Игорь Смысловский - мемуары Глава 35

Владимир Смысловский
          Помню!  И сегодня помню!  Опять появился смысл жизни, желание восстановить упущенное, жить во имя доброго, быть нежным, необходимым всем, всем и всему!   Театру, людям и дорогим близким.
  И так начался еще новый этап моего существования.

        По началу ютились мы в небольшой комнатушке, в которой я был поселен.  Но, конечно,  там оказалось тесно и мы переехали в другой дом, где была комната побольше и мы смогли жить там более нормально. Мои новые друзья приняли Марочку с распростертыми объятиями, а инче и не могло быть.  И Марочке стали дороги и приятны  Файко с Лидком, Милочка Давидович с Сашей Смирновым, Сухаревская с Тениным, и, конечно, Леночка Юнгер с Акимовым. 
     Лешечка подружился с Анютой Юнгер, что породило их дальнейшие встречи, в результате которых - обручение.

     А в театре все актеры отнеслись к нему очень и очень доброжелательно.
В спектакле «Дракон» Акимов занял его в качестве артиста, для чего ему специально сшили фрак, в котором он выглядел великолепно.  Лешечка стал ходить в школу, но поскольку программа там была несколько скудновата, то мы звнимались с ним дополнительно дома с расчетом не потерять время.
    Жили радостно, интересно.  Общались с нашими друзьями, к числу которых еще прибавилась чудесная семья: Баринштейн Леон Абрамович и его чудесная жена - красавица Стелла Ефимовна Любошиц.  Они оказались в Сталинабаде в порядке эвакуации из Одессы. 
Леон Абрамович возглавлял хирургическую клинику преливания крови.  Был он первоклассным хирургом и вернул к жизни многих безнадежно больных людей.  А Стеллочка, как все мы ее величали, была в клинике главным терапевтом.  Они успешно работали в городе и были большими поклонниками нашего театра. В результате мы подружились.

      Жили спокойно в Сталинабаде без светомаскировки, а в России шла ужасная война. Каждый день уносила из жизни ни в чем не повинных молодых ребят. Подумать об этом было страшно, а уж видеть своими глазами, полагаю, было еще страшнее.  Многих выживших людей война исковеркала, поселила в них жестокость, бессердечие. И в то же время породила великую фронтовую дружбу и бескорыстное товарищеское чувство локтя.

      Мы продолжали жить, работать и несколько раз в сутки тревожно слушать сводки информбюро. Голос Левитана перестал быть просто дикторским голосом.  Он стал чем-то крайне необходимым, нужным в жизни.
   Фраза «От советского информбюро!» всех приводила в волнение и люди ждали - что?...где?...как?...

    И наконец пришел момент, когда из репродукторов мы услышали разрывы ракет салюта, который происходил на Красной площади в Москве, в честь победоносного движения наших войск на запад.
   Да!  На фронтах наступило явное улучшение.  А в организме тщедушном моем - резкое ухудшение.  Пришло время моей язве высказаться в полную силу.  Хворая этой болезнью я, конечно, интересовался кое-какими подробностями ее появления и знал, что у меня, например, язва кислотная, то есть показатели свободной соляной кислоты превышают норму.  И вдруг резкое падение с 75% до 0%.  А мне было известно, что такое явление не редко происходит при перерождении язвы в рак.

     И, естественно, я забеспокоился.  Забеспокоился и Баринштейн, который исследовал меня всеми медицинскими способами.  Он знал мои мысли и в один прекрасный день пришел ко мне с радостным торжествующим сообщением, что рака нет! 
   Но все же рекомендовал подвергнуться резекции желудка. А это он делал, как говорили, великолепно.  Я обсолютно доверился ему и согласился на операцию.
        Но ввиду того, что тело мое было сильно истощено, потребовался особый режим до операции. Я лег в клинику и в течении 30 днvyв четыре приема влили 800 граммов крови и посадили на усиленное питание.

      Узнав об этом, Н.П.Акимов свой гонорар за оформление одного спектакля передал Марочке, для пользования рынком в нужном качестве.  Что было очередным доказательством правоты моих слов, сказанных выше, о доброте и сердечности Николая Павловича.
  В результате я имел райскую жизнь.  Марочка несколько раз в день доставляла мне свежие высококалорийные продукты и я откармливался как поросенок.
 
        А в палате рядом со мной лежал больной еврей, и все время развлекал меня всевозможными рассказами.  Я к нему очень тепло относился, еще потому, что узнал, что он обречен и дни его сочтены.  Порой мне казалось, что он знает о своем скором конце и своими шутками презренно бросал вызов смерти.
   Как то мы слушали радио о подвиге Александра Матросова и мой сосед категорически заявил: «Вранье! то он от страха, я там был и знаю о чем человек думает и чувствует!»

     Потом, когда я уже выписался из клиники мне рассказали о его конце.

 Он позвал всех своих родных, попрощался и сказал: «Ну хватит играть в прятолочки, а теперь уходите все, а я хочу умирать один». Через полтора часа он умер.

На фото семья "Лешечки" Смысловского. В центере он сам в день 75-летия и ега супруга Аня Юнгер