Хлебный путь Меотии
От синдской столицы до Абораки, которая также являлась
большим рынком с хорошо устроенным портом, причалами
и зернохранилищами, а затем и до меотского города Гарга-
зы, находившегося в землях фатеев, было более тысячи ста-
дий.
Путь по Гипанису-Тхапсису19 был тяжелым и чреватым
опасностями. Синдские купцы обычно делили его на две ча-
сти: переход до Малой Скопулы – места, где от Гипаниса
отделялся рукав, шедший в Меотиду, и от этого места до
знаменитого торжища Большой Скопулы, или, как ее еще
называли, Жилища Чудовища – Антикита. Антикит – бог-
владыка могучей и коварной реки – представлялся меотам
огромной рыбой, пожирающей все, что встречалось на пути.
Чудовище глотало даже низко пролетавших над водой птиц,
обычно же лежало на дне, а его присутствие выдавали водо-
вороты и поднимавшиеся с глубины с урчащим бульканьем
круги. Таких мест под высокими кручами люди опасались с
незапамятных времен.
Первая половина пути была короче второй, но труднее –
из-за болотистых излучин, которые иногда приходилось
19 Тхапсис – меотское название р. Кубани в античные u1074 времена. Может быть
переведено как «божественная река».
85
преодолевать целый день, переправляясь на противополож-
ный берег, где в зарослях камыша торговцев могли поджи-
дать разбойничьи банды.
Веревки, за которые тянули суда, приходилось возле Ма-
лой Скопулы разматывать на всю длину, так что рабы с
трудом карабкались по широкой тропе вверх, а затем, ри-
скуя свалиться в реку, преодолевали крутые извивы с водо-
воротами и ямами, из которых торчали ветки поверженных
рекой старых деревьев.
Тянули синдские лодки, груженные разным товаром, а так-
же суда боспорских купцов в самое сердце Меотии почти
голые, почерневшие от солнца рабы. Не обращая внимания
на зной и плохую дорогу, надсмотрщики погоняли рабов,
стегая плетями, словно животных.
Лишь в полдень разморенный зноем Артемий позволял
рабам после скупого обеда, состоявшего из сухарей, кусоч-
ка козьего сыра и кружки кислого, изрядно разбавленного
водой вина, немного отдохнуть. После этого они снова с
трудом трогались в путь, таща за трос корабль. До наступле-
ния ночи брели рабы с перекинутой на груди петлей вдоль
обрывистого правого берега реки.
Уставшие и разомлевшие после ужина бурлаки ни о чем
другом уже и помыслить не могли как об отдыхе и сне. И
все же купцам приходилось на ночь выставлять караул из
стражников и самим спать, ежеминутно вслушиваясь в ноч-
ные шорохи, чтобы не допустить побега, кражи и не быть
застигнутым врасплох внезапным нападением разбойников.
Спешили купцы в торжище еще и с тем, чтобы опередить
своих соперников и выменять первыми хлеб нового урожая.
Не здесь ли, на берегах Гипаниса, родилась греческая по-
говорка: «Пустить в ход все канаты», – что означало: любой
ценой добиться удачи? А ценой удачного барыша являлись
жизни десятков рабов, костями которых был усеян весь бе-
рег реки. И хотя крепкий раб стоил дорого – до двух мин,
тем не менее очень важно было успеть к началу торгов, что-
бы сдать их в наем богатому меоту, обменять или даже про-
дать в то самое время, когда земледельцам еще так нужны
рабочие руки.
Прибывшие первыми занимали удобные места на рынке,
рядом с ним устраивали стоянку и лагерь.
86
Хозяин ситеры обычно оставлял лишь двухтрех наиболее
проворных и крепких рабов, чтобы те помогали кормчему
править груженным хлебом судном на обратном пути по Ги-
панису.
Радостным событием для всех путников было вступление в
землю фатеев и вид Гаргазы. Веселый крик оглашал берега
реки, когда, миновав болота, поросшие камышом и низким
кустарником, замечали они уходящие в степь курганы и ко-
лышущиеся желтой стеной хлебные поля, подступавшие к
самому берегу реки. Здесь же, на берегу, находилось не-
большое укрепленное поселение. В нем обычно останавли-
вались, чтобы отдохнуть и подготовиться к прибытию в Гар-
газу.
Прибывший в торжище купец заводил с правителем посе-
ления долгий разговор об урожае, ценах, нуждах фатеев,
кормчий, стражники и рабы отдыхали перед последним пе-
реходом. Ранним утром трогались в путь и уже через два
часа, когда солнце, ярко блистая, начинало свой путь по
небу, за очередным изгибом реки путники примечали дымки
и зеленое пятно вклинивавшегося в степь леса. Тем, кому
случалось подойти к торжищу ночью, город открывался це-
почками огней.
Прибыв в главный город фатеев и заняв удобное место в
гавани, купец спешил к распорядителю рынка и вождю пле-
мени с подарками и всевозможными подношениями, от ко-
торых в немалой степени зависел успех торговли. Обсудив
все условия, выпив с ними дорогого вина, купец окунался с
головой в рынок, вынюхивал, подобно собаке, что и по чем
в городе и округе, ездил смотреть поля и предлагал меотам-
земледельцам своих рабов, иногда в качестве платы за зер-
но.
Постепенно съезжались торговцы, вначале – окрестные
меоты со скотом, рабами, прошлогодним зерном. Они ста-
новились лагерем за городскими валами, затем к ним до-
бавлялись их же соплеменники из вышестоящих и левобе-
режных городов и поселений, скифы из ближних и дальних
кочевий.
В конце первого месяца нового года, когда в сумерках над
горизонтом поднималась полная Силена, торговля шла пол-
ным ходом. Наиболее предприимчивые купцы не спешили
87
менять свой товар на старый хлеб близживущих меотов, а
ожидали тех, дальних, что прибывали во второй декаде по-
сле начала торговли. Некоторые, самые непоседливые и от-
чаянные, отправлялись в рискованное плаваниеи поднима-
лись на своих судах вверх по реке, за Большую Скопулу, к
Новому торжищу, стоящему в трехстах стадиях от фатей-
ской столицы у скифского святилища бога Ареса.
После того как купец находил для себя на торжище на-
дежное жилище со складом, туда переносили все товары:
расписную чернолаковую посуду, особо ценимые меотской
знатью вазы, килики и канфары, ювелирные изделия из зо-
лота и серебра для их жен и наложниц, амфоры с вином и
оливковым маслом, кожаную обувь. В лодках же доски,
разделявшие хрупкие и дорогие товары, убирались, и трю-
мы превращались в большие закрома, постепенно наполняе-
мые золотым зерном до самой палубы. Суда оседали в воде
и напоминали объевшихся лягушек. Они тяжело отходили от
пирса и плыли ровно и медленно вниз по реке, направляе-
мые опытными кормчими. Если дул попутный ветер, подни-
мали парус. И тогда судно плыло еще быстрее к боспорским
и синдским портам, где их ожидали купцы из Афин, Милета,
Митилен, Хиоса и Фасоса.
Меотское торжище
В Гаргазу20 Филократ прибыл вместе с царским ойконо-
мом Артемием одним из первых. Филократу давно хоте-
лось побывать среди варваров, увидеть их жизнь и то, как
эллины ведут с ними торг. Переход от Синдика до главно-
го меотского торжища был нелегким, им приходилось
брести по берегу вслед за рабами, тащившими суда. Рабы
распевали пеан21 Зевсу Сотеру. Не многие понимали смысл
слов, отчего песня не была стройной и мелодичной. К по-
лудню она даже напоминала некий вой, а вечером похо-
дила на стон. Ее гул далеко разносился по излучинам
реки.
Как-то Филократ спросил Артемия:
20 Гаргаза – название фатейского города, в котором, вероятно, находился с IV
в. до н.э. боспорский рынок (эмпорий). Здесь также упоминается как «Меотское
торжище».
21 Пеан – хвалебная песнь.
88
– Ты не знаешь, Артемий, почему от рабов такой тяжелый
запах, словно от животных?
– Думаю, это оттого, что они знают, что мы не дорожим
их жизнью, Филократ, – ответил тот.
– А разве нашей дорожат боги?..
– Это иное.
– Почему иное? Ведь и нас гнетет знание о своей смерти.
В детстве и молодости мы его забываем, а когда нас начи-
нают одолевать болезни, тогда вспоминаем.
Эти слова более старшего и умудренногожизнью Артемия
не показались молодому и полному сил Филократу справед-
ливыми, но он промолчал. К тому же возглас рабов возве-
стил о приближении к намеченной цели. Впереди на берегу
распластался в зелени садов меотский город – нагроможде-
нием построек, добротных домов и лачуг на двух стоящих
своим основанием в воде высоких холмах. На вершине одно-
го из них выделялся храм Деметры.
Подол Гаргазы, составляло подножие перед укрепленны-
ми холмами. Оно было усеяно мелкими мастерскими, торго-
выми палатками, среди которых сновали, словно муравьи,
люди.
Весь следующий день к причалу Гаргазы подходили гру-
женные зерном длинные меотские ситеры. Их заводили по
отмели через проход к большому помосту, где уже стояли
боспорские купцы, тщательно осматривавшие хлеб и пред-
лагавшие за него свои товары. Если они договаривались, то
тут же производился обмен; в противном случае лодки отво-
дились в сторону и швартовались к берегу, где оставались
до тех пор, пока не находился покупатель.
Чаще всего меоты меняли привезенное зерно на посуду и
металлические изделия – мотыги, серпы, ножи, наконечни-
ки, сделанные мастерами Гаргазы. Сами мастера обычно
стояли за купцами, и к ним надо было пробираться через
тесные ряды торговцев, покупателей, зевак и попрошаек.
Иногда к причалу подходили сразу несколько лодок
какого-нибудь меотского вождя или знатного предводителя.
Тогда на мену шли вещи подороже – амфоры с вином из
Менде, Фасоса, Хиоса или Коса, расписные канфары, кили-
ки, бронзовые шлемы, панцири, зеркала, бусы и даже золо-
тые украшения.
89
Солнце стало припекать сильнее, и Филократ отошел под
невысокое дерево.
– А где? Где?... – услышал он чей-то сиплый голос в сто-
роне.
Филократ посмотрел туда и увидел в высокой траве под
кустом двух рабов. Этосий показывал рукой на синеющую
линию горизонта.
– Ты хочешь спросить, где край земли, да? – проговорил
Эвенгет.
– Ага! – кивнул Этосий.
– Никто не знает этого твердо. По крайней мере, я не
слышал, чтобы кто-то утверждал, что видел край земли, за
которым был бы мрак и пропасть в Аид…
– Во!
