Не могу сказать, что это был роман. Скорее пьеса, зрителями которой были случайные люди, да морские существа, плавающие в глубинах. Вряд ли кто понимал происходящее, да я и сам, обожжённый страстью, не осознавал её в полной мере. Внешне походило на игру, игру непонятную, в какой-то части подлую, но море, солнце, золотые и многоцветные блики, отражённые текучей водой, захватили сердце в страстные объятия, и я не мог ничего, решительно ничего сделать с собой, кроме как отдаться воле чувств.
О, эта безмерная стихия, силе которой противостоять не может ни одна живая душа на земле, и на воде тоже! Меткость Амура поражает, стрелы пролетают за любые железобетонные укрытия, и человек, теряя свою первосущность, глупеет, тупеет, теряет ум, но становится необыкновенно изобретательным, скрадывая объект вожделения.
В море я заплывал чуть дальше, чем обычные купальщики. Плаваю я пусть не как топор, но как полено - точно. Надувной матрас подпора хоть и шаткая, а даёт ощущение уверенности что под твоим мокрым пузом какая - никакая твердь. Погружённый в многослойные думы, я качался на солёных волнах, лёгкий бриз волну мельчил, и сквозь толстую линзу атмосферного столба солнце румянило, да нет, поджаривало загаром до цвета шашлыка моё лицо, плечи, спину. Вдруг сбоку из-под волны высунулась мокрая смазливая физиономия и посмотрела на меня чуть удивлённо. Этакий бугай и на матрасе!
- Как дела? - спросил я. - Если в Турцию, могу подбросить.
- Отлично! - ответила физиономия и перевела купальные очки с глаз на лоб. - Вы извозом занимаетесь?
- Не только, - сказал я многозначительно.
- О-о! - воскликнула с лёгким радостным взвизгом водяная фея, будто бы ей из глубины кто-то почесал пятки, и взмахнула одной рукой, намереваясь плыть дальше.
- Могу и на дельфине прокатить!..
- И где же дельфин?
Я плюхнулся с матраса, и оказался рядом с нею.
- Дельфин тут, только без хвоста!..
Я думал, что незнакомка утонет... Она хватанула полным ртом воды, словно морской бог поднёс напиться, но благо, что рядом был спасительный матрас, и она зацепилась за него, как утопающий за подвернувшуюся соломинку. Просмеявшись, и выталкивая наружу последние всхлипы и, видимо, временно обессилив от этого, пловчиха с глубоким интересом глянула в мои лукавые глаза, с какой-то нерешительностью повернулась, вздохнула, и поплыла к берегу, а я бодро оседлал мягкий круп матраса и стал грести в обратную сторону. Матрас не возражал, и мы с ним продолжили засолку наших тел на катучих волнах.
Между тем, Афродита добралась до вспененной кромки берега и, осторожно ступая по галечнику чувствительными подошвами, оказалась у оставленных голубых сланцев, придавила их столбиком своего загорелого тела и посмотрела в сторону моря. Какой-то волосатый тип с крашеного лежака тронул её пальцами за колено и что-то спросил. Она отстранилась, заплела на шее за головой пальцы рук, нашла глазами плавсредство со мной на борту, чуть подняла подбородок и закаменела, вроде как принимая солнечную ванну. Мужик, толстый и рыхлый, поднёс к губам початую бутылку пива. На таком же пляжном лежаке, наискосок от этой пары, метрах в десяти загорала моя жена, прикрыв лицо белым полотенцем, не подозревая о крючке из моря, вдруг вонзившемся в моё сердце.
Если кто назовёт меня безнравственным человеком, или гадом, я призадумаюсь - так ли это. Чего доброго, и соглашусь. Но почему каждый мужчина ищет в новой понравившейся женщине нечто волшебное, восхищается ею, и сухота в горле сопровождает его галопные мысли с чётким желанием оседлать то, к чему позвало сердце, и познать блаженство.
Ещё пару недель назад я только предчувствовал южные кипарисы, пальмы и проникающий до сердца терпкий аромат божественных магнолий, и сейчас гостил в этом раю а, кажется, жил от рождения. В следующей жизни придётся родиться какой-нибудь крупной рыбой, лучше не кровожадной, проплыть многие тёплые моря и океаны, но чтобы не попасть под зазубренный гарпун... Родители мои - дети переселенцев в Сибирь из недалёких отсюда мест, мать - по движению столыпинских реформ, которые так любят многие лицемеры от власти, отец - сталинских, а вместе они вряд ли познавшие глубокое счастье в ледяных просторах, а я, впервые приехавший на юг, только здесь ощутил истинное наслаждение от природы. Нисходящий с неба солнечный свет щедро и величественно раскрывал красоты южных ландшафтов, отчего жизнь казалась лёгкой, ровной и полной гармонии. И в первый же день на берегу я нашёл блестящий чёрный камень идеальной формы сердца - подарило море.
