К. Черненко, Н. Белоусову
Полина сделала осторожный шажок по скользкому мраморному полу, расчерченному широкими черно-белыми квадратами. Длинная, накрахмаленная до хруста юбка непривычно сковывала движения, и девушке приходилось придерживать ее руками. Она чувствовала себя канатоходцем, пытающимся всеми силами сохранить равновесие.
Через несколько шагов она едва не поскользнулась, и чуть прикусила губу, чтобы не ойкнуть.
Бегло взглянув на нее, Коля, чуть с большей уверенностью шедший рядом, жестом предложил ей взять его под руку. В ответ Полина лишь молча поджала губы и сильнее вцепилась в ткань своей юбки, как будто та могла служить для нее опорой.
- Тихо здесь как-то, - заметила Ника, пытаясь разрядить атмосферу. Ее голос пронесся эхом по пустому залу – в точности, как в тех старинных книгах, которые она любила читать, когда была еще ребенком.
- И пусто, - отозвался Коля. – Мне кажется, что мы здесь одни.
- Вот и отлично, - все с тем же выражением легкой холодности сказала Полина. – Не знаю, как кому, а мне бы хотелось подняться наверх.
Никто не ей на это не возразил. Широкая лестница с массивными перилами из белого камня с одинаковой силой притягивала всех троих. Вопреки всем сложившимся стереотипах о подобных лестницах, она не была устлана каким-нибудь мягким ковром цвета бордо. Ступеньки были такими же сколькими, как и пол… Это было совсем не гостеприимное место.
Никто из троих не пришел бы сюда для развлечения или экскурсии. Им бы и в голову идти сюда не пришло до тех пор, пока они не получили приглашения. Узкие длинные конверты с терракотовой печатью в стиле Призрака Оперы, билеты и… даже костюмы по почте. И вот эти-то самые костюмы и билеты в два конца и стали самым убедительным доводом – по какой-то причине в этом доме их ждали.
Но почему же тогда здесь не было никого, не считая дохранника, принявшего приглашения и впустившего их внутрь?.. Как сказала самая младшая и самая серьезная из них, Полина: «Это… интригует!»
Веронике с самого начала было любопытно, чем это закончиться. Не столько из-за загадочности ситуации в целом, сколько из-за того, что двое ее друзей всегда ладили между собой слишком сложно. Откровенная, иногда подчеркнутая неприязнь Полины к Коле временами внезапно сменялась открытым дружелюбием. Это сбивало с толку и Нику, и самого Колю, а объяснений этому явлению никак не находилось. Сама Полина мотивировала это так: «Все мужики – козлы!» (когда была настроена не дружелюбно) и «Сегодня Ник ничего такой, милый» (в моменты «приступов дружеской нежности», как это называла она сама).
Но и Веронику понять порой бывало непросто. Она сама это знала, а потому никогда в серьез не злилась на подругу, если та вела себя, как ей казалось, нелогично.
«А теперь вот, - думалось Нике, - мы здесь втроем. Может… наконец разберемся?»
- Никуш?
- Что? – отозвались одновременно Коля и Вероника. Они привыкли, что Полина иногда могла назвать таким образом их обоих, но сейчас каламбур вышел так кстати, что все трое рассмеялись. Вернее – засмеялись только Ника и Коля; Полина же быстро спрятала улыбку в кулак и снова надела маску Снежной Принцессы.
- В окна посмотрите, - сказала она.
В высоких прямоугольниках окон, расположенных на равных расстояниях по всему полукругу зала, как нарисованное, виднелось небо. Такое странно-фантастичное небо, какого они не видели еще никогда, - серовато белое, холодное, усеянное тяжеловесными тонкими хлопьями стальных облаков. Облака Веронике на секунду показались воронами – черными, хищными, ненатурально огромными…
- Когда мы шли сюда, так не было, - тихо сказала Полина.
- Как кадр из фильма, - сказал Коля.
- Снег пойдет, - сказала Ника.
Но вместо белых снежинок ей почему-то представились бумажные кружочки конфетти. Сначала яркие, разноцветные, как в детстве, но после, спустя долю секунды воображаемый бумажный снег сделался черным. Только черными кусочками бумаги, чуть неровными, словно вырезанными рукой ребенка, могли сыпать эти тучи…
- Идем, - быстро отвернувшись от окна, сказала Вероника.
