(Повесть вошла в книгу "Восемь лет без кокоса", ИД "Полярный Круг", Москва, 2010)
I Будни и PRаздники
В пустом вагоне холодно и как-то жутко от мертвого электрического света, озаряющего грязный заплеванный пол загородной электрички и народное слово, выцарапанное на спинке сидения. За окном ночь, сквозь которую несется мой поезд, оглашая ее грохотом и визгом. Грохот постепенно стихает, поезд замедляет ход и, наконец, останавливается. Что-то говорит мне, что выходить - здесь. Я прыгаю с подножки в темноту. Под ногами шуршит гравий, крупный и очень темный, почти черный. Поезд трогается и уезжает, гирлянда его мертвых огней в последний раз мелькает передо мной. Я оглядываюсь. Странное место. Вокруг пустыня, серая и неживая. Ни единого здания, ни огня. Только железнодорожный путь, уходящий в бесконечность. Черное небо, черная земля, а между ними я. Надо найти свет, иначе меня просто раздавит. Ведь свет где-то должен быть, должна быть какая-то жизнь… Если пойду вдоль путей, то в конце концов обязательно приду к станции, ведет же куда-то эта железная дорога, ушел же куда-то поезд… Я иду, стараясь не потерять железную колею, почти невидимую в темноте. Карабкаюсь по гравийному откосу, который с каждым шагом становится все круче и все больше осыпается, стягивая меня куда-то вниз. Холодный ветер дует все сильнее, сбивает с ног. Падаю, поднимаюсь, хватаюсь за шпалы руками, чтобы не потерять свой единственный ориентир. Я иду и иду, и силы на исходе, а впереди ничего не меняется – рельсы по-прежнему уходят в никуда, и ни намека на свет. Страх сменяется сначала отчаянием, затем тоской и безнадежностью от осознания того, что света больше не будет. Вообще. Будет только пустыня, холодный ветер, путь в никуда и одиночество… Вдруг из темноты раздалось жужжание, которое все приближалось и приближалось, пока совсем рядом не трансформировалось в не очень осмысленные, но знакомые звуки, издаваемые голосом, смутно напоминающим человеческий. «Доброе-доброе утро, Планета! Я возвращаюсь с того-о света! Одииин день мне хватит на этот….». «А Лагутенко-то что ЗДЕСЬ забыл?» - пронеслось в измученном кошмаром мозгу прежде, чем я окончательно проснулась.
Зарождающийся зимний день просвечивал сквозь шторы. Голова квадратная, дышится с трудом, похоже, что еще и температура… Точно, вот только простуды для полного счастья и не хватало… За окном меж тем 14 февраля начинается. День Святого Валентина. Вторник. День всех влюбленных. Или вторник – просто день…
На столе мобильник тем временем все продолжал орать про доброе утро, которое, по идее, должно случиться сегодня на планете. Сердце вдруг подпрыгнуло и застучало, как японский барабан Танаку. Это все температура? Или Святой Валентин в свой праздник сотворил чудо, и?... Ну и?... Ну и - как всегда… Эхо сердца еще отдавалось в ушах, а телефон тем временем не переставал противно дребезжать в руке. Экран его, мерцая ледяным светом, плевал в верящую в чудеса душу словами «Вам звонит Будда». Этому-то чего надо? Может, не брать трубку?... «С праздником! Кстати, ты в редакции уже?» «Нет, а что?» «С ума сошла! Сегодня же вторник, забыла? Опоздаешь, кто перед Димочкой отмазывать будет? Будда опять? Не дождешься!!!» Блин. Чудеса на сегодня точно отменяются. Тот, чьего звонка ты ждешь каждую минуту, тебе не позвонит, ни сегодня, ни завтра, ни, похоже, что и в любой другой день тоже. Может, он вообще давно стер из памяти не то что твой «кривой» мобильный номер, но и вообще всю вашу историю. Радость, свет, тепло, бесконечную нежность стереть из памяти за семь с половиной дней – можно ли? А почему бы и нет? Раз возможно, что один и тот же день для кого-то - День Влюбленных. А для кого-то другого он же – вторник, просто день.
В редакции газеты «Спортивная Столица» я оказалась минут за 20 до начала обязательного еженедельного мероприятия. Я про себя называла его экзекуцией мозга, а мой коллега и приятель Сашка Буднин, он же Будда, «ток-шоу «Последний разум». Главный редактор же по каким-то ему одному ведомым причинам называл это словом «планерка». Непосредственно планирование номера занимало 10-15 минут, предшествующие же два часа обсуждались всякие удивительные вещи, которые нормальному человеку долго обсуждать и в голову бы не пришло. С другой стороны, в том-то и дело, что нормальному… Видимо, само местонахождение редакции к излишней нормальности не располагало. «Спортивная Столица» ютилась в здании, принадлежавшем Москомспорту, и соседствовала с федерациями футбола и бокса. По коридору периодически бродили габаритные «защитники российского триколора», и хорошо, если в одиночку, а не целой командой сразу. Особенно здорово было в те дни, когда какая-нибудь заезжая сборная ошибалась дверью, и вместо своей федерации вламывалась к нам, как правило, всем составом, включая тренера, врача и запасных…
Сегодня с утра в редакции было относительно спокойно. Ответсек Евгений Васильевич буркнул приветствие и уткнулся в монитор. Кроме него, в комнате был только фотокор Будда, восседавший на подоконнике с сигаретой.
- Анька, хорош мучиться, смотреть на тебя страшно - попытался изо всех сил поддержать меня друг.
- Неделя уж прошла, а от человека ни слуху, ни духу, до сих пор не позвонил, даже SMS-ки не прислал… А сегодня, между прочим, День Влюбленных...
- А я свою девушку принципиально с этим идиотским праздником не поздравляю никогда.
- Вот уж не знала, что ты, Будда, и такой гад!..
- И ничего не «гад»! Я просто не есть жертва пиарастов, вот и все. Чтобы любимой приятное сделать, не нужен искусственный праздник, придуманный продавцами открыток.
- Знаешь, мне кажется, что и само слово «любовь» тоже придумали продавцы сувенирной продукции. Потому что уж очень оно ничего не выражает из того, что у меня сейчас в душе и в голове творится….
- Ты знаешь, а…
Но договорить очередную умную мысль Будде было не дано. Ибо в офис влетела Aля… Шумовой эффект от пришествия выпускающего редактора Аллы Скрейдель на работу можно было смело приравнять к набегу гостевой сборной. Сейчас она, воинственно потрясая последним номером конкурирующего издания, вопила: «Вы только посмотрите, что у них на первой полосе!» Мы посмотрели и ничего интересного там не обнаружили. Все как обычно: большая, на всю обложку, фотография какого-то футболиста с перекошенным лицом и не блещущий многословием заголовок: «Евро-бум». «И вы еще спрашиваете: «Ну и что?»?!» - продолжала бушевать Аля. «Сегодня они написали «Евро-бум», а завтра напишут «Евро-трах»!». И, оставив изумленной публике газету, Алла принялась усаживаться на рабочем месте, не переставая при этом что-то бубнить. Публика, в общем, не очень-то сильно изумилась. Ей было давным-давно известно, что Алла, она же Аля, она же – Алусик – секс-символ Москомспорта, точнее, считает себя таковым и это, по-видимому, не лечится. От покушений сорокашестилетнего Алусика страдало мужское население редакции, а также все наши соседи по зданию. Когда Алусик нес свое бренное, совершенно бесформенное тело, одетое во что-нибудь яркое и короткое, по коридору, бравые спортсмены расступались перед ней и вжимались в стены так, будто хотели выдавиться в другой комнате... Войдя в редакцию, Аля принималась оповещать присутствующих о своих последних интимных подвигах. Так как эта информация давно уже никого не интересовала, Алусик вещал в пространство, оборотясь лицом к персональному компьютеру. Зрелище было, мягко говоря, странное, особенно для людей к нему непривычных, например гостей редакции или потенциальных спонсоров наших многострадальных эксклюзивных проектов... Недавно Будде пришла спасительная для коллективных ушей идея. Рискуя быть изнасилованным, Сашка провел для Али курс продвинутого пользователя Интернета… И теперь выпускающий редактор «Спортивной Столицы» поверяла свои сексуальные фантазии многочисленным специализированным чатам, скрывая свою восьмидесятикиллограмовую сущность под ником «Alusya Skrei»… Что, однако, не избавляло ее ПК, а заодно и нас, от периодических порций сексуально-патологических излияний… «Алуся Скрей» неожиданно заткнулась и плотоядно заулыбалась. Это могло означать одно: в нашу комнату вошел мужчина… Правда, существо, возникшее в дверном проеме, мужчиной можно было признать только формально. Никита был новым редактором отдела игровых видов спорта и легкой атлетики. Лично меня он покорил с первого слова. Именно с такой интонацией и таким голосом в пародийных фильмах разговаривают гомосексуалисты. Одевался Никита в кожаные штаны, от него постоянно тащило каким-то немыслимо ядовитым парфюмом, только что глаза не красил (по крайней мере, на работе). Неоспоримый плюс его в глазах девушек был в том, что если Нику спрашивали о способах ухода за собой, он впадал в часовую лекцию, причем рассказывал очень основательно и явно со знанием дела… Алю он равнодушной не оставил. Меня тоже. Нет, меня не интересовали «мастера педикюра», просто этот «противный игрунчик» явно подбирался к моей рубрике. Между прочим, это была полоса о боевых искусствах. Единственная авторская полоса, еженедельная, с фотографией ведущего, повышенными гонорарами и практически полной свободой от творческого вмешательства Алусика (последний пункт я отстаивала перед главным редактором с особым рвением). Только Никита не знал