А солнце? – Жестом Этосий показал на ослепительно си-
явшее светило и провел рукой на запад за горизонт. А затем
приложил ладонь к уху, что должно было означать во-
прос – «Где спит оно?»
– Тоже трудно сказать, так как оно появляется утром всег-
да с противоположной стороны.
– Во!.. – радостно воскликнул Этосий и воздел молитвен-
но руки к солнцу. – Чудо!
– Да, – задумчиво произнес Филократ, поднимаясь на зов
Артемия.
Он побрел вниз к ситерам, а Этосий, опустив руки, поднял
болтавшийся на груди камешек, поплевал на него несколько
раз, что-то бормоча.
Филократ не понял значения этих действий и решил, что
это какой-то священный ритуал. Он подошел к рабу и спро-
сил:
– Этосий, где твоя родина?
– Ро-ди-на? – по слогам повторил раб.
– Где жили твои родители, родственники?
В ответ Этосий махнул рукой, повернувшись лицом к степи.
Вечером Филократ уговорил Артемия разрешить ему от-
правиться в поездку на север, чтобы узнать, нет ли у живу-
щих в степи народов пшеницы на продажу. Поразмыслив,
Артемий разрешил взять ему двух рабов и отправиться в
степь на конной повозке.
90
Спор с богами
По безлюдной дороге гремела телега; солнце пекло с са-
мого утра. Во все стороны раскинулась степь с высоким
сухим бурьяном. По ложбинам и вдоль берегов небольших
речек тянулись заросли камыша и кустарника. Выцветшее по
краям небо пылало над головой серым зноем.
«Куда же нас приведет эта дорога?» – гадал Филократ,
утирая краем гиматия со лба испарину.
Вечером, когда Гелиос стал умерять свой жар и склонялся
к покою, донесся запах дыма, и путники заметили вдали
какое-то поселение; окруженное рвом и валом, оно напо-
минало издали большое орлиное гнездо. Когда подъехали
ближе, то увидели, что по валу рос густой колючий кустар-
ник, а ров был покрыт чертополохом и бурьяном.
У ворот Филократа с попутчиками встретили воины, оде-
тые в длинные рубахи из грубой ткани. Их плечи были по-
крыты звериными шкурами, на ногах – кожаные сандалии.
Аборигены встретили пришельцев настороженно. Одни
стучали кулаком, сжимающим дубину, в грудь, другие уда-
ряли тыльным концом копья в землю. Все непрестанно по-
вторяли одно и то же слово:
– Хайканали? Хайканали?
Филократ решил, что это, должно быть, вопрос «Кто вы
такие?». Он поднял руку и громко выкрикнул:
– Синды!
– Чинды… О, чинды… – Воины, переложив копья с камен-
ными наконечниками в левую руку, молча склонили головы
и стояли до тех пор, пока не вернулся их предводитель и не
предложил Филократу с путниками проследовать в откры-
тые ворота.
Под любопытными взглядами облаченных в странные и
грубые одеяния жителей путников провели к лачуге, стояв-
шей в центре селения и огражденной от небольшой площа-
ди частоколом. У калитки их встретил седой старик с бле-
стящим каменным топором в руке.
С помощью раба-меота Филократ попытался наладить раз-
говор с предводителем селения. Сделать это ему удалось с
большим трудом. Оказалось, что местные жители, хоть их и
называли меотами, говорят на своем особом языке.
Мешая греческие, меотские и скифские слова, через тол-
91
мача Филократу все же удалось выяснить, что народ, к ко-
торому принадлежали жители селения, очень большой и мо-
гущественный. Он занимает степное пространство на севере
до Меотиды, на востоке – до Танаиса и даже намного даль-
ше. Называют их иссидонами, а управляет ими великий
вождь, живущий в большом селении возле устья Танаиса.
Выращивают они зерно, просо и рожь, но немного – его с
трудом хватает лишь на пропитание селения.
С удивлением Филократ осматривал копья и стрелы с ка-
менными наконечниками, такие же ножи. Лишь у предводи-
теля висел у пояса бронзовый кинжал, а в руке он с гордо-
стью держал отполированный до блеска нефритовый
топор.
Неожиданно взор Филократа привлек огромный серый ка-
мень, удивительно знакомый по форме. У его основания
лежали камни такой же формы, но меньше размером, и
цветы. Филократ, присмотревшись, вспомнил, что точно та-
кой же формы был амулет Этосия.
Он обрадовался камню, как старому знакомому, и, вспом-
нив Этосия, подошел к нему и несколько раз плюнул. За
спиной пронесся ропот, сменившийся зловещей тишиной.
Все явно чего-то ждали. Внезапно тишину нарушил гневный
голос предводителя селения. Говорил он долго, стоя на ху-
дых, иссохших от старости ногах и воздевая руки к небу.
Под конец он громко закричал, обращаясь к Филократу, и
показал рукой на ворота.
Филократ догадался, что их выгоняют, и не заставил долго
ждать. «Значит, то не было знаком почтенияили уважения,
а Этосий святотатствовал, выражая пренебрежение боже-
ству своего народа, – догадался Филократ. – Кто бы мог
подумать… Такой странный народ, и у него должны быть
такие же странные обычаи. Но каков Этосий – носить аму-
лет бога на шее и выражать ему свое пренебрежение…»
Под оглушительный стук копий о щиты, сплетеные из иво-
вых прутьев и обтянутые кожей, плевки и возмущенные вы-
крики Филократ и его попутчики вынуждены были поспешно
покинуть селение.
Вернувшись в Гаргазу, Филократ за ужином рассказал Ар-
темию о происшествии в степном селении. Рассказал, как
всегда, со смехом. Артемий тоже усмехнулся. А когда Фи-
92
лократ окликнул проходившего мимо костра раба: «Эй, по-
зови к нам Этосия», – Артемий прикосновением руки оста-
новил его:
– Нет больше Этосия…
– Ты продал его?..
– Нет, его меоты забили камнями за поругание алтаря
Деметры.
– Что, он оплевал алтарь?
– Да, боги иссидонов куда терпимее эллинских и меот-
ских, – проговорил Филократ.
Визит Арифарна
Минул обеденный час, устало шумело торжище. Казалось,
люди собрались, чтобы поговорить, не более того – голоса
слышались повсюду. Со стороны северных ворот на взгорке
появились скифские всадники, одетые в яркие одежды,
обильно украшенные золотыми нашивными бляхами. Гром-
ко протрубил рог. Все стихло. Еще громче и тревожнее про-
звучал рог, сопровождаемый усиливающимся стрекотом
трещоток.
Замерли торговцы и обратили свои взоры туда, откуда до-
неслись звуки. Гул копыт усилился и разом смолк; и на
взгорке в блеске золота и в пурпурных одеждах предстал
скифский царь Арифарн. В то время, пока он спешивался,
поправлял одеяние, его приближенные заканчивали устанав-
ливать шатер.
Царь сел в высокое резное кресло. В мгновение ока к ша-
тру выстроилась длинная очередь купцов и просителей с
подарками и подношениями. Чуть в стороне от шатра рас-
положились придворные, а за ними дружинники царя. Тор-
жище за несколько минут сместилось в сторону царского
стана.
Наблюдая появление царя Арифарна со свитой, Филократ
сказал Артемию:
– Теперь я понимаю, почему знатных скифов называют
ксатриями – «яркими». Я чуть не ослеп от сияния золота на
царском облачении.
– Да… Это было незабываемое зрелище. – Проговорил
Артемий. – Мы, греки, не такие золотолюбивые и напыщен-
ные…
93
– И не такие алчные… Скиф не знает меры. Простой ли он
варвар или царь, он не способен верно соразмерять свои
желания с жизненной необходимостью.
– Я тут слышал историю, как Арифарн излечился от лихо-
радки, мучившей его несколько дней подряд. Говорят, он,
по их обычаю, призвал к себе домой двух жрецов-гадателей.
Жрецы указали на некоторых его родственников, наславших
якобы дух болезни. Арифарн пригласил еще прорицателей
из других скифских селений, чтобы те подтвердили вер-
ность, но они объявили ложность прорицания, а сказали,
что болезнь наслали слуги царя – конюх и охранник. Ари-
фарн приказал отрубить и выставить на обозрение головы
первых жрецов, но прибывший из главного святилища Ареса
жрец заявил о лживости утверждения вторых, и хотя уже
были казнены слуги, прорицателей, указавших на них, также
умертвили. Хорошо,что в это время болезнь прошла, иначе
бы скифское племя по Фате лишилось всех своих жрецов.
При последних словах оба грека посмеялись. По заверше-
нии паломничества к царскому шатру Арифарн сел на коня
и ускакал в свою ставку под рев рогов и грохот трещоток.
Сразу после убытия скифского правителя торжище заполо-
нили скифы, предлагавшие рабов, сыр, изделия из кожи,
копья, стрелы. Вечером от их бивака тянул какой-то пряный
дым, смешанный с запахами варящихся каш, рыбы и жаре-
ного мяса.
Звездное небо обещало погожие дни. Лето медленно при-
ближалось к апогею. Все, даже рабы, радовались обилию
плодов, цветению природы. А что, собственно, есть счастье,
если не умение радоваться жизни.
94
Часть III
Великая Скифия
Для скифов Октамасад был воплощением всемогущего
бога на земле. Он являлся первым из трех царей скифских
землепашцев и великим вождем кочевников, перегонявших
скот от Рипейских гор до Кавказских и до Данубия.
Некоторые простые скифы даже не верили в его существо-
вание, они считали, что Октамасада выдумал их вездесущий
правитель, чтобы запугивать других смертных. Все рассказы
о нем напоминали легенды и предания, которым необходи-
мо просто верить.
Фатеям надо построить новый мост через Фат взамен об-
ветшавшего, потому что так велит Октамасад, правителю
Гаргазы следовало исправить дорогу вдоль реки Гипанис,
яксаматам – охранять дороги, идущие вдоль морского бе-
рега от Священого озера до маяка и Гиерона. Сделать все
это надо, потому что так велит Октамасад. Из собранного
урожая фатеи, яксаматы и псессы должны отдать двадцать
пятую часть и такую же долю скота скифам – так велит
Октамасад. Раз в году на праздник бога войны в далекую
ставку главного скифского царя на Данапре отправляли ски-
фы от большого поселения двадцать, а от всякого другого –
по десять молодых сильных юношей с податью и приноше-
ниями. Возвращались они оттуда либо искалеченными и
изможденными старцами, либо вообще не возвращались.
Говорили, что у него несметное войско и неисчислимые
стада всевозможного скота – овец, коров, – десятки, если
не сотни, лошадиных табунов. Говорили, что у Октамасада
больше десяти жен, и от каждой у него по сыну и дочери.
