Новая жизнь

Валентина Достигаева
 Затяжная полоса невезенья. Тоска. За окнами город, погрязший в грязи. Нет света. Холодная жуткая зима. Институт закрыт. Плоды перестройки горьки и несъедобны. Полупустые магазины, там и в недавние, относительно добрые времена нечего было купить, но теперь вид совершенно пустых полок без пресловутых килек в томатном соусе и плавленых сырков, был особенно удручающим. Практически ничего нет, выручает рынок, но цены взлетели так, что и картошку не купишь.

 Холодина. Отопление давно отключили. Приходится ставить железную  печку. И жечь толстые литературные журналы типа «Нева». Плевать, что дым и чад пропитывает всю квартиру, зато можно немного согреться. Транспорт остановился, добираться до метро (работает только метро) приходится пешком. Идти не меньше часа. Туда, к метро,- сравнительно легко, оттуда, домой с тяжёлыми сумками, в гору,- тихий ужас. Поднимаешься медленно, считая шаги. Пятьдесят шагов,- передышка и так тридцать раз. Свет дают изредка. Надо успеть приготовить обед, постирать и одним глазом посмотреть телевизор. Времени на спокойное созерцание нет.
Зарабатываю на хлеб насущный продажей рулетов и хачапури. Печём и носим  с соседкой на сухой мост. По субботам и воскресениям там собираются все, кому есть, что вынести на продажу. Кажется, вся городская интеллигенция жила тем, что удавалось продать или обменять на рынке .
Наш «бизнес» продержался недолго, – не выдержали конкуренции,набежали беженцы из Абхазии и так сбили цены, что выдержать было немыслимо, уж не знаю где они доставали продукты по низким ценам. Скорее всего родственные связи с деревней.
А потому на предложение соседки поработать в её будке, я с радостью согласилась.

  Тут открылся совсем другой мир. Беспечные богатые люди подъезжали на роскошных машинах, закупали дорогущие напитки и всякие деликатесы, платили иностранной валютой, с которой многие из нас недавно познакомилась, и оставляли сдачу.
Стоимость бутылки фирменного виски равнялась моему месячному заработку. Первое время трудно было поверить в реальность открывшейся действительности, казалось невероятным такое количество «миллионеров».
 Потом поняла, что жила в другой социальной среде, и перестала удивляться.

 Жить стало немного легче. Можно было позволить себе и сыну приобрести новую одежду и улучшить питание.  Нелегко приходилось  ночью. Тут открывалась совсем другая жизнь, порой зловещая. Приходили наркоманы, пьяные агрессивные парни, и делалось жутко. Тогда сбегались продавщицы из соседних будок, и общими усилиями проблема решалась

Проработали мы на трассе несколько лет. Вышло постанововление - прекратить торговлю на улице. Будки закрыли. Перекрыли кислород. В тот чёрный день я пришла домой и сказала своему сыну:
-Дорогой мой! Это конец, работы нет и не предвидится. Что делать, не знаю!
Денег хватит ненадолго.

Воистину,  "когда закрывается дверь,  открывается форточка". В институте химии требовались химики. Меня взяли. Я была счастлива вновь окунуться в привычный научный мир. Но тема, которую  разрабатывала моя группа, пришла к завершению, директор благополучно защитился и нас «освободили».
-Не надо было лезть из кожи,- сделали мы вывод.
Увы, с опозданием.

К тому времени мой сын был студентом третьего курса университета. Журналистика, хорошая специальность, но при хороших связях и окладах. Ни того, ни другого  не было Работу найти невозможно, всё закрыто. Друзья и знакомые срочно уезжают, за копейки продавая благоустроенные квартиры. Сколько сил и денег было в своё время вложено в эти родные гнёзда. Теперь всё обесценивалось.

Люди уезжали от голода и национальной нетерпимости. Многонациональная семья под общим названием СССР разваливалась, погребая братскую любовь.
 Каждому не грузину отчетливо дали понять,- он гость на этой земле. Отныне каждый был обязан вспомнить кто он и откуда. И люди вспоминали.
 