одного – для его здоровья было бы серьезным риском соваться в будо -тусовку. Большие дяденьки в кимоно «голубков» на дух не выносят. Зато вперед ногами с интервью могут вынести вполне… Размышляя о Никите и печальной судьбе, его ожидавшей, я просматривала приглашения и новости, которых за выходные нападало в почту великое множество. «В Израиле стартует чемпионат мира по каратэ среди сексуальных меньшинств». Улет! Никита! А…э… а сколько времени, не подскажешь? Фу, Господи, я чуть нашего «игрунчика» не спросила, не хочет ли в командировку слетать… Не представляю, что бы тогда было… Хотя, нет, вполне представляю – еще один нерабочий конфликт. Их у нас и так хватало. Чего стоила «столетняя война» между Алей и мэтром Лесовским! «Мэтр» был, как и положено мэтру, стар, сед и невыносим. В свое время он писал в большой советской спортивной газете. Только вот время это давно ушло, а мэтр остался. Не знаю уж, что он писал в свои лучшие времена, но сейчас его материалы состояли из таких вот пассажей: «И вот он победоносно несется к финишу, как стрела взмывая над кочками, наш горнобегающий орел Иван Кузьмин…». Процесс сотворения очередного шедевра имела сомнительное счастье наблюдать вся редакция, ибо мэтр, считавший овладение навыками пользователя ПК ниже своего достоинства, творил исключительно вручную. Трансформировать хэнд-мейд мэтра в электронный вид должна была наша несчастная секретарша Леночка. Почерк у Лесовского был подобен почерку хирурга районной поликлиники, прочесть его мог лишь опытный криптограф, и то с пятого раза, и мэтр свои тексты Леночке диктовал, громко, нервно и по слогам… Аля и Лесовский не разговаривали уж точно не меньше года. Причину сего никто уже не помнил. Но недавно случился новый виток в их отношениях: Лесовский написал Але письмо. Десять страниц каллиграфии выражали категорический протест против Алиного аморального поведения. Нормальный человек, получив такое послание, выбросил бы его в мусорную корзину, либо оставил - смешить друзей (или чтобы расшифровать и внести тем самым свой вклад в развитие криптографической науки). От Али, конечно, трудно было ожидать адекватной реакции. Но и того, что она с этим письмом пойдет к начальнику и будет вопить и стучаться лысиной в паркет димочкиного кабинета, никто не предполагал… После чего вроде с виду вменяемый Димочка устраивает разбор ситуации на очередной планерке. И все сотрудники редакции вместо того, чтобы заниматься делом, ровно час пятнадцать минут слушают диалог двух идиотов… Так у нормальных с виду людей начинают возникать странные риторические вопросы, из серии «а не заразен ли маразм»? Быть может, он передается воздушно-капельным путем от подчиненных к начальству? Кстати, вот и оно – начальство. Тридцатидвухлетнее, гладко выбритое, зеленоглазое, в дорогом костюме – в общем, во всей красе, и, как обычно, с получасовым опозданием. Лучезарно улыбаясь с высоты почти двухметрового роста, Димочка пронес себя через корреспондентскую в личный кабинет. Евгений Васильевич поднялся из-за стола и молча сделал всем знак рукой – пора было на еженедельную экзекуцию мозгов… Мы с Буддой пристроились в «своем» углу, за фикусом, и, как обычно, приготовились два часа играть в «морской бой». В прошлый вторник выиграла я, и Будда имел твердое намерение отыграться. Но взять реванш в этот раз ему было не суждено «по техническим причинам». Вместо того, чтобы, как обычно, дать Але слово, Димочка дал ей недвусмысленную команду помолчать, и раскрыл свежий номер «Столицы». По выражению его лица было видно – сейчас кому-то станет нехорошо. Дима, обычно вполне милый и благодушный персонаж, обвел всех по очереди уничтожающим взглядом, и остановил его, в конце концов, на Нике. «Никита, скажи, пожалуйста, чем ты был занят в пятницу вечером, а? » - вопросило начальство, в голосе которого слышался едва сдерживаемый праведный гнев. Ника вжался в стул и проблеял, что был на фестивале «Королева спорта» в Лужниках. После чего Димочка разразился многоэтажной тирадой. Суть истории, если опустить матюги, была такова: международный турнир по легкой атлетике «Королева спорта», проводимый в «Луже», был одним из самых значительных событий спортивного года в Москве. Соответственно, он был важен для нашего патрона – Москомспорта, и, уж конечно, имел первостепенное значение для нас. Отрядив для освещения этого знакового мероприятия юное дарование - Нику - Димочка был очень огорчен результатом. О турнире несколько дней писали и говорили все городские СМИ, и их отчеты сильно отличались от статьи в «Спортивной Столице». Оказалось, что этот придурок Ника умудрился перепутать фамилии выигравших и проигравших! И теперь «дарование» могло претендовать на авторство спортивной сенсации года. А также на лишение годовой премии. Ну, премии Димыч его, может, и не лишит – к тому моменту отойдет. Но вот с зарплаты его штрафанут так, что мало не покажется. По-хорошему, надо бы его вообще уволить к... И так далее. Наконец, Димочка выговорился. Народ, остолбенело безмолвствовавший, начал потихоньку выдыхать. И тут Димон оглядел свои владения и увидел нас с Буддой, блаженствующих в фикусовых кущах. «Анют, с твоим материалом тоже проблемы». Этим он меня удивил. Нет, я тоже живой человек, и, бывает, местами даю косяки. Конечно, до Ники мне далеко… Но с моей рубрикой сейчас не должно было быть проблем: небольшое интервью и отчет о международном турнире по одному из видов каратэ. Ничего сложного… «Звонил некий Иван с жуткой фамилией – то ли Левый, то ли Кривой… » «Крайний» - со вздохом поправила я, уже понимая, что Димочка ничего нового мне не сообщит. «Так вот, этот Крайний скандалил по поводу твоего отчета о чемпионате по каратэ. Орал, что все было не так, и если мы не опубликуем официального извинения, то он, цитирую «нахрен взорвет эту ….ую газету» и на одном суку повесит того, кто писал статью, главного редактора и издателя!» «Дим, за полтора года этот разговор меня уже достал. Пусть господа каратисты либо делают нормальные соревнования, либо платят по рекламным расценкам! А так – вот им москомспортовский акын Анна-на, что видит, то поет…» - спокойно среагировала я. Спокойно-то спокойно, но вот внутренне, конечно, уже начинала закипать. И этот осел Ваня Крайний еще имеет наглость звонить и скандалить! Ваня был президентом той самой федерации, которая проводила чемпионат. Эта организация была очень непопулярна в будо-среде из-за спортивной нечистоплотности ее руководителя. А чего он ожидал? Думал, если нашел бабок на рекламные щиты и растяжки по всему центру города, то от этого что-то изменится? На соревнованиях Ваня, как правило, пихал в чемпионы своих откровенно посредственных бойцов. Чемпионат мира исключением из этого правила, увы, не стал. Судьи снимали баллы соперникам каратистов Крайнего буквально за каждый вздох. Лично мне было мерзко наблюдать, как многократных призеров и чемпионов мира и Европы удаляли с татами за набитие лиц Ваниным бойцам, которые эти самые лица радостно подставляли под удары … (По правилам спортивного каратэ удар нужно остановить в 2-х сантиметрах от цели, иначе судьи наказывают того, кто бил). Японцы, приглашенные на турнир, были в бешенстве. Несмотря на то, что им откровенно подсуживали «гостеприимные» хозяева. О чем основоположники каратэ честно рассказали мне в интервью. Естественно, я написала материал «в багровых тонах». А Ваня, похоже, ожидал увидеть очередной отчет, списанный девочкой-лохушкой с официального пресс-релиза, где «все прошло хорошо и господа каратисты расстались, обнимая друг друга за плечи». Щаз! Мой вид часто вводит людей в заблуждение, согласна. Представьте, вы – старый заслуженный боец. Ваша жизнь проходит в зале, среди таких же старых и заслуженных, в потных кимоно. Женщин вы видите редко, да и то скорее всего – уборщицу раз в неделю. И тут, однажды, солнечным утром, приходит в ваш этот зал блондинка, на шпильках, в юбочке, и, глядя на вас восхищенными голубыми глазами, спрашивает: «А вы случайно не тот ли самый Иван Мордобоев, чемпион всего чего можно? Ой, как здорово! Мне Григорий Убийцев, ваш товарищ по сборной, сказал, что вас можно здесь найти!» … Вы уже падаете в моральный обморок. А когда ко всему прочему выясняется, что девочка знает, что такое дан, кто такие Масутацу Ояма и Кано Дзигоро, может часами с интересом слушать про каратэ/таэквондо/дзюдо/ушу тайцзицюань и т. д. нужное подчеркнуть/дописать… У нее у самой, оказывается, за плечами двенадцать лет дзюдо и звание мастера спорта России (а посмотришь – в жизни не скажешь!) И тут вы впадаете в такое состояние, что готовы для нее на все. Даже на интервью, хотя вы их никогда никому не даете, так как общения с журналистами и прочими людьми, которые ничего не понимают в будо и никогда не поймут, вы категорически избегаете… Посему за свою безопасность я была полностью спокойна: за полтора года работы у меня набралась целая армия «мордобоевых», и даже несколько «убийцевых». Так что, вздумай этот лопух Ваня всерьез угрожать, мои знакомые парни даже воспоминания не оставят ни от самого Крайнего, ни, заодно уж, от Левого и Кривого. Все это я в очередной раз терпеливо изложила Димочке. Димочка в очередной раз дал себя успокоить. После чего все, наконец, полностью выдохнули, и Дима барским жестом «включил» давно страждущую Алусю…