Сыновья с одиннадцати лет имели доспехи, охотились и
даже отправлялись в поход с царскими дружинниками, обу-
чаясь стрельбе из лука, метанию копья и обращению с ме-
чом. Когда они достигали совершеннолетия, то собирали
свою дружину из сверстников и с благословения отца от-
правлялись на поиски данников. Они нападали на землепаш-
цев, жгли их жилища, угоняли скот до тех пор, пока те не
признавали власти скифов над собой.
Так подчиняли скифы своей воле оседлые племена по бе-
95
регам Понта, Меотиды и впадающих в них рек. Набеги дру-
жин скифских царевичей причиняли огромный урон, сеяли
беды и несчастья в племенах, вздумавших им сопротивлять-
ся. Реки крови и слез следовали за дружинами скифских
князей и царевичей, терроризировавших поселения неболь-
ших племен, добиваясь признания их своими законными
правителями, а прежние вожди становились всего лишь по-
корными сборщиками дани.
С большими меотскими племенами скифы заключали сою-
зы, скрепленные мирными договорами, которые при первом
удобном случае, когда объединяли свои силы, разрывали и
начинали грабить.
Гаргаза платила дань сыну Октамасада Арифарну, еже-
годно наведывавшемуся в город со своими дружинниками
по окончании уборки пшеницы, в начале торгов. Младшие
его братья Асарг и Кекроп собирали дань с псессов, торе-
тов1 и жителей недавно покоренной Лабриты. Более того,
они почитались правителями последней, где у них имелись
усадьбы, рабы, скот и прочее имущество. Братья заключили
договор о мире и взаимной военной помощи с царем Синди-
ки Гекатеем. Они принесли священную клятву верности до-
говору на шкуре быка.
Конечно же, Асарг и Кекроп мечтали управлять не только
Лабритой, но и владеть Аборакой, Синдской Гаванью, по-
лучить доступ к синдским и даже, если позволят боги, бо-
спорским портам. В этом стремлении их сдерживали лишь
недостаточная численность дружины и военное превосход-
ство синдов и боспорян.
Они неустанно просили отца начать войну с беспечными
синдами. Октамасад ссылался на священную клятву и на
угрозу нападения персов на Скифию.
* * *
Трава, растоптанная копытами лошадей, растертая коленя-
ми, локтями и спинами падавших и катившихся по земле
юношей, возбужденные выкрики, запах конского пота, жа-
реного мяса, ослепительное солнце – все пьянило. Весна,
праздник солнечного божества, начало нового скифского
года... Всадники на полном скаку сшибались друг с другом,
1 Тореты – меотское племя.
96
толкались, стараясь нанести один другому удар головой в
челюсть, с криком и свистом уносились прочь в степь. Юно-
ши не жалели соперников-соплеменников, как не жалели и
самих себя, в этой жестокой и азартной игре за барашка. В
местах наиболее ожесточенных стычек трава окропилась
кровью.
Октамасад вдыхал этот чудный весенний аромат – насто-
янный на талом снеге, первой траве, дыме костров, мясе и
крови. «Прекрасные обычаи у царских скифов. Замечатель-
ные праздники и игры; они объединяют людей в одну се-
мью, в один народ, закаляют мужчин, приучая их к боли,
самопожертвованию, решимости. – Так думал, улыбаясь
про себя, Октамасад. – Нет, никому не победить народ, ко-
торый, не жалея себя, способен, подобно ветру, ураганом
пронестись за считанные дни от одного края степи к друго-
му».
Верховный царь скифов, довольный собой, осматривал
ставку – многочисленные шатры с развевающимися на жер-
дях драконами – символами царей – и воткнутыми в землю
шестами с бронзовыми навершиями в виде орлиных голов,
оленей, пантер, козлов – знаками владетельных номахов и
скептухов2. Он задержал взгляд на гордо развевающемся
большом коричневом с желтыми рогами и красным ртом –
знаке, перешедшем от его брата Скила к его сыну Атею.
Затяжная скрытая борьба за первенство над скифами
между Октамасадом и Скилом завершилась победой перво-
го. Помогла ему огласка того, что Скил, державший дворец
в Ольвии, был посвящен в Дионисийские мистерии, то есть
стал отступником скифской веры. Скил пытался сражаться с
Октамасадом, возглавившим борьбу с братом, но вынужден
был бежать за Данувий и укрыться у извечных скифских
врагов фракийцев.
Фракийский царь, не желая сражаться с многочисленным
скифским войском, подошедшим к берегу реки, предложил
обменяться пленниками. Он просил своего дядю, а Октама-
саду предложил Скила. Не долго раздумывал Октамасад, он
согласился наэто предложение и, получив брата, тут же, на
берегу широкой реки, после поединка приказал отрубить
2 Номахи – правители племен, вероятно, от греческого «номос» – «пастбище».
Скептухи – цари племен; с греческого – «жезлоносцы».
97
ему голову. Таил ли царь Атей злобу на дядю – убийцу отца
Октамасада, не известно, однако расторопность и энергич-
ность его вызывала немалую озабоченность.
Октамасад вошел внутрь шатра, украшенного широкой по-
лосой золотых нашивок, и прилег на высоком ложе. От вы-
питого кружилась голова, а от съеденного мяса чувствова-
лась тяжесть в животе.
Под оглушительный рев труб и радостные возгласы много-
тысячной толпы Октамасад вышел из юрты и направился к
раскидистому священному дубу. Справа, немного в стороне
от народа, стояли, сверкая на утреннем солнце гривнами,
горитами и ножнами мечей, цари, номахи и сыновья Октама-
сада. Под кроной дерева был расстелен огромный войлоч-
ный ковер, на котором стояло золоченое кресло Октамаса-
да.
Когда великий царь сел в кресло, а по краю ковра распо-
ложились прочие цари и вся знать, толпа расступилась в
стороны, и перед сидящими предстало высокое сооружение,
созданное за несколько дней из терновника и валежника.
Это было святилище скифского бога войны. Оно напомина-
ло огромный квадрат с площадкой, высотой в пять-шесть
оргий. Наверх вели ступени из бревен.
Глухо ударили литавры, им ответили бубны, протрубили
рога, и к лестнице подвели пятерых пленников, предназна-
ченных в жертву богу. Чувствуя близкую смерть, пленники
стали вырываться, выкрикивать проклятия, молить о поща-
де. Они невольно обращались к Октамасаду, призывая его
быть милосердным. Но он был глух и непоколебим. Скиф-
ский бог войны требовал человеческих жертв, и они должны
были быть счастливы, что на них пал почетный жребий до-
нести просьбы скифов великому божеству.
Пленников подтащили к святилищу, следом подошел седо-
бородый жрец, обратившийся к Октамасаду, считавшемуся
по обычаю верховным жрецом.
Октамасад, высоко воздев руки, произнес молитву богу. В
ней он просил покровительства в военных делах и в каче-
стве залога верности скифов просил принять эту кровавую
жертву.
Старый седой жрец неспешно поднялся наверх, остано-
вился у меча, лезвием обращенного в небо и символизиро-
98
вавшего самого бога. Следом потащили первого иноземца.
Гром литавр, треск бубнов сопровождали его восхождение.
Трубный глас возвестил о наступлении кульминационного
момента. Все вокруг стихло, а через несколько мгновений,
когда в толпу полетела рука принесенного в жертву, вся
округа огласилась неистовым криком, вспугнувшим стаю гу-
сей и уток в прибрежных камышовых зарослях Данапра.
Пять раз повторялось действо, и пять раз железное лезвие
меча обливалось человеческой кровью, пытаясь насытить
кровожадного бога. Снова весь день стойбище еще более
истошно оглашали литавры, бубны, свирели. Игры, песни и
пляски продолжались долго, до поздней ночи.
В последний день празднования прихода нового солнца по
грому литавр цари и скептухи собрались в юрте Октамасада.
Первый скифский царь, осмотрев принесенную перед тем
дань, слушал о событиях и делах каждого из царей и нома-
хов. Он кивал головой, если ему нравилось сообщение, или
соглашался со словами говорившего, хмурил брови и насто-
роженно опускал взгляд, когда был чем-либо недоволен или
озабочен.
Жизнь следовала своим чередом; все было как всегда, и
лишь горячность Асарга и Кекропа, их настойчивые требо-
вания начать войну за порты Боспора Азиатского несколько
тревожили Октамасада.
Греки снабжали скифов вином, они обеспечивали всевоз-
можными товарами всю Скифию. Эллины скупали лошадей,
скот, рабов-фракийцев и, главное, зерно, получаемое ски-
фами в качестве дани от подвластных народов. Военные
действия могли все нарушить; взять штурмом укрепленные
портовые города вряд ли удастся, да и необходимости осо-
бой в этом Октамасад не видел. Еще большее беспокойство
у него вызвало сообщение Атея о том, что Ольвия является
его верной союзницей, а ольвийцы заключили с ним союз о
взаимопомощи и экономических отношениях. И хотя он со-
гласно кивнул, голову все же опустил.
Как остудить военный пыл сыновей? Что придумать и сде-
лать, чтобы отвлечь их от опасных замыслов? «Впрочем, это
не так уж сложно, – решил Октамасад. – Куда труднее бу-
дет уладить дела с Атеем, который при его дружбе с мест-
ными греками и взаимной поддержке последних из Эллады
99
может покуситься и на кресло первого царя, если того по-
желает. А что если пыл Асарга и Кекропа обратить против
их же дяди, Атея?.. А ведь неплохая мысль. Клин клином
вышибается».
Октамасад и на этот раз остался доволен празднеством и
самим собой.
Бегство от себя
– Да не постигнет тебя, великий владыка Боспора, моя
судьба! – Гекатей произнес эти слова с отчаяньем в голосе
вместо приветствия.
Сатир сразу даже не узнал в стоявшем перед ним человеке
с протянутой рукой царя синдов. Одежда отнюдь не походи-
ла на белый хитон и пурпурный гиматий, которые носил пре-
жде синдcкий правитель. От него пахло болотом и морской
тиной. Весь его вид невольно вызывал брезгливость.
Появление Гекатея в царском дворце очень удивило Сати-
ра. Он ожидал важного сообщения из Синдики от Сопея,
однако гонец почему-то задерживался, что заставляло ду-
мать о колебаниях Сопея или даже об измене и побеге Ор-
доса. Можно было ожидать, что с гонцом в Пантикапей при-
будет сам Сопей или его доверенный человек для заключения
договора и обсуждения плана. И вот теперь перед ним пред-
стал сам Гекатей. Синдский царь перепуган, унижен и гря-
зен, значит, что-то случилось с Ордосом, и Гекатей ничего
не знает об интриге.
