VIP
Из аэровокзального помещения для VIP персон на лётное поле стремительной походкой вышел высокий молодой человек в окружении нескольких служащих и охраны. Человек сел в поджидавший его серебристый "Мерседес" 600-ой модели. Машина в сопровождении аэродромной "Волги" с красным транспарантом на крыше помчалась к стоянкам самолётов, где стоял с ревущими двигателями ТУ-154. Молодой человек, назовём его теперь по имени-отчеству — Олег Николаевич, а дальше будем звать его просто Олег не только в силу его молодости, а ещё и потому, что он сам так себя называл, знакомясь с кем-нибуь, быстро, почти бегом взбежал по трапу.
Самолёт задержали почти на полчаса именно из-за него, и он извинился перед встречающими его стюардессами и командиром корабля. Последний, улыбаясь, сказал: «Добро пожаловать на борт, Олег Николаевич, понимаем, неотложные дела…». Остальные дружно поздоровались, называя его также по имени-отчеству. Олег не удивился. Он был человеком известным и легко узнаваемым, так как масс-медиа и телевидение в их числе не оставляли его без внимания.
Олег слыл самым молодым олигархом, совладельцем и главой огромного горно-металлургического концерна — центра холдинга, вокруг которого стремительно образовывались всевозможные новые структуры, от мощных машиностроительных до благотворительных. Именно в том северном городе, куда он и летел сейчас, располагался этот ГМК — главный градообразующий экономический монстр.
Строго говоря, Олег не был никаким олигархом. Ведь олигархия предполагает внеэкономические методы наращивания капитала через бюджетные возможности государства. А именно — через вхождение во властные коридоры и встраивание своих концернов-предприятий в рынок для своей сугубой выгоды, оставляя побоку интересы этого же государства. А он был, как сказали бы на Западе, топ менеджер, т.е. управленец высшего класса, человек новой для России капиталистической закваски, коих остро недостает стране.
Средний выпускник экономического факультета МГУ, распределенный на работу в этот самый ГМК, был сначала нормировщиком, а потом быстро дорос до начальника планового отдела. Он дождался перемен в нашем обществе и оказался востребован. Став финансовым директором, Олег немало способствовал переводу ГМК на новые экономические рельсы через акционирование. Оказавшись в новой для себя стихии, как рыба в воде, он был не только замечен новыми владельцами-акционерами, а довольно скоро возведён на высший пост президента, т. е. председателя Совета директоров ГМК, получив изрядный пакет акций и карт-бланш на ведение всех финансово-экономических дел.
Лет пять тому назад лихорадивший концерн, где народ периодически принимался бастовать, требуя зарплаты, а значит работы, так как цеха простаивали без сырья и заказов по многу месяцев, сейчас стал одним из флагманов трудной перестройки нашей тяжело больной экономики. Результат этот был, достигнут во многом благодаря кардинально новому взгляду на дела в ГМК, невероятному трудолюбию, энтузиазму и дьявольской настойчивости Олега.
И сейчас он был настоящим VIP, т. е. очень важной персоной. Коллеги, министерские чины звали его уважительно финансовым гением, русским Ли Яккокой, японским трудоголиком, человеком-компьютером. Наверно все эти эпитеты он заслужил.
Олег был одержим своей работой, не расставался со своим компьютером-ноутбуком, который и сейчас был при нём. У него не было никакого хобби, как это модно сейчас у первых лиц государства, кроме самой работы. Воспитанный строгой мамой, бессменным директором школы и бабушкой — папиной мамы, для которой навсегда остался обожаемым неслухом Олежкой, он рано стал самостоятельным. Родился и вырос в небольшом сибирском городке. Отец рано умер от неизлечимой болезни, и он стал полноправным мужчиной в доме с 12 лет.
Сейчас мама и бабуля гордились им, но сильно переживали за него. В немом ужасе смотрели они на голубой экран, когда в очередной раз сообщали о какой-нибудь катастофе, теракте, неприятном скандале с каким-нибудь VIP лицом. В последнее время стали беспокоится о его здоровье, полагая, что работа по 12-16 часов изо дня в день свалит и слона. Стали активно намекать, что хотели бы видеть и помощницу в доме, да и внучат… Он только, смеясь, обещал, что будет им царевна-лягушка и бесенята-внуки. Однако на самом деле его занимали совсем другие проблемы.
