Не трогайте моего волка, не трогайтееееее! Зачем Вы так? Ему же больно! Четыре алых флажка. – Колышками распятие :
«Же» – в правую лапу – острая боль – бритвой по глазам – клянусь, я не вижу
«Ла» – камень гулко в левое - правое пред- и на дно сердца. Изжога. У сердца тоже бывает изжога
«Ни» судорога – заднюю лапу – сводит – с ума
«Е» – левая подкашивается – волочит – оставляет следы. Им так нужны следы.
Не трогайте моего волка, не трогайте. Нет, окружат флажками, скажут это Эго. Черное. Нет. Он белый, чистый. Не поверят. Же-ла-ни-е. У них одно слово. Сначала было слово и все коллектиффф (тиф?) но решили, что это Оно. Ага. Инстинкты. Запрет – наложить. Пластырем, чтобы воздух не пропускал. А он по облакам ходит, на горы спустился, а они тащат клетку – попался?! А у него лапы в голубой акварели, а они ему мясо – жри плоть, жри. А ему плохо. Глаза бездонные: «Что с ними?» Не понимают. А я не могу, ничегошеньки не могу. Даже руку протянуть. Голубую акварель расплескиваю – «Деточка, не плачь, тушь потечет». У меня идеальная тушь, идиоты. Единственный важный штрих в Вашем Зеркале самолюбования. Никогда не уронить глаза в черные потоки грязи. Никогда.
Не трогайте моего волка, не тро... Ну, пожалуйста. Умоляю, забудьте, не было его, не было. Нет легенды, нет. Вы же верите в сказанное. А я знаю легенду. Самое важное никогда не скажется. Не передастся из уст в уста. Господи, да без плоти. Словом даже. Даже слово бывает плотью. Или оплотом. Огонь – за ним. Вечен.
…Огонь. Я же рукописи сжигала. Саму себя оспорила. Тогда только докажешь. Только так – поймешь. Я поняла, не нужно меня под руку вести обратно. Высшее предательство – это не с вершины на рифы кинуться. Высшее предательство – это пятиться назад утоптанной дорожкой. Словно и не было вершины. Словно и не тянуло к рифам. Полет длиною…
Заботливый голос подруги :
– Тебе нужны лайки.
Полный шок.
Джем из пирожка с вишней падает на кончик платья. Автоматически вытираю салфеткой. Белое-красное-черное. Подруга напротив, глаза тревожные.
– Зачем?
Сладкое красное пятно склеивает пальцы, склеивает губы. Ресницы не склеить. Тушь идеальная. Придется увидеть этот ответ.
– Чтобы доехать! К костру, теплу, юрте. Ты же хочешь юрту?
Лучшая подруга. Метель в ушах. Белым-бело. Ты же хочешь…
…Собаки мчатся по снегу, несут к юрте. К теплу. Волк идет по небу. Мимо звезд. Ближе юрта, ночь короче. Рассвет скоро – и он растает. Волк мой растает. Чем ближе к юрте…
…Полет длиною в жизнь…
Им мало просто оплаты. Нужно подписать счет кровавой ручкой и небрежно бросить на поднос с лучезарной улыбкой. Поклон. Аплодисменты. Удушливые розы. Это не кровь, кровь – соленая и вкусная. А пальцы липкие и непослушные. Я не отвечу. Меня укачивает на санях лицемерия. (Просто Латте перепила, не обращайте внимания).
Не трогайте, шепотом. Не очеловечивайте его. Вы не наденете ошейник с инициалами и адресом. Он не потеряется. И Вы никогда не сможете его вернуть. У него лапы в голубой акварели, понимаете?
– Зря ты так, всегда есть шанс
(Она решила меня убить).
Зачем ставить смертельно острые прутья клетки Завтра.
– Ты не понимаешь, я знаю.
– Но ты же хочешь.
У меня нет сил разубеждать каждого второго, что я не хочу. Я проспорила Цветаевой.
Я не хочу. Я не превращу свою квартиру в музей ледяных фигур, не поставлю белоснежное, застывшее в нелепой позе чучело посредине гостиной. Это человечно и эстетично. Я не разделяю. Вашу человечность. Молчу. Волк отходит на безопасное расстояние. Одуванчик нашел, жует. Глаза как у ребенка: «Ты видишь!» «Вижу, вижу», – тепло становится. Где он нашел одуванчик, холод смертельный вокруг и темнота. «Ты же хочешь юрту», да подавитесь Вы своей юртой! Вы одуванчики на льдине – находили?! Вот и молчите в варежку.