Каждому из них внутри было так же неуютно и прохладно, как и в мире снаружи. Но ни один из них не хотел показывать этого другим. Уже у самой лестницы Ника чуть не упала, споткнувшись о развязавшийся шнурок ботинка. Под угрюмый взгляд Полины, она оперлась о тут же поставленную Колей руку.
- Ты нормально? – быстро спросил он.
Ника кивнула, чуть было не ляпнув: «Пойдем отсюда!»
«А может, ну его? – подумала Полина. – Может, лучше уйти отсюда?»
- Если хотите, мы можем просто уйти, - внимательно всматриваясь в их лица, заметил Коля.
- Нет уж! – Полина упрямо мотнула головой, чуть было не испортив прическу. – Будет невежливо, если мы не увидимся с теми, кто нас позвал.
Ника поставила ногу на ступеньку и наклонилась, чтобы завязать шнурок. Было трудно сделать вдох: то ли тугой лиф непривычного платья мешал дышать, то ли что-то еще – неосязаемое. Нике вдруг отчетливо вспомнилось, как когда-то, чуть больше десяти лет назад, когда она была еще маленькой девочкой, в какой-то солнечный и милый день, она вот так же завязывала шнурок, поставив ногу на ступеньку у подъезда. Картинка вспышкой появилась перед глазами – как флэш-бэки в кино. Вот она наклоняется к собственному кроссовку с развязавшимся шнурочком, и вдруг из ее кармана на крыльцо сыпется драже – разноцветные круглые конфетки, купленные в магазине через дорогу. Постаравшись выбросить из головы навязчивую картину, Вероника быстро завязала шнурок ботинка и подняла глаза к верхним ступенькам. Она чуть было не вздрогнула от неожиданности, когда поняла – вниз по лестнице сыпалось цветное драже. В точности, как тогда. Такое же.
- Здравствуйте! – кому-то звонко сказала Полина.
Коля откашлялся и кивнул. По лестнице спускался клоун со связкой воздушных шариков в руках, а из его дырявого кармана сыпались конфеты. Что-то было не так. Шарики были в основном прозрачно-черными, совсем не радостными, да и что-то в самом клоуне не понравилось ни Коле, ни девушкам. Вроде бы, и цветной комбинезон из лоскутков, и ярко-желтая рубашка, и огромные смешные ботинки, и клоунский грим… Вот только, грим этот был каким-то странным, вдвойне более неестественным, чем это обычно бывает у клоунов.
Вероника, стоявшая к нему ближе всех, первой рассмотрела: у него не было лица. Всё было нарисовано – и глаза, и нос, и губы – поверх толстого слоя белой краски. Или закрашенной белым маски, надетой на настоящее лицо клоуна?
Зрелище было необъяснимо-жутким, тем более что все нарисованные черты были несуразными, неаккуратно-фальшивыми. Но Ника молча кивнула и, почувствовав, что сердце пропустило несколько ударов, увидела, что клоун протянул ей руку в белой перчатке. В руке у него был ключ из кованного темного металла и какой-то цветок без стебля, похожий на анемоны, с тонкими лепестками – фиолетовыми и черными.
- Не трогай цветок! – сказал Коля внезапно охрипшим голосом.
В его интонации было что-то такое, благодаря чему Вероника послушалась. Она осторожно взяла ключ, не коснувшись цветка. Клоун слегка наклонил голову, и всем троим на мгновение показалось, что он улыбнулся своим нарисованным ртом.
-Ужас! – воскликнула Полина, когда клоун спустился вниз и скрылся из виду, а они продолжали подниматься по лестнице. Ника задумчиво вертела в руках ключ. – У него же не было лица!
- Похоже…- неопределенно откликнулся Коля.
- А почему ты сказал не трогать цветок? - спросила Ника, резко повернувшись к нему и глядя прямо в глаза.
- Могильник, - Коля зачем-то потупился. – Это цветок смерти, его называют еще «флёр-де-ля-морт». Говорят, что такие цветы растут на кладбищах, или в тех местах, где лежал… в общем, труп.
- И что? – спросила Ника, – их трогать нельзя?