Все последние дни его обуревала нешуточная забота: как связать в один мощный хозяйственный узел предприятия-смежники, оказавшиеся в так называемых странах СНГ, в первую очередь в Белоруссии, на Украине, Прибалтике с российскими, входящими в его холдинг, на совершенно иной, чем в прежние директивные советские времена рыночной основе. И кое-что в этом направлении ему уже удалось сделать, но проблем впереди было ещё уймище. Собственно, по этим делам он и приезжал в Москву, где вообще-то бывал по три-четыре раза в месяц. Задержался вот на переговорах-согласованиях в отраслевом министерстве.
В Москву Олег прилетел на своём личном самолёте, шестиместной «Сессне» бизнес-класса. Самолётик этот он обожал не только потому, что он был первоклассно оснащен для работы, но и потому, что никого, как сейчас, не приходилось заставлять ждать, кому-то терпеть из-за него неудобства. Не любил, как он сам часто говорил: «напрягать людей без нужды». Однако в этот морозный декабрьский день, за неделю до нового тысячелетия, северный город по метеоусловиям не мог принять его лёгкую "ласточку", а утром его ждали переговоры в ГМК с делегацией из Минска. Вот и пришлось воспользоваться рейсовым самолётом.
Что касается женитьбы, то годика полтора назад одна из молодёжных газет страны назвала его «первым женихом России». Шустрые журналисты откуда-то разузнали, что кое-кто из видных олигархов (настоящих) не прочь бы выдать за него своих переспевших дочек. Отчасти это была правда. Пытались, как говориться, наводить мосты. Вполне возможно, что кое-кто из папочек и организовал такую «утечку информации» намеренно. А тогда Олег довольно интеллигентно публично отшутился в одном из интервью на всю страну, сообщив, что женитьба в его ближайшие планы не входит. Кстати, в этом интервью бойкая журналистка всё интересовалась его бытом, великолепным гардеробом, увлечениями, друзьями. Олег ответил, что бытом всецело занимаются мама с бабушкой, а на какие-либо увлечения или общение с друзьями времени у него просто нет. Он не кокетничал, это была правда. Насчёт гардероба просто промолчал. В последние годы предпочитал покупать впрок готовую одежду в знаменитом лондонском магазине для VIP, Так как стоимость вещей его не беспокоила, то он всецело доверялся, прямо скажем, изысканному вкусу тамошних костюмеров. Словом, от белья до зимнего пальто, два раза в году его "упаковывали" в туманном Альбионе. Но, вернемся к нашему Олегу Николаевичу.
По салону его вела старшая бортпроводница, попутно извиняясь, что в их самолёте нет бизнес-класса. Когда его подвели на свободное место у прохода то первое, что он увидел, был большой, словно только что с бахчи, полосатый арбуз. На миг Олег оторопел. Было что-то сюрреалистическое во всём этом. Почти полностью набитый пассажирами далеко не новенький рейсовый ТУ, серое обшарпанное кресло с невесть откуда взявшимся арбузом в канун нового года… Он услышал необычно мелодичный женский голос: «Простите, пожалуйста, одну минуточку…». И арбуз перекочевал под кресло на пол. Олег быстро разделся, отдал стюардессе пальто, дисциплинированно пристегнулся ремнём и закрыл глаза. Самолёт уже рулил к взлётной полосе.
Олег блаженно вытянул затёкшие ноги, насколько позволила ему спинка переднего кресла и спокойно стал прокручивать в голове только что завершившиеся столичные переговоры. Идея поставлять на белорусские карьерные самосвалы российские двигатели вполне могла быть многообещающей…
Самолёт круто взмыл в воздух и стал быстро набирать высоту. Олег тихо вздохнул и поставил на колени свой компьютер, но тут же поймал устремлённый на него взгляд соседки — хозяйки арбуза. Разглядев её, он смешно, по-детски зажмурился, сморщив заодно губы, и потряс головой, словно сбрасывая навязчивый сон. Он услышал негромкий смех и удивился во второй раз редкой мелодичности голоса весьма симпатичной молодой особы с живыми карими глазами. Она была вся в бежевом: свитер тонкой вязки, пуловер, юбка, шапочка и длинный шарф — словно пушистый милый котёнок. Ни в смехе, ни во взгляде не было никакой нарочитости, кокетства, желания понравится, вполне извинительные для любой, тем более красивой женщины. Было только неподдельное любопытство. Олег отметил удивительную естественность и гармонию в очаровательной соседке. От неё едва уловимо веяло изысканным благородством давно минувшего века.