Скоро я почувствовал - хватит, ещё полчаса и на матрасе задымится чёрная головёшка, поэтому направился к берегу. Красотка поедала меня глазами, правда, спрятав их за тёмные очки, блуждающая улыбка, так идущая к её милому лицу, заставила вторично ёкнуть сердце. Накинув на плечи рубашку, я тоже отправил ответную улыбку, и с матрасом на вытянутых руках, и с женой на хвосте, покинул гомонящий пляж курортного городка.
Приняв душ, мы решили просочиться в Сочи, уже ставшем олимпийским городом. Жена, предок которой появился в Сибири с одним из отрядов, отправленных царём Петром Первым, хроническая мерзлячка, часто вспоминавшая его упокойную душу неласковым словом, тоже впервые выбралась из резко континентального климата в субтропический и я видел её азарт в царстве тепла, камней и солнца, её желание сродниться с окружающим миром, отчего сильно опасался за психическое здоровье: залезет на пальму или кипарис, привяжет себя, облохматясь, древесными волокнами и скажет, что хочет прожить остатные дни здесь, чтобы слушать нескончаемые песни прибоя. А оставить одну не хотелось, дабы избежать лишних наростов на голове: вдруг кому-нибудь пригодится!..
Но поехали вдоль побережья на маршрутке, управляемой джигитом, и скоро наши фигуры принял в радостные объятия неторопливый сочинский вокзал, откуда почти сразу начинались торговые ряды, с первых прилавков так интересующиеся кошельком и зевающие равнодушьем в спину.
Цены не кусались, цены лизали удивлённый взгляд, отчего хотелось прибарах... точно, напиться, насытиться барахлом, которое в моём городе стоило других цифр. Через час я устал от общения с торговым людом, видимо живёт во мне давнее к ним отрицание, отчего одежду я вынашиваю до праха. Звало море. Мускусный запах побережья витал повсюду, в моём городе таких праздничных насыщенных ароматов не было, отчего и жизнь казалась скучнее, суше, даже тощее на их, проникающих до селезёнки, фоне.
Вечернее купание в море - божественно! Я взобрался на круп бешенного мустанга - матраса - и в море. Волны сердито поднимались и, упругие, бежали к берегу. Море было хоть и неспокойное, но не настолько серьёзно, лишь заставляло держаться настороже. Будто из-под волны появилась мордашка, которую я, уже таясь от себя, ждал.
- Не промок, дельфин? - спросила она воркующим голоском.
Все плавники во мне взбодрились, едва не пропоров матрас. Чёрт возьми! Её с лукавинкой глаза, лицо и золотистая кожа, притягательная в голубой воде, облепленная мелкими пузырьками воздуха, казались нереальными. Она была божественно хороша на берегу, но здесь... Ах, ты, господи, угораздило!.. На глазах у собственной жены и мужа этого небесного создания. Я молча протянул руку и она ухватила её, потом отпустила и перебралась к моему лицу. Думаю, что с берега из-за волн и толщины матраса не было видно её мужу, да и моей жене. Похожий на кита с рыбой прилипалой, я стал грести от волнорезов дальше в море, чувствуя, что тону в её грешных глазах, и мало понимая смысл своего действия.
- И куда мы направились? - спросила морская фея.
- У меня недалеко заимка - подводная лодка.
- А шампанское есть?
- Есть. В пузыре у акулы.
- Плохой дельфин, - сказала она. - Без шампанского плыть в море не хочу и
оттолкнувшись, легко поплыла на спине, будто профессиональная пловчиха. А мой жалкий матрас понесло к берегу на жестковатых рёбрах торопливых волн...
День стремительно заканчивался, в голове звенели колокольчики, звон которых услыхала жена. У женщин вообще собачий нюх на левосторонние движения своих половин, как на спрятанный наркотик. Вернувшись из душа, я обнаружил, что жена плачет. Слёзы, два горных потока, орошали долину смятой подушки. Ё-ка-лэ-мэ-нэ!..
- Сантехник не нужен? - выкатил я ехидность, за которой, как за подначкой, искал причину прохудения крана слёз.
- Ты опять за своё?
- То есть?
