то оказалось, что лодка находится в море и возвратится через несколько дней. Но в казарме, на берегу, находились недавно вернувшийся из отпуска врач экипажа и старшина сверхсрочной службы, занимающийся вопросами постановки и снятия с довольствия при кратковременных выходах в море, так что главные проблемы решились сразу.
Кроме них в помещениях экипажа были такие же, как я стажеры из других военно-морских училищ, прибывшие на день раньше. Из училища Фрунзе,
готовящего штурманов - Епишин и Гагин. Из училища Ленинского Комсомола, готовящего специалистов по оружию - Галкин и Ерошев, из училища г. Пушкина, готовящего инженеров-дизелистов - Бычков.
Всех их разместили в отдельном кубрике на 6 коек, где предложили поселиться и мне. Они, как и я, прошли школу молодого бойца в Таллине, но поскольку жили мы в разных корпусах, то, практически, не были знакомы.
Самой колоритной фигурой был Володя Епишин. Невысокого роста, широколицый парень, не отличающийся эрудицией и очень сильный.
Чтобы удивить окружающих, мог сто раз присесть, держа в обеих руках по пудовой гире. Как я потом узнал, училище он так и не окончил, однако, прославился на курсе тем, что на спор втащил задний мост от автомобиля на лестницу, но не удержал. Упавший мост разворотил лестничную клетку.
Его товарищ по училищу, Гагин, красивый брюнет с тонкими чертами лица, был вежливым, обходительным парнем. За вежливость и аккуратность командир ПЛ, капитан 3-го ранга Шведов, определил его в вестовые офицерской кают-компании.
Его брали на все выходы в море, и он наплавал больше всех нас. Закончил ли он училище, я не знаю, но в дальнейшем я с ним по службе не
пересекался.
Галкин – невысокий, юркий парнишка, очень гордился, что после училища пойдет по командной стезе и будет нами, инженерами
командовать. В чем-то он, конечно, был прав. Служба по командной линии на флоте идет много быстрее, чем у инженеров.
Так, например, с нами вместе поступил на первый факультет училища Алик Ураев, которого, кажется на первом курсе, за что-то отчислили. Он через год восстановился в Училище Фрунзе и закончил его. Когда наши ребята, такие как Миша Левиев или Миша Туровец, уже исходив не одну «автономку», пахали командирами групп в должности капитан-лейтенантов, Алик стал командиром АПЛ, капитаном первого ранга.
Второй представитель училища подводного плавания разочаровался в военной службе еще в Таллине и написал заявление, что желает уйти на «гражданку». Так как ему еще не было 18 лет, и он служить срочную службу был не обязан, его вскоре уволили.
С Мишей Бычковым из Пушкинского училища я сошелся ближе всего. И потому, что служили в одной БЧ-5, - он у дизелистов, а я у электриков, - и
потому, что парень он был доброжелательный и надежный.
Чтобы мы не скучали, пока ПЛ не вернется на базу, нас сразу же расписали в сетку нарядов. Первым делом - в качестве работников по камбузу. В
наряд ходили через день. И там тоже было разнообразие: одно дело накрывальщики, а другое дело - мойщики посуды.
Накрывальщики в белых форменках разносят и расставляют на столы чистую посуду, бачки с пищей или чайники с компотом. Из хлеборезки приносят хлеб, масло и сыр. Вскрывают и расставляют на столы банки с консервами. После той голодухи, что мы терпели в Таллине, здешняя еда казалась сказкой.
Утром молочная рисовая каша, пшеничный хлеб по четвертинке на человека, приличный кусок масла и сыр, сладкий чай или кофе со сгущенным молоком. Моряки, служащие по четвертому году, уже, как правило, кашу не ели, по воскресеньям не ходили на завтрак, а просили принести «птюху», сыр и чайник к ним в каюту.
«Птюха» - это четвертинка буханки, намазанная маслом.
В обед обычно хороший мясной суп или борщ «с мослом». Мосёл –кусок кости с вареным мясом вокруг. Поскольку никто не голодал, то споров за
мосёл не было.
Наоборот, «бочковой» спрашивал: «Кому мосел»?! Обычно, мосел отдавался первому желающему. Более того, считалось неприличным попросить мосел два раза подряд. На второе гречневая каша с мясом или тушеный картофель, макароны по-флотски или плов. На третье – компот из сухофруктов.