Он заметил в её изящных руках томик Поля Элюара на французском и как-то нечаянно, думая, что говорит про себя, сказал вслух: «А я то, олух, только по-английски так себе говорю…» и, услышав вдруг себя, смутился. Его соседка спокойно и доброжелательно отреагировала по-английски:
— Это прекрасно — знать язык Шекспира и это, как я понимаю, язык общения бизнесменов, не так ли? — добавив с улыбкой по-русски, — вы наверно какой-то важный бизнесмен, угадала?
Олег. смущенно улыбаясь, ответил:
— Угадали, я, можно сказать, и есть «какой-то бизнесмен». Давайте знакомиться, меня зовут Олег".
— Наташа — просто ответила она.
Олег поймал себя на мысли, что хочет понравиться своей бежевой попутчице и, что ему совсем не хочется открывать этот новейший "Compag", анализировать любимые им бесконечные ряды цифирек… Это было какое-то новое, лично ему ещё неизвестное ощущение. Ему захотелось поговорить с ней о своем родном городке с удивительно красивой речушкой, рассказать о друзьях детства, которых хотел бы повидать, о маме и бабульке, о том, как любил подростком зимними вечерами, лёжа под тёплым одеялом, слушать по радио музыкальные передачи и спектакли, как стал по голосам узнавать разных артистов… Именно об этом, а не о своей, казалось бы поглощавшей его целиком, без остатка, интереснейшей работе. Даже не о счастливых студенческих временах, которые всё чаще стали казаться ему далёким сном. Нет, ему хотелось рассказать случайной попутчице о том, что было запрятано в его душе далеко-далеко.
А Наташа, внимательно поглядев на него, предложила:
— Лететь нам с вами, Олег, почти четыре часа, давайте попробуем скоротать время. Расскажите немного о себе или вообще, о чём хотите, что вас сейчас заботит или, наоборот, переполняет вас. А потом и я попробую, если, конечно, не возражаете. Вы ведь знаете известный парадокс — в дороге с незнакомым попутчиком, которого потом никогда больше не встретишь, легко говорить о наболевшем и даже о сокровенном. У меня как-то раз так было. Это что-то вроде душевной терапии, которая бывает и нужна. Идёт? Или, простите, вам необходимо поработать, а я вас отвлекаю?
— Нет, нет! Что вы, Наташа, — Олег протестующе замотал головой, почти совсем повернувшись к ней, — у вас прелестное предложение! Двумя руками «за»!.
И он, искренне удивляясь и восхищаясь одновременно её проницательности, сказал:
— Знаете, я так давно ни с кем не общался просто так… Одни бесконечные совещания и переговоры… Рабочие будни. А хочется поговорить и о другом. Сейчас только и осознал. Я благодарен вам за ваше предложение.
Внутри него как будто что-то растаяло и мгновенно растеклось приятным теплом по всему телу. Олег подумал: «Поразительно. Эта незнакомка как будто заглянула в мою душу и нашла самый дальний ледяной закоулок, о существовании которого я, похоже, и сам не знал. Нашла и растопила лёд».
— Вот, вспомнил, — Олег по-мальчишески беззаботно засмеялся, — знаете, я сибиряк. У нас в городе, он небольшой, есть красивая и рыбная речка. Берега её очень живописны: скалы с камнеломкой перемежаются густым ивняком, прямо джунгли, заливными лугами с травой по пояс. И однажды, только летние каникулы начались, мы, пятеро пацанов только что окончивших седьмой класс, рано утром пошли на рыбалку. У нас были свои заветные места на реке. Помню, туман был над водой и запах трав, цветов полевых сумасшедший. А клёв был! За полчаса у меня уже набралось полбидончика трёхлитрового окушков. Азарт такой! И вот в очередной раз, торопливо насадив червячка на крючок, сильно размахнулся удилищем, чтоб подальше от берега забросить, и… поймал себя за щеку. От дикой боли взвыл и повалился на траву. Крючок почти целиком вошёл в щеку. Мой закадычный дружок Санька не растерялся: быстро с пацанами развёл костёр, накалил острый перочинный ножик и безбоязненно провёл «хирургическую операцию». Вытащил крючок, а ранку залепил речной глиной. Я даже домой не пошёл. Зажило как на собаке, вот только шрамик остался на память, на всю оставшуюся жизнь, видите? — показал он пальцем на едва заметный у-образный шрам на правой щеке.
