Богатство и судьба
Синдский купец Сопей владел обширным состоянием: у
него были табуны лошадей, стада быков, овец, большое чис-
ло всевозможной птицы. Особо гордился он оружейной ма-
стерской, где изготовлялись доспехи и оружие, пользовав-
шиеся спросом даже в Боспоре. Гордился он и десятью
ситерами40, на которых вывозил в Пантикапей собственный
хлеб и доставлял его из Меотиды. Кроме того, у Сопея были –
фруктовый сад с виноградником, поля, засеваемые пшени-
цей, полбой и овсом. Около сотни рабов с раннего утра до
позднего вечера трудились, приумножая богатства Сопея.
Все у него складывалось благополучно; но годы отяжеля-
ли его, все больше увеличивалась тучность, и то, что раньше
давалось легко, теперь уже вызывало большие хлопоты, а
управлять своим хозяйством становилось все труднее. Нет,
он никак не хотел уменьшать его, наоборот, Сопей радовал-
ся ежегодному приплоду овец, хорошему урожаю, каждому
оболу41, а еще больше – купленному расторопному рабу.
40 Ситерами назывались большие укрывные лодки, на которых купцы по Гипани-
су доставляли зерно из меотийских торжищ в Боспор.
41 Обол – наименьшая серебряная монета, равная 8 халкам или 16 лептам.
34
Управлять людьми – вот что со временем стало страстью
Сопея. Втайне он мечтал о гораздо большей власти, чем
была у него теперь. Он представлял себя управителем горо-
да или области с чиновниками, воинами, эргастериями и сот-
нями подчиненных людей.
Сопей был уверен, что лучше управлял бы Синдикой, чем
этот молодой, мало что понимающий в искусстве управле-
ния людьми кшатрий42, отец которого примазался к царско-
му роду брахманов.
Он бы начал с переустройства монетного двора, с чеканки
новой – более мелкой серебряной монеты, чтобы развить
торговлю в Синдике и во всем царстве, затем расширил и
укрепил бы синдские города на Гипанисе и увеличил пошли-
ну с торговцев, везущих в Боспор меотский хлеб. Он бы
многое сделал иначе, чем Гекатей, но приходилось доволь-
ствоваться тем, что было в его силах, и Сопей все больше
думал о переустройстве управления своим хозяйством.
С некоторого времени из всех рабов купец стал выделять
Формиона, которому даже разрешил построить отдельно от
дулия43 дом со складом; он позволил ему владеть имуще-
ством, иметь свои деньги. У Формиона в пифосах хранилось
зерно и вяленая рыба, кипами лежали кожи и тюки шер-
сти.
А началось все с того, что однажды к Сопею пришел Ско-
лот, никчемный раб, доносивший время от времени в награ-
ду за котилу44 кислого вина о происшествиях в дулии и на-
строениях рабов. Среди прочих событий он как-то особо
выделил то, что у недавно купленного раба Формиона поя-
вились две козьих шкуры и даже какие-то деньги.
В тот же вечер Сопей лично пришел в дулий и приказал
Формиону показать деньги. Формион достал изо рта сере-
бряную монету. На расспросы, где он взял монету (не украл
ли у кого на рынке), раб сообщил, что монету он получил за
барашка, купленного им в Абораке и проданного в Синдике
несколько дней назад. Деньги же на покупку барашка он
42 Кшатрий – одна из групп арийцев, сословие воинов; помимо него были сосло-
вия брахманов – жрецов и вольных крестьян. Помимо этого в указанный период
существовало также рабство.
43 Дулий – помещение, в котором жили рабы.
44 Котила – мера жидкости, равная 150 г.
35
добыл, продав свои лепешки, собранные им за декаду. Две
козьи кожи, из которых одна пошла на скифики45, он полу-
чил за хоек46 вина. Формион не без гордости показал хозяи-
ну скифики.