 Особенно много уезжало евреев. Заключались фиктивные браки, подделывались документы. За небольшую сумму можно было выбрать любую национальность. Меня тоже пытался «осчастливить» знакомый еврей, обещал красивую жизнь, но  внутренний голос не верил и протестовал.

 А подруга моя поверила, о чём скоро пожалела, благо было куда вернуться, квартиру не продала, а на время уступила родственникам.
Среди уезжающих была умница и красавица Геня. Готовилась устроить своё еврейское счастье в Хайфе. Местные мужчины не вызывали тёплых чувств, напротив. Только с евреем можно построить крепкую семью, думала, воспитанная на русской литературе, не знающая ни слова на иврите патриотка. Дом, построенный прадедом в центре Тбилиси, отличался от прочих строений особым стилем. Трехэтажный, с красивым подъездом, он напоминал своей помпезностью о былом величии богатого  банкирского клана. Двухэтажный подвал  был забит ненужными, но добротными вещами. Два года Геня с дочкой продавали на сухом мосту добро, оставленное предками. Рассудительная Геня не могла ехать на историческую родину с пустым кошельком
Хорошее приданное способствует выгодному браку,- твёрдо знала она.
 Проводы были пышные. Подруги искренне желали ей счастья в новой жизни, просили не забывать, когда станет миллионершей.
Как оказалось, «дым отечества был сладок и приятен» только  на большом расстоянии. После отъезда прошло несколько месяцев, а мы не получили от неё ни строчки. Начали искать   знакомых евреев  и от них  узнали, что произошло.
Геня не смогла адаптироваться ни к людям, ни к климату. Быстро поняла, что совершила непоправимую ошибку. Её представления о земле обетованной оказались миражом. Не имея возможности вернуться, она перестала бороться. Жизнь потеряла для неё смысл. Больше месяца лежала, отвернувшись к стене, отказываясь от еды. Дочь всеми силами пыталась вывести её из депрессии. Не помогли ни врачи, ни родственники. Геня умерла.
 За поминальным столом нас сидело несколько человек, поминки были очень скромные. От горя и ужаса мы сидели молча, не в силах общаться. Поверить в её смерть было невозможно. Она была не из тех, кого легко обидеть, сама могла любому дать по мозгам. Её убило несоответствие идеалов. Просто жить она с успехом могла, и не уезжая. Вырученных денег хватило бы на многие годы. Она ехала на Родину, а там оказалась Чужбина.
 
К сожалению,  в первые несколько месяцев эмигранты не выдерживают смены места жительства. Многое воспринимается остро негативно и кажется полным крахом надежд. Языковый барьер приводит к изоляции, да и отношение к ним ранее прибывших эмигрантов оставляет желать лучшего. Всё вместе зачастую приводит тонких интеллигентов к самоубийству. Инстинкт самосохранения не срабатывает.
 
    А мы продолжали бороться с холодом, голодом и, несмотря на полное безденежье, часто встречались, чтоб выплакаться и отогреть душу. Выживали, как могли.
И снова пришлось идти на сухой мост. Кого только там не было. Профессора  и люди искусства, инженеры и педагоги, все, кто стал не нужен новой жизни. Наших знакомых оставалось совсем немного. Но свято место пусто не бывает, их ряды занимали новые безработные.

Сухой мост жил своей особой жизнью.
Мы приходили, как на работу. У каждого  свое место. Моя соседка по прилавку - ведущая актриса русского драматического театра, человек с тем тонким юмором . Юмор во всех случаях нашей нелёгкой жизни выручал и сглаживал острые, порой агрессивные выходки соотечественников. Она мгновенно находила  над чем пошутить и вызывала дружный хохот окружающих.
Общение  с ней радовало, её крылатая фраза - "В годы репрессий лучшие люди сидели в тюрьмах, а теперь на сухом мосту» была одной из многих афоризмов, подхваченной и бесконечно употребляемой в общении.
 Изредка после удачной продажи, мы устраивали «фуршет».
-Время собирать камни, время разбрасывать.- эту истину познавали на собственной шкуре.
Мы разбрасывали. Благо было, что. Так продержались ещё полгода.
Всё, самое ценное, было продано, в доме ничего не осталось. Начался голод.