Мозг, переключившийся на морской бой, вынес «экзекуцию» практически безболезненно. Но, все же, выходя с планерки, я была несколько более зла, чем обычно. Из-за непредвиденного выговора Нике планерка затянулась на полчаса дольше. Соответственно, мы с Буддой опаздывали на встречу с героями моего будущего материала. За сегодня нужно материалов на несколько выпусков набрать – Будду мне на целый день не часто отдают, надо пользоваться по полной, а не сидеть тут, байду всякую выслушивать…
II Сломанный автобус
«Когда был ниндзя маленький, с кудрявой головой…» - задумчиво протянул Будда, каким-то чудом заметив свободное от машин место и втиснув туда своего боевого коня. «Конь» этот представлял собой зеленую двухдверную «Ниву», всю в шрамах от битв за «места под солнцем» на столичных парковках. «Рубал катаной валенки и был он горд собой!» - докончила я это своеобразное «хайку», пытаясь открыть дверь машины, которая оказалась приперта сугробом… Весь день мы с Буддой занимались посещением различных адептов боевых искусств. В результате в одном додзе нас чуть не свели с ума, в другом чуть не убили. Первым пунктом нашей программы был товарищ, который недели две регулярно звонил в редакцию и приятным голосом сообщал: «Здравствуйте! Вас беспокоит Илья Иванович Кукушкин, я, знаете ли, ниндзя… ». Несколько раз он попадал на нашего ответсека Евгения Васильевича, человека, который очень не любил сумасшедших, а потому невежливо отвечал, что «Ниндзя Кукушкин нас не беспокоит!», и вешал трубку. Но как-то раз ниндзе невероятно повезло – трубку взял главный редактор Димочка, добрейшей души человек, чем-то неуловимо напоминающий героя произведений писателя Вудхауса Берти Вустера… Настойчивый мужчина Кукушкин не преминул воспользоваться тем, что его не послали сразу после слов «я ниндзя», и загрузил несчастного Димочку до такой степени, что почти обратил его в свою ниндзюшную веру. Справедливости ради надо все-таки сказать, что и менее отзывчивый, чем Димочка человек, не обладая опытом общения с адептами, часто не может устоять под их идеологическим натиском. Видимо, потому, что большинство адептов совершенно искренне верят в то, что делают и говорят, а человеческий энтузиазм – штука столь же заразная, как и массовое безумие (последнее говорю со знанием дела, как бывший сотрудник «Спортивной Столицы»). Я ничего не имею против увлеченных людей. Человек без идеи, без «мотора» в душе неинтересен, как фильм без сюжета. Но влияние идеи на неокрепшую или от природы склонную к шизофрении психику приводит к жутким последствиям. Когда, например, рядовой клерк, в сорок лет впервые посетивший зал йоги или ушу, через месяц занятий превращается в придурка с остекленевшим взглядом, который чуть что норовит встать в позицию «мабу», открыть нижнюю чакру и выпустить на вас энергию ци, это несколько напрягает… Хотя сами по себе боевые искусства, йога и другие практики здесь абсолютно не причем. Мозги могут и от книжки про Гарри Поттера свернуться, если есть предрасположенность… В общем, развел мужчина Кукушкин нашего Димочку на страшное обещание – поместить про него, ниндзю «в десятом поколении», статью в официальной газете Москомспорта. Все, как в старом адептском анекдоте: «Как-то на тренировке мы встали в Стойку «Бесконечного Предела», затем перешли в «Журавль раскрывает Крылья», затем в «Тигр в Кустах», «Игла на Дне моря», потом «Змея уходит под камень»… После чего тренера отпустило и мы, наконец, стали играть в футбол». Когда «отпустило» Димочку и он попытался представить себе десять поколений ниндзей Кукушкиных, горе его приняло вселенские масштабы. Он то прилюдно скорбел и каялся в содеянном, то призывал чуму на мою рубрику, боевые искусства в принципе и все додзё в городе. Но было уже поздно: ниндзя Кукушкин трезвонил каждый божий день и интересовался, когда же к нему приедут журналисты… Отдуваться пришлось мне, за то, что веду соответствующую тему в газете, и Будде, как он говорил, «за грехи прошлой жизни». Мне казалось, что причина буддиного участия в этом мероприятии несколько менее эзотерична – Димочка просто побоялся, что без фотографий в существование ниндзи Кукушкина никто не поверит…
И вот, пришло время страшному случиться, и мы с Буддой прибыли на встречу с «невидимым» (как я вычитала во время подготовки к интервью, это было одно из прозвищ, которыми называли ниндзя в древней Японии). Маленький спортзал на окраине Москвы. Группа людей в черном отрабатывает приемы с использованием разных колюще-режущих предметов. Идентифицировать с первого взгляда удается только меч-катану. Остальное – какие-то странного вида корявые железки. Свиста сюрикенов – «смертоносных «звездочек» ниндзя», вроде бы не слышно. По татами прохаживается чувак выше двух метров роста, около двух центнеров веса, да еще и лысый, как коленка. Какой-то юноша бледный со взором горящим сообщает нам благоговейным шепотом, что это и есть «сэнсэй Кукушкин». «Да уж, «невидимый» - дальше просто некуда. Кто ж такого разглядит…» - язвит Будда, - «зачем ему, спрашивается, с такой внешностью еще и сюрикены…». «Да потише ты – если этот обидится, мы с тобой костей не соберем!» - пинаю я Буднина. Тем временем сэнсэй оборотился к двери передом, а к татами задом, и увидел двух «спортивных журналистов», сиротливо стоящих в углу. «Добрый день! Вы из «Спортивной Столицы»?» - пробасил ниндзя и гостеприимно улыбнулся, демонстрируя полное отсутствие двух передних зубов… Сэнсэй Кукушкин оказался вовсе не умалишенным (или, по крайней мере, не совсем умалишенным), персонажем лет сорока, который нас совершенно очаровал. Часа два он поил нас кофе и с видом мальчика, который гордо показывает гостям свою коллекцию игрушечных танков, рассказывал про сюрикены, ниндзей, самураев и способы плеваться во врага отравленными стрелами. В основном то, что говорил Илья, было пересказом книг по истории японского оружия, чего он, в принципе, и не скрывал. «Был, например, боевой веер. Мы на тренировках пользуемся деревянным, чтобы не было проблем с правоохранительными органами. Вообще же этот веер изготавливался из металла. Он покрывался лаком и красками, чтобы создавалась видимость, что он - деревянный и ни у кого не возникло подозрений относительно намерений его владельца. Верхняя часть веера затачивалась, и им можно было работать как щитом, отбивая предметы, или зарезать противника, если бить им в раскрытом состоянии. А в сложенном виде такой веер становился увесистой металлической дубинкой». Веерной дубинкой проникся даже Будда, который, несмотря на свой извечный скептицизм по отношению ко всему на свете, сам просился ездить со мной на задания – «С твоими сумасшедшими хотя бы интересно. А то вечно как пошлют на матч бирюлевского «Шинника» с бутовским «Подшипником», так загибайся там полдня с тоски!…». Илья Кукушкин был, видимо, человеком с фантазией. Если бы на свете никогда не существовало ниндзей, он бы их обязательно придумал. Илья закончил художественное училище и работал дизайнером детской одежды (хорошо, что эти дети его не видели, а то бы с испугу наделали в им же сконструированные портки). На досуге же человек Кукушкин писал фантастический роман и на собственные бабки содержал секцию борьбы, которую искренне считал «утраченным в веках» искусством ниндзюцу. Так как живых представителей этого вида боевых искусств на свете не осталось, то Илья руководствовался сведениями, почерпнутыми из разного рода литературы, подозреваю, что фантастической в том числе. В итоге на деле тренирующиеся под его началом «ниндзи» занимались чем-то средним между самбо и метанием ножей. Сюрикены, ножи и боевые серпы (в общем, все то, что мы с Буддой поначалу сочли составными частями старой мясорубки) московские «воины тени» изготавливали самостоятельно, вырезая их из кусков водопроводной трубы и прочих подручных материалов. Дикие же истории про ниндзей в десятом поколении, как и настойчивые звонки в различные СМИ, являлись наивной попыткой «пропиарить» секцию. Реальные истории из жизни большого ниндзи были куда занятнее: «Однажды получилось так, что родители уехали на дачу, а я был у них дома, один. Вдруг услышал из соседней комнаты какой-то шорох. Вышел посмотреть, что там такое. Оказалось, к нам залезли грабители. Прелесть ситуации была в том, что в этот момент я тренировался, и в комнату вошел в полной форме и с мечом в руке… В результате я впервые в жизни увидел, как люди буквально растворяются в воздухе…». Видно, это были очень хладнокровные, много повидавшие в своей жизни люди, раз они смогли в такой ситуации «раствориться в воздухе». Если бы я увидела, как в комнату обычной московской квартиры влетает гигантский Кукушкин в черном кимоно, размахивая катаной, меня, по меньшей мере, хватил бы кондратий… Ниндзя конкретно нас заболтал, и мы вынуждены были спешно откланяться, так как опаздывали на другое интервью. На выходе из зала в Будде проснулся журналист, и он задал каверзный вопрос: «Слушайте, во всех книжках и фильмах про ниндзя говорится, что они должны уметь маскироваться. А подо что будете маскироваться вы, если придется?». Кукушкин остановился на полдороге, у зеркала, задумчиво окинул взглядом свое отражение и произнес: «Наверное, под сломанный автобус»…