– Пусть и тебе даруют боги веселые и счастливые дни! –
Хмуря лоб, ответил Сатир. В его карих глазах заплясали
лукавые огоньки. Гекатей, не сдержавшись, заплакал. Сатир
подошел к нему вплотную и положил свою руку на плечо.
– Успокойся, Гекатей! Здесь ты в безопасности. Успокой-
ся и расскажи по порядку, что произошло в Синдике? Мо-
жет, царь синдов хочет предложить мне прекрасных синд-
ских лошадей, на которых можно победить в самой
Олимпии?..
– Нет, я больше не царь синдов! – проговорил Гекатей,
смахнув слезу.
– Как? – удивленно развел в стороны руки Сатир.
– Все мое богатство, дом, жена оказались в руках заго-
ворщиков… Великий владыка, умоляю тебя, помоги мне
100
вернуть престол синдский. Вернуть имущество и спасти
жену!
Протянув руку к подбородку Сатира и склонив почтитель-
но голову, Гекатей на мгновение смолк. А затем решительно
проговорил:
– Дай мне войско, и я сполна заплачу тебе за твою по-
мощь!
Сатир внимательно и даже сочувственно выслушал прось-
бу, ухмыльнувшись про себя. Он долго молчал, как бы ста-
раясь понять, о чем идет речь. Затем пристально глянул на
ближайшую колонну портика, обдумывая ситуацию и свои
дальнейшие действия. Потом заговорил вкрадчивым голо-
сом, как это делают, когда хотят успокоить расстроенного
ребенка:
– Я так ничего и не понял, но мне ясно одно – ты, Гека-
тей, потерял власть над синдами, а Синдик захватили ковар-
ные мятежники.
Гекатей утвердительно закивал головой.
– То, что ты так убиваешься по престолу и богатству, мне
понятно. Похвально, что оплакиваешь отцовский дом, но по
женщине и рабам не достойно так убиваться… Твой трон,
дом и богатство мы с тобой, я надеюсь, вернем, а вот жен-
щину…
– Сатир перешел на доверительный тон, который должен
был внушить восхищение тем, о чем пойдет речь.
– Мужчина не должен привязываться к одной женщине и
быть рабом своего сердца. Я покажу тебе женщину, которая
своей красотой не уступает Афродите. И ты, увидев ее, в ту
же минуту забудешь о своей жене, которая, к тому же, ви-
димо, причастна к заговору и находится сейчас во власти
твоих врагов. Ты можешь получить в жены женщину дивной
красоты. Видел ли ты мою дочь Ефронею?..
Гекатей, подобно ребенку, потерявшему свою любимую
игрушку и не желающему взамен другой, простодушно ска-
зал:
– О великий царь, не нужна мне другая женщина, какой
бы красивой она ни была, позволь мне вернуть мою жену!
Сатир, словно не расслышав последних слов Гекатея, по-
звал Никомеда и приказал предупредить, чтобы на ужине в
зале были музыканты и все женщины царского дома, кото-
101
рые покажут свое танцевальное искусство. Для Гекатея была
приготовлена ванна и чистая одежда.
* * *
Возлежа на ложе и наблюдая за мальчиком, разливающим
в канфары и килики вино, следя за разговаривающим с
вельможами Сатиром, Гекатей вспоминал недавние события
в Синдике.
Когда он услышал удары тарана в ворота своего дома и
нарастающий шум толпы – выскочил через тайный ход на
противоположную улицу, выхватил у подвернувшегося воина
лошадь, которую тот вел под уздцы, вскочил на нее и гало-
пом проскакал мимо растерявшихся стражниковв городские
ворота.
Гекатей летел на полном скаку под проливным дождем в
Пантикапей. Ему тогда казалось, что единственным челове-
ком, способным помочь вернуть синдский престол, являлся
Сатир. И вот теперь, несмотря на явные почести, которые
оказывает ему боспорский владыка, он чувствовал себя пти-
цей, попавшей в когти хищника и, теряя надежду на благо-
приятный исход, отдался воле провидения. Он присмирел и
безропотно ожидал своей участи, которая находилась все-
цело в руках Сатира.
Слуга, отвечавший за ведение симпосиона, подошел к две-
ри в гинекей и громко объявил:
– Прекрасная Ефронея!
Заиграли флейтисты, и в зале появилась женщина, укутан-
ная в нежный прозрачный пеплос3. Она подходила к пирую-
щим, покачивая бедрами в такт музыке. Гекатей стал не-
вольно рассматривать ее фигуру, а когда Ефронея вышла из
полумрака, он смог разглядеть ее красивое лицо и насмеш-
ливо улыбающиеся всем мужчинам глаза.
Танцовщица остановилась возле Сатира и Гекатея и с не-
мым вопросом, не опуская красивых и насмешливых глаз,
смотрела на них, казалось, едва сдерживая смех. Гекатей
пристальнее посмотрел в ее глаза и удивился откровенно-
сти, красоте и бестыдству, с которыми она посмотрела на
него. На мгновение он забыл о своих бедах и почувствовал,
что не смог бы удержать смеха, если бы она рассмеялась.
Он ощутил власть этой женщины над собой.
3 Пеплос – женская туника с поясом.
102
– Ефронея, своей красотой подобная самой Афродите, –
сказал Сатир, обращаясь к Гекатею. – Я вижу, она тебе нра-
вится. Что ж, она и будет твоей новой женой, а прежнюю
забудь!
Слова эти прозвучали тихо, едва слышно, но для Гекатея
они были громче самого оглушительного раската грома. Он
догадался – это приказ, которому нельзя воспротивиться.
Это одно из главных условий Сатира в начавшейся между
ними игре.
Хоть и кольнула его сердце мысль о Тиргатао, но все-таки
успокоительно и сладко ему было слышать приговор Сати-
ра, когда он с замиранием смотрел на то удаляющуюся, то
приближающуюся Ефронею. Он чувствовал сердцем, что с
этого мгновения началась новая жизнь, а надежда на преж-
нюю, жившая до сих пор, окончательно рухнула.
Довольно потирая руки, Сатир встал с ложа, вышелиз
зала. За ним последовали другие, оставив Гекатея наедине
с Ефронеей. Сатиру, гадавшему, что же произошло в Синди-
ке, вскоре стало все понятно.
Один из купцов, прибывший из Синдской Гавани, сообщил
придворному чиновнику, а тот царю, что Сопей устроил мя-
теж, захватил власть и ожидает его помощи. Но теперь это
не имеет значения. В его сети попала та птица, которую он
и не ожидал поймать. Он даже рад был такому повороту со-
бытий.
«Ну что ж, на ловца и зверь бежит», – подумал боспор-
ский тиран, отправляясь в свою спальню.
* * *
В царском доме еще продолжался свадебный пир, а по
приказу Сатира боспорский стратег Демарх уже готовил к
походу на Синдик небольшой, но хорошо вооруженный от-
ряд, громко названный войском синдского царя.
На свадьбе Гекатея с Ефронеей Сатир подарил зятю во-
енные доспехи. На следующее утро синдский царь с помо-
щью придворных слуг примерил панцирь, шлем, поножи,
подпоясался мечом и взял в руки щит. Облачившись в до-
спехи, Гекатей отправился впереди отряда в пантикапейский
порт, где уже шла погрузка солдат и снаряжения на боль-
шие торговые суда.
В сонном и зыбком воздухе утра завязли вечерние и ноч-
103
ные ветры; они то просыпались, то снова сникали. Море
блестело в полумраке своей переливчатой гладью. Вокруг
был разлит покой и умиротворение. Желтели холмы остро-
вов, покрытые полями сжатой пшеницы и окаймленные ко-
ричневатыми полосами выжженной травы. Доносился запах
морских водорослей и горькой полыни.
На берег Гипаниса с крутобоких кораблей по деревянному
трапу сходили наемные воины. Гулко стучали копья и щиты
о борт, далеко слышен был храп лошадей и громкий раз-
говор солдат. А к берегу подходили новые корабли.
Гекатей подъехал на коне к Демарху, наблюдавшему с вы-
соты песчаного холма за высадкой войска. Одет стратег был
пестро и небрежно, как обычно одевались многие боспор-
цы, в том числе и знатные. На нем был синий хитон с крас-
ным меандром, плечи облегал алый гиматий. Настроение у
боспорского полководца было бодрое.
Демарх с конницей прибыл сюда из Фанагории раньше и
уже давно ожидал, когда явится Гекатей с боспорским сухо-
путным отрядом. Наконец последний воин сошел на землю
и занял свое место в строю.Стратег поднял вверх руку, по-
казал направление по дороге и, стегнув плетью коня, пом-
чался в голову конницы.
Гекатей устремился вслед за ним. Спустя некоторое время
конница Демарха обогнала вытягивающуюся пешую колон-
ну и заняла место впереди нее. Боспорское войско, подни-
мая клубы пыли, двинулось по дороге в сторону видневше-
гося вдали леса. Замыкал колонну обоз, в котором ехала
Ефронея с ее многочисленной прислугой.
Гекатей ехал рядом с Демархом и гадал о том, что случи-
лось в Синдике, что стало с Тиргатао после захвата мятеж-
никами царского дома. Как освободить ее? И главное – как
объяснить свою женитьбу с Евфронией?
Он успокаивал себя тем, что это была вынужденная женить-
ба, он пошел на нее, чтобы вернуть себе синдский престол.
Имеют же, в конце концов, меотские вожди и даже боспорские
правители несколько жен и наложниц, а в том положении, в
котором находится сейчас Тиргатао, ей ничего другого не оста-
ется, как смириться со своим новым положением наложницы.
«Прав, наверное, Сатир, – думал Гекатей, – мужчина не должен
забывать важных дел и страдать из-за женщины».
104
Большое ополчение было у синдского царя в Синдике, но
выступит ли знать вместе с чернью против своего законного
царя?.. Осмелятся ли обнаглевшие заговорщики воевать
против боспорского войска?.. А если решатся держать обо-
рону и сидеть в осаде – долго ли смогут ее выдержать?..
Гекатей взвешивал все доводы, но уверенности в легкой по-
беде у него не было. Решительный вид широкобородого
боспорского полководца внушал ему спокойствие и надежду
на лучший исход.
После ночевки на опушке леса утром следующего дня бо-
спорское войско подошло к стенам Абораки. Солдаты стали
готовиться к штурму и отражению атаки, когда увидели, что
ворота города открыты. Вместо вооруженных воинов оттуда
вышли жители с обвитыми шерстью ветками. Без особого
желания Демарх согласился с Гекатеем пополнить отряд
синдскими ополченцами. Гекатей оставил Ефронею с обо-
зом в Абораке, а сам двинулся к Синдику. В полдень войско
подошло к стенам синдской столицы и остановилось у ворот
на расстоянии немногим больше полета стрелы. Наступил
напряженный момент. «Неужели заговорщикирешатся со-
противляться?» – размышлял Гекатей, наблюдая за людь-
ми, передвигающимися на стенах у башен.
