Интонации - 5. Разведка и поэзия

Станислав Бук
5.

Мои сводки в Москву не шли через Петани. Его сфера – продвижение нашего оружия, моя – разведка в Средиземном море 7-го американского флота, кораблей стран НАТО, ну и такой мелочевки, как подготовка в Италии боевых пловцов или взаимодействие с разведками дружественных государств. И агентура у меня не просто своя, но в какой-то части – личная, то есть такая, о которой в Центре известны только банковские счета, через которые осуществляется оплата услуг. И это самая надежная часть сети. Есть агенты "по убеждению", и проколы происходят именно здесь: убеждения, увы, иногда меняют свой знак на противоположный.
Снять меня, как резидента, непросто. Передать сеть в другие руки – процесс длительный, в значительной мере – просто невозможный. И если я сам того захочу, часть сети просто исчезнет.
Всей этой кухни не может не знать Петани. Он отстранил меня только от той сферы услуг, которые я оказывал его фирме. Демонстрируя безделье, я скрывал от Петани основную часть своей деятельности. И он это, кажется, начал понимать.

- Завидую тебе. Как хорошо чувствовать себя свободным.
Я пропустил мимо ушей реплику Петани и пошел умываться. Пока я принимал душ, Петани хозяйничал, как дома, и к моему выходу из ванной комнаты на столике красовался мой обычный завтрак: кофе, бутерброды с сыром и сигара. Натюрморт дополнялся графином с вином, плиткой шоколада и бокалами. По цвету я понял, что в графине вино querciabella из моего тайника – бочонка с надписью "Camartina", замаскированного под вазу для цветов. Вино из элитной серии "ризерва", а сюрпризный бочонок-ваза изготовлен фирмой-производителем вин "Кварчибелла". Я купил его, возвращаясь из одной поездки на "Остров поэзии" буквально на последние деньги, и больше в продаже ни разу такого чуда не видел.
Петани у меня бывал раза два или три. То, что он быстро нашел графин, нацедил в него вино из тайника-бочонка и обнаружил на книжной полке шоколад, который я любил держать при комнатной температуре, все это наводило на подозрение, что на самом деле сию квартирку он посещал гораздо чаще. Ну, тут ничего удивительного: наш брат обучен не оставлять следов…
Однако если он затеял закусывать это вино, тем более – шоколадом, то одно это выдавало в нем мужлана и я втайне, про себя, злорадно усмехнулся: для Петани это прокол!
- Понимаешь, дружище, появилось несколько часов свободного времени, да ностальгия, с дочкой проблемы…
Что бы мне Петани ни говорил, я не верю ни одному его слову. У него тысячи лиц и столько же интонаций. Сейчас он демонстрирует желание отвести душу и поговорить по-русски. Ну-ну.
- А что с дочкой?
У Петани тут семья. Настоящая, итальянская, с многочисленной родней со стороны жены. 15-летняя дочь родилась здесь.
- Титта Роза пишет стихи, ездит на какие-то собрания поэзии, пытается обсуждать со мной, а я в поэзии профан. Надеюсь на твою помощь.
- На мою? Но я не пишу стихов!
- Да брось. Мне-то мог не говорить. Я ведь знаю о твоих вояжах вдоль побережья.
Я сделал вид, что смутился, и взял бокал с вином прежде, чем выпил кофе.

Однако задуматься было о чем. Желание одного разведчика завладеть сетью другого, при жесткой конкуренции  среди коллег, в общем-то, понятно.
Тут стоит разъяснить, о чем речь.
Не очень хорошо ориентируясь в расстановке течений в современной итальянской поэзии, несколько сборников поэзии я мог бы назвать, если бы разговаривал с итальянцем. Впрочем, я поскромничал: к своей работе здесь я готовился основательно и не без помощи моей мамы. Это благодаря её участию на моей книжной полке появились поэтические сборники: "Послевоенная итальянская поэзия", "Антология итальянских поэтов последнего столетия", "Итальянские поэты двадцатого века" и еще с десяток альманахов по итальянской, немецкой и французской поэзии.
Что касается разведки, то для неё было определено главное: итальянцы поэтических книг не читают; главная аудитория поэтов – слушатели; поэты ездят по стране и, в частности, собирают слушателей в многочисленных ресторанчиках вдоль лигурийского побережья; обычно собирается не больше сотни слушателей, а то и несколько десятков; среди слушателей много моряков.
Учитывая тот факт, что в большинстве своём места таких собраний постоянно меняются, хотя есть и постоянные, как, например, "Остров поэзии", - то для контактов с агентурой лучшего не придумать. Люди переходят от столика к столику, общаются, заводят знакомства, спорят о том, умерла или не умерла современная итальянская поэзия и т.д. А вокруг замка на "Острове поэзии", к которому можно добраться только на автомобиле, в такие "дни поэзии" собираются сотни машин; чтение стихов начинается поздно ночью и заканчивается под утро, прерываясь длительными антрактами.
Разумеется, о моих посещениях подобных собраний узнать нетрудно, но отследить точки, в которых происходят встречи… в принципе можно, но не одним днем, и даже не одним месяцем.
Присутствие на этих собраниях и участие при обсуждениях  в кулуарах с умной рожей тупых бездарных творений некоторых поэтов – для меня сущая каторга. Но я имею "свою позицию", могу "с ученым видом знатока" принять участие в трепе, или многозначительно промолчать… тут нельзя переигрывать, чтобы иной рьяный поэт или экзальтированная поэтесса не стали меня потом разыскивать: первый – чтобы втюрить мне свой графоманский опус, вторая – чтобы прочувствовать мои пальцы в перстнях на своей спинке…

Я слушал излияния Петани и при этом думал:
- О моей агентуре и не мечтай. А вот дочуру твою возьму. Она к разведке отношения иметь не может, а микрофончики в её брошках мы учтем.

Если бы я только мог предположить, как эта девочка будет мне мешать в вопросе, занимающем моё сознание  в последние недели и не имеющем никакого отношения к разведке… ни за что не согласился взять её с собой на "Остров поэзии".