III Гуманитарная помощь братским народам
За звание смертельного номера нашей программы с посещением «сломанного автобуса» мог побороться поход в себя. То есть в клуб, название которого призывало именно к этому. Отправились мы туда более с меркантильной целью, чем с познавательной. Нас пригласили кендоисты. Федерацию кендо – японского фехтования на мечах – «Спортивная Столица» в моем лице обрабатывала не первый месяц и материалов о них мы опубликовали уже достаточно (по крайней мере, для того, чтобы у десяти тысяч наших несчастных читателей слова «катана», «иайдо», «самурай» и «боевой дух» застряли в мозгу навечно)… Кендоисты радостно звали нас на все свои турниры и семинары с участием японцев разной степени великости, и каждый раз агитировали писать про них больше и переименовать рубрику в «Московский самурай». Я с недавних пор с таким же постоянством намекала кендоистам, что я могу посвящать им каждую свою статью, а рубрику (кто его знает, может, еще и всю газету) легко и просто переименовать хоть в «Проткни врага своего мечом», вопрос в цене… Идею мне подкинул Димочка. Точнее, Димочка на каждой планерке настоятельно всех просил приводить в редакцию деньги, так как Москомспорт денег, конечно, дает, но, как все понимают, их же много не бывает… Угу, особенно если взять в кредит четырехсотый «Лексус» и заказать себе в кабинет дизайнерскую мебель, каждый раз хотелось добавить мне. Но сдерживалась, ибо – начальство. Кстати, еще не самое плохое. Свою рубрику дало, зарплату платит. Правда, что-то с каждым месяцем оная мне нравится все меньше и меньше. А между прочим, во многом благодаря моей рубрике на наш четырехстраничный листок усиленное внимание обращают и Москомспорт, и администрация премьер-министра, официальная переписка с которой очень своеобразно смотрится на одной полосе с рекламой «боев без правил» в одном из крупных казино… И, кстати, несмотря на «Лексус», ни кондиционер, ни чайник редакция не может себе позволить… И Буддина битая «Нива» на парковке перед казино на Новом Арбате смотрится, конечно, чрезвычайно гламурно. В общем, если в ближайшее время бабла не прибавится, надо будет прощаться со «Спортивной Столицей», и идти куда-то деньги зарабатывать. Конечно, «журналист должен нести в мир разумное, доброе, вечное»… Но очень уж надоело жить в убитой халупе на Щелковском шоссе, перемещаться по городу в общественном транспорте и с кровью отрывать от сердца и от зарплаты деньги на новые туфли или духи, или, что чаще, просто «на пожрать». И слушать при этом Димочкины излияния на тему «ах, как сложно стало жить на свете – в Куршавеле каждый сезон одни и те же рожи». Реальность – это жесть. В ней все, абсолютно все, хотят денег. Факт. И никто не хочет со своими деньгами расставаться. Тоже факт. И как блондинке с гуманитарным образованием (пока еще даже неоконченным) уместить между этими двумя фактами все мировое «разумное, доброе, вечное»? Тут и для скромной-то еженедельной полосы в городской газете скоро места не останется…
Обуреваемые такими вот невеселыми настроениями, мы с Буддой сидели в машине у входа в клуб «Путь В Себя». « Опять песню тянуть про «дайте бабок бедным журналистам?» Ненавижу это» - скривив лицо, пожаловалась я Будде. «Я тоже терпеть не могу. Этим вообще не мы должны заниматься! Надо все-таки Димочке напомнить, что есть специально предназначенные природой для такой цели люди, которые любят и могут бабло просить и что-то продавать. Называются «менеджеры по продаже рекламных площадей». Все, блин, денег ему жалко человека нанять, а мы за те три рубля, которые он платит, еще и здесь корячиться должны… Чего ты ржешь опять?» «Да вспомнила, как на днях за мной один «менеджер по продажам» через все Лужники бежал… Иду я через рынок к «Дружбе», на дзюдо, никого не трогаю. А мне наперерез из-за дубленок чувак выскакивает с криком «Дэвюшка, выручи, купи мои брюки!». Я в шоке на него смотрю, говорю «Ну, снимай…». Придурок этот и снял… Да не делай такие глаза – снял кривые шаровары с вешалки. Потом бежал за мной чуть не до самой «Дружбы», махал этими штанами ужасными и орал как потерпевший, что я обещала ЕГО брюки купить!» «Ну-ну… Покажет нам Москомспорт через пару месяцев фигу - Лужники рядом… Скоро все там будем…» - изрек как обычно «оптимистически» настроенный Будда. «Угу, всей редакцией выручать чувака – снимать с него брюки и продавать их прохожим!» - отчаянно пыталась развеселить я хотя бы саму себя. Москомспорт нам, конечно, ничего не покажет – Димочка там со всем руководством водку пьет и при встрече взасос целуется. Это я могу Димочку похерить, причем довольно скоро. Сколько можно вместо того, чтобы писать, бегать деньги выпрашивать? А самое главное, что от выпрошенной в итоге суммы тому, кто просил, опять какой-нибудь огрызок достанется…
IV Топот предков
Клуб «Путь В Себя» служил обычным местом сбора для городских сумасшедших. Сумасшедших туда, однако, пускали не всяких, а преимущественно тех, которые проживали где-нибудь в районе Чистых Прудов или Кутузовского проспекта, и были чрезвычайно подвержены стрессам. Охранник на входе небрежно проделал вокруг меня несколько пассов металлоискателем – мы с Будой наведывались в это заведение уже не в первый и даже не во второй раз. Далее гардеробщица чуть ли не в принудительном порядке заставила нас облачиться в тапочки. От настойчиво предлагаемых банных полотенец нам каким-то чудом удалось спастись. Разумеется, в рекламных материалах и на сайте клуба через два слова на третье сообщалось про высший смысл Вселенной и его печать на всех возможных поверхностях. И правда, в этом насквозь пропитавшемся духовностью месте Великую Печать Высшего Смысла несли на себе даже одноразовые тапочки. То, что они были белые, это еще полбеды. На каждой тапке рядом с логотипом клуба красовался слоган, безжалостно содранный у другого продавца адептических идей и изделий, и столь же безжалостно перефразированный: «На пути в себя всегда есть шанс встретиться с самим собой». Как понимать сие изречение вообще, а начертанное на такой специфической обуви в частности, уже давно было предметом наших с Буддой бурных интеллектуальных диспутов… Назойливый сервис, куча дорогущей сувенирно-эзотерической дребедени, натыканной и навешанной во всех углах. Бар, где в меню значится чай по цене от пятидесяти долларов за сто грамм и какие-то «макробиотические шарики», которые Будда почитал за некое серьезное психотропное средство, вызывающее галлюцинации и устойчивое привыкание после первого применения. Действительно, pr-щик не врал, все в клубе несло печать Высшего Смысла. Несло, правда, спотыкаясь и матерясь, временами просто тащило волоком, и, похоже, что в неизвестном направлении. Но все равно не сдавалось, и упорно продолжало нести, то и дело уродливо сгибаясь под неподъёмной тяжестью своего груза... Сами залы для занятий – маленькие, темные и душные, явно не «заточенные» под те виды практик, которым за очень немалые деньги обучали здесь клиентов. Ладно бы еще йога – йогам много не надо, коврик кинул на пол, особо привередливым гвоздей с углями на него понабросал, и все, в Путь, к нирване. А айкидисты? Или ушуисты? Ну как можно преподавать боевое искусство там, где на полу нет татами, да и вообще никакого покрытия, дышать нечем и повернуться негде?.. При этом от желающих за полтора-два часа отбить себе все на свете, постучаться лбами с рядом стоящей парой, угодить некстати брошенным партнером в не успевшего отскочить тренера и получить «сауна-эффект» в качестве бонуса не было отбоя! Неужели у топ-менеджеров нет другого, не столь мазохистского способа скрасить свои трудо_выебудни, каждый раз думалось мне, когда я пробиралась сквозь их потные замученные тела на очередную съемку. Картина, которую мы увидели на сей раз, превзошла по силе произведенного впечатления все, что мы с Буддой перевидали за нашу карьеру в «Спортивной Столице», а быть может, и за наши не очень еще длинные жизни. Мужики откровенно офисного вида парами стояли по неосвещенному темному залу. Один из партнеров напряженно вглядывался в пространство над головой другого, будто желая во чтобы то ни стало разглядеть там неведомое, но крайне важное Нечто. «Неужели…?» - страшная догадка еще не успела до конца сформулироваться в голове, как тут же была озвучена голосом из темноты. Слава Богу, не моим. «Владимир, почему же вы перестали искать нимб? Что значит, второй час стоите? Великие мастера стоят сутками, чтобы достичь Состояния. Внимательнее вглядывайтесь в партнера, больше концентрации, и нимб обязательно появится!» - вещал зычный инструкторский бас с явным украинским акцентом откуда-то из угла. «Анька, без шариков из буфета здесь не обошлось, мамой клянусь!» - испуганный шепот Будды вернул мне чувство реальности. Вдруг черноту противоположной стены пробил желтый прямоугольник света. В нем, в лучших традициях фильмов ужасов, возникла Тень Самурая, в средневековых доспехах, рогатом шлеме, и с мечом в руках. Тень закрутила рогатой башкой, явно в поисках Врага, ну или хотя бы зазевавшегося окинавского крестьянина, которому можно в порядке тренировки одним ударом катаны снести голову… «Анна, Саша, что же вы потерялись? Скорее проходите, мы вас ждем!» - произнесла Тень голосом президента Федерации кендо Москвы Альберта Мусалиева.