* * *
Тяжело дыша и постоянно вытирая гиматием со лба пот,
на площадку привратной башни поднялся Сопей, напуган-
ный вестью о приближении большого войска. Со времени
бегства Гекатея он, рассорившись с другими купцами и вла-
дельцами ремесленных мастерских, занял царский дом и по-
пытался узаконить свою власть над синдами.
От имени жителей Синдика он послал гонцов в другие го-
рода царства со всевозможными поручениями, одарил на-
местников областей привилегиями беспошлинной торговли в
Синдике. Постоянно ожидая военной поддержки боспорско-
го царя, обдумывал, как вести себя, чтобы сохранить неза-
висимость Синдики и не попасть в сети могущественного
соседа.
Будучи купцом Сопей и не подозревал, что так легко мо-
жет вскружить голову власть и что так легко ее можно по-
терять.
Несколько дней он наслаждался ею, как ему казалось,
105
огромной и прочной, жалея лишь о том, что раньше не по-
нимал: деньги могут дать определенную власть, но царская
власть дает не только наслаждение, но и громадные деньги,
соединяя в самой себе и то и другое.
Иногда Сопей терялся оттого, что обрел такой большой
источник дохода, но потом стал думать иначе и понял: чтобы
сохранить царскую власть, необходимо тратить много денег,
даже больше, чем их поступает в казну. Временами его пре-
жде безмятежное толстое лицо омрачала мысль о том, что
Гекатей сможет прийти с войском, собранным в Абораке, и
вернуть себе трон, но потом, представив себе бывшего царя
без денег и средств, прогонял эту мысль прочь. Чтобы обе-
зопасить себя от этого возможного поворота событий, Со-
пей объявил Гекатея клятвопреступником, изменником синд-
ских обычаев, приказал гонцам сообщать во всех городах и
селениях, что за поимку Гекатея будет выплачено большое
вознаграждение.
Сейчас же, стоя на площадке сторожевой башни, Сопей
всматривался в подходившее войско и пытался определить,
чье оно. Утро было солнечным, обещая такой же, как и
предыдущий, знойный день. В косых лучах солнца над бы-
льем и бурьяном клубился окрашенный в желтый цвет косо-
гор. Вдали среди темной зелени леса, покрывающего скло-
ны холмистой гряды, уже пестрели кое-где желтые пятна.
Все внимание Сопея сосредоточилось на одном: воины, что
подходили все ближе к городским стенам, присланы Сати-
ром ему на помощь или же это войско Гекатея?
Сердце Сопея радостно затрепетало, когда он различил
стяги боспорские, и внезапно оборвалось в бездонную про-
пасть оттого, что рядом с боспорским полководцем он раз-
глядел Гекатея. Сопей бессмысленно взглянул на воинов,
рядом с ним разогревавших на кострах смолу, на высыпав-
ших камни из корзины рабов и лучников, готовящихся к
стрельбе.
Над другими сторожевыми башнями Синдика также вились
дымы; город готовился к обороне, которая даже при беглом
взгляде на подходящее войско казалась Сопею бессмыслен-
ной. Он представил, что будет, когда огромное боспорское
войско ворвется по лестницам в город и с боем возьмет его.
Тогда ему не миновать страшной, мучительной казни. Сопей
106
приказал тушить костры и стал суетливо спускаться по высо-
ким каменным ступеням вниз, недоумевая, почему вопреки
обещанию боспорский тиран обманул его и поддержал Ге-
катея.
Еще горели костры, синдские воины готовились к оборо-
не, а Сопей, часто и тяжело дыша, утирая пот, встречал у
распахнутых городских ворот Гекатея с Демархом. Он не
говорил, а прерывисто выкрикивал слова приветствия, ста-
раясь заверить Гекатея в своей любви и верности.
– Мы рады, рады, – показывал он на подходивших сзади
знатных синдов его сподвижников, – что в столицу Синдики
возвратился царь Гекатей и с беспорядками в городе
наконец-то будет покончено. Снова наступит мир и благо-
денствие.
Гекатей, казалось, не слышал его, Демарх смотрел хмуро
и недоверчиво. Весь его вид говорил: «Разберемся, винов-
ных накажем!»
– Твоя жена, царь, находится в безопасном месте, под на-
дежной охраной, – еще подобострастнее заговорил Сопей.
Гекатей при этих словах почувствовал себя неловко, но не
показал виду. Он так же равнодушно смотрел на Сопея и
собиравшуюся толпу.
Сопей вдруг почувствовал, как по спине струей скатился
холодный пот, а от Демарха и Гекатея дохнуло угрозой.
Едва они подняли уздечки, намереваясь следовать на агору,
Сопей поспешил скрыться в толпе.
Муки ожидания
Первые два дня после мятежа и бегства Гекатея из Синди-
ка Тиргатао находилась в гинекее. Она могла заниматься
прежними домашними делами, ткать покрывала, наводить
порядок, но выходить из дома ей запрещалось. Из ее по-
коев было вынесено все оружие; у двери выставлена стра-
жа. Сопей, желавший вначале сделать Тиргатао своей на-
ложницей, прекратил все попытки. Меотянка напоминала
ему свирепую пантеру, очутившуюся в неволе.
С тех пор как Тиргатао оказалась во власти купца, она
многое передумала, вспомнила все, что случилось в послед-
ние дни. Она не пыталась даже разгадать, почему Гекатей
оставил ее одну, бежал из города, а лишь с тревогой дума-
107
ла, скоро ли он вернется, чтобы спасти ее и город от этих
алчных людей?
Когда Гекатей с боспорским войском вошел в Синдик,
Тиргатао перебирала пряжу вместе с Астой и невольно с за-
миранием сердца прислушивалась к шуму у городских во-
рот. До ее слуха долетали какие-то выкрики, споры, возгла-
сы. К Сопею, расположившемуся в царском доме, прискакал
воин, и купец поспешно собрался и куда-то убежал.
«Наконец-то, Гекатей вернулся!» – подумала Тиргатао, и
сердце ее радостно забилось. Она знала, что это он вошел
с войском в Синдик. Тиргатао ждала, что с минуты на мину-
ту в комнату ворвется Гекатей, обнимет… От волнения она
не могла даже связать порвавшуюся нить. Но прошел час,
другой, город оглашался неоднократно радостными возгла-
сами и приветствиями, но Гекатея все не было. Вместо него
в ее покои поднялись два боспорских воина.
Тиргатао стала перед ними и пытливо глянула в глаза,
ожидая, что ей скажут. За стеной, в мужской половине дома,
она услышала среди прочих голос Гекатея, его шаги. Воины
показали рукой на дверь, и Тиргатао вслед за ними вышла
из своей комнаты. Не зная, куда ее ведут, зачем, она шла
между стражниками, радуясь возвращению мужа. Кое-где
слышался шум драки, крики жителей. Она увидела, как один
боспорский воин из рук старика-синда вырывал шерстяную
хламиду; другой бил рукоятью меча по руке женщину, не
выпускавшую медный кувшин.
Несмотря на то что боспорцев впустили в город без боя,
без стычек и кровопролития не обошлось: наемники не мог-
ли смириться с тем, что вынужденыостаться без добычи.
Тиргатао, к своему удивлению, оказалась, в старой сторо-
жевой башне, стоящей рядом с городскими воротами и слу-
жащей местом заключения опасных преступников. Потяну-
лись невыносимо длинные часы, а затем и дни. Ночь
сменяла день, день – ночь. Неизвестность стала для нее на-
стоящей пыткой. Сначала она металась во мраке башни, за-
давая себе в сотый раз один и тот же вопрос: «Почему он не
приходит выручить ее из заключения?» При каждом шорохе
за стенами Тиргатао бросалась к двери и пыталась в узкие
щели рассохшегося дерева рассмотреть, что происходит
снаружи. Рядом с воротами, возле другой башни, стояли
108
два стражника с длинными копьями. Вечерами они зажигали
костер, готовили на нем ужин. Завтрак и обед узнице при-
носила старая немая рабыня.
Тиргатао сидела на куче соломы, заменявшей ей постель,
когда со скрипом открылась дверь и освещенный красным
пламенем факела в башню вошел Гекатей. Тиргатао, изму-
ченная ожиданием, с трудом скрыла радость. Гекатей
почему-то отвел в сторону взгляд и беспокойно оглянулся
назад. Что-то было неладное в его поведении, и Тиргатао
отклонилась, когда он попытался ее обнять.
Гекатей заговорил, и в его голосе Тиргатао послышалась
фальшь. Сердце ее сжалось в комок, а в глазах отразились
испуг и мольба о пощаде.
Она готова была простить ему трусость и бегство из Син-
дика, простить то, что оставил ее одну и заточил в башню,
но измену – нет. Этого она простить ему не могла.
Гекатей вел себя иначе, чем прежде. Тиргатао с трудом
угадывала в этом человеке своего прежнего мужа.
– Я должен был принять предложение боспорского царя
и взять в жены его дочь Ефронею, – сказал Гекатей спокой-
ным голосом. – Но мы по-прежнему будем встречаться с
тобой. Втайне от Демарха и Ефронеи. Для тебя, Тиргатао, я
отведу лучший дом в Абораке, а хочешь, и в Синдской Гава-
ни. Оставлю рабынь. Ты должна принять мое предложе-
ние…
В его голосе ей слышалась то спесь надменного хозяина,
то просьба о смирении. Тиргатао словно окаменела от услы-
шанного. Все в ней противилось тому, чтобы осознать свое
новое положение. «Нет, лучше смерть, чем быть наложни-
цей бывшего мужа», – решила она.
Взглядом, полным презрения, глянула Тиргатао на ставше-
го чужим царя синдов. Гекатей замолчал, удивившись вне-
запной перемене в Тиргатао. Он так долго обдумывал этот
разговор, подыскивал слова, собирался с духом и выбирал
время, чтобы его не увидели у башни Демарх и Ефронея, их
соглядатаи.
Гекатей был уверен, что она согласится, может быть, даже
обрадуется, – и вдруг такой холод и отчуждение. Он еще
раз глянул в глаза Тиргатао и отпрянул с испугом, увидев в
них испепеляющую душу ненависть. Гекатей хотел еще что-
109
то сказать, но, поняв, что слова бесполезны, поспешил вый-
ти из башни.
Тиргатао наконец-то все поняла. Все так просто и беспо-
щадно. «Так вот в чем дело!» – беспрестанно повторяла она
про себя, мечась раненым хищником по башне. От гнева она
не могла ни о чем другом думать, как о мести за измену.