Старослужащие нередко фиксировали внимание остальных на подсчётах: сколько «компотов» осталось до демобилизации. Демобилизация, «дембель»,
ДМБ - сакральное понятие для всякого, проходящего срочную службу. Этими словами исписаны все заборы и стены военных городков. Они же – основная тема разговоров в свободное время.
Ужин, как и обед, состоял из трех блюд и проходил в том же порядке.
После каждого приема пищи «накрывальщики» уносили грязную посуду к окну посудомойки, предварительно счистив недоеденную пищу в бачок. От того, насколько хорошо выполнена эта операция, зависела тяжесть и эффективность труда мойщиков посуды.
Добросовестные ребята, понимая это, старались не пропускать миски с пищей. Ну, а халтурщики, чтобы скорее отделаться от своей работы, иной раз подавали стопки мисок с не удаленной пищей.
Мойщик всю стопку кладет в первый куб с горячей водой, и сразу вода делается настолько жирной, что через пару минут и вода в баке для споласкивания уже грязная.
Приходится менять воду, а на это уходит время. Поскольку столовая большая, в обороте до нескольких сотен мисок, то можно не успеть вымыть посуду к следующему приему пищи. А это уже скандал. Скандал будет также, если дежурный врач обнаружит, что вымытые миски жирные.
Никаких посудомоечных машин тогда не было. Не было и никаких моющих средств, кроме сухой горчицы, которую обильно сыпали в куб с горячей водой.
Несколько часов почти непрерывной работы в жаркой, влажной атмосфере, над чаном с не самыми приятными запахами, с руками, изъеденными
горчичным раствором, заставляли по-другому оценивать степень романтики морской службы.
К счастью, наши камбузные наряды через день с возвращением подводной лодки в базу закончились. Мы, как положено, представились командиру корабля, и он велел нас расписать по боевым частям, соответствующим нашим будущим специальностям.
Меня закрепили дублером на боевой пост с номером 5-6-1.
Цифра 5 обозначала электромеханическую боевую часть (БЧ-5), 6 - номер отсека, где находился этот боевой пост, 1 – номер смены на этом посту.
В БЧ-5 тогда было два офицера, командир БЧ, пожилой капитан 3-го ранга, и старший лейтенант, командир группы, выпускник ВВМИУ из Пушкина. Всеми электриками экипажа распоряжался бодрый и улыбчивый сверхсрочник, мичман Красиков.
Когда он отсутствовал, электриками командовал добродушный и спокойный украинец Александр Пилепенко, главный корабельный старшина, служащий по четвертому году. Кроме него было еще два молдаванина-однофамильца, Мунтяну, земляки из одного села - матросы, служащие по второму году, и русский - деревенский парень Ваня Стогов, старший матрос третьего года службы.
Мичман Красиков выдал мне листок на допуск к самостоятельному выполнению обязанностей боевого номера 5-6-1 . В листке значилось: тактико-технические данные ПЛ, устройство корабля, борьба за живучесть, уставы, ПЭЭК, (Правила эксплуатации оборудование корабля), ПУАБ (правила ухода за аккумуляторными батареями) и много другой всякой всячины, к счастью, только в объеме, необходимом для исполнения обязанностей на боевом посту.
Большая часть учебы проходила на подводной лодке во время проведения обычных плановых мероприятий: «проворачивания технических средств», обслуживания техники и, особенно, аккумуляторной батареи, больших и малых приборок на подводной лодке.
Когда подводная лодка находится у пирса, экипаж ночует в казарме и принимает пищу в береговой столовой. Но большую часть рабочего дня экипаж все же находится на подводной лодке, где принимает участие в общих мероприятиях: учениях, «проворачивании технических средств», общих(авральных) работах.
Между общими мероприятиями каждый занят своим делом по обслуживанию закрепленной техники или вооружения. Первая половина понедельника предназначалась для массовых политзанятий, которые проводились в помещениях казармы. В остальные дни, сразу после завтрака, экипаж строился в колонну во главе с офицерами и, под командованием старпома или помощника, следовал на корабль.
Также и перед обедом: экипаж строился на пирсе и следовал во главе с офицерами в столовую для приема пищи.
После обеда разрешалось около часа, раздевшись, отдыхать в койке. Я обычно ложился с книгой в руках.
По прибытии в часть взял в местной библиотеке и начал с увлечением читать военные романы К.Симонова. Но, несмотря на искренний интерес к замечательному повествованию, постоянное недосыпание брало верх, и после первых 30 минут чтения книга выпадала из рук, я засыпал. Пятнадцать минут глубокого сна прерывались командой: «Экипажу построиться для перехода на корабль».