- Противно же, - сказала Полина.
На втором этаже было так же много пространства, как и в зале внизу. Холодный свет лился из высоких окон, и Полина первой заметила, что небо, усеянное черными тучами, уже сыплет на землю мелкие ледяные снежинки. В широких коридорах было зябко и как-то по-морозному тихо. Осторожные шаги отдавались отовсюду гулким, сухим эхом; и кроме этого эха, было ни звука вокруг. И вдруг, эту кристальную тишину зимнего полудня нарушил шум, сравнимый с раскатами грома.
- Что там такое? – спросила Полина.
Одно из окон, высотой со створку балкона, выходило на площадь, которая еще час назад казалась совершенно пустой, вымершей – и вымерзшей. Коля повернул серебристую ручку, и стеклянная «дверца» с легкостью открылась, впуская в пустой коридор поток ледяного воздуха, снежной пыли и грохочущего рева. Все трое взглянули вниз, и увидели, что по вымощенной мелким кирпичом дороге, ехала целая процессия, похожая на шествие байкеров. Вот только мотоциклы были чуть ли не вдвое больше обычных, странной формы – как из футуристического кино и, все как один, монолитно-черные. «Байкеры» выглядели не менее странно: кроме вполне уместных костюмов их черной кожи, на каждом из них были надеты тяжелые металлические маски причудливых уродцев. По форме они напоминали маски венецианских маскарадов, только надевались на голову полностью, как шлемы.
От этого зрелища у обеих девушек на секунду перехватила дыхание. Было во всем этом что-то неправильное, пугающее. На площади уже начинали собираться люди, как видно, не приглашенные ни на какие балы в здания будущих музеев, нормально одетые, шедшие, очевидно, где-то поблизости и напуганные шумом. Они стояли по краям дороги, рассеянно глядя на странную процессию.
И вдруг их взгляды устремились куда-то вверх, а через мгновение на землю посыпались цветы – уже знакомые фиолетово-черные головки анемонов с тонкими и нежными лепестками. Флер-де-ля-морт... Над землей, чуть выше уровня второго этажа, плыл огромный воздушный шар из матово-черной парусины. В его корзине стояли двое в таких же фантасмагорических масках, и горстями бросали вниз цветы.
- Кто они? – перекрикивая шум, спросила Ника, чувствуя, как Полина инстинктивно взяла ее за руку.
- Адепты смерти, - каким-то побледневшим голосом отозвался Коля. – Они… приверженцы культа смерти. Воспевают смерть, любят мертвых.
- Некрофилы? – поморщилась Полина.
- В широком смысле – да.
«Смертелюбы», - отстраненно подумала Ника. Это слово казалось ей как-то шире греческого аналога… Наверное, они не некрофилы, а именно – смертелюбы.
- Откуда ты такое знаешь? - недовольно спросила Полина, делая шажок от окна.
- Читал, - лаконично пояснил Коля.
В этот самый момент корзина воздушного шара оказалась как раз напротив окна. Один из людей в маске, отчетливо глядя прямо на ребят, стал бросать им цветы.
- Не берите! – снова предостерег Коля, сам с уверенностью делая шаг назад.
- Почему? – хором воскликнули девушки, в крови которых уже начинала закипать паника.
- Это пожелание смерти. Это цветок. Вроде проклятия.
- То есть, для них – это благословение конечно, - нервно хмыкнула Полина. Коля быстро кивнул.
- Пойдемте отсюда, - сказала Ника, твердым движением захлопывая окно.
Все вместе стремительно направились вперед по просторному светлому коридору, однажды будущим частью музея, с дорогим и, возможно, уютным ковром, с картинами на стенах. И каждый думал о том, что приглашение было чем-то вроде ловушки, и каждый смутно не хотел уходить, пока не поймет, что происходит. И главное – зачем?
Звон стекла заставил их резко обернуться. Один их «адептов» буквально влетел в окно, отбив кусок стекла, и направлялся к ним. Веронике показалось, что он смотрел прямо на нее, и она быстро отвернулась, буквально налетев на Колино плечо. Не в силах бороться с внезапным страхом, девушка зажмурилась, чувствуя, как Коля машинально, успокаивающе гладит ее по волосам.