Всю ночь напролет Тиргатао не сомкнула глаз, шуршала со-
ломой и тяжело вздыхала, стараясь успокоиться и унять
боль в сердце. Под утро она, усталая и разбитая, упала на
солому и уснула. Проснулась пленница в полдень, когда
скрипнула дверь и на пороге появилась Аста с кувшином и
лепешками. Тиргатао обрадовалась приходу рабыни, кото-
рую усадила рядом с собой и стала расспрашивать, все ли
хорошо в доме и что слышно в городе.
Аста рассказала ей о капризах Ефронеи, о грубом, бесце-
ремонном Демархе, сообщила о том, что из города куда-то
бежал, оставив почти все свое имущество, Сопей, дом кото-
рого полностью разграблен боспорцами и сожжен.
Размеренный рассказ рабыни немного успокоил Тиргатао
и настроил на раздумья. Она более всего нуждалась в этом
разговоре о таких, казалось бы, незначительных житейских
делах, как сбор винограда, побег Сопея и охота боспорцев
на ланей. Как бы между прочим Аста заговорила о том, ка-
ким хорошим и добрым царем является Гекатей, подарив-
ший ей замечательный бронзовый браслет и бусы, о том, что
хочет отправить ее вместе с Тиргатао в Абораку, где они
будут жить в прекрасном новом доме. И снова вместе будут
прясть, спокойно и тихо жить. Тиргатао ничего не ответила,
думая о чем-то своем.
В это время скрипнула дверь и вошла Афродиска. Она при-
несла Тиргатао ее пурпурный пеплос, плащ, зеркало, лекифы
и расписной сосуд с ее золотыми украшениями.Однако Тир-
гатао отнеслась к ним совершенно равнодушно. Она грустно
смотрела на одежду и украшения, а в глазах ее была безу-
частность ко всему происходящему. Вскоре Аста с Афроди-
ской ушли, пообещав вернуться при первом удобном случае.
За все время своего заточения Тиргатао впервые спокойно
огляделась и собралась с мыслями. Все ей стало ясно и по-
нятно. Она начала замечать то, что раньше ускользало от ее
взгляда. Тиргатао словно проснулась от глубокого сна.
110
Осмотрев башню, она обратила внимание на светившийся
высоко над головой сноп света. Он косо падал из бойницы
с вывалившимися по краям камнями на противоположную
стену. До бойницы было две с половиной оргии. Тиргатао
принялась складывать из валявшихся под бойницей камней
ступени. Когда они поднялись на высоту двух локтей, по-
слышался скрип открывающейся двери, и Тиргатао ящери-
цей метнулась к соломе. Едва она села, как в дверном про-
еме появилась улыбающаяся Аста, принесшая миску
жареного мяса, аромат которого заполнил всю башню. Сле-
дом вошла Афродиска с кувшином молока и чашей, полной
спелых фруктов.
Аста сказала, что по повелению Гекатея, она будет как и
прежде прислуживать Тиргатао, поэтому та может требовать
от нее все что пожелает. Подумав несколько мгновений,
Тиргатао приказала принести ей жаровню, дров и зажечь
вечером в башне огонь, так как по ночам здесь бывает сыро
и холодно. С радостью Аста отправилась выполнять прика-
зание Тиргатао.
Меотянка принялась ужинать и приказала, чтобы служанки
оставили ее одну. Когда немая рабыня с пустой миской вы-
шла последней из башни, Тиргатао поднялась по шатким
ступеням почти к самой бойнице и долго смотрела на осле-
пительно яркое небо, видневшееся через узкое отверстие.
Она опять вспомнила о несправедливости, проявленной Ге-
катеем к ней, о том, что ее лишили свободы, возможности
ходить под ярким небом, дышать упоительным морским воз-
духом.
Поздним вечером Аста разожгла в жаровне огонь и ушла.
Стражники закрыли дверь на запор, и наступила глухая не-
проглядная ночь. Тиргатао сидела некоторое время перед
огнем. Обхватив руками колени, она вспоминала события
последних дней. В проеме бойницы ярко блестела звезда.
Доносились окрики стражников; они то приближались, то
удалялись и казались теперь ей чужими, резкими и злыми.
Тиргатао с нарастающим чувством ненависти припоминала
приход Гекатея, его предложение стать наложницей и от-
правиться в Абораку. Все ее существо противилось самой
мысли о том, чтобы стать наложницей. Тиргатао захотелось
сию же минуту бежать из города, ставшего ей ненавистным.
111
Она поднялась, собрала камни, остававшиеся лежать на
полу, выложила из них недостающие ступени и поднялась к
бойнице. Затем меотянка вернулась назад, долго всматрива-
лась в дверную щель, пока не различила всех стражников,
гревшихся у костра. Потом разорвала одеяло, сняла с себя
пеплос и стала бесшумно раздирать его на длинные ленты.
Из них она сплела веревку, которая получилась немногим
длиннее оргии, выбрала в валежнике крепкую палку в два
локтя, к середине которой привязала один конец веревки.
С трудом Тиргатао поднялась по шатким камням к бойни-
це, долго всматривалась в непроглядную темень. Закрепив
палку таким образом, чтобы она краями держалась за вы-
ступающие камни, Тиргатао просунулась в узкую щель, по-
царапав локти, и оглянулась уже с наружной стороны на
догоравший в жаровне огонь. Держась руками за веревку и
упираясь ногами в стену, стала спускаться вниз. Веревка
кончилась, а до земли еще оставалось не меньше оргии,
тогда Тиргатао отпустила ее и прыгнула вниз. Не удержав-
шись на узкой кромке земли под башней, она скатилась в
ров. Выбравшись оттуда, беглянка поднялась на вал и по-
бежала через поле, поросшее бурьяном, теряясь во мраке.
Стражники сидели у костра и тихо разговаривали. Они
вспоминали сражения с кочевниками, походы против враж-
дебных соседей, кто сколько денег выиграл в кости, рассу-
ждали о грядущей зиме. На востоке под утренней звездой
появилась светлая полоса; наступало долгожданное утро.
Сонно заскрипели деревянные колеса повозки, подъезжав-
шей к воротам. Из нее выпрыгнула Аста, а следом появился
управляющий царского дома Аспасион. Они подошли к
стражникам, и Аста потребовала, чтобы открыли башню и
выпустили Тиргатао. Аспасион показал одному из стражни-
ков навощенную дощечку с оттиском печати и сказал,что
царь Гекатей приказывает им передать Тиргатао в его, Аспа-
сиона, руки. Воин взял дощечку, повернул ее к свету, не
спеша прочитал и разглядел печать. В это время управляю-
щий и рабыня от нетерпения не могли спокойно стоять на
месте. По приказу Гекатея они должны были незаметно для
Демарха и Ефронеи увезти Тиргатао в царскую усадьбу, а
затем в Абораку.
Стражник передал дощечку с приказом и пошел открывать
112
дверь. Первой внутрь башни вбежала Аста, за ней вошли
Аспасион и стражник. В башне было темно, на полу возле
темнеющей кучи соломы тлели угли. Аста тихо позвала Тир-
гатао, но никто не ответил, а когда второй стражник принес
ярко горящую ветку в башню, то все увидели, что Тиргатао
в ней не было, а груда камней возле бойницы свидетель-
ствовала о ее побеге.
Могущество и бессилие Гекаты
Гекатей в сопровождении телохранителей вышел из дома
и направился к храмовому алтарю, где намеревался прине-
сти в жертву ягненка и молить Великого всесильного бога
Манматху4 о благоприятном исполнении задуманного и удач-
ном дне, от которого зависела его дальнейшая жизнь. По-
следние дни он непрестанно думал о том, как примирить
Тиргатао с ее новым положением, как поладить с Демархом
и Ефронеей, вникавшими во все мелочи городской жизни.
Конечно, лучше всего в таких обстоятельствах тайно отпра-
вить Тиргатао в Абораку и подождать, когда все уладится.
Но как объяснить ее исчезновение из Синдика Демарху?..
Царь синдов омыл свои руки над бронзовой чашей и при-
ступил к жертвоприношению, когда у храма появилась Аста.
По ее виду Гекатей догадался, что что-то случилось с Тирга-
тао. Когда же рабыня после обряда сообщила весть о по-
беге ее прежней повелительницы, Гекатей понял, что рухнул
продуманный и казавшийся безупречным план. Теперь неиз-
бежным было объяснение с Демархом и царем Сатиром. Но
он не мог исполнить требование боспорского тирана убить
свою бывшую жену.
* * *
Гекатей с тремя наспех собранными воинами столкнулся в
воротах Синдика с Демархом, окруженным всадниками. Де-
марх молча глянул на Гекатея и, хлестнув плетью коня, пер-
вым миновал ворота. По направлению к гряде холмов, пе-
стреющих желтеющими лесами, мчались через городскую
хору, огибая ее с двух сторон, боспорские и синдские всад-
ники, во главе которых были Демарх и Гекатей.
До самой темноты продолжались поиски Тиргатао. Гека-
тей стремился во чтобы то ни стало найти ее первым. Он
4 Манматху – одно из имен бога любви Камы.
113
только теперь почувствовал, как она дорога ему и что любит
ее больше, чем раньше. Уставшие и голодные воины едва
поспевали за своим предводителем. Гекатей был готов про-
должать погоню и в своих поисках дойти до Гипербореи. Он
успокаивал себя тем, что найдет ее и уговорит отправиться
в Абораку, что со временем жизнь наладится, вернется в
прежнее русло.
Однажды ему показалось, что она стоит за оставшимся по-
зади большим кустом, он оглянулся, но там никого не было.
Два раза воины спугнули зайцев, а один раз потревожили
медведя, приняв того за человека. Лишь поздним вечером
они вернулись домой. Когда Гекатей вошел в мегарон, Де-
марх диктовал граммату5 сообщение боспорскому царю.
На следующий день Гекатей, несмотря на усталость в теле,
снова отправился со своей стражей на поиски Тиргатао. И
снова, прокружив лесными тропами весь день, всадники
вернулись в Синдик ни с чем, усталые и злые.
* * *
Когда все попытки найти беглянку оказались напрасными,
за дело взялась Ефронея. Помимо всевозможных притира-
ний, румян, душистых масел, зеркал она привезла с собой
снадобья и травы, обладающие целебными и волшебными
свойствами, а также старую рабыню Левкею, умевшую раз-
гадывать сны, предсказывать будущее по полету птиц и вла-
девшую искусством заговоров. Ефронея, ведшая свой род
от Медеи и легендарной таврской царицы, ставшей богиней
Гекатой6, устроила большое жертвоприношение.