Сопей все оставил Формиону, и, более того, спустя неко-
торое время он взял раба к себе во двор, разрешил жить с
рабыней и построить собственный дом. Отправляясь на ры-
нок в Синдик, Абораку, Фанагорию или даже в Пантикапей,
купец брал с собой расторопного раба, приобретенного им
около года назад в столице Азиатского Боспора. Возил он
его с собой с тем, чтобы тот в необходимый момент под-
сказал, что выгоднее закупить и как лучше продать приве-
зенный товар. Никто лучше Формиона не мог определить, на
какой товар следует поставить и куда везти на продажу из-
делия мастерской, а также излишки хлеба.
Жизнь Формиона вызывала зависть и злобу у других ра-
бов и даже хозяйских охранников, но ничего поделать они
не могли. Сопей в вопросах торговли весьма дорожил мне-
нием еще молодого раба, так удачно, почти за бесценок,
приобретенного в Фанагории у митиленского купца. Он все
больше восхищалсяи дорожил им.
С некоторых пор мнение Формиона стало значить больше,
чем мнение ойконома47 и других помощников купца. Сопей
даже подумывал, не женить ли его на своей дочери Камаге
и, заведя в Фанагории тра****у48, сделать его управляю-
щим, чтобы обеспечить сохранность в случае своей смерти
имущества и установления надежного опекунства над мало-
летним сыном Сосием, рожденным наложницей меотянкой.
* * *
Особое доверие заслужил у хозяина Формион после по-
ездки прошлым летом в меотское торжище Гаргазы. В то
время как Сопей спорил о хлебе с меотом, Формион, обой-
дя рынок, подошел к хозяину сзади и на ухо сообщил, что
в нескольких шагах отсюда слышал занятный разговор ски-
фа и меота. Скиф несколько раз повторил по-гречески, что
пригнал табун лошадей, который с трудом охраняет его по-
45 Скифики – сапоги из сыромятной кожи.
46 Хоек – мера жидкости (дословно «кувшин») – около 3 л.
47 Ойконом – человек, отвечающий за экономическое состояние хозяйства.
48 Тра****а – меновой стол, своего рода банк.
36
братим за городом и который он хотел бы поскорее сбыть.
Сопей прекратил торг, отвел раба в сторону и спросил:
– Так ты предлагаешь купить лошадей?
– Да. Я думаю, если эти добрые скифские лошади вынос-
ливые и сильные, можно будет купить даже за десять амфор
вина, а затем продать в Фанагории или Пантикапее – выго-
да будет несомненная.
– А как их туда доставить?
– Дай мне пару охранников, и я берегом Гипаниса приго-
ню их в Фанагорию.
Через несколько минут с амфорой косского вина Форми-
он и Сопей отправились к тому месту, где скиф разговари-
вал с меотом. Угостив вином владельца лошадей, Сопей
изъявил желание посмотреть на лошадей. После недолгого
торга скиф, как и полагал Формион, отдал табун почти в
тридцать лошадей за пять амфор мендского вина. Без про-
медления Формион с двумя охранниками погнал лошадей в
Фанагорию, где те были перепроданы с большой выгодой.
В следующий раз Формион посоветовал Сопею организо-
вать добычу соли, которую очень выгодно продавали не
только в Синдике и Абораке, но и в Стратоклее, Гермонас-
се, Фанагории. Добыча соли хотя и облагалась налогом, но
являлась довольно прибыльным промыслом для всейСин-
дики.
* * *
Формион не помнил отца и когда задумывался о нем, то в
памяти всплывал блеск военного снаряжения, громкий голос,
плачь матери. Мать вспоминалась ему жалкой женщиной, ла-
сково протягивающей руки. Детство его прошло среди вы-
жженных солнцем камней и ослепительно зеленого моря, где
пожилой эллин, всегда опирающийся на палку, учил письму и
счету, заставляя рисовать буквы и цифры на мокром песке.