- Да идем же! – в панике вскричала Полина. Она, как и остальные, не понимала, ЧЕГО боится. Это был просто страх.
- Идите! – звенящим голосом скомандовал Коля, отпуская Нику, и направляясь к человеку в маске.
Девушки растерянно переглянулись.
- Я… поговорю с ним, - даже по голосу было понятно, что он боялся не меньше.
Уже со второго поворота Ника безошибочно обнаружила ту самую дверь, ключ от которой протянул ей безликий клоун. Она просто почувствовала, что эта – та самая дверь. Внутри было так же светло и холодно, но окна, к счастью, выходили не на площадь, а на внутренний дворик.
- Его нельзя было там оставлять, - запыхавшись, сказала Ника, запирая дверь изнутри. В комнате не было никакой мебели, кроме какого-то раритетного фортепиано, одиноко стоявшего у самого окна. И еще – две двери с противоположных сторон друг от друга.
- Справится, - фыркнула Полина. – Он мужчина.
Ника пристально посмотрела на нее.
- Иди сюда, - серьезно сказала она, садясь на пол прямо в накрахмаленном, чистеньком платье. Полина последовала ее примеру, облокотилась о выбеленную стену спиной, потирая натертую ногу. – С нами что-то не так. Именно с нами. Потому мы и здесь…
Вероника задумалась на секунду, игнорируя тот факт, что ее собственное сердце выбивало сейчас ломанный, бешеный ритм.
- Почему ты так всегда с Колей? Я знаю, сейчас неуместно,… но скажи, наконец.
- Я… - Полина устало вздохнула. Совсем по-взрослому, как будто ей было сорок, а не восемнадцать. И тут же, совсем по-детски: - А ты ведь любишь его больше, чем меня?
Ника чуть не рассмеялась.
- Глупости какие! Конечно, нет!
- Я серьезно, - мрачно проговорила Полина.
Вероника внимательно всмотрелась в ее лицо, и, убедившись, что она не шутит, медленно заговорила:
- Понимаешь... вы как два зеркала, отражающие меня с разных ракурсов... ни одно не могу любить больше. Вернее, тебя могла бы - потому что ты девушка и в чем-то лучше меня понимаешь. И его могла бы - за то, что он парень, а парни призваны как бы нас "дополнять". Но ни одно из этого никогда не перевешивает. Если бы у тебя был брат, вам бы мама сказала, что любит вас поровну. Вот так и я, наверное. Понимаешь?
- Его – любишь? – в голосе Полины было что-то, требующего немедленно, правдивого ответа. Ника даже сжала виски.
- Нельзя так спрашивать!
- Это почему? Ты не можешь сказать, Коля – друг тебе или что-то большее?
- А почему ты спрашиваешь?
- А почему ты не можешь просто ответить?
- Потому что ты спросила сейчас, какой цвет – красный или синий. А их еще много в спектре. Потому что, если я скажу, например, «фиолетовый», то будет не верно. Ведь ты спросила – или-или, а это не «что-то между», это просто немного другой цвет. И потому что есть вещи, которые растут и крепнут – пока не дашь им имя. А стоит их как-то назвать – и они рассыплются.
- Почему?
- Потому что имя будет неправильным. В нашем языке мало слов. Например, только «синий» и «красный». Цветов больше…
- Знаешь, Ника, я тебя…
- Знаю, - быстро перебила ее Ника. – Но не надо говорить. Рассыплется.
Цветок пах чем-то сладковатым, терпким, с оттенком металла. Коля поднял его с пола машинально. Ему никто не предлагал его, он взял его сам.
- С нами пойдешь, - сказал ему человек в маске.
- Зачем это? – по возможности саркастически спросил его Коля.
- Все забыть. Освободиться. Очиститься. Умереть.
- С чего вы взяли, что я этого хочу?
- Ты сам это взял, - «адепт» кивком головы указал на цветок в его руке. – Ты и сам знаешь, что только в смерти возможно забвение. Жизнь – череда страданий…
- Да, но она нужна для чего-то. И просто так ее обрывать…
- Не хочешь разве? – человек усмехнулся под маской. Расставания, несправедливость, вечный поиск чего-то, неудачи – все это останется позади.