– Приди, Соломбо – богиня Ада, Земли и Неба, владычи-
ца больших дорог и кладбищ! – Воздев к хмурому вечерне-
му небу руки, в одной из которых был троичный сосуд, взы-
вала к богине старуха. Седые всклокоченные волосы падали
ей на плечи.
Голос Левкеи, напоминавший шипение змеи, внушал страх.
Сгорбленная зловещая фигура колдуньи стояла на высоком
холме; вокруг нее кишели гадюки, ужи, ящерицы и жабы,
заранее собранные по всей округе и высыпанные по приказу
Евфронеи перед ритуалом на холме.
5 Граммат – с греческого – писарь.
6 Геката – богиня-покровительница колдунов, добрых и злых духов. Ее олице-
творением была луна.
114
– Ты, которая несет свет, которая живет ночью, – шепта-
ла старуха заклинания, повернувшись лицом на восток.
Слова улетали в ночную тьму и растворялись в ней.
– Ты – враг света и подруга ночи. Ты, которая радуется ноч-
ному вою собак, пролитой крови… Ты, которая бродит по
кладбищу вместе с тенями умерших… Ты, жаждущая крови и
приносящая ужас смертным. Горго, Момро-Селена, принимаю-
щая тысячи обличий, прими наши жертвоприношения и возьми
к себе пленницу нашу, Тиргатао, дочь вождя яксаматов! Отыщи
ее, и пусть кровь ее послужит тебе сладким напитком!
Замолчав, обессилевшая старуха выплеснула из троичной
чаши темную вонючую жидкость, и, разбив ее о жертвенник,
опустила руки и склонила голову. Ее помощницы, стоявшие
на склонах холма возле жертвенных камней, стали закалы-
вать щенков и собак. Среди столпившихся внизу жителей
города ходила одна из помощниц жрицы Гекаты и предла-
гала им испить приготовленного для этой службы зелья.
Возвращение домой
Оказавшись за стенами города, Тиргатао бежала в кро-
мешной тьме, не разбирая дороги, на восток, в горы, по-
крытые лесом. Она часто спотыкалась, падала, продиралась,
царапая в кровь лицо, руки и ноги, через кустарник. Посте-
пенно ее движения становились размереннее, осмысленнее.
Она останавливалась на полянах, смотрела вверх на звезды,
пытаясь определить свой путь.
Всю ночь Тиргатао пробиралась сквозь дебри, спускалась
и поднималась с одной горы на другую. Она думала, что
далеко ушла от Синдика, но когда рассвело, то оказалось,
что она, сделав большой круг в горах, снова возвртилась к
столице синдов. Это испугало ее, и она, напрягая последние
силы, почти бегом поспешила в сторону поднимающегося на
фоне бледно-желтой зари солнца.
Вечером, когда стали сгущаться сумерки, Тиргатао услыша-
ла справа от себя по склону горы лошадиный храп. Она при-
таилась за большим кустом и, словно рысь, стерегущая до-
бычу, посмотрела в сторону тропы, откуда донесся храп.
Вскоре метрах в двадцати от себя она увидела всадника и
узнала в нем Гекатея. За ним следовали еще три воина. Серд-
це ее заколотилось от ярости и ненависти, но предчувствие
115
заставило ее лечь на землю и затаиться. Как жалела в ту ми-
нуту Тиргатао, что у нее не было лука и горита со стрелами.
Гекатей рассеянно оглядывался по сторонам и, казалось, не
искал уже никого, а просто прогуливался. Его конь остано-
вился перед большим кустом боярышника с красными
ягодами-бусинами, за которым проходила тропа. Он хотел
было пришпорить коня, но затем передумал, осмотрелся во-
круг, скользнул взглядом по кусту, за которым пряталась
Тиргатао, и, разочарованно махнув рукой, повернул назад.
Гекатей желал успеть вернуться в Синдик до ночи, так как
днем не успели заготовить достаточное количество факелов.
Когда за деревьями исчез ее бывший муж с всадниками,
Тиргатао хотела идти дальше, но усталостьвзяла свое; тело
перестало ее слушаться, ноги подкосились, и она, повалив-
шись в траву, уснула. Проснулась Тиргатао от холода. На
небе, затянутом тучами, не было ни одной звезды. Ежась от
холода и борясь с усталостью, Тиргатао шла весь следую-
щий день. В полдень она, присев на поваленное дерево,
впервые почувствовала голод. Набрав горсть диких яблок,
груш и переспевшего кизила, Тиргатао поела, запила холод-
ной водой из родника, который нашла по урчанию и звону
под старым грабом.
Мелкие горьковато-кислые яблоки и терпкие груши пока-
зались ей вкуснее самых сочных яблок Синдика и Абораки.
В них был вкус свободы. Оглядевшись по сторонам, Тирга-
тао остановила взгляд на вершине дуба и удивилась торже-
ственному молчанию великана. Она и сама замерла, прислу-
шиваясь к глубокой тишине. Каждая ветка и каждый листик
лесного старожила дышали покоем и сдержанной мудро-
стью. Ему не было дела до человеческих чувств и страстей,
из-за которых порой возникали кровавые битвы, войны и
радостные пиры… Он, казалось, знал истинный смысл жиз-
ни, который скрывался в величавой размеренности и стрем-
лении к покою. Лишь когда ветра беспокоили его, он, на-
верное, возмущенно шумел и неистовствовал. Шумел до тех
пор, пока они не оставляли его в покое.
Подойдя поближе к дубу и опустившись на листья, Тирга-
тао легла на землю и долго смотрела на лесного богатыря,
забыв обо всем на свете. Эти несколько минут безмятежно-
го покоя показались ей годами, а когда она поднялась на
116
ноги, события, недавно пережитые в Синдике, представи-
лись давними, почти детскими.
Тиргатао бодро зашагала по тропинке вверх. Вечером с
высоты горного хребта, покрытого высокими травами и ред-
ким кустарником, она любовалась закатом. Солнце опуска-
лось за деревья, которые стояли нарядные, сияя красками,
занятыми у дневного светила. Стояла удивительная тишина,
лишь с тревожным щебетом перелетали стайки птиц, стре-
мясь к родным гнездам. И Тиргатао также приготовилась
лечь спать на выстланное из сухой травы и листьев ложе под
большим кустом боярышника.
Дважды рассветы сменялись закатами, дни – ночами, а
Тиргатао далеко ушла на восток. Она уже не чувствовала го-
лода и боли от усталости. Однаждыпасмурным утром пошел
холодный дождь, а Тиргатао шагала в его косых струях, даже
не пытаясь укрыться. Когда же дождь закончился, она при-
села, прислонившись спиной к толстому ясеню. От дерева
исходило едва ощутимое тепло, и Тиргатао вскоре уснула.
Ей снилось, что над ней нависла голова страшного грифо-
на. Она закрыла собой дневной свет. Когтистая лапа под-
несла к ее лицу какую-то чашу. Поборов сон, Тиргатао от-
крыла глаза и увидела склонившегося над нею меотского
воина. Лицо его было горбоносым и грубым. Оно напомина-
ло театральную маску. Большая черная копна волос падала
на лоб, закрывая черные глаза; тонкие губы под большим
орлиным носом скривила улыбка.
В одной руке меот держал чашу с красной жидкостью, а
другой сжимал длинный железный нож. За его спиной смея-
лись воины в пестрых одеждах. Тиргатао отстранила рукой
чашу с вином и испуганно прижалась к дереву. Однако вои-
ны заговорили с нею по-меотски, сказали, что считают ее
своей гостьей, и предложили выпить вина. Оказывается, они
рассмотрели знак яксаматского рода, выколотый у нее на
плече. Тиргатао почувствовала себя в безопасности и выпи-
ла терпкую жидкость.
117
Часть IV
В чреве Боспора
Узкой мощеной улицей, зажатой в тиски домов и камен-
ных заборов, тяжело дыша и часто останавливаясь, чтобы
вытереть пот, поднимался Сопей. В нагретом воздухе злово-
ния большого города перемешались с запахом горелых ли-
стьев, который преследует тебя, где бы ты ни был.
Сопей возвращался домой с рынка, на котором уже не-
сколько месяцев торговал рыбой и успел провоняться. В
Пантикапее он поселился после побега из Синдика, когда
туда вернулся Гекатей с боспорским войском. Трудно полу-
чить гражданство и право на торговлю в столице Боспора,
но чего только ни делают деньги. Хотя и удалось Сопею вы-
везти из Синдика всего лишь часть своего синдского состоя-
ния, однако и того хватило ему на покупку дома в Пантика-
пее и на то, чтобы обзавестись рыбным эргастерием с пятью
рабами, которыми управлял не пожелавший в очередной раз
испытывать судьбу и расстаться с хозяином Формион.
Сопей слегка похудел, но энергии не утратил, а стал еще
предприимчивее. Пантикапей предоставлял ему большие
возможности,чем Синдик. Несмотря на постигшее несчастье
купец был вполне доволен новой жизнью, хотя и не без со-
жаления вспоминал утерянное добро и свое короткое прав-
ление Синдикой. Тогда в гекатеевом доме он осознал, что
власть – это не просто сладостное удовольствие от превос-
ходства над другими, но и небывалые возможности для на-
живы. Власть и богатство – вещи, тесно связанные между
собой. Он, почуяв в своих руках большую власть, присвоил
себе все оставшиеся после бегства Гекатея царские деньги,
чем навлек на себя недовольство синдской знати и купцов.
Новым чувством, открытым в себе, явилось для Сопея чув-
ство причастности к делам большого Боспорского царства.
Конечно, здесь он не обладал таким влиянием, которое
было у него в Синдике, но оно, как думал Сопей, должно
было прийти со временем. Он был уже знаком со многими
знатными и влиятельными людьми Пантикапея и задабривал
их богатыми подарками.
...Дома Сопея ожидал гость. Им был Басириск, знатный
118
пантикапеец, близкий к царской семье. Будучи сыном Селев-
ка, Басириск доводился племянником царю Сатиру. Этот
молодой, богатый и взбалмошный боспорец в последние
дни стал частым гостем в доме Сопея.
Молодая рабыня сообщила в прихожей вытирающему с
лица пот Сопею, что гость уже давно ждет хозяина и выпил
почти кувшин вина.
Сопей догадался о состоянии своего гостя и вошел в ком-
нату с опаской. Он застал Басириска лежащим на ложе с
ритоном1 в руке и что-то невнятно бормотавшим мальчику,
сидевшему рядом. Завидев Сопея, Басириск отправил маль-
чика во двор и принял важный вид.
– О Сопей, приветствую тебя в твоем доме. Ты не забыл,
что завтра нас с тобой ждут великие дела? Я пришел обсу-
дить детали.