…«Это, дорогая Аня, вы наблюдали не что иное, как Гиперборейский вибрационный бой «Топот». Величайшее в мировой истории боевое искусство. Смертоносные техники его, как обычно, были утрачены в веках, но, тем не менее, астральным способом переданы новому основателю его, профессору астрологических наук Андрею Сидорову-Дзенскому его прадедом-кривичем…» - солидный дядька Мусолиев все еще давился смехом при взгляде на наши с Буддой оторопевшие лица. «И почем нынче топот кривичей?» - пришел в себя первым меркантильный Буднин. «Полторы тысячи рублей». «Всего-то?» - удивилась я поистине дзенскому альтруизму. «За занятие с человека…» - со вздохом возвел кавказские очи горе Мусалиев-сэнсэй. На Будду эта информация произвела поистине магический отмораживающий эффект. Весь семинар он пребывал в прострации, и еле избежал производственной травмы, когда увлекшийся демонстрацией приемов японский сэнсэй чуть не проломил зазевавшемуся на площадке фотографу кумпол дубовой катаной. После чего я заподозрила, что мы случайно, в одночасье раскрыли-таки бережно оберегаемый кривичами в веках главный смертоносный секрет их боевого искусства…
…Двенадцать лет жизни были отданы дзюдо не зря – в борьбе с накатившимся на дверь машины сугробом чистую победу 10:0 одержал спортсмен в синем кимоно. То есть в синем пуховике. То есть в красном, и, вообще-то говоря, спортсменка. Рядом раздался какой-то нехороший хруст. Оглянувшись, мы с Буддой увидели, как огромный черный Suburban, от которого трудно было ожидать, что он начнет сильно париться по поводу парковки, нахраписто влезает в «дыру» между машинами, и одной из них напрочь сносит зеркало и краску с крыла. Злорадство наше не знало предела – в травмированном транспортном средстве без труда угадывался Димочкин Lexus «кастрюльного» цвета, над которым он трясся, как дурак над писаной (понимай, как хочешь) торбой… А Suburban, тем временем, принадлежал pr-директору крупного казино. Владелец этого игорного заведения желал в свете различных происходящих и прогнозируемых политических событий в стране примазаться хоть каким-то образом к госструктуре. Эта возможность пришла к нему сама, как-то вечером, в виде изящной блондинки в маленьком черном платье и раздолбая в майке с надписью «Fuck you, America», которых один из бойцов перед выступлением посадил к нему за столик со словами «Это Аня, мы тренировались на «Динамо» у одного тренера. А это Будда, журналист из Москомспорта». С тех пор Москомспорт и казино «Сан-Ремо» пребывают в добрых товарно-дружеских отношениях. Перепадает, как это ни странно, не только владельцу кастрюльного «Лексуса». Искорки финансового костерка падают еще и двум заблудшим созданиям Ане и Будде, давая одной возможность ежемесячно вовремя вносить плату за свое скромное съемное жилище, а второму – покупать дорогостоящие примочки к компу и фотоаппарату и мечтать об отпуске на Гоа. Мечты – это же очень здорово, правда?.. Короче, мы в очередной раз доставили Исмаила Израилевича (да, я тоже ему сочувствую), на переговоры с Димочкой. Транспортировка Израилевича на второй этаж прошла без эксцессов, тем более что на протяжении всего долгого и трудного пути по лестнице мы с Буддой искусно развлекали оного светской беседой. Все шло очень и очень гламурно, пока мы не открыли дверь в редакцию… Нас с порога поразил в самое сердце истошный крик, переходящий в вой. В помещении, на первый взгляд, находилась только Аля. «Дима! Диииммааа!!!» - надрывно кричала Аля, обращаясь к стене за своим компьютером. «Дииима!». «Да, Аляяяя!» - отозвалась в конце концов стена. «Димааа, я здесь!» - сообщила стене Аля Скрейдель. «Сейчас, Аля» - глухо ответила стена. «Лесовский еще не сдал статью! У нас «дыра» на третьей полосе! Дииима!» - Аля надрывала последние силы. «Что, Аля? Я плохо тебя слышу…» - судя по голосу, стена тоже вот-вот должна была упасть без сил. Все говорило о том, что диалог продолжался уже давно. При этом даже гостю редакции (судя по его лицу) было понятно, что Димочке, дабы слышать Алю хорошо, нужно совершить два шага до дверного проема, отделяющего его кабинет от корреспондентской. Реалити-шоу «За стеной» произвело фатальное впечатление на сотрудников редакции, а уж Израилевича оно должно было деморализовать окончательно. Но с этим уж пусть Дима разбирается. «Димаааа!» - в два горла заорали и мы с Буддой, для полноты картины оборотясь все к той же стене…
… Переговоры прошли на редкость удачно. Выбитый из колеи нашими децибелами Израилевич сидел тихо и кивал в ответ на все, что предлагали. Подозреваю, что ему просто хотелось любой ценой поскорее убраться из этого страшного места. Мы не оплошали и задрали ценовую планку достаточно высоко. В результате через полтора часа мы имели на руках вкусный долгоиграющий проект по информационной поддержке международного турнира по К-1 (бои без правил), который должен был пройти в «Сан-Ремо» через два месяца. Мы все вместе вышли из редакции и направились на автостоянку – Будда обещал меня подбросить до стадиона «Динамо», в этом случае я успевала попасть на тренировку. В воротах стоянки Буднин остановился и затупил. «Блин, Будда! Ну что ты топчешься, как кривич? Будешь так тупить, я на тренировку опоздаю!!!» - выдала я в нетерпении. «Да подожди ты, женщина. Видишь, там на выезде троллейбус встал. Не нравится он мне, какой-то он слишком перпендикулярный действительности…» - задумчиво изрек Сандро, туманным взором глядя в даль. Израилевич рядом громко поскользнулся, и даже ко всему привыкший Димочка как-то странно покосился в нашу сторону…
V Грымза и Тень отца Гамлета
«Да перестань ты париться. Пошли направо, а то за спиной народ. Вернется он. Такие девушки, как мы, на дороге не валяются» - категорично заявила Ирка Грымова между пятым и шестым подходом на бросок через спину. После того, как вышла замуж и родила дочку, в зал к нам Ирка показывалась крайне редко. И я была очень рада ее видеть, да еще в такой сложный для меня жизненный момент. «Ты перестань себя терзать, «я не такая, как надо»… Что еще за дурь? Мне тут муж давеча вообще заявил, что разводиться хочет. Неделю уже не разговариваем. Вот и представь, я с мелкой на руках, работаю на полставки, чтоб с Ленкой заниматься – а то что за мать, которая ребенка родила, а потом в глаза не видит до самой его свадьбы?.. Квартира – Володькина. И живем мы на его зарплату… Конечно, если уж совсем прижмет, то к родителям жить уйду, на полный день выйду работать, Ленку в садик на пятидневку… Такая-не такая… Да пошли они все лесом! Блин, старость – не радость, маразм не оргазм…» - Ирке стрельнуло в спину – отголосок заработанной в свое время на сборах травмы позвоночника. «Ирка, да не надо тебе «спину с колен», давай подсечки поделай, или зацеп…» - сочувственно помогаю я разогнуться двадцатисемилетней «старушке». «Ок, не учи ученую… Всё мы им – не такие, как надо, всё они в сомнениях, а на той ли женились, а не прошла ли любовь, а куда вдруг делись их «школьные годы чудесные»… «Мама, мне уже сорок лет! Какой кошмар! Жизнь прошла стороной и прожита зря…». И ведь ни один не задумывается, что будь другая на моем или твоем месте, сейчас лежала бы, зубами к стенке, и стонала, что ах, жизнь кончена, она в депрессии. А мы ходим, улыбаемся, когда нам не то, что смеяться, удавиться в самый раз. Привыкли, что мы – спортсменки, сильные, все выдерживаем, ангину, блин, на ногах переносим, не морщимся… Значит, нас можно и своими закидонами бредовыми терзать – что нам сделается…». Ирка имеет удивительную особенность – в кимоно она похожа на пацана, а в платье – на Шерон Стоун. Столь же «хамелеонистый» у нее и характер, хоть на первый взгляд она кажется стервозной «генеральшей», типичным «мужиком в юбке». Её студенты зовут «Грымзой». Дураки… И еще у нее есть черта, за которую я ей завидую черной завистью – Ирка всегда идет напролом и ни в чем не сомневается, при любых обстоятельствах сохраняя вид «кто здесь может быть еще прав, если не я?» и «ну и что бы вы все тут без меня делали?»