- Спасибо за заботу, - холодно сказал Коля, - Но, думаю, что я сам со своей жизнью разберусь.
Однако он так и не двинулся с места. Смятые лепестки приятно холодили ладонь, разливая по коридору тонкий запах тления.
Ника почти сразу посчитала не лучшей идеей разойтись по разным внутренним комнатам. Но обе двери были открыто, и любопытство, как обычно, победило здравый смысл.
- Тут книга! – крикнула Полина. – На пюпитре. Старая!
- И у меня! – отозвалась Ника, осторожно проведя пальцем по ветхому, пыльному корешку.
В комнатке было тихо и почти темно. Окна были наполовину завешены тяжелыми шторами света сухой лаванды, а пахло здесь как в православной церкви – свечами и какими-то маслами. Очевидно, книга была экспонатом для будущего музея, решила Вероника, и легко открыла ее ровно посередине. На странице было написано всего одно слово: «Переверни». Ника в недоумении перелистнула страницу и увидела, что следующая была зеркальной. Словно в миниатюрном экране, из ее собственного отражения – бледная девушка с темными глазами и выбившемся завитком волос – проявилась картинка. Тот же самый зал, что был на первом этаже. Полина и Коля, бесстрастно глядящие прямо на нее, а за ними – еще около десятка дорогих Нике друзей. И все они стоят неестественно прямо, скрестив руки на груди или сцепив их замком за спиной… И Ника понимает: вот сейчас! Сейчас они повернуться спиной и уйдут. Но откуда зеркальной страничке какой-то музейной книженции было знать о ее кошмарах?
Не думая о том, что она делает, девушка заговорила, обращаясь то ли к книге, то ли к «отраженным» в ней друзьям.
- Откуда вы знали, - сказала она, - что это самый страшный мой ночной кошмар? И он всегда сбывался, раз за разом… Я видела, как вы уходите. Надеваете белые, ничего не выражающие маски, отворачиваетесь – и уходите прочь. Навсегда, насовсем уходите. А я стою, и не могу произнести ни слова, даже звука не могу издать… даже выдохнуть. Потому что знаю: остановить не смогла бы. Да и никакого права вас держать у меня нет и не было. И в вас в этот момент нет жалости. И боли в вас нет. Это только в моем сердце какие-то нити рвутся – с болью, с горечью, без надежды… Так многие уже уходили. Слишком многие, слишком любимые. И это – то, чего я боюсь. Так откуда вы знали?
Чувствуя себя совсем опустошенной, Ника даже не заметила, как, и вправду, уходят прочь зазеркальные слепки ее друзей. Она быстро перевернула страницу назад и увидела, уже ничему не удивляясь, она увидела, как на поверхности белой желтовато-белой страницы начинают проявляться новые буквы. Черные закорючки, похожие на муравьев, складывались слова, и вскоре девушка смогла прочесть: «Ты боишься не того, что тебя покинут. Ты боишься той, с кем в этом случае ты останешься наедине. Того, что придется взглянуть ей в глаза, узнать по-настоящему, без дополнения вроде «лучший друг» или «сильная женщина».Такой, как есть – не для других, а в принципе.
Но на самом деле бояться нечего. И прятаться не нужно…»
- Сама справлюсь! – огрызнулась Ника, не дочитав.
От легкого касания ее пальцев буквы снова разбежались, как причудливые букашки, и через секунду Ника прочла: «Вот и умница!»
Зеркальная страница книги отразила большие голубые глаза Полины, глядящие одновременно испуганно и твердо. Но отражение тут же сделалось размытым, и уже через секунду девушка увидела на странице себя, идущей по пышной аллее в парке под руку с молодым человеком, лица которого она не могла рассмотреть. Они шли и шли, но вдруг он остановился, выпустил ее руку – и пошел прочь. И тогда Полина его узнала. Она даже закусила губу – какая-то потрепанная книга не могла знать ничего о ее мыслях.
- Значит, уйдешь? – спросила она у знакомой фигурки на странице. – Конечно! Вы все уходите! Думаете, что делаете нам одолжения каждый раз, когда заговариваете с нами? Каждый раз, как проводите время с нами?.. Ну нет!
И она со злостью отшвырнула книгу, крикнув отчаянно: «Идиот!»