 Сестра моего покойного мужа, помогала нам, как могла. Но им с дочерью самим едва хватало на жизнь. И, как всегда, в самый критический момент судьба послала шанс. По радио  объявили о наборе на  конкурсной основе молодых парней.
Знание английского  языка было одним из условий, вторым – приятная внешность, и желательно документ о высшем образовании.
Так мой умный и красивый сын стал кормильцем.
 Теперь я могла расслабиться. Началась новая жизнь. Домашние дела отнимали не много времени. Вадим приходил с работы сытым и ограничивался лёгким ужином. Появилась масса свободного времени.
Первое общество, куда привела меня подруга, было Рериховское. Знания, полученные там, помогали разобраться во многих сложных вопросах бытия. Кроме трудов Рериха, мы изучали Блавадскую и  Штайнера.

Радостным было знакомство с интересными, незаурядными людьми. Отношения с некоторыми из них надолго сохранились. Мы обменивались интересной литературой, узнавали таких философов, как Бердяев. Запрещенных писателей и поэтов теперь свободно можно было приобрести на книжных развалах.
Стало интересно жить.

Одна из новых подруг пригласила меня к себе в гости. Жила она в старой части города, рядом с серными банями, в собственном доме. Из окон открывался вид на ботанический сад. Стояла осень, та самая, воспетая поэтом. Невозможно было оторвать глаз от великолепной панорамы. Потом, гуляя по саду и задыхаясь от восторга, я сказала:
-В следующей жизни непременно буду художником.
На что моя просвещенная подруга пророчески ответила
-Ты будешь художником в этой жизни.
Я рассмеялась. Тогда  это казалось чистой фантастикой. Об материализации слов и мыслей тогда мне ничего не было известно. Она просвещала меня, давала нужную литературу, знакомила с местными философами.

Перед рождеством  она собрала нас в маленькой уютной комнатке на спиритический сеанс. Мы давно просили её об этом, но получали категорический отказ – нельзя, и всё. Без объяснений. А тут как-то, по особому выстроились планеты, чему мы были несказанно рады. 
Деревянный круглый стол, лист ватмана с начерченным кругом, цифрами и буквами, свечи, блюдечко, сеанс начался.
-Вызываю дух Достоевского,- преображенным голосом взывала Нана. - Дух ты здесь?
Блюдечко не трогалось с места
Нана повторила, снова ничего не двинулось. После третьего раза, она решила вызвать другого духа. Недолго думая, мы предложили Пушкина
-Его нельзя, он постоянно ругается,- отклонила кандидатуру посвященная Нана
Решили вызвать Николая Рериха. И тут началось.
Мы задавали интересующие вопросы, а блюдечко носилось по кругу, отвечая с невероятной ясностью. Ответы порой были так неожиданны, что осмысливали их потом очень долго.

Когда я стала задавать вопросы о супруге, недавно скончавшемся, блюдечко остановилось. Нана не понимала почему, и тогда Лика, сконцентрировавшись, сказала:
-Вызови дух своего мужа, когда все уйдут. Говорить он будет только наедине.
-Но  откуда ты знаешь?- поразились мы.
-Чтобы войти в контакт с высшими мирами, мне не нужны посредники.
Самое удивительное было то, что Лика оказалась абсолютно права.
Всю ночь я беседовала с мужем так, как  будто он находился рядом. Утром, когда подруги пришли за мной, я бросилась им на шею и долго благодарила за этот мистический вечер. Однако, никогда больше никому из нас не захотелось его повторить.