После этого подростком Формион целыми днями – с утра до
позднего вечера – считал и записывал на черепках количе-
ство амфор, кувшинов, киликов и канфаров49 в гончарной
мастерской перед их отправкой на рынки.
Формиону нравилась работа, он полюбил счет, порядок и
дисциплину. Его всегда удивляло в детстве то, что за боль-
шую громоздкую вещь можно было получить крошечную
49 Килик, канфар – кубки..
37
сверкающую монету, а затем в другом месте в обмен на нее –
необходимую повозку, лошадь или даже дом. Как умно при-
думали люди, договорившись, что небольшие монеты могут
заменять все предметы и даже труд людей. Более всего
Формиона поразило событие, когда уже поседевший хозяин
после продажи мастерской получил за него горсть серебря-
ных монет, потрепал по голове, тяжело вздохнул и ушел.
Впервые в своей сознательной жизни Формион плыл на
корабле, наблюдал за моряками и рабами, разгружавшими
кипы кож, амфоры с вином и оливковым маслом. Жизнь у
неунывающего улыбчивого грека на Хиосе нравилась Фор-
миону; невыносим был лишь вечно мучивший голод и ожи-
дание вечерней лепешки с чашкой горячей похлебки. Его
новый хозяин Дионисий был судебным приставом; Формио-
ну приносили целые корзины бумаг, которые следовало све-
рить, перечитать и переписать исправленный текст начисто.
Более пяти лет Формион сидел за столом, тщательно пере-
писывая бумаги. За большое развлечение он почитал те дни,
когда хозяин брал его с собой в суд и заставлял записывать
иски, а затем решения судей по ним. Сколько путаных дел,
сколько удивительных судеб свободных людей узнал Фор-
мион…
Слывшие преуспевающими богатые люди в раз станови-
лись нищими, давая ссуды под фиктивную недвижимость
мнимым хозяевам торговых кораблей и агентам. Другие же,
ловкиетрюкачи, имея всего лишь несколько статеров50,
оплачивали услуги нотариусов и писарей и становились бо-
гачами, получая несколько тысяч драхм на мнимую закупку
товаров.
До сих пор для него оставалось загадкой, почему Диони-
сий после женитьбы на Феланиппе продал его боспорскому
торгашу. Так он оказался на Боспоре и был продан в Фана-
гории Сопею. С детских лет Формион втайне мечтал скопить
много денег, настолько много, чтобы купить себе свободу.
«Сколько же она должна для меня стоить?» – эта мысль
все больше волновала его в последнее время.
50 Статер – обычно золотая или серебряная монета, равная удвоенной дидрах-
ме. Драхма (4, 36 г серебра) равнялась шести оболам (атт. серебряный обол – 0, 73 г).
Наряду со статером в обороте находилась серебряная тетрадрахма, которая по
весу равнялась 4 драхмам (17,4 г – атт. денеж. система).
38
* * *
В дулее синдского царя с приближением жатвы жизнь все
более оживлялась. Этосий, попавший сюда вместе с Пласти-
ем и Акадом, глядел на это оживление с некоторым волне-
нием. Особо его, старавшегося смотреть на все философ-
ски, привлекали вечерние разговоры старых рабов о
торжище, ситерах и тяжелых переходах по Тхапсису-
Гипанису. Его душу волновали противоречивые чувства: ему
хотелось перемен и в то же время он ничего хорошего от
них не ожидал.
Этосий ничего не знал о своих родителях, временами он
даже сомневался, что они у него когда-либо были. Вероят-
но, такие рабы – из варваров, – как и сотни других, влачи-
ли жалкую, никчемную жизнь, смысл которой заключался
лишь в работе на хозяина, еде и сне. Но он никак не мог
понять, откуда у него, раба, выполняющего самую тяжелую
и грязную работу, тяга к познанию первопричин и постиже-
нию сути и воли богов. На шее Этосий носил амулет из чер-
ного камня, по форме напоминающий печень.