... Её многие не любят, потому что видят только «грымзину» сторону. Мне же Ирка видится хорошей, забавной, просто несколько замученной своей не самой легкой жизнью. Ирка из очень бедной, так называемой «неблагополучной» семьи, и в свое время она уцепилась за спорт как за единственную возможность вырваться из темной комнаты в коммуналке, насквозь пропитавшейся запахом грязи, перегара и людских несчастий. И ей это удалось – благодаря дзюдо она получила высшее образование, работу преподавателя в РГУФКе и хорошую возможность посмотреть мир. А также мужа-борца и серьезную травму спины… Мы с ней подружились очень давно, еще до того, как попали в сборную Москвы. Боролись мы в одном весе, но до определенного момента в разных возрастах – Ирка на пять лет старше. Если бы мы обе по разным причинам не ушли из спорта, то сейчас бодались бы на соревнованиях друг с другом. Неизвестно, чем бы это кончилось – мы и люди разные, и дзюдо у нас разное. Ирка на ковре, как помесь бультерьера с бронепоездом – ничем не остановишь, а если уж вцепилась в захват, то и ничем не оторвешь. Её даже парни в родном клубе на тренировках боятся. А со мной они, сволочи, держат себя фривольно. Дарят цветочки на Восьмое марта и толпой провожают до метро… В общем, двенадцать лет за какую-то девочку-припевочку держат, а я – тоже мастер спорта, между прочим! На ковре я – лавина, страшная и непредсказуемая. Ну, по крайней мере, мне нравится так о себе думать… Как-то слышала, что про меня говорят тренера сборной: «Никогда не знаешь, что на уме. Ждешь одного, а она раз тебе – и совершенно другое. Предугадать невозможно. Как снег на голову…». И результат спортивный у меня такой же – ждут от меня одного, а тут ррраз… И прокаркали сезон, одна бронза на первенстве Урюпинска из медалей. А потом – никто от меня уже ничего не ждет, и вот вам, нате – золото на всех отборочных к юниорской «Европе». Для меня то, что для другого способ выжить – красивая интеллектуальная игра… Как мы при таких условиях умудряемся уже десять лет дружить с Грымзой, совершенно непонятно. Грымова обо мне говорит: «её хлебом не корми, а мозги запарить дай!». Насчет хлеба, это, она, кстати, зря – покушать я люблю ничуть не меньше, чем порефлексировать на досуге о смысле бытия. Поэтому и стараюсь бывать в зале при первой возможности – чтобы не уподобиться с такими склонностями мастеру спорта по сумо. Хотя дзюдо для меня – не только фитнес. В моем понимании, татами – это маленькая модель жизни. Очень многие стратегические решения, которые работают в короткой пятиминутной схватке, потом работают и в жизни, в областях, ничего общего с дзюдо не имеющих. Казалось бы, ничего общего… Для того, чтобы поймать вектор вывода из равновесия, принять немедленное решение об атаке, или наоборот, ждать, как удав на дереве, подходящего момента, знать, когда нужно не рыпаться и не сдаться, а «потерпеть в приёме», стоит несколько лет простоять на татами самому. А словами все это вряд ли объяснишь… Как-то раз попыталась, поделилась этим всем с Грымовой. «Ну и сплющило же тебя, мать… У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба. Будь ты проще, Анна-на! Не выноси мозг себе и другим. И вообще - думай поменьше. Много мыслей не по теме создают кашу в голове и проблемы в личной жизни» - дальновидно заметила Ирка. Просто, похоже, я уже очень давно внутренне не разделяю дзюдо и свою повседневную жизнь, хоть на тренировки выбираюсь, увы, все реже и реже. К тому же секция дзюдо в девятом подъезде «Динамо» была не просто секцией. Благодаря нашему тренеру Андрею Алексеевичу, человеку очень душевному и интеллигентному, она стала как бы вторым домом, куда народ приходил не только мышцы размять, но и пообщаться…
«Гамлет, твою мать! Ты что, не видишь – люди работают! Если самому делать нефиг – так хоть в угол отойди, а не стой посреди ковра, как Тень отца твоего! А то от тебя один череп останется!!!» - разорялась на всё «Динамо» Грымова. Молоденький грузин Гамлет, еще плохо понимающий по-русски, таращился на разъяренную Ирку, как обалделая сова. Он зазевался посреди зала, и мы с Иркой, конечно, в пылу борьбы на него налетели. Поняв, наконец, что его сейчас заслуженно порвут на армянский флаг, Гамлет затрусил к стенке, и оттуда, уже с безопасного расстояния, крикнул Ирке: «Слышишь, женщина! Ты папу не трошь, да?!...». Грымова в ответ начала было усиленно убивать несчастного взглядом. Но тут раздался хлопок в ладоши, и голос сэнсэя произнес: «Сорэ-мате, тренировка закончена».
«Знаешь, Ирка, я тобой восхищаюсь иногда. Ты вот и поорать, и посудой погреметь можешь, и неделю характер выдерживать – не разговаривать… Я не умею так. Хочется сразу же все бросить и побежать мириться. Вот и сейчас – вроде мне положено сидеть и злиться. А я так хочу его увидеть, поцеловать…» - «Ну да, понимаю… - говорит Ирка. - Я на своего смотрю – ходит черной тучей, рубашка мятая, сам себе пельмени варит и ими же давится сидит на кухне, весь вечер один – тоже сердце кровью обливается… Я же не монстр все-таки какой-нибудь». «Так помирилась бы с ним – ты же его любишь, неужели не простишь?». «Угу - мрачно говорит Ирка, – сейчас приеду, и прощу… А потом догоню, и еще раз прощу. Мало точно не покажется! Вылезай давай, мать Тереза, вот метро!». Я послушно вылезаю под дождь и гляжу вслед Иркиной «Астре», которая насуплено убегает по мокрым улицам в сторону Царицына. Мне жалко. Себя. Любимого. Ирку. Вована. Пристукнутого Гамлета. И «Астру», которая бегает по холодной грязи, вместо того, чтобы спать в уютном гараже, прижавшись боком к вовкиной «девятке», жалко тоже. До слёз.
VI Быть рыжей собакой
«Я шел к себе домой, я шел по мокрым лужам, по темной мостовой, ногами снег утюжил…» - хорошо Бутусову в плеере, снег он утюжил. А у меня под ногами чёрте-что, которое в разные стороны летит и мерзко хлюпает в придачу. Кругом темень, холодная, промозглая. Сквозь нее с выражением беспредельной тоски смотрят прямо в озябшую душу оранжевые переливающиеся глаза уличных фонарей. У выхода из метро, там, где летом положено быть газону, спит стая рыжих бродячих псов. По ходу дела, под этим местом проходит теплотрасса, уж больно рожи у них довольные. Что-то подсказывает - лежа задницей на холодной земле, так не улыбаются. Вдруг подумалось, что у меня с этими зверями есть нечто общее. Духовное родство, что ли... Я тоже хочу быть бродячим диким псом, и бегать в стае, искать в помойке кость, и спать на теплотрассе. Я больше не могу быть человеком. Просто не хочу. Не хочу таскать на себе свои амбиции и чужие ожидания. Не хочу быть достаточно серьезной и эмоционально сдержанной, чтобы называться взрослой… Я слишком еще живая для этого слова. Мне на днях сказали: «ты витаешь в облаках, ты какая-то оторванная от действительности». Мне грустно было это слышать. Я в восемнадцать лет ушла из дома. Никто меня оттуда не гнал, просто захотелось самостоятельности. Я снимаю квартиру, учусь в Универе, работаю… Между прочим, бюджетное место на журфаке МГУ даром не дается, чтобы не вылететь, пахать надо. И «Спортивная Столица» тоже деньги только за мои красивые глаза (увы!) не платит. Да еще с первого курса на меня повесили капитанство в женской сборной Университета по дзюдо, как на единственного профессионала в этой «группе здоровья»... От меня с десяти лет все чего-то ждут – раньше медалей и славы, потом еще и «пятерки» в зачетке, вовремя сданной в номер полосы (а лучше сразу трех), творческой, блин, реализации, быстрых и правильных решений и при этом – чтобы на лице была постоянная счастливая улыбка. Как у олигофрена… У меня такое чувство, будто мне не чуть за двадцать, а уже глубоко за сто двадцать лет. Господи, я все понимаю – мы сами делаем свою жизнь такой, какой делаем. Я так живу, потому что мне так захотелось. И грех мне жаловаться, и ведь есть люди, много людей, которым приходится гораздо хуже. Но… Я так не хочу становиться взрослым тоскливым олигофреном! А хочу быть просто собакой. Пожалуйста, Господи, сделай меня в следующей жизни бродячим псом. Диким, свободным, и непременно – рыжим.
VII Креативная кухня
Еле сдерживаясь, чтобы не взвыть на луну и не заночевать на теплотрассе, я подбрела к своему дому. Жильё моё однокомнатное располагалось на последнем этаже пятиэтажной «хрущобы» из серого кирпича. Сей памятник коммунистической архитектуры за своим заурядным фасадом скрывал массу интересного. Населен он был преимущественно таджикскими семьями. Пока мужчины пахали на ближайших стройках и на Черкизятнике, их многочисленные женщины и дети разводили кипучую деятельность. Если я вдруг, по каким-то причинам оказывалась дома днем, что случалось крайне редко, то чувствовала себя так, будто попала в бедный квартал большого города где-то на Ближнем Востоке. По дому носились ароматы экзотических кушаний, иноземная речь и бешеные дети. Женщины в цветастых одеждах в теплое время года переговаривались друг с другом, стоя на балконах, а зимой соседки выходили общаться на лестничные площадки. При моем появлении цветастых тёток как ветром сдувало, но стоило двери квартиры закрыться у меня за спиной, как лестница снова начинала клокотать, будто кипящий на медленном огне котёл с бараньим пловом.