Потом мы начали ходить в эзотерическое общество. Изучали Штайнера.
 Один из его членов спасёт меня от неминуемой беды, за это особый поклон господину Штайнеру.
Заседания проходили эмоционально, порою спорили до хрипоты. Трудно было разобраться во всех тонкостях этого учения. Мне, воспитанной в православии, многое казалось непонятным, если не абсурдным. Читая труды великого мистика, приходила к заключению, что мне их не понять.
Но мне нравились люди, из этого общество. Среди них были врачи, поэты, драматурги. Приходил ректор Академии Художеств. Общение доставляло удовольствие, а хозяйка дома, где проходили заседания, оказалась милейшим человеком. Она создавала тёплую семейную обстановку с чаепитием и всякого рода угощениями. 
Благодаря этому обществу жизнь не казалась кошмаром. Мы приходили и отогревались духовно и физически.

Там же я снова столкнулась с Георгием - драматургом. Раньше мы встречались в рериховском обществе. Он носил бородку, которая делала его похожим на Параджанова, и гордился этим сходством. Продолжительное время  жил и работал в Москве на Останкинском телевидении. Умел красиво и интересно рассказывать, чем заслуженно вызывал  интерес к своей особе. Красивые тембр голоса и прекрасная дикция, делали его особенно привлекательным для интеллектуальных дам.
Однажды, я пригласила его на приём устраиваемым русским посольством.
В прекрасно сшитом костюме и галстуке, с букетом цветов он выглядел потрясающе. Однако, очарованье длилось недолго.

К столику, за которым мы сидели, подошла  красивая, уверенная в себе женщина, пригласила его за свой стол. Наш сердцеед, не долго думая, пересел и забыл о нашем существовании. Естественно, мы сделали соответствующие выводы. Отношения отныне ограничивались вежливыми поклонами при встрече и не более.
Однажды возвращаясь с рынка, я его встретила. Оказалось, что он живет рядом с рынком, и пригласил к себе. Я отказалась и поведала ему своё горе. В который раз покупаю спираль для электрической печки, а она  через пару дней перегорает. Замучилась.
Георгий радостно воскликнул
- Не переживай! Поставлю спираль на всю оставшуюся жизнь!.
 В эти оптимистические уверенья не очень верилось, но я решила довериться судьбе. И правильно сделала потому, что привела она меня к самому непостижимому жизненному повороту.Воистину «Пути господни неисповедимы».
Встретились мы на следующий день, я принесла свою несчастную плитку и оставила у него.
Через пару дней раздался телефонный звонок.
-Плитка работает. Я могу привезти, если ты дома.
-Ой, спасибо, дорогой, - несказанно обрадовалась я.- Когда приедешь?
-Я не один, со мной товарищ, потом мы едем по важному делу.
 Благо, в холодильнике было полно еды. На сервировку ушло минут двадцать.
 И раздался звонок.
На пороге стояло моё будущее.
Кока, заслуженный художник,- представил Георгий.

За ужином выяснилось, что сейчас он не у дел. Союз художников погорел и дела совсем плохи. У него депрессия, жизнь пошла под откос. Не пишет и не знает, зачем жить. Мне хорошо было знакомо это состояние, потому я отнеслась к нему особенно тепло. И он предложил написать мой портрет. Грех было не воспользоваться этим предложением. Началось с сеансов. Я позировала, а после его ухода, исправляла портрет. Его это рассердило, работа остановилась.
-Начни сама писать,- сказал он.
-А получится?
-Обязательно получится.
  И я начала. Кока оказался прекрасным педагогом. Конечно,  без его восторженной поддержки у меня ничего бы не получилось. Он сумел внушить мне уверенность в себе. Уже первые сеансы показали - пророчество моей подруги сбывается. Вначале робкие, неуверенные зарисовки со временем превратились в настоящие полотна. Каждая новая картина собирала консилиум из друзей и знакомых и отмечалась весёлым застольем.
   Через два года состоялась моя первая персональная выставка. А еще через год я стала членом союза художников.