Олег даже не мог объяснить себе, почему на память ему пришёл именно этот подростковый эпизод и именно о нём рассказал незнакомке, хотя, вроде бы, он напрочь позабыл об этом случае. Во всяком случае, до сего дня он никогда не вспоминал о злополучной рыбалке, ведь он долго потом переживал по поводу, как ему казалось тогда, безобразного шрама. Многолетняя тренированная привычка всё анализировать, во всём искать логику, причинно-следственную связь мгновенно включилась в его мозгу: «Почему я рассказал ей именно об этой рыбалке? Зачем? «. Тут же в голове у него пронеслось: «А где же сейчас Санька, ведь я же о нём ничего не знаю? А были ведь все школьные годы «не разлей вода»…, студентами пару раз видались...» И тут же опомнился, ведь рядом эта потрясающая попутчица, которая и выудила из его памяти эту историю.
А Наташа слушала очень внимательно и даже ужаснулась, представив себе, как впивается крючок с насаженным червячком в живую плоть, и подумала, что это, наверное, очень больно. Посмотрев на замолчавшего Олега, она раздумчиво произнесла:
— Видно вы, Олег, очень занятой человек и у вас, очевидно, давно не было отдыха для души…
Олег поразился, как это она сказала: «…отдых для души, для души!»
—Вы удивительно умеете заглядывать в тайники чужой души, — потрясенно произнёс Олег и спросил собеседницу:
— Вы по профессии, часом, не психоаналитик?
— Нет, что вы, — Наташа засмеялась, — я музейный червь, искусствовед по образованию, окончила истфак МГУ, писала диплом по импрессионистам. Вот, теперь вы знаете, что я не психоаналитик и не ясновидящая…
— А-а! – обрадовался Олег, так мы с вами, Наташа, птенцы из одного гнезда! Одной Alma mater вскормлены. Вы когда выпустились?
— Три года назад. А вы что окончили?
— Ну, я уж больше десяти лет назад закончил экономический…— он задумался и произнес, — хм, хм…, импрессионисты… «Девушка с веером» Ренуара, Дега, Винсент Ван-Гог, Клод Монэ или Манэ, а вроде их вообще двое, а ещё Анри Матисс…, или он уже постимпрессионист, да? Я уж забыл, когда в музеях-то бывал…, вы уж простите великодушно моё невежество".
— Да нет, — серьёзно сказала Наташа, — вы совсем неплохо осведомлены по моим любимым импрессионистам, тем более для бизнесмена-экономиста наверно занятого все 24 часа в сутки.
— Нет, нет, Наташа, — засмеялся Олег, — знаете ли, моя работа — это, вообще-то, не так пессимистично. Это, поверьте, не унылая рутина, безнадёга. Это увлекательно, засасывает тебя целиком, наверно, как наркотик.
Ему остро захотелось рассказать этой, становящейся ему всё более симпатичной, молодой женщине, к тому же великолепно образованной и умной (а он уже успел отметить в ней редкостное сочетание ума, такта, и не просто красоты, но ещё и изумительного обаяния) о своей работе, встречах с интереснейшими людьми — столпами мирового бизнеса. О захватывающих дух миллиардных сделках, реально затрагивающих судьбы населения не только отдельных городов, но уже и целых регионов даже не одной страны. О благотворительных акциях для несчастных детей-сирот, поддержке её коллег из краеведческого музея и картинной галереи того северного городка, куда они сейчас и летели.
Заговорив об этом, он смешался и оборвал себя на полуслове, вдруг осознав, что ему не рассказать обо всём, что составляло его жизнь, за эти несколько часов, даже за неделю. Олег как-то остро почувствовал, что ему, в сущности, просто некому было рассказывать о своей работе, переживаниях и чувствах, которые, оказывается, его переполняют. Ему стало неуютно от сознания того факта, что у него нет внимательного и чуткого собеседника, тем более — собеседницы. Теперь он обнаружил, что ему это надо, просто необходимо. В голову вдруг пришла несуразная мысль: «Надо же, на высоте 9000 метров при минус 55 градусах за бортом в стремительно надвигающихся сумерках я вдруг обнаружил в себе зияющую пустоту».
Олег невесело усмехнулся:
— Да, Наташа, зацепили вы во мне какую-то чувствительную струну… Ну, что ж, теперь ваша очередь, расскажите, пожалуйста, немножко о себе: куда и зачем вы летите? Вообще обо всём, о чём хотите.