– Но можно же…
– Я знаю только таблицу умножения и то не всю.
(Еще одно слово и я зарычу). Подбегает, носом тыкается. Морду на колени положил. Глаза настороженные. Хвост вздрагивает. «Да брось ты, я еще до тебя рычать умела, не переживай». Украдкой прикасаюсь к белоснежной шерсти. Надо заканчивать этот нелепый разговор.
– Не воспринимай все серьезно, это мелочи.
(Жизни. Моей. И они касаются только меня. Поменьше бы пожеланий, как Вам следует провести «пост, фактум и так далее» и я буду вас всех любить. Пару раз в месяц под вишневый пирожок и латте. Счет – в ПДВ включено непонимание. Ок. Не смертельно).
Встаем, идем к метро. Волк рядышком. Никто не видит, только следы голубые на асфальте. Улыбаюсь.
– Ты что плачешь?
(Она действительно думает, что у меня в прадедушках крокодилы ходили, что я канистрами слезы расплескиваю?)
– Соринка в глаз попала.
– Не пропадай.
– До скорого.
Темно и холодно. Людям не хватает себя самих. Им обязательно нужен ты. Трагик, комедиант. Заученные монологи. Отрепетированные жесты. И мел на щеках. Прикоснуться – сначала к щеке – потом к черному грифелю доски – оставить отпечаток : «А я тебя знаю». Вы меня не знаете – увы, ура. Я не пользуюсь мелом. Только ручкой. Той самой. «Шановні пасажири, відійдіть від краю платформи, не переходьте обмежувальної лінії». Голубой вагон. И ребенок с веночком из одуванчиков, на руках у толпы беззаботно покачивается : улыбка веретеном в сердце. « Ты же, я же…» Глазищи и глазищи. Сейчас заклинит двери, гулко ведра с краской опрокидываются. «Я обязательно когда-то, после, я обязательно… Мне не больно, Бог с Вами. Я с собой. Роскошь. Непозволительная. Я позволяю. Перекрашивайте в черный мосты, в белый заборы. Давайте ответы. Раз-деляйте. Я колосок плести буду из шерсти шелковой вопросов. Бесконечный, без точки».
– Хочешь веночек? – протягивает, дите.
(Господи, как боль…).
Дикий вой.
– Нет, нет, не уходи, пожалуйста. Ты же знаешь, я не могу иначе. Не заставляй меня мелом. У меня акварель. Умоляю. Я не подпишусь под трагедийностью. Мне хорошо так. Люди с кейсами и жетонами – любят выборы – выбор выбора – первый, второй тур – фальсификация – площади – публичное раскаяние. Публично – захотели – ошиблись – перехотели – захотели. Мы же люди. Используйте желания, на здоровье, только не просите меня лицемерить. Это мой выбор. Черт побери, я имею право на выбор?! Желание? – Награда? Проклятие? 5, 10, 15 минут? Год, два, три? О чем Вы? Во сколько минут Вы уложите желание жизни? А экстаз смерти? Пожалуйста, не нужно лапу отгрызать, ты не в капкане. Я не заламываю рук, я не в клетке. Поздно, я перешла черту. Обмежувальну. Ура, увы!
Волк пятится назад и растворяется в толпе.
Душный полумрак. 7 шагов от письменного стола до подоконника. От подоконника до кровати – по диагонали, я не считаю. Острое зеркальце царапается глубоко в горле – промолчите «ааа» и увидите. Усталость милостиво смыкает веки. Потом увижу. Чересчур обессилена для простыни, жесткость ровненько по позвонкам. Щелчок – взорвавшаяся лампочка. Бабочка спасена, хотя ей кажется, что она ослепла. Теплое дыхание рядом и шершавая салфетка по щеке. «Я так по тебе соскучилась. Не уходи больше». Ночь – опасное время. Приливы, отливы. Белая шерсть, обнаженные руки. Строгая черная тушь. Водостойкая.
20-21/VI/2010