В моей квартирке тоже когда-то жили, как выражался Будда, «чуреки». Более того, у меня до сих пор есть твердая уверенность, что каждый квадратный метр жилой и нежилой площади долгие годы содержал в себе как минимум одного «чурека», непривычного к благам цивилизации. Стены и полы ободраны, окна –грязные, как в пещере, под потолком сиротливо реет на огрызке проводки «лампочка Ильича», унитаз накренился, словно терпящий бедствие «Титаник»… Вот так выглядели при первом знакомстве столь желанные и наконец обретенные 33 квадратных метра Свободы и Самостоятельности. Но самый цимус, как оказалось, был еще впереди. На кухне существовал своей отдельною несладкою судьбою холодильник, старинная дребезжащая мерзким дребезгом «Юрюзань». Я открыла его, и поняла, что ЗДЕСЬ ТОЖЕ КТО-ТО ЖИЛ. Причем жил не просто так, а готовил шаурму, ел ее, травился, и в конце концов сдох, судя по всему, от дизентерии, или от разочарования... Все эти действия некое загадочное (от слова «загадить») существо умудрялось проделывать, не покидая холодильника, и даже не открывая дверцы… Проблема была решена в течение ночи с помощью двух рук, трех бутылок моющего средства и, как водится, некой всеобщей матери. Но Память осталась, похоже, навечно. Помимо меня и, очевидно, духа любителя шаурмы, в моей квартире постоянно кто-то проживал. Точнее, здесь по самым разным причинам пережила добрая половина московских студентов, ибо не всем моим приятелям так повезло с жилплощадью, зато всем хронически не везло с родителями, мужьями и соседками по комнате. Как-то у меня ночь напролет готовилась к сессии компания китаистов из РУДН. Непременным атрибутом подготовки к экзаменам, как и всегда во все времена, служил ящик пива. Я была уставшая как лось после тренировки, и вырубило меня первой. На утро я проснулась с больной головой, в уши бил дружный храп, а в нос – запах масляной краски. Я зашла на кухню, поставила чайник, продолжая недоумевать, откуда ж, ёлки-палки, так чудовищно воняет. Случайно подняв взгляд и обведя им пространство, я чуть не села там же, где стояла. Стены кухни были покрыты психоделическими узорами, потолок вдруг из грязно-белого за ночь преобразился в охряно-желтый, и на нем, во всю длину, красовался огромный, черный иероглиф, похожий на медитирующего таракана. «Юрюзань» многострадальная, то ли со стыда, то ли внезапно заболев ветрянкой, расцвела стильными кляксами всех цветов радуги. Когда, вконец охренев от обилия чудесного в моей жизни, я принялась тормошить храпящую под кухонным столом компанию и требовать объяснений, мне сквозь сон сообщили, что «ну ты же все равно говорила – давно пора отремонтировать эту дурацкую кухню… нашли у тебя на балконе немного краски, вот и решили применить ее к делу… ». Как эти деятели исхитрились нарисовать иероглиф на потолке, и что он вообще означал, осталось невыясненным по сей день. Зато выяснилось другое – помимо краски у моих приятелей с собой было и «немного» сушеных грибов – «сувенир из Тая», сказали смущенно мне. Выпроводив гостей, я решила, что экзотики с меня пока достаточно, и ноги востоковедческой в моем доме больше не будет. По крайней мере, пока опять не возникнет необходимость что-нибудь отремонтировать. После «ремонта» квартира моя по степени легендарности почти сравнялась с ДАСом и FAQ-кафе, а фраза «у меня на кухне жили люди» стала крылатой. Сегодня был тот редкий вечер, когда никаких людей на моей кухне не ожидалось, да и слава Богу – у меня не было желания кого-либо видеть. Я зашла в подъезд, и услышала такое, что сразу зародило в душе моей нехорошие подозрения… Дом у нас был довольно шумный, и если даже никто не вопил и не обсуждал на лестнице свои семейные проблемы, все равно он был полон звуков. Среди которых преобладала музыка, чаще всего национальная, но в последнее время «комьюнити» прониклось песней про «такого, как Путин, полного сил». Я уже по дороге от метро морально приготовилась услышать шедевр патриотического стихосложения, однако…
Подъезд оглашали надтреснутые, но довольно слаженные голоса, исполнявшие нечто на манер торжественного гимна. Явно не просто дворовые пацаны собрались под гитару побухать. Чем дальше я поднималась по лестнице, тем лучше понимала, что звуки эти стрёмные раздаются на моем этаже. Наконец, удалось разобрать слова:
Пять с половиной процентов зверей,
Семь с половиной процентов людей
И других представителей человеческой расы –
ПИДОРААСЫ!
Не может быть…
VIII Гоблины
«Анна-на! Ну наконец-то! Мы уж думали, на лестнице ночевать будем!» - Светка Уткина кинулась мне навстречу, радостно грохоча говнодавами. С верхней ступеньки мне махал гитарой Илья Баринов, которого окружала группа «Ноги Мумий-Тролля»…
«Блин, чуваки, я, конечно, извиняюсь, но мне совершенно нечем вас кормить!» - удрученно сказала я в раскрытый холодильник. Я человек в бытовом смысле совершенно непритязательный, что некоторых моих друзей, например, хозяйственную Грымзу, просто выводит из себя. Ирка до сих пор не может забыть, как, заскочив однажды мимоходом ко мне в гости, открыла холодильник, «а там – одно яйцо лежит, и больше нету ничего!». «Если у вас в холодильнике осталось одно яйцо – не переживайте!» - бодро ответила я ей тогда фразой из Задорнова, и пошла заказывать по телефону суши. Сегодня же у меня там даже яйца не водилось – деньги как-то резко закончились за неделю до зарплаты. Да и все равно я в таком моральном состоянии ничего не смогла бы в себя запихнуть, кроме кофе и сушеных яблок, которыми подкармливал меня святой человек – редакционная секретарша Леночка. «Ну ничего себе «нечем»! Полный холодильник пива!» - раздался над ухом изумленный голос Баринова. Да, на днях мне привалило настоящее студенческое счастье. Бойфренд моей однокурсницы, счастливый обладатель водительских прав категории «С», подрядился вывозить стеклобой с пивзавода. А кроме стеклобоя нужно было забирать еще и брак – «некондиционные» бутылки с недоливом или переливом… Ольга с Мишкой на пиво уже вообще смотреть не могли, и «брак» расходился по друзьям. Вот и мне на днях доставили очередную партию, которая еле вместилась даже в здоровенную и абсолютно пустую «Юрюзань»… «А пожрать у нас есть – с поезда осталось!» - радостно объявила Светка, плюхая на стол огромный пакет, набитый упаковками картофельного пюре и растворимой китайской лапши. На лапше сверху покоилась завернутая в полиэтилен тушка существа, которое арабы назвали бы «фарахуль гамейя» - «государственная курица». «Опа, синяя птица» - констатировал факт не знакомый с арабским языком Барин. «Скорее, сизая…» - с подозрением осматривала тушку я. Светка же добровольно вызвалась привести существо в съедобное состояние. Так как в успехе сего мероприятия мы с Барином сильно сомневались, то и не стали принимать в нем никакого участия. Илюха потащился на балкон курить, я выперлась туда же за компанию. Под нами плешиво белело в ночи некое подобие сугроба, все убожество которого безжалостно освещала неоновая вывеска находящегося на первом этаже дома заведения с греющим душу названием «Спорт-бар «Допинг». Барин рассказывал какую-то бесконечную гастрольную историю. А мне вдруг вспомнился другой балкон. Балкон смешной гостиницы в Каире, тот самый, который выходит на площадь Рамзеса, и с него открывается вид на огромную красивую мечеть. Закат с южной щедростью заливает все вокруг нежным лилово-золотым светом. Мы с тобой стоим обнявшись, и ветер треплет волосы, и я смотрю в самые любимые в мире глаза… «Анна-на, чего ревешь? Дался тебе этот парень, я смотрю…». «Дался – не то слово. Я жить без него не смогу!». «Ну вот только ерунду говорить не надо» - поморщился Барин и смачно плюнул за перила, чем сразу и окончательно вернул меня в промозглую зимнюю Москву. «А ты – без Светки сможешь?» - задала я каверзный вопрос, помятуя о том, как Барин разводился из-за Уткиной с женой. «Слушай, ну что значит – не смогу без Уткиной? Я ж не поц семнадцатилетний, топиться не побегу, если она уйдет… Буду жить дальше. И ты будешь. Все мы можем жить друг без друга. Другой вопрос - как».
