Заглядывать в чужие окна стыдно, стыдно, стыдно! Но интересно, правда? Что? Вы поджали строго губы, и в глазах укоризна? "Да как вы можете?! Это неприлично! Я никогда…" Действительно – никогда? Никогда-никогда? Даже мельком, случайно, мгновенно одернув себя и отвернувшись? Тогда самое время начинать.
Пройдем на мой балкон! Располагайтесь. Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток? Ах, пардон, это уже где-то было… Тогда коньяк! Цвета свежего меда, влитого в расплавленный янтарь. Согреем в руке… М-м, великолепный купаж! Нет-нет, никакого лимона, он убьет вкус! Расслабьтесь. Сегодня чудный вечер, вы не находите?
Дом напротив – театр со множеством освещенных сцен. Вот на той идет пьеса под названием "Белка в колесе", на этой – "Одиночество", а там – "In vino veritas". А теперь посмотрите туда… нет, левее… еще левее… Парень с ноутбуком, девушка у окна – видите? Это Марк и Мария. Уже давно они разыгрывают спектакль, название которому трудно подобрать. Более того – я не могу определить его жанр. Но сегодня следующий акт. Посмотрим вместе?
Откушенная с правого бока луна хитро скосила кошачий глаз; лунные зайчики-шпионы замерли в слюдяных кляксах луж, в антрацитовой глубине кофейной чашки, стоящей на подоконнике. (Кофе на ночь? Весьма опрометчиво с твоей стороны, Мари…)
- Сегодня наблюдала одну картину… - Зайчики в чашке вздрагивают и несутся к мягкому зеву с каймой недоеденной помады. Глоток – и они возвращаются на подоконник, избегнув на сей раз гибели. – Марик, ты слушаешь?
- Слушаю.
- О чем же я говорила?
- Ты наблюдала картину. Я слушаю, продолжай.
- Я не могу говорить, когда ты пялишься в монитор.
Марк закрывает ноутбук, откидывается на спинку кресла:
- Уже не пялюсь, продолжай.
Грозные стрелы ресниц совершают ритуальный батман глис - в угол, на нос, на предмет, - означив им, однако, не кокетство, а переход к серьезному разговору.
- В нашем дворе играли дети; девочка лет двенадцати высоко раскачалась на качелях. Она стояла на качельной доске в полный рост, подсекая спичечные ножки при движении вперед и выпрямляя при возвращении назад. Ее юбочка полыхала пестрым туземным флагом, то открывая розовые трусики, то пряча их. А на скамейке напротив сидели двое мальчиков того же возраста. Их наблюдательный пункт был удобен, и ребята, несомненно, получали удовольствие. Маленькие наглецы не приглушали голосов – их комментарии мячиками отскакивали от стен окружающих домов. Я все ждала и ждала, что девочка застыдится и остановит свою игру в "покажу – не покажу". Однако зазывные взмахи неуёмной юбочки продолжались… Ужасно, да?
Марик заламывает смуглые худые руки за голову, курчавый затылок трется о ладони.
- Всего лишь смутное брожение пробуждающегося полового инстинкта. Природа.
- Да? А по-моему, отвратительная сцена. Ведь это были дети! Подразумевается – невинные ангелы. Но эти "ангелы", - Мария давит голосом на последнее слово, закавычив его движением пальцев, - заражены. Та девочка уже не целомудренна – она вела себя так, будто была бы рада оказаться вовсе без трусиков! (Фи, Мари, что за фантазии?!)
- Марусенька, оставим Богу божье, а сапожнику сапожье. Нам кто-то запрещает жить так, как мы хотим? Нет. Так давай проявим ответную терпимость.
Мария дергает плечиком, ресницы прокалывают черноту заоконья. Снова открывая ноутбук, Марк поспешно прогоняет с губ улыбку.
А пока длится пауза, даю реплику, как пишут в пьесах, "в сторону". (Еще коньячку? Извольте. И кусочек шоколада под язык, пожалуйста!)