Наташа мило улыбнулась:
— Да я лечу вот на Новый год к своему вечному жениху…
— Как это к вечному жениху, — не понял Олег и тут же извинился за то, что прервал её
- Да так вот жизнь складывается, — Наташа вновь улыбнулась своей удивительно располагающей улыбкой, — он у меня учёный, геофизик, ищет какие-то закономерности-зависимости каких-то удивительных аномалий у вас на Севере. Я не очень-то и понимаю во всём этом, но он очень увлечён своим делом, как мальчишка, дорвавшийся до любимой игрушки. Да он, в сущности, и остался мальчишкой. Мы ведь с первого класса все десять лет за одной партой просидели, а до восьмого класса вообще в одном доме жили. Помните детскую дразнилку: «тили-тили тесто, жених и невеста!». Это о нас. Мы всегда были вместе. Только в четвёртом-пятом классах вдруг застеснялся. Он был тогда меньше меня росточком, — она тихонько засмеялась, — и ходил по другой стороне улицы. Правда, сразу перебегал и лез в драку, если кто-то из мальчишек пытался оказывать мне знаки внимания. Такой вот петушок-забияка… Ну, а сейчас я не могу из Москвы уехать к нему. Работа, родители. Мама его хворает, она у него одна. Вот мечтаем когда-нибудь в одну большую квартиру съехаться. Все мечтают разъехаться, а мы вот, наоборот. Пытаемся копить денежку на квартиру хорошую. Вот так уже три года в женихах-невестах, — с чуть заметной грустью в голосе закончила своё повествование Наташа.
Во время её неторопливого рассказа Олег как-то остро, до щемящей тоски, внезапно охватившей его, пожалел, что это не о нём рассказывает удивительное бежево-пушистое существо, что это не он сидел с ней за одной партой… Конечно, он влюблялся в своих одноклассниц. Писал им записочки, носил портфельки, чинно-важно ходил на дни рождения… Но он был сын строгой директрисы, которую побаивались и девчонки, и их родители. Олег это понимал. Только однажды в 13 лет до беспамятства влюбился в молоденькую учительницу по географии Жанну Георгиевну. Тайно приходил к её дому, сопровождал её и мужа — горного инженера, который казался ему противным, некрасивым, грубым старым дядькой, когда они куда-то шли по своим делам. Излечился в один миг, нечаянно подглядев, как они страстно целовались на берегу реки. Ему это показалось омерзительным, жутко непристойным. И было гадкое чувство, что он подглядывал. Потом, даже в студенческие времена, у него были ровные, если не сказать прохладные, отношения с девушками. Большей частью он был занят сам с собой. Увлечённо занимался модным тогда каратэ, в чём немало преуспел, добившись чёрного пояса. Не было у него и близких друзей. А верные друзья детства остались где-то там, дома. Да и те разъехались учиться по большим городам, кто куда.
И вот это давящее чувство, что он что-то в своей, спрессованной до последней минутки, жизни упустил. Потерял что-то очень важное и необходимое. Ему пришло в голову какое-то бестолковое, взаимоисключающее одновременное желание. Взять и помочь этим ребятам купить большую квартиру в их Москве…, а может жениться на Наташе и жить вместе с её родителями, мамой и бабулечкой в какой-угодно большой квартире или уютном загородном особняке…, махнуть с ней на недельку в родной городок, порыбачить, найти Санькиных родителей и через них самого Саньку, поди, стал крупным учёным…
Из этих несвязных размышлений его вывел голос попутчицы:
— Вы что-то загрустили или, может быть, просто устали?
Олег медленно открыл глаза и грустно закивал головой:
— Вы опять угадали Слушал вас, вспомнил и своё детство-юношество, школьные годы и взгрустнулось. К сожалению, в моей жизни не оказалось своей Наташи. Я по доброму завидую вашему жениху. Как его зовут?.
— Стася, Станислав, - произнесла она негромко и нежно.
По громкой связи объявили, что будет предложен лёгкий ужин. Принесли легендарную «фирменную» птицу Аэрофлота — вполне аппетитную курочку с рисом. На десерт мандаринку и сыр, печенье с джемом к чаю. Всё это в симпатичных и удобных коробках-судках. «Как на западных рейсах», — удовлетворённо подумал Олег. Когда забрали назад пустые коробочки, стюардесса, наклонившись, предложила: «Олег Николаевич, может быть немного коньячку? У нас есть «Метакса»…. Олег посмотрел на Наташу и попросил два бокала. Его попутчица достала из сумочки любимый Стаськин горький шоколад Бабаевской фабрики, наломала кусочками и положила на столик. Коньяк, как отметил Олег, был явно не греческий, а скорее дагестанский, но вполне сносный.