Без особой суеты, но и не мешкая, подводники выходили на плац строиться, и экипаж колонной по 4 следовал на подводную лодку. Первые дни меня не привлекали к обслуживанию техники, разрешили самостоятельно изучать устройство корабля. Я начал изучение с обхода отсеков и определения их основного назначения.
Первый отсек, торпедный, с четырьмя носовыми 533-мм торпедными аппаратами и шестью запасными торпедами. Отсек отделен от второго отсека сферической переборкой, рассчитанной на давление 10 атмосфер, и является отсеком-убежищем. В этом же отсеке расположен носовой рубочный люк и устройство отдачи аварийного буя. Предусмотрена возможность выхода из аварийной лодки через торпедные аппараты.
Второй отсек аккумуляторный. Там же расположена офицерская кают-компания и каюты офицеров. Третий отсек – центральный. Из него осуществляется управление подводной лодкой, в нём расположены перископ и другие выдвижные устройства наблюдения. Слева по борту у кормовой переборки установлен аппарат торпедной стрельбы, своеобразное электромеханическое вычислительное устройство.
Из третьего отсека по трапу, типа пожарной лестницы, можно через центральный рубочный люк попасть в боевую рубку подводной лодки, из которой ведется управление кораблем в надводном положении. В трюме отсека находится рубка гидроакустика, циркуляционный осушительный насос и трюмная помпа. Обе переборки третьего отсека сферические, рассчитанные на 10 атмосфер, то есть отсек является отсеком-убежищем.
Четвертый отсек – аккумуляторный. В нем же находится камбуз подводной лодки и каюты старшин.
Пятый отсек – дизельный. Справа и слева от узкого прохода стоят два мощных дизеля 37Д, обеспечивающие надводный ход подводной лодки и производящие энергию для зарядки аккумуляторной батареи. Там же находится устройство подачи воздуха, позволяющее перемещаться кораблю на дизелях и в подводном положении.
Шум во время работы двигателя такой, что разговаривать невозможно.
Шестой отсек – электротехнический. Справа и слева от узкого прохода находятся два главных электродвигателя ПГ-101, обеспечивающие ход подводной лодки под водой, две станции управления ими и два электродвигателя экономхода ПГ-103, предназначенные для мало шумного передвижения корабля под водой.
Седьмой отсек, торпедный, отделенный от шестого сферической переборкой, тоже является отсеком-убежищем. В нем имеется кормовой рубочный люк,
устройство отдачи аварийного буя и два кормовых торпедных аппарата.
Везде, где только позволяет место, развешены узкие койки для матросов и старшин экипажа.
Между трубопроводов, кабельных трасс, клапанов и многочисленных электрощитов, укрепленных на бортах и переборках, внутри ПЛ закреплены коробки В-64, содержащие пластины регенерации воздуха при ходе в подводном положении.
Первым делом мне надо было научиться действиям по приготовлению циркуляционного и осушительного насосов к работе, а также пуску и остановке их. Разобраться с организацией работы по вентилированию отсеков и аккумуляторных ям и научиться правильно обслуживать вентиляторы.
Надо было изучить систему трубопроводов, обеспечивающих подачу воздуха высокого давления на осушение 10 цистерн главного балласта. Надо было знать расположение клапанов подачи воздуха к ним, так же, как и расположение всех вспомогательных и топливных систем.
В Шестом отсеке надо было уметь герметизировать отсек. Знать места расположения имущества и приспособлений по борьбе с водой и пожаром и уметь ими пользоваться. Уметь снять питание со всего оборудования, находящегося в отсеке, и многое другое.
Всем этим я каждый день занимался во время пребывания на подводной лодке.
В 17.30 по громкоговорящей связи раздавалась команда : « Построиться на пирсе для перехода на базу».
Если не было предусмотрено авральных работ или не готовились к выходу в море, то после ужина экипаж мог отдыхать. Офицеры могли покинуть часть
только после разрешения, которое давал старпом, предварительно согласовавший его с командиром корабля.
Матросы и старшины срочной службы отпускались в город только в дни увольнения,
и не более, чем 30 процентов от личного состава подразделения.
Нас, стажеров, пока мы не сдали на самостоятельное управление боевым постом, в увольнение не отпускали.