Итак. Вероятно, разговор Марка и Марии показался вам странным. Особенно непонятными, скорее всего, вы сочли слова об "ответной терпимости", да? Что имеет в виду Марк? О, это любопытная история! Дело в том, что отношения наших героев несколько необычны и даже экстравагантны. Марк и Мария – молодые супруги, но в их жизни нет места для интимной жизни (громы, молнии и тьмы беспощадных критиков на мою голову за столь нелитературный, громоздкий словооборот!). Прошу заметить: "нет места" – не в прямолинейном смысле, поскольку отдельная жилплощадь и двуспальная кровать с ранфорсовым постельным бельем имеются. Прошу заметить и вот что: не спешите подозревать какой-либо физиологической неполноценности у милого Марика или красавицы Мари – они вполне здоровы. Просто та сторона отношений между мужчинами и женщинами, в которой мы черпаем радость и удовольствие, этим ребятам кажется глупым и бессмысленным актом. Что в этом от их своеобразной внутренней правды, что – от позы и протеста, судить трудно. Однако Марк и Мария даже не целуются – вот так-то…
Но мы с вами отвлеклись, а меж тем кофейная чашка Марии опустела, лунные шпионы отправились зондировать укромные уголки, ало-атласные складчатые полости и извивы девичьего организма, а сама Мари говорит о чем-то очень серьезном.
- Терпимость… - Подушечка пальца сплющивается о стекло окна, отпечатав папиллярный лабиринт (Ау, Минотавр, где ты?! Не сожрешь ли ты того, кто решится поискать из него выход?). – И никто не запрещает нам жить, как мы хотим…
Марк трет тонкий хребет переносицы:
- Разве не так?
- Нет, не так. - Палец нервно чертит замысловатый вензель. – Когда люди узнают об особенностях наших отношений, они реагируют по-разному: крутят пальцем у виска; улыбаются недоверчиво, мол, ври больше; кивают, вроде бы понимающе, но со скрытым сочувствием, какое возникает в отношении к олигофренам; откровенно смеются: "Не любит кошек тот, кто не умеет их готовить". Никто еще не понял и не проявил, как ты говоришь, терпимости.
- Я падаю! А зачем ты рассказываешь об этом каждому встречному?! – Марк крайне поражен. (Жуткий штамп! Сломать графоманские пальцы!)
- А что нам с тобой скрывать? – Мария неподдельно удивлена. (Еще штамп! А что делать, если он и вправду поражен, а она удивлена? Пожалуй, нальем по третьей…)
Они смотрят друг на друга, молчат, и напрягшиеся подбородки выдают судорожно подавляемое желание закатить скандал. Наконец, Марк произносит вкрадчиво:
- Маруся, ты понимаешь, что своими откровениями подставляешь меня?
- Я не подставляю! Я доказываю людям, что любовь – это не то, что они думают! Она не сосредоточена ниже пояса, и между мужем и женой возможны другие отношения – высокие, духовные! Я показываю им пример!
- Ага, а они думают: у девушки муж – импотент, вот она и мается дурью.
- Ну, знаешь! Твоя потенция вообще никого не касается. Живем, как хотим.
- Вот и тебя не касается половая жизнь других людей. Они тоже живут, как хотят. К чему твое миссионерство? (Йо-хо! Парируйте, мадам!)
У Марии красивые ноздри. Фигурно вырезанные и живые. В раздражении Мария похожа на горячую вороную лошадку: вся приходит в движение, встряхивает черной гривой, нетерпеливо переступает высокими ногами, ноздри нервно вздрагивают:
- Этот мир протух. Все только и делают, что непрерывно совокупляются. Постоянно. Всегда. Всюду. Совокупляются, совокупляются, совокупляются! (Тпру! Осаживай, Мари, сейчас ляпнешь лишнее…) Все живое и неживое каждую секунду трахается! (Ну вот… Ляпнула…) Ключи до упора вонзаются в замочные скважины, вращаясь так и сяк. Минутные стрелки наваливаются на часовые, успевая совершить шестьдесят торопливых фрикций, прежде чем сползти в изнеможении. Грозовые тучи разряжаются в землю бурными оргазмами. А твой ноутбук зазывно разложился, обнажив трекбол в ожидании ласкающего пальца!