Месяц назад Басириск раскрыл купцу план свержения царя
Сатира и уговорил принять в нем участие, обещая сделать
его в случае успеха если не правителем всего Азиатского
Боспора, то Синдики точно. Назавтра был назначен заговор,
а Басириск, ничего не сделав для его успеха, в очередной
раз напился допьяна и принялся нести околесицу.
Ранним утром Сопей должен был вооружить заговорщи-
ков и своих рабов оружием, закупленным Басириском и
спрятанным в подвале купеческого дома. План был прост:
Басириск, поставлявший царскому дому драгоценные укра-
шения, должен был прийти с двумя наемниками-фракийцами,
под видом рабов-носильщиков, в дом боспорского царя.
Царь Сатир имел обыкновение сам лично выбирать посуду и
торговаться при покупке женских украшений.
В удобный момент по знаку Басириска один из фракийцев
ударом кинжала должен был заколоть Сатира, а другой, не
мешкая ни минуты, открыть ворота и вместе с подкупленны-
ми стражниками впустить в акрополь остальных заговорщи-
ков. Сопею следовало подвести вооруженный отряд к во-
ротам акрополя и ожидать сигнала, а проникнув внутрь,
разоружить охранников и запереть их в дворцовом подва-
ле.
Две декады назад Сопей, хотя и без особой радости, но
все же с надеждой, участвовал в обсуждении плана, но те-
1 Ритон – сосуд для питья в форме рога.
119
перь от страха и предчувствия неизбежного провала не мог
побороть в руках дрожь. Его бросало то в холод, то в жар,
и он готов был шагать день и ночь напролет, копать яму и
таскать камни, лишь бы не наступило завтра.
Басириск ушел от Сопея совершенно пьяный и, судя по
направлению, отправился в порт к гетерам. Оставшись один
на один со своими тяжелыми мыслями, Сопей не знал, что
предпринять и как быть. Чтобы избавиться от тошнотворной
слабости в теле и дрожи в руках он разом опустошил кан-
фар вина и уставился в стену.
Так и не придумав ничего подходящего, Сопей вызвал к
себе Формиона, который жил с семьей при нем в низкой
пристройке. Купец напомнил рабу о предстоящем, высказал
свои опасения о провале заговора и потребовал совета –
как быть? Он готов был даже заплатить Формиону за свое
избавление от беды. Формион, видя состояние Сопея, по-
требовал за совет и хлопоты отпустить его на свободу.
– Ну нет, Формион, только не это. Ты же знаешь, как я
тебя ценю, – ответил купец.
– В таком случае я тебе не смогу помочь… Хочешь, я тебе
заплачу за себя и семью полмины?
Поколебавшись, Сопей согласился на сделку, и Формион
посоветовал ему, не теряя ни минуты, отправиться к Сатиру
и раскрыть заговор, требуя вознаграждения. Через несколь-
ко минут Сопей вышел из дома, побрел сначала в порт, а
потом свернул на другую улицу и пошел вверх. В конце кон-
цов купец, сам не ведая, каким образом, оказался на акро-
поле, в царском доме, перед самим царем.
Он рассказал Сатиру о заговоре Басириска, о том, что
рисковал жизнью, отправляясь на акрополь, клялся в вер-
ности царю и просил награду за раскрытие заговора.
– А что обещал тебе Басириск за услугу?
– Отдать в управление Синдику…
– Ну что ж, если ты сказал правду, так и быть, получишь
ее.
После доноса на Басириска Сопей совершенно успокоил-
ся. Завтра никуда не надо было спешить, не надо было вол-
новаться и томиться в тяжелом ожидании. Но те недобрые
взгляды, которые бросал на него царь Сатир во время их
разговора, ничего доброго не обещали.
120
По приказу царя к дому Басириска был отправлен отряд
царской стражи с приказом схватить и привести заговорщи-
ка во дворец.
Басириск по дороге домой снова зашел к Сопею, чтобы
выпить еще вина, так как стал трезветь, а ночь была по-
осеннему стылой. По испуганным глазам рабыни, сказавшей,
что хозяин ушел по делам, он понял, что затевается нелад-
ное и что напрасно доверился трусливому торгашу. Возле
своего дома Басириск увидел людей с горящими факелами
и догадался о предательстве Сопея. Он бросился в порт, где
растолкал спавшего корабельщика, и приказал загрузить
свое судно прибывшими из Милета дорогими товарами, вый-
ти в море и взять курс на Феодосию.
Погрузка длилась не больше получаса, и корабль с Баси-
риском на борту оторвался от пирса и вышел в море в на-
чале первой стражи2. Благодаря попутному ветру судно под
туго наполненными парусами устремилось в ночное море.
В полдень следующего дня корабль Басириска вошел в
порт Феодосии, где у царского племянника было немало
знатных друзей и приятелей.
Сопей втайне от самого себя мечтал о награде, обещанной
Сатиром за раскрытие заговора, но он упустил из виду, что
замешанные в заговоре стражники будут свидетельствовать
против него. К тому же он слишком много знал, чтобы бо-
спорский царь позволил ему оставаться в Пантикапее. По
приказу Сатира Сопей был брошен в узницу, затем отправ-
лен на каменоломни под Мирмекий и лишь благодаря хло-
потам Формиона, перешедшего вместе с домом и всем иму-
ществом в распоряжение царской семьи, Сатир возобновил
расследование дела, а затем, после несчастья с Горгиппом,
не только освободил, но и назначил Сопея правителем Син-
дики.
От феодосийского архонта боспорский тиран потребовал
выдать Басириска, но получил уклончивый ответ. В нем го-
ворилось, что властям города ничего не известно о присут-
ствии Басириска в Феодосии, а если он и живет в этом го-
роде, то без волеизъявления всех жителей он не может быть
2 Ночь делилась на три стражи. Первая продолжалась с захода солнца до полу-
ночи.
121
выдан, а экклесию3 по такому, хоть и важному для боспор-
цев, поводу в ближайшее время архонт проводить не наме-
рен, поэтому необходимо ждать следующей, которая прой-
дет лишь через две декады.
Среди соплеменников
Тиргатао выпила вино и снова посмотрела на воина, лицо
которого на этот раз ей показалось не таким безобразным.
Воин, разбудивший ее и подавший чашу, поднялся с колена
и сказал, приложив руку к сердцу:
– Благородная меотянка! Закон гостеприимства и дого-
вор между нашими народами требуют, чтобы мы исполнили
любое твое желание. Распоряжайся нами, как тебе заблаго-
рассудится!
Воины были керкетами, которые в поисках добычи зашли
в лес и случайно набрели на Тиргатао. Они накормили ее
сушеным мясом с сухарями, усадили на коня и привезли в
большое селение, которое стояло на высокой горе, заканчи-
вающейся обрывом над морем. Оттуда, с громадного обры-
ва, далеко в обе стороны простиралось синее море.
Селение состояло из невысоких лачуг, и только в самом
центре, на небольшой площадке, огороженной частоколом,
находились два здания из камня и глины. Одно из них, то,
что поменьше, как догадалась Тиргатао, было храмом Вели-
кой Матери-Богини, а другое – домом вождя.
Высокий сухопарый вождь с мужественным лицом и твер-
дым взглядом встретил Тиргатао спокойно и сдержанно. Он
отослал приведших ее воинов за ворота частокола и пред-
ложил отужинать и отдохнуть в его доме. Во время ужина
он лишь молча изучал взглядом гостью. И Тиргатао стала
сама рассказывать о себе и о том, что с ней случилось в
Синдике.
Внимательно слушая ее рассказ, Яхмет, так звали вождя,
всякий раз, когда она смолкала, кивал головой, приглашая
продолжать рассказ. После ужина по егоприказу Тиргатао
принесли новую одежду, по всей видимости, с ограбленного
недавно торгового судна. Переодевшись, она сидела у горя-
3 Экклесия – народное собрание, главный орган управления в демократических
государствах Древней Греции.
122
щего очага, кутаясь в химатион4, поворачивалась к огню
спиной или боком и чувствовала, как глубоко в теле засел
холод от долгих скитаний по осеннему лесу.
При встрече с Яхметом следующим утром Тиргатао заме-
тила, как потеплел взгляд его глаз и подобрело лицо. Тир-
гатао пробыла в селении керкетов несколько дней, ожидая
хорошую погоду. Ей повсюду выказывали неподдельное ува-
жение и старались доставить удовольствие. Когда же она
изъявила желание продолжить свой путь, Яхмет выделил ей
шесть вооруженных воинов и попрощался как с родной до-
черью на околице селения.
* * *
Узкой тропой один за другим семь всадников спускались в
долину по склону горного хребта. Тиргатао ехала первой;
перед ней простирались за деревьями склоны гор, что, по-
добно морским волнам, накатывались друг на друга справа
и слева. На фоне безоблачного неба яркая желтизна ли-
стьев еще больше усиливала впечатление от погожего утра.
Все вокруг было наполнено теплым солнечным светом.
Тиргатао спустилась на равнину, и перед ней открылась
родная долина. Сердце радостно забилось – наконец-то,
она дома. Широкую долину пересекала горная речка. На
другом берегу за высокой зеленой стеной из орешника
виднелись хижины яксаматов. По дороге, ведущей к селе-
нию, двигалась телега, груженная сеном, над крышами
хижин то здесь, то там вились белые дымки. Все вокруг
было таким родным и дорогим. За селением по склону
горы виднелись могилы предков, а если проехать дальше
вверх по течению реки, вдоль священного леса, то будет
небольшая поляна на самом берегу реки, посреди кото-
рой под кронами высоких осин вытекал родник с холод-
ной и очень вкусной водой. Она была уверена, что ветви
каштанов над самым берегом обвиты, как и в детстве,
диким виноградом.
Тиргатао вспомнилось, как давно она любила бегать вме-
сте с девочками на ту поляну полакомиться орехами и вино-
градом. Иссиня-черный виноград, мелкий и кислый, являлся
любимым лакомствомдетворы.
4 Химатион – женская одежда, напоминавшая хитон, но более длинная и закры-
тая.
123
...Всадники подъехали к селению, окруженному высоким
частоколом и рвом. В стороне от других лачуг стоял храм
Великой Богини и жилище ее жрицы. Храм этот, раньше
казавшийся Тиргатао величественным и красивым, теперь
выглядел убогой постройкой, а покосившееся жилище жри-
цы все так же хранило таинственность.
Долгими вечерами Тиргатао сидела вместе с другими деть-
ми у костра перед этим домом и слушала рассказы жрицы о
далеком прошлом, о богах и героях. Звенела вода в речке,
вздыхали деревья в лесу, а на душе становилось торже-
ственно и спокойно. «Жива ли та мудрая жрица? Или Вели-
кая Богиня призвала ее к себе в страну без возврата?» –
думала Тиргатао, въезжая в родное селение.