Вероника решительно вернулась к той части коридора, где было разбито окно. Человек в тяжелой маске все еще был там: он стоял на корточках, задумчиво разглядывая осколки стекла, залитые кровью. Крови был не очень много, но у Ники сердце на секунду упало куда-то вниз.
- Ты ведь пойдешь с нами? – не поднимая головы, спросил ее «адепт смерти».
- Зачем это? – спросила она без всякой интонации.
Мужчина поднялся и медленно приблизился к ней.
- Чувствуешь же, что ты здесь чужая? Что никакой надежды нет, любви нет. Пойдем со мной, там ты станешь любимой и желанной. Будешь нашей принцессой – навек.
- В смерти? – усмехнулась Ника.
- В смерти, – он подошел еще ближе, осторожно беря ее за талию рукой в кожаной перчатке. - Сначала твое тело охватит лихорадка. Станет жарко, по коже побежит дрожь. Потом конвульсии, огнь, момент экстаза… и легкость. Освобождение. Навечно. Ты же хочешь этого?
Говоря это, он медленно опустил руку на бедро девушки.
- Что, дурак совсем? – спросила она, вырываясь. – «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов»!
Услышав голос Полины за приоткрытой дверью, Коля зашел в просторную пустую комнату, придерживая кровоточащую руку. Это только в кино эффектно выглядит – треснуть кулаком по стеклу. А в жизни – попросту больно.
Увидев в комнате распахнутую внутреннюю дверь, Коля направился туда. Воздух в маленькой комнатушке был тяжелый, как в антикварной лавке. Полина сидела на корточках, пытаясь собрать разлетевшиеся страницы какой-то книги.
- Ты в норме? – спросил он осторожно.
Девушка подняла на него глаза, полные то ли горчи, то ли злости.
- Зачем ты там остался? – вместо ответа резко спросила она.
- Хотел поговорить. Вроде отвлек его…
- Ручку поранил? – хмыкнула Полина. – Больно небось? Не надо было лезть куда ненужно!
- Полина, - устало проговорил юноша, убрав упавшую на лоб челку, и не замечая того, что пачкает кровью волосы. – Мне это уже надоело. Раз ты так не любишь меня, нам просто не нужно общаться.
Полина медленно поднялась, держа в руках только что собранную заново книгу. Спина ее была прямая, как у юной аристократки из прошлых столетий, и голос оставался твердым.
- Кто тебе сказал, что не люблю? – устанавливая книгу на пюпитр, спросила она. – Может быть, все совершенно…
И, так и не договорив, она стремительно вышла из комнаты, ни разу не обернувшись.
Вероника сидела по-турецки прямо на мраморном полу в самом центре зала, и делала импровизированное оригами из найденной в одной из пустых комнат ярко-оранжевой обертки от шоколада. Цветок получался так себе, кривеньким, но зато через пару минут был окончательно готов. «Вот и подавитесь! – думала она. – Это вам от меня будет – флер-де-ля-ви. Будем жить, как миленькие!» Она медленно провела ладонью по бумажному цветку, чувствуя, как он наполняется жизнью.
Снег за окнами не прекращался. Только постепенно темнело небо. Ника не заметила, как зал наполнился людьми – нормальные, человеческие клоуны с не нарисованными, а разрисованными лицами и паралоновыми носами предлагали поп-корн, разноцветные шарики, драже, мороженое, бумажные колпаки. Сверху, по разным сторонам широкой лестницы, спускались Коля и Полина.
- Вы где были? - спросила Ника, вставая и осторожно придерживая цветок обеими руками.
- Поссорились, как всегда, - улыбнулась непривычно бледная Поля.
- А смертелюбы ушли, - сообщила Вероника.
- Чем ты их напугала? – все еще немного нервно рассмеялся Коля.
- Жизнелюбием.
Входная дверь отворилась, впуская внутрь сгустившийся мороз и небольшую группку разношерстных посетителей. Среди них все были знакомы каждому из троих, но на лицах пришедших не было и тени узнавания.
- Куда здесь шубу повесить? - спросила высокая рыжеволосая девушка.
- Куда хотите, - пожала плечами Полина. – Но разве вас кто-нибудь звал на наш праздник непослушания?