Начисто обглоданный «фарахуль» красовался посреди стола и напоминал уменьшенную копию остова птиродактеля из Палеонтологического музея. Мы безостановочно ржали. Впрочем, когда мы собираемся одной кучей со Светкой и Барином, это наше нормальное состояние. «А помнишь, как мы на «Мать» Горького ходили?» - гогочет Светка. Да уж, сходили так сходили. Мы с Уткиной дружим еще с начальной школы. Сейчас в это невозможно поверить, но до определенного момента своей жизни Светка была затюканной отличницей в очках и с косой до пояса. Мне она нравилась – с ней было интересно обсуждать книжки. А читала я тогда, впрочем, как и сейчас, без разбора все подряд. Когда наша команда по дзюдо ездила по сборам и соревнованиям, то неизменно самая тяжелая сумка была у меня – ибо была она набита книжками, далеко не все из которых вписывались в рамки школьной программы. Надо же было, в конце концов, чем-то заняться во время долгих переездов из города в город, или вечером в гостинице?.. Часто прочтенное вызывало множество вопросов или просто мыслей, которыми хотелось поделиться с каким-нибудь разумным существом. Которое способно выдать в ответ еще что-то, кроме стандартного «Ты чё? Офигеть… Да забей». «Да ты пойми, я не за оценками гоняюсь, и не зубрю никогда. Мне просто интересно учиться, а запоминается оно само…» - виновато говорила Светка. То, что наши завистливые пролетарии из класса обзывали ее «зубрилкой», Уткину очень огорчало и обижало. Как-то раз, уже классе в девятом, я подбила ее сходить со мной на концерт только набиравшего тогда популярность «Короля и Шута». Надо сказать, что даже мои, вполне демократичные предки, и то в здравом уме и твердой памяти никогда в жизни не отпустили бы единственного ребенка на панк-роковский концерт. Что уж говорить про Светкину авторитарную маман… Посему, дабы дома обошлось без истерик и членовредительства, надо было придумать благородную отмазку. Мы парились дня три и так ничего толкового не выдумали. И тут, на уроке литературы, наша учительница и говорит: «Нам принесли билеты в Ленком, на «Мать» Горького. Хорошо бы, конечно, классом сходить. Вот только начинается спектакль поздно и идет долго, боюсь, отпустят ли вас родители…». Мы с Уткиной одновременно глянули друг на друга. Есть. Проблема решена. «Мама, я с классом иду в театр, на «Мать» Горького. Буду поздно» - сообщила дочка мимоходом, шнуруя «Мартинсы», расписанные под британский флаг…
Конечно, наша маленькая хитрость вскоре вышла на чистую воду. Даже литературный и образный пересказ всего собрания сочинений Алексея Максимовича, исполненный в трамвае на обратном пути группой сочувствующих граждан с ирокезами, не спас ситуацию… И если у моих родителей хватило мудрости просто ржать, неделю обращаясь ко мне не иначе как «Мать Горького», то Светке пришлось гораздо хуже. Конечно, ее мама, чуя вонь, исходящую от насквозь прокуренных после «театра» дочкиных вещей, и отстирывая джинсы, до уровня задницы истоптанные следами говнодавов, заподозрила неладное. Неладное переросло в катастрофическое, когда в кармане этих злосчастных штанов был обнаружен вещдок – билет на «Короля и Шута»… Через неделю после грандиозного скандала, устроенного в ее честь, Уткина гуляла с собакой, поскользнулась и сломала ногу. Как следствие - месяц постельного режима в домашних условиях. Суровая маман по этому поводу провела в квартиру Интернет, чтобы Светка не запускала учебу, да и просто не скучала. Ушлая дочурка, естественно, тут же нашла чат поклонников «Короля и Шута». Через пару недель в квартире Уткиных начали раздаваться странные телефонные звонки. «Здравствуйте, это Троцкий беспокоит. А можно поговорить с Исидой?» - эта вежливая просьба, несколько раз на дню раздававшаяся из телефонной трубки, чуть не довела Светкину маман до дурдома. Светыч начала быстро и кардинально меняться. Подстриглась и покрасилась под Гвен Стефани, прическа которой в те времена имела кумачово-красный цвет. Выкинула очки. Сильно похудела, стала тайком курить за школой и каждые выходные и праздники мотаться в Питер, к новым друзьям. От пересказа историй, которые Уткина привозила из каждой такой поездки, я воздержусь, дабы не посягать на авторские права – возможно, в ближайшем будущем Светка, наконец, соберется, и запишет их сама. Школу, тем не менее, Светланыч закончила с медалью, а последовавший затем факультет международного права престижного ВУЗа – с красным дипломом. После выпускного в ВУЗе Светка уехала в Питер на пару недель. Через пару недель она встретила там Илюху Баринова, лидера культовой панк-команды «Мойщица в шоке», вышла за него замуж, и осталась в любимом Санкт-Петербурге. Не знаю, как там насчет мойщицы, но маман Светкина пребывала в шоке довольно долго… Теперь Баринов сменил команду и приехал в Москву в краткий отпуск на поиски источников вдохновения и дополнительного заработка. Светка, разумеется, с ним, и конечно, без предупреждения. Да я всегда рада видеть этих павианов, о чем тут может быть речь… Эхх, а мне еще год до диплома. Иначе ничто бы меня здесь не держало…
«Не, ну я не понимаю, как вы вообще в своей Москве живете-то! Здесь же из каждой подворотни – этот демон, похожий на бабу, лезет!» - совершенно пьяный Кир, клавишник «Ног Мумий-Тролля», втянул щеки и выпучил глаза, изображая «демона». «Сегодня – на вокзале, только вышли из поезда, а тут сразу «Невозможное – возможно!». В маршрутке едем, там радио, и оттуда опять - «Невозможное - возможно»… Блин, в ларек за пивом зашел, пока тебя ждали – и там из какого-то утюга снова ОН. «Невозможное – возможно…». Это ж невозможно!... ». Кир уронил лысую башку на покрытые татуировками руки и музыкально захрапел. «Кстати, нам надо репертуар новый делать, под альбом. И название все советуют сменить. Да я и сам, если честно, уже так думаю, после того, как на днях в эфире «Вашего Радио» сообщили, что «Илья Баринов ушел в новый проект под названием «Ноги Лагутенко»! Я, конечно, всё понимаю: там Илья, и здесь Илья… В общем, проект слабый, название неудачное, песни у них дурацкие, менять все нахрен надо. А мне вот, как назло, не пишется совсем… » - озаботился Барин. «Ну ты же сегодня весь день что-то сочинял, музыку подбирал!» - удивилась Светланыч. «Да блин… Мне Кир вместе со своим «демоном» так мозг вынес, что сочинилось что-то. Само. А, ерунда какая-то вышла по-моему… » - ложно заскромничал Илюха. «Да ладно тебе! Ну спой пожалуйста!» - хором заголосили мы со Светкой. На полу, накрывшись спальниками, храпели четыре «Ноги Мумий-Тролля». Мы ушли на психоделическую кухню, Илюха прошелся пальцами по струнам, подбирая аккорды, и, стараясь не орать по сценической привычке, исполнил:
Родился похожим на бабу,
На бабу похожим жил он,
Лишь тем от нее отличался,
Что литрами пил самогон.
Похожий на бабу,
Похожий на бабу,
Похожий на бабу мужик!
Нигде его не понимали,
Не взяли беднягу в войска,
Ведь был он похожий на бабу,
Хоть плоский он был, как доска…
Похожий на бабу,
Похожий на бабу,
Похожий на бабу мужик!
Вот кто-то идет мне навстречу,
Вглядитесь, да это же ОН!
Мужик, так похожий на бабу!
На бабу, и это – закон!
Похожий на бабу,
Похожий на бабу,
Похожий на бабу мужик!
Наутро я мысленно материла всех на свете гостей, вместе взятых, ибо из-за них в моей квартире к жизненно-важным коммуникациям подобраться было невозможно. Из ванной неслись стоны, охи и вздохи – там уединились Баринов со Светкой. И разъединяться в ближайшее время эти сволочи явно не планировали. Ладно, можно стрельнуть у «Троллей» зубную пасту и почистить бивни на кухне, не беда. Беда же, по имени Майк, а по функции барабанщик и стихотворец, заперлась в туалете, и уже час играла там на мандолине… «Ему кто-то привез эту хреновину, а мы прилюдно играть не разрешаем – уши вянут. Вот он и отрывается теперь, - со вздохом пояснил уже трезвый демононенавистник Кир. - Я в очереди – следующий за тобой, если вдруг Том припрется, ты ему скажи…». «Вот уж нахрен – сам и скажи…» - оргызнулась я. Тут из комнаты выперся косматый человекоподобный большой шкаф, басист «Ног» Игорь Томашевский. «Что тут такое?.. Как, этот опять в сортир с балалайкой залез?!» - загремел Том. «Это мандолина, даун!» - раздалось из-за заветной двери. «Вылезай оттуда, гоблин! Люди ждут!» - Том занял выжидательную позицию. «Увы, мне жаль людей, но я не могу форсировать естественный процесс» - интеллигентный ответ гоблина сопровождался нервным перезвоном струн экзотического музыкального инструмента. «Вылезай, урод! Хуже будет, блин!» - потерял терпение Кир и заколотил в дверь ногой.
«Как гоблин, как гоблин,
Такой оказался урод, блин…» - задумчиво пропели из-за двери.
«Майк, ты что там, пьяный, что ль с утра?!» - поразился Том. За дверью послышалось неразборчивое бормотание, треньканье струн, а затем к нам из неведомого мира высоких материй донеслось:
«Как гоблин, как гоблин, такой оказался урод, блин,
Как гоблин, как гоблин, что творит с человеком вино, блин!» и раздался звук слива.
Сила искусства оказалась такова, что когда опустошенный поэт наконец освободил помещение, он даже не был бит разъяренными товарищами. Похоже, они, как и я, подумали, что ради рождения хита иногда стоит немного потерпеть…
В «Спортивной Столице» тоже происходил естественный процесс, под названием «сдача номера». «Когда надо сдать материал?» - «Вчера!» - потерявший терпение Димон форсировал очередного запоздавшего со сроками автора матом, близким к благому. Мэтр Лесовский так и не сдал статью для третьей полосы, и нам всем коллективом в срочном порядке пришлось в буквальном смысле кидаться на амбразуру. Мне посчастливилось доводить до ума присланную из регионального агентства заметку о спортивном фестивале в Якутии. Из нее я с удивлением узнала о существовании таких диковинных занятий, как «перетягивание палки» и «метание аркана на хоря». Но озадачило меня другое. Некий раскосый богатырь Бысыгыс Федотов мало того, что являлся, по словам автора статьи, «прямым потомком Чингисхана», так еще и установил в дисциплине под названием «якутские прыжки» новый национальный рекорд – 400 метров…
- Ну он же потомок Чингисхана, чему ты удивляешься! – заявил Будда.
- Так Чингисхана все-таки, а не кенгуру… - продолжала терзаться сомнениями я.
- А с чего ты взяла, что он в длину прыгал? Может, он в высоту?.. - выступил Ника. Вся редакция недоуменно уставилась на него.
- Ну, может он того… С шестом… - жалобно проблеял Никита и выскочил в коридор.
- А что, шикарная подпись будет под фотографией: «Якутский спортсмен взлетает на шесте в стратосферу» - прокомментировал ответственный секретарь Евгений Васильевич.
- Это ж в какое место нужно спортсмену воткнуть шест, чтоб он в стратосферу взлетел?! - загудело из Алиного угла. К этому замечанию добавить было уже совсем нечего, и обсуждение свернулось.
Меж тем у меня пропала всякая охота разбираться с атлетическими экзерсисами Бысыгыса Чингисхановича. Я вышла в коридор и присела на широкий подоконник, не обезображенный фикусами и прочей казенной растительностью. За окном Москву уже накрыла темно-синяя ласковая тьма. С неба падал снег. Не сопли какие-нибудь межсезонные, а нормальный снег, настоящий. Ветер собирал искорки снега в стайки, и кружил их в оранжевых лучах уличных фонарей. Получалось красиво.
Анна Горяинова