Пригубив коньяк, Наташа произнесла:
—- Вы, вероятно, очень важная персона, настоящий VIP, раз такое исключительное внимание. Кто же вы такой? Должно быть вам приятно, что вас выделяют от всех простых смертных?» Она это сказала без всякой иронии.
Олег раздумчиво хмыкнул и серьёзно сказал, что как-то не задумывался: выделяют его или нет.
— Наверно я просто привык, принимаю как должное… Нет, не так…, слов нужных не подберу… Нет, я не упиваюсь этим, вовсе нет, как бы это вам объяснить? — Олег наморщил лоб.
— Да, кстати, позвольте вам вручить, — он протянул ей свою визитную карточку, — всегда к вашим услугам, — несколько церемонно произнес он.
— Ах, вот вы кто, тогда всё понятно, — не столько удивилась, сколько констатировала факт Наташа.
— Про вас говорят, что вы хозяин этого огромного северного региона, мой Стася говорит, что это вас надо бы в премьеры страны.
— Ну, так уж и в премьеры, — шутливо ответил Олег и внимательно посмотрел на собеседницу.
В её поведении, словах, во всём — ничего не изменилось. И это ему очень понравилось. Он привык видеть совсем иную реакцию даже очень известных и именитых особ, звёздных артистов, признанных красавиц как у себя на родине, так и везде, где он бывал. Многих впечатляло его положение и, немыслимые обыденным сознанием, размеры капитала, коими он распоряжался по своему усмотрению, его суперэффектные костюмы из тончайшего сукна, шелковые галстуки явно ручной работы, золотой "Картье" на запястье, дорогие автомобили, суета сервисных служб вокруг него… Понятно, одно дело читать в бульварных газетёнках или узнавать кое-что из сухих новостных сообщений о сильных мира сего и совсем другое — воочию столкнуться, тем паче пообщаться или, как это нынче «модно» выражаются — "потусоваться"… Олега это и в самом деле не приводило к какому-либо восторгу, а тем более — в экстаз. Просто боковым зрением всё это видел, замечал. Иногда раздражался, а большей частью принимал как должное, словом, привык.
В начале своей звёздной карьеры его раздражало многое. И назойливое приставание местных властей, бывших партцарьков, каких-то ушлых новоявленных бизнесменов как местного, так и столичного разлива, пытавшихся вести с ним запанибрата, всучавших ему фантастические проекты немедленного обогащения и процветания, слащавые и слюнявые улыбки гостиничных администраторов-сутенёров, предлагавших «лучших тёлок» на ночь за счёт заведения, шашлычок или сауну «просто супер!» неподалёку, «в сказочном местечке»… Всё это было в прошлом. Сейчас его солидный статус автоматически отмёл всю эту мелкотравчатую шушеру, да и протокольная служба с охраной профессионально делала свою работу.
Было как-то серьёзное столкновение с местным «вором в законе». За которым, как он отлично знал, стояли его старые начальники в ГМК и секретари бывшего горкома КПСС. Вор оказался умудрённым опытом и изрядно потёртым жизнью очень даже неглупым мужиком. Поговорили откровенно, что называется «без дураков». Олег нарисовал ясную перспективу: что и как произойдёт в ГМК и в городе, какие деньги будут вложены и кем. Пахан всё понял. Расстались навсегда без последствий.
А сейчас, сейчас он был на Олимпе, а они все там, если не у самого подножия, то всё равно далеко внизу. И вот эта бежевая, совсем не небесная, не венценосная, а вполне земная, вот, рядом сидящая особа как-то незаметно заставила его спуститься с пика, макушки хоть и Олимпа, но всё-таки просто высокой горы, вниз, где и воздух оказался другой, давно забытый, где вдруг и задышалось необыкновенно легко…
Олег отлично сознавал, что он должен соответствовать своему немалому посту президента. А это предполагало и соответствующие атрибуты. В потёртых джинсах, в свитерочке, на раздолбанном "Москвиче" не поедешь на деловые переговоры. Он вовсе не император Диоклетиан и не собирался отказываться от дорогих, а стало быть удобных вещей, облегчающих его жизнь. Это как в современном спорте. С убогим инвентарём и допотопной экипировкой высоких результатов просто не достичь. Дело в другом. Он осознал это сейчас, в самолёте, с помощью рядом сидящей случайной попутчицы.