- Вчера ухлестнул за этой Любой из Ростова, соображаешь, что делаешь?
У меня отлегло от сердца... На ночь глядя собралась тёплая компашка: кашу заварил я, хозяйка нашей мини-гостиницы пригласила на вино. Была Люба из Ростова с мамой, всё понимающей тёткой, это я увидел по глазам, потом подгребли ещё две дамы со второго этажа, Игорь, майор из Иркутска, мужик внешне тяжёлый, как ресивер танковой пушки, но парень свой, с ним я бы пошёл в атаку. Я купил трёхлитровую банку красного виноградного вина и фрукты, кто-то в складчину добавил закуси, благо, торговая точка бесперебойно функционировала наискосок от нашего жилья и, пока дамы украшали стол, разбудил жену - для полноты компании. Лучше бы я этого не делал!
Возбуждённость и красота южной ночи захватила присутствующих. Масть покатила+ Вино пили, что газированную воду. Когда я начал читать собственные стихи, дамы закатили глаза... Нечто волшебное оросило взволнованные души. По виду Любы можно было легко понять, насколько это чувствительная натура: её поразила моя способность сочинять стихи. Будто бы в Сибири работают одной кувалдой. Оказалось, что и головой. Поговорили о русской поэзии, о том, и сём, о пятом, десятом - и только! Глаз на неё я не ложил. Ни левый, ни правый. Ни остекленевшие от хмеля оба. А вишь в какую непогодь -мокрую заковыку дело повернуло... Я назвал жену чудным словом - дура, она меня обласкала полудурком, и мы взгнездились спать поврозь, я поскакал в сновидения на милом, объезженном матрасе - утро вечера мудренее.
Утро не могло не быть, я проснулся, потому что запах кофе щекотал ноздри и достиг глубин подсознания. Как у собаки Павлова обильно пошла слюна. Но гавкнуть даже не появилось мысли. Не выходила из головы морская рыба-прилипала с хорошо прожаренными солнцем ягодицами. Я уже знал что делать. И чувствовал свои действия, - я их видел. Делая вид, что никакой размолвки не произошло, с женой мы пили кофе, готовились к утреннему забегу на пляж, и пока суть да дело, я сбегал в мини-маркет, купил для феи из моря полусладкое шампанское и пластиковый стакан. Не забыл стакан и для себя.
Если бы я спрятал купленное в набедренную пляжную повязку, меня женщины порвали на сувениры. Но я двигался к берегу обычным сосредоточенным шагом и, странное дело, в моих руках обиженная жена не заметила шампанское, прикрытое матрасом. Воротила лицо в сторону. Я молча водрузил себя на свой "корабль" и поплыл в море, желая раствориться в бирюзовой дымке утреннего морского воздуха. Под цвет матраса синий пакет с бутылкой шампаня и стаканами лежал под моим подбородком. Часа через два я почувствовал, что стал обрастать рыбьей чешуёй, будь поблизости рыбак с блесной я, пожалуй бы, клюнул на ловильную снасть. Моей красавишны не было видно, а я болтался на волнах, как брошенная шкурка, снятая с переспелого до черноты банана. Приближалась пора зачехлить себя в одежду, ибо свирепое южное солнце к полдню достигает температуры открытого огня паяльной лампы, и моя кожа не могла выдержать бешеного напора солнечной активности и превратилась бы в красно-чёрные тонкие лоскуты, и я устремился к берегу.
Шампанское на жену произвело впечатление. Как!.. Муж возвратился не из магазина - с воды, а в руках охоложеный божественный напиток и два прозрачных стакана. Любой человек офанареет от подобного сюрприза, а тут женщина! Существо эмоциональное. Но я-то был хор-рош, нечего сказать. Моё двуличие меня же поражало, но я был в своей мужской стихии, как волк с бесконечным зубовным чёсом. Пусть и вернулся без добычи под хихиканье бога раскачливой морской волны, и гружёный тяжёлым, леденящим осадком на сердце.
Едва с женой мы поместили хмельное содержимое бутылки в надёжное место наших организмов, и алкоголь пошёл размашистым шагом по кровеносным сосудам, как я увидел, что будто с горы на лыжах скатывается желанная для глаз шоколадка. На ней был новый купальник с рисунком - это был стремительный дельфин над чертой, обозначающей голубую волну. И куда с намёком нырял дельфин!.. Шурша галькой, она прошла мимо, прижимая под мышкой халат и махровое полотенце, и расположилась наискосок, посмотрев на мою жену как на макаку, которую я привёл на поводке. А её спутника, шлёпающего следом с двухлитровой бадьёй пива, я сравнил с пузатым двухкамерным холодильником, неряшливо окрашенным кузбасс-лаком.