С возвращением подводной лодки на базу количество дежурств на камбузе сократилось, но появился новый вид служебных нарядов – дневальным по
спальным помещениям. С одной стороны, этот вид дежурства был легче, так как обязанности по поддержанию порядка в кубрике и местах общего
пользования были не слишком обременительны, но, с другой стороны, появлялась обязанность несения вахты «у тумбочки» по четыре часа через
восемь.
В это время не разрешалось сидеть, читать, отходить от «боевого поста» без причины и дальше предела видимости. Особенно мучительна
была третья смена: ночные часы с часу ночи до пяти утра. После отбоя «подсменные» ложились спать только с разрешения дежурного по казарме,
пока, не наведут порядок на всех «объектах приборки», закрепленных за экипажем.
Обычно этот процесс заканчивался не ранее 24-х часов. Только
успеешь прилечь, не раздеваясь и укрывшись шинелью, только начинаешь видеть первые сны, как без пяти минут час тебя уже трясет за плечо
дневальный, вахта которого заканчивается.
Надеваешь на рукав шинель, переданную предыдущим дневальным, «рци» (синюю повязку с белой полосой, обозначающая букву Р во флажковом
семафоре), подпоясываешься ремнем, с висящим на нем штык-ножом, и становишься у тумбочки. Глаза сами собой закрываются, спать хочется
смертельно.
Начинается четырехчасовая изнурительная борьба со сном.
Чтобы немного развеяться, обходишь ряды «пирамид» (ящиков с оружием), проверяешь целостность пластилиновых слепков печати дежурного. Заглянешь в «курилку» при гальюне, нет ли бумажного мусора или тлеющей сигареты: сохранность оружия и опасность пожара виделись единственными реальными причинами таких ночных бдений.
Про терроризм в те годы не слышали, и он в мирное время казался чем-то нереальным. Обойдешь коридор из конца в конец, вслушиваясь в дружный храп сослуживцев, доносящийся из кубрика. Выглянешь на лестничную клетку. Если дежурный офицер части не со своего экипажа, то вероятная проверка службы начнется со звука открывающейся входной двери на лестничной клетке. Все тихо.
Значит, можно осмелеть и пойти на нарушение, открыть взятую на пост книгу. За чтением служба бежит быстрее. Важно только не расслабляться и при
подозрительных звуках, сунув книгу под полу шинели, успеть застегнуться.
Если же дежурный из своих офицеров, то он может выйти из каюты в коридор в любой момент и сразу засечь нарушение порядка.
Хорошо еще, если дело ограничится замечанием, много хуже, если «снимут с дежурства». Это значит, что поднимут спящего старшину, тот назначит и разбудит другого матроса, расписанного нести службу на следующий день. Тот заступит на пост вместо тебя, а ты, кроме наказания (обычно, внеочередной наряд на камбузные работы), на следующий день снова заступишь дневальным, пройдя нудный процесс «разбора полетов» перед старшиной команды.
Но обычно вахта проходит без эксцессов. Без пяти минут пять идешь будить первую смену, счастливчика, спящего почти всю ночь, передаешь ему у
тумбочки, сакральные символы службы - «рци» и штык-нож, - и можно несколько минут поспать, не раздеваясь, до общего подъема в шесть часов.
До ухода экипажа на корабль подсменные дневальные в непрерывных хлопотах, выполняя распоряжение дежурного по казарме по наведению порядка и боцмана по мелким ремонтам и покраске имущества. Боцман, невысокий, хваткий главный корабельный старшина четвертого года службы все видит и замечает.
Течет кран в умывальнике - надо сменить прокладку. На пирамиде с оружием появилась царапина – надо подкрасить. Кто-то разбил стекло в окне курилки – надо вставить. Для этих случаев в боцманской «баталерке» (кладовой) припасен и набор ключей, и молоток с гвоздями, и баночка с «шаровой», серой, в тон тумбочкам и прочей мебели, краской, и нарезанные, в формат окон казармы, стекла.
В дни смены постельного белья надо принять по списку от каждого, проживающего в казарме, простыни, наволочки и полотенца. Увязать в узлы и сложить в бельевую баталерку.
После обеда, вот главе с дежурным по казарме, подсменные дневальные несут менять белье в прачечную военного городка. После ухода экипажа на
корабль, когда все приказания начальников выполнены, можно бы и отдохнуть. Главное, не попадаться на глаза дежурному, ибо, как известно, всех дел не переделаешь.