Даже очень интересная, всепоглощающая, захватывающая дух от сознания открывающихся огромных финансовых возможностей, своей весьма ответственной роли, а потому и чрезвычайно серьёзная работа без, как точно выразилась Наташа, «отдыха для души», эту самую душу — сверхтончайшую, невесомую субстанцию, делающую человека человеком, а не зверем или роботом, сушит. И тогда она может, совсем высохнув, рассыпаться в прах. И, здесь, очевидно, нужна другая — живая и чуткая душа, настроенная именно на твою. «Может, в этом великое таинство любви, продолжение рода человеческого?» — впервые задумался об этом Олег. На минутку вообразил, что сейчас он возьмёт и привезёт домой Наташу. Закрыл глаза и представил, как встречают мама и бабуля. А, представив их потрясение, он пришёл к выводу, что Наташа бы им безоговорочно понравилась. У него было ощущение, что он это абсолютно точно знает. Но также ясно осознал, что даже за все деньги ГМК и даже целого мира он не сможет влюбить в себя эту чудесную женщину, привезти ее домой.
А влюбился ли он, как тогда, тринадцатилетним мальчишкой, без памяти в неё? Олег этого не знал. Наверное, нет. Он бежал и бежал без устали в гору, опередив едва ли не всех, не оглядываясь, не размениваясь на копейки… Нет, он не устал. Нужно новое ускорение, переосмысление некоторых ценностей в жизни. Именно в его жизни, куда входит его, увы, и он это сейчас отчётливо понял, неполная семья. Теперь он не сможет не думать о том, как будет приходить домой, звонить по ночам из какого-нибудь заморского далёка… Теперь он хотел слышать бесконечно милый голосок вот такой Наташи, которая будет вместе с мамой и бабушкой, беспокоясь, ждать его домой. С тревогой рассказывать о поднявшейся температуре у младшей, шалостях, отбившегося от папиных рук, старшего… И это — целый неведомый ему доселе мир, космос. «Нет, не так, — мысленно перебил сам себя Олег, не космос. А мощная ракета, её первые ступени, которые вытолкнут его надёжно и уверенно в космические дали, где он может и должен раздвигать горизонты мироздания».
Так думал Олег, впервые отключившись от своих каждодневных забот, осознавая, что что-то в его душе перевернулось, стронулось с места. Затеплился какой-то огонёк вместо растаявшей ледышки.
Бывало, жутко устав за день, лёжа на кровати, заботливо постеленной бабушкой, он раздражённо вздыхал: «Пахал, как лошадь, с утра раннего до поздней ночи, с ног вот валюсь, а что такого хорошего я сделал? А чего так зверски устал?». А тут за несколько часов Наташа, в сущности, просто молодой человек, коих на дню встречаю десятками, поди ты, разбередила душу…, а вообще-то нечего бередить-то. Просто заставила по-другому посмотреть на себя, окружающий мир, глядя на задремавшую попутчицу, размышлял Олег. И никакого раздражения. Только лёгкая, непонятная сразу, грусть.
Самолёт пошёл на снижение. Стало довольно неприятно потряхивать, слегка закладывать уши — чувствовалась непогода. Крутобокий арбуз упёрся в ноги Олега, вернув его к действительности. «Как она его понесёт? В нём, пожалуй, килограммов восемь-девять, если не больше». Посмотрел на соседку. А та, плотно сжав губы и закрыв глаза, героически пыталась побороть нахлынувший на неё страх. Открыв глаза и, встретившись с взглядом Олега, судорожно вцепилась в подлокотники, не заметив, как сжала его руку. Лицо её побледнело. Но от этих безыскуственных проявлений инстинктивного страха оно стало ещё обнажённо прекрасней.
— Вот, всегда боюсь посадки, когда потряхивает и уши закладывает. Боюсь и всё равно лечу. Трусиха такая…
— Это нормально, — намеренно бодро сказал Олег, лихорадочно соображая, как освободить её от охватившего липкого безотчётного страха.