Но мы с женой навострились отчаливать. Боковым зрением, едва не получив косоглазие, я поймал обращенный на себя взгляд красотки, полный молчаливой просьбы - не уходи! Но как не уйти?.. Вздымающаяся от волнения грудь, будто шторм её чувств, её страсти накатывал на меня огневой стихией. Жена, спокойно и уверенно уже отдалялась от пляжа в десятке шагов впереди, и мне ничего не оставалось, как последовать за нею с матрасом на вытянутых руках.
В полдень следующего дня мы улетали домой, в Сибирь-матушку, страну комарья, коварных оводов, безденежья, ухлёстанных дорог, сворами лихоимцев, кормящихся в разного уровня администрациях. Россия хоть и приросла Сибирью как толстой наледью на окошке в Азию, так сильно её не балует, доит беззастенчиво коровушку день и ночь без роздыха. В душе ёкало+ Выбрались в кои веки в тёплые края, наскребли по сусекам деньжат на отдых, а время проскочило одной минутой, даже не скрипнув ботинком, вроде как моргнул пару раз - и всё, собирай манатки, дёргай в свою простудную державу. Поэтому ускользающие часы общения с морем и необыкновенной красоты природой казались особо сладкими.
Стрелка часов приближалась ко времени вечернего выхода к воде. К моему удивлению жена сослалась на внезапную слабость и решила остаться в комнате нашего временного жилища. Я поднял на руки безотказного резинового друга и пошёл к морю, вздыхающему от нетерпения меня увидеть и качнуть, как мне казалось, на горбатых спинах волн. Вряд ли так же думало море. И было ли вообще озабочено чем-то подобным. Но я шёл на гомонящий от загорающих берег и меня колотило. Неостановимая дрожь пронзала как на ветру в сорокаградусный мороз. Я называл себя последним гадом, идиотом, материл трёх, и девятиэтажно, и двигал бодро свои волосатые мослы в сторону моря.
К моему облегчению знакомых фигур на пляже не обнаружил. И бесконечная масса воды, тёплая, ласковая, накатывая волну за волной, встретила, как и пробежавшие дни, - дружелюбно. Я заплыл далеко за волнорезы и наблюдал крикливых чаек, перистые облака, у горизонта стоящие на рейде морские суда, жёлтые бананы с отдыхающими, возвращаемые катерами с морских чистин, и просто лицезрел иные формы бытия. Вдруг холодная тонкая рука, как змея, обвила мою шею.
- Я знала, что ты будешь здесь, дельфин!..
Это была Она!.. Такого блаженства на лице я не видел ни у одной женщины на земле. Никогда. А пожил-то я будь здоров. Всё внутри оборвалось. Язык прилип к нёбу, высох и съёжился, как несчастный перчик у крашеного белым забора зубов.
Я потерялся в пространстве и времени. Или так показалось. Вообще громадность небесного купола и воды до горизонта дают ощущение пылинки на свете. Неведомая рука и сила передвигает тебя в непонятном направлении между бездной и твердью, которую ты улавливаешь интуитивно десятым чувством, но как элемент золотого сечения, используемого в живописи, уравновешиваешься движимыми и малоподвижными фигурами на жизненном полотне по чьей-то воле. А, может быть, и воли - то нет, а есть раскрученная Вселенной живая материя, которая живёт, дышит, сопит и хлопает глазами, видя мокрого от морской воды типа на резиновом матрасе. Но греховное мужское самодовольство во мне шевельнулось, я почувствовал, как оно провело по солёному животу скользким рыбьим хвостом.
Не зная, как себя вести дальше, я испытал некую растерянность. Но красотка вдруг впилась в мои губы с невиданной мной страстью. Сколько продлился этот огненный поцелуй, пожалуй, зафиксировать мог лишь какой-нибудь фыркнувший пенсионер-наблюдатель. Потом жестко оттолкнулась и поплыла параллельно берегу, по-мужски, вразмашку.
В аэропорту Адлера, когда мы с женой подходили в очереди на посадку в самолёт, я ощутил на себе пристальный взгляд, и сбоку увидел эти же страстные глаза.
Сколько невысказанного в них было!.. Неподалёку, рядом с чемоданом, стоял её мужчина, курил, смотрел куда-то в даль, на горы. По щеке чудной красавицы медленно катилась прозрачная слезинка.
Рассказ опубликован в литературном журнале "Преодоление" №8