("…Какое небо голубое!..")
Обратив мужа в соляной столп, Мария часто-часто изумленно моргает, как человек, очнувшийся от гипноза. (Минотавр заблудился в собственном лабиринте).
- Вот это номер, - выдыхает Марк. – Подавляешь либидо?
Уши Марии стремительно багровеют, она секунду медлит, и – черная стрела срывается с тетивы! – шорохом шелка – в ванную комнату, защелкнувшись изнутри. Марк бросается следом, теребит неподдающуюся дверную ручку, стучит:
- Марусь, открой.
- Нет!
- Все равно ведь придется выйти.
- Нет!
- Ну, ладно.
Марк уходит в комнату, падает на диван, на его губах неприкаянной тенью бродит странная улыбка.
А все-таки природа не дурочка – пальцем не задавишь! Гони ее от себя, окружайся асфальтовыми реками, заточайся в железобетонные башни, дыши искусственной газовой смесью цивилизации, кричи во все горло: "Вот те шиш! Я – человек! Я звучу гордо!" Она не проникнет снаружи. Но изнутри начнет тихо подтачивать опорные сваи твоего самомнения, оставляя то здесь, то там кучки белесой невротической пыли. (Это уже вторая плитка шоколада! Конечно, мне не жалко, но не стоит злоупотреблять. Говорят, шоколад заменяет секс. Вы не находите, что лучше наоборот?)
Мария угловато-виновато возвращается, присаживается на краешек кресла.
- Зачем ты меня обманывала? – Марк смотрит мимо нее.
- Сначала я просто хотела подразнить тебя, поиграть в неприступность. Думала, тебе непременно захочется соблазнить меня. Но ты вдруг сказал, что тоже асексуал. Что мне было делать? Не признаваться же. Ты мне безумно понравился… И я решила – будь по-твоему. Я смогу жить так, как ты хочешь, быть той, кого ты хочешь видеть рядом с собой…
- Должен сказать, играла ты очень убедительно. Пламенные речи о платонической любви, готовность пойти на искусственное оплодотворение…
- Прости… Ведь я не виновата в том, что хочу тебя, а ты меня – нет. Что нам теперь делать?
- А как ты думаешь?
Мария закрывает глаза, чтобы спрятать слезы. (Не плачь, Мари! Все будет хорошо!) Затем делает попытку подняться, но – безуспешно: длиннопалые клешни Марка вдавливают ее в спинку кресла.
- Куда собралась? – Губы яростно впиваются в губы, объятья душат, первобытная сила рывком бросает на диван. Смешавшиеся дыхания, жаркий шепот: - Ты сказала: "Не хочу", - и я решил: подожду. Подразню тебя, притворюсь, что и мне не надо, распалю твой интерес…
- Что?..
- Нес ахинею об асексуальном браке, а сам представлял, как раздеваю тебя…
- Обманщик!
- Ты тоже! – Пальцы путаются в тесемках, затягивают гордиевы узлы. (Да разорви ты их к черту, Марик!) – Слушал твои глубокомысленные вечерние рассуждения о пользе воздержания и порывался накормить тебя шпанской мушкой…
- А я тебя "Виагрой"!
- Если бы ты знала, сколько раз я надругался над твоими фотографиями, не думала бы о "Виагре".
Треск раздираемой ткани, переплетение рук и ног, "судьбы скрещенье".
- Мерзавец! Я играла честно, а ты…
- Какие же мы с тобой бестолковки…
И стали они одна плоть… Махровые сиреневые гроздья, душась в толчее, настырно лезут в окно. Ступайте прочь, пошлые вуайеристы! Спектакль окончен. У Марка и Марии теперь все будет хорошо.
"Эрос улыбчивый их вдохновляет на брачное ложе.
Здесь же мы скромно прикроем любовь их лазурным пологом".
Занавес!
Сегодня восхитительный вечер, вы не находите?..
Все-таки луна ужасно похожа на желтый, хитрый кошачий глаз…
Еще коньячку?