— Знаете, я больше озабочен тем, — широко улябаясь, Олег показал пальцем себе под ноги, — как вы понесёте его? Как вы вообще догадались прихватить с собой эту ягодку? Где вы его нашли? Ей богу! Дал бы вам специальный приз за чудо зимой.
То ли от необходимости отвечать, то ли неподдельное участие симпатичного ей необычного попутчика, но Наташа несколько успокоилась.
— Извините, — быстро отняла руку Наташа, — такая дурёха. Спасибо вам. А арбуз по моей просьбе привезли из Ташкента наши друзья, московские геофизики. У Стаси 2-го января день рождения. Это ему подарок.
— Нет, это вы ему подарок, — серьёзно сказал Олег.
Наташа смущённо зарделась.
— А вас будут встречать ваши домашние, вы давно из дома?
— Да нет. Вчера вылетел в Москву. А втречать будут. Наверно, как всегда, у трапа.
В подтверждение его слов подошла старшая стюардесса: «Олег Николаевич, вас будут встречать у трапа. Я Вас провожу».
— Наташа, давайте мы вместе выйдем. Вы возьмёте этот кейс, это компьютер, а я ваш бесценный арбуз.
— Спасибо, Олег. Нет. Мне будет удобней вместе со всеми. А арбуз я донесу. Ведь внесла же его в самолёт. Выкачу потихоньку. — Весело сказала Наташа. Самолёт уже бежал по полосе.
— Вы очень симпатичный и наверно хороший человек. С наступающим Новым годом! Позвольте пожелать вам, Олег, поменьше грустных дней в новом году, побольше удач в ваших таких важных делах. А ещё желаю вам встретить свою единственную, любимую и, главное, понимающую вас. У вас тонкая и ранимая натура. Простите, что я так говорю о вас. Храни вас Бог!
— Спасибо. С Новым годом вас и вашего Стасю! Олег поцеловал руку своей спутнице, встал и, не дожидаясь бортпроводницы, сам пошёл к выходу.
Он шёл и сокрушённо думал, где же она была всё это время, почему она раньше не встретилась ему, не жила с ним на одной улице в его родном сибирском городке…
Встречали Олега коммерческий директор и начальник охранной службы ГМК. За рулём был его флегматичный и очень хозяйственный, несмотря на свою молодость, Володька. Джип представительского класса "Тойота", мягко выкатившись за ворота аэродрома, встал по просьбе босса у стоянок частных такси.
Мело изрядно, а в машине было уютно как дома. Беззвучно работали дворники, негромко звучала приятная мелодия. Олег, с наслаждением прихлёбывая горячий кофе с коньяком, всматривался в боковое окно. Толпа встречающих стояла у самых ворот выхода в город. Наконец появилась цепочка пассажиров его рейса. Из-за толпы он не разглядел поначалу Наташу. А потом увидел полуукутанный полами мехового полушубка-тулупчика арбуз в руках высокого, его роста, молодого парня, который, счастливо хохоча, что-то рассказывал, запрокидывая время от времени голову, чтобы поправить сползавшую на глаза огромную волчью шапку, его недавней попутчице. Сама она путалась в полах такого же полушубка, надетого поверх её пальто, радостно улыбалась, согласно качала головой в своей бежевой шапочке. На них с добрыми улыбками смотрели окружающие, тоже спешащие в этот метельный декабрьский вечер домой.
Олег посмотрел, как его спутница села в «Волгу»- такси и сказал к большому удивлению встречающих его: «Сегодня никаких дел. Всё завтра. Везите меня, ребята, домой. К мамочке, моей ненаглядной бабулечке. Володька, заедем по дороге, купим хорошего вина, фруктов, конфет. А то вечно я с пустыми руками приезжаю. Ну, ты сам знаешь, где, чего…». Володька молча кивнул головой, мол, понял, всё сделаем как надо.
Каждый из встречавших много раз своего начальника сотрудников ГМК, впервые услышали от него не просто какое-то вообще не относящее к работе эмоциональное высказывание, что случалось исключительно редко, а нечто вообще из ряда вон! Не спорт, не концерт, а о домашних. «Мамочка!», «бабулечка!». Нет, неслыханно! Ничего подобного они никогда не слышали от своего босса, да и вообще не ожидали услышать.
«Не иначе у Николаича в Москве что-то стряслось необычное, — потрясённо думал Володька, — а что удивительного-то, скоро Новый год…, этот, как его – миллениум. Самое время для чудес. Нормально».
Базыки.
Александр Цой
Май 2001 г.