Но уходить из казармы без разрешения нельзя и спрятаться особо некуда. Поэтому, выполнив приказание, затягиваешь доклад о выполнении, дожидаясь, когда дежурный выйдет из казармы, чтобы где-нибудь «зашхериться» (спрятаться, затаиться) и несколько минут вздремнуть.
Простейший способ – на дальней, стоящей в последнем ряду от двери койке залечь, укрывшись с головой шинелью. Оптимальный вариант – в бельевой
баталерке, на тюках, предварительно закрывшись на ключ. Если «у тумбочки» стоит кто-то из приятелей, на кого можешь положиться, - просишь сказать, что вызвали на внешний объект, и тогда уж как минимум час, а если повезет, то и два часа сладко «хрючишь» на узлах с бельем.
Зная, что если начнут искать серьезно, то приятель условным стуком даст знать, спишь особенно беззаботно и с аппетитом. Я до сих пор уверен, что
слаще утреннего сна дневального третьей смены в баталерке ушедшего на корабль экипажа - не бывает на свете. Если удалось поспать, то дневная
смена с 13 до 17 «у тумбочки» пролетает незаметно.
Тем более, что на время обеда тебя подменяет другой дневальный. У входа в посудомойку камбуза стоит старая лошадь, запряженная в подводу и «сапоги» - солдаты срочной службы подсобного хозяйства - грузят на подводу лагуны с
пищевыми отходами. «Привет подводникам!» - подмывает крикнуть бородатую шутку.
Но, улыбаясь, молча прохожу мимо. В столовой, за миской аппетитной гречневой каши с кучками жареного мяса, запиваемой разведенным в кипятке сгущенным молоком, жизнь настоящего подводника с С-116, каким я себя чувствую, кажется прекрасной.
Последние послеобеденные часы не утомительны, тем более, что командир корабля разрешил дневальным у тумбочки в дневное время готовиться к сдаче на самостоятельное управление боевым постом, читать ПУАБ, ПЭЭК и другую не секретную документацию.
В 17 часов дробь барабанов с плаца извещает, что начался развод нового наряда. К этому времени дневальные 1-й и 2-й смены навели порядок в
помещениях, приготовившись к сдаче дежурства. Через 15 минут новая смена прибывает в казарму. Как правило, дневальный « у тумбочки» тут же
отдает «рци» и штык-нож новому дневальному первой смены.
Еще через 15 минут, когда дежурные пересчитают оружие и доложат о смене дежурному офицеру, служба дневального официально заканчивается.
Можно пойти в библиотеку, которая находится в клубе, на территории части, сменить книги или полистать журналы. Можно написать письмо домой
маме или сестре Люде, с которой я регулярно переписывался.
Можно зайти на соседний экипаж, где служит Сашка Игнатов. Их подводная лодка на днях пришла из военно-морской базы полуострова Болдарай, что рядом с Ригой. Мы с ним по прибытии уже виделись, и в один день заступили
дневальными. Сашка тоже только что сменился и не знает, куда себя деть.
Предлагаю сходить с ним на почту, находящуюся здесь же, в военном
городке, и поинтересоваться, не пришла ли обещанная к Новому году посылка от Люды. Пришли удачно: посылка, пришедшая час назад, уже дожидается. Я заполняю извещение и получаю заветный фанерный ящик. Что там, интересно?
Мы направляемся в расположение Сашкиной казармы. Сашку, вместе еще с четырьмя кандидатами в курсанты, определили жить в отдельную каюту. Он и здесь приспособился, и кроме каюты, где ему разрешили сапожничать на экипаж, он имеет доступ к баталерке, где хранит инструмент.
Экипаж еще на лодке, и в каюте мы одни. Вскрываем ящик. Есть! Самое главное! Бутылка вина «Алабашлы». Все остальное пространство ящика занято всякой вкусной снедью: палка твердокопченой колбасы, три банки сгущенки, сухое печенье и конфеты. Все по делу. Хоть кормят в подплаве совсем неплохо, но, кроме сгущенки, ничего похожего не бывает.
Санька прячет бутылку в своей кладовке, оставляет с ней и палку колбасы. Ждать осталось не долго - через неделю Новый год. Ящик со сладостями Сашка отдает мне, так как знает, что мне надо поделиться со своими на экипаже.
На заставке фото из Интернета Военный городок в Лиепае
Продолжение Река времени 11 http://proza.ru/2010/06/22/35