Он часто ночью доставал его из-за пазухи, гладил рукой и
мысленно отправлялся в далекое странствие на родину. Его
душа обращалась к высшему непостижимому в проявлениях
добра и зла существу. Он мысленно переносился в родное
селение, и жизнь ненадолго озарялась радостью. Вспоми-
нался степной простор с тихими вечерами, прохладными
росными утрами, стремительным бегом лошадей, свободой.
Но стоило ему, подростку, однажды уснуть на охоте на оле-
ней в степи у озера, а проснулся он уже в лодке со связан-
ными руками и петлей на шее.
Из фанагорийского рынка Этосий попал в Синдик, в цар-
ский двор, где обязан был выполнять самую тяжелую рабо-
ту – носить кувшины с зерном, месить глину, вычищать вы-
гребные ямы…
Этосий с трудом понимал греческую речь, он забыл преж-
нее свое имя, а в новом ему слышалось некое пренебреже-
ние. Более всего любил Этосий следить за гаснущим солн-
цем и тихо лежать на мягкой соломе в укромном месте,
размышляя о том, как мудро устроен мир.
Молитва и благостное чувство к родному божеству, чей образ
висел на шее, сменялись иногда раздражением и гневом, и тогда
39
другие рабы видели, как Этосий плевал на амулет, который еще
мгновение назад так нежно гладил рукой.
* * *
Пластий и огромный мрачный Акад спали рядом. Пластий
любил наблюдать за гончаром, под руками которого из кома
глины рождался изящный сосуд, тарелка или кружка. Пла-
стий с греческого означает «мастер». Так стали называть
его, когда он сам стал делать кувшины и всевозможную гли-
няную посуду.
Акад был неплохим каменщиком, он всех удивлял своей
силой и точностью при возведении стен дулия, коровника
или обычного сарая. Остальные рабы синдского царя были
простыми андроподами51, не понимающими, что есть зло, а
что добро.
Джанимат, Гиблесий и Лампид
Джанимат дорожил званием свободного синдского кре-
стьянина и любил свой небольшой участок земли, каждая
пядь которого была обильно полита его потом. Он не пред-
ставлял своей жизни без этой земли, без ежедневной рабо-
ты на ней. Но лишь недавно он узнал, что совсем иначе к
ней относятся другие. И обиднее всего, что так к ней отно-
сился и Лампид, его единственный сын и наследник. Лампид
пренебрегал работой на участке, и все свое время посвящал
рынку; он знал цены на товары, особенно на зерно. Мечтал
заняться торговлей.
Джанимат долго не мог понять, откуда у сына такая тяга к
рынку, пока случайно не услышал его разговор с младшим
своим братом Гиблесием, чей участок находился по сосед-
ству.
Как-то в полдень после утомительной работы Джанимат
присел в тени прибрежного куста и невольно подслушал их.
– _________За одно плаванье ты можешь заработать больше, чем за
Гилоново архонтство
Узкие пыльные улочки Киммерика, отдающие тухлой ры-
бой, помоями, мочой и незатейливой стряпней бедноты,
вдруг сменялись небольшой рыночной площадью с гордо
упирающимися темно-зелеными кронами в синь неба двумя
кипарисами. Эта площадь казалась просторной и такой до-
машней, до мелочей изученой, любимой и приевшейся с дет-
ства. Сколько смутных детских воспоминаний связано с ней,
сколько внезапных радостных минут от забав с друзьями и
приятелями, волнительных и грустных мгновений встречи с
прекрасной Деклетией, которую мать водила на занятия к
кифаристу. Гилон стоял часами, прислонившись спиной к
41
кипарису, чтобы хотя бы мельком увидеть ее. Как вздыхал
потом, что у него нет денег на подарок.
От площади улицы, шедшие в сами Афины, становились
шире, походка путников степеннее и величественней. Как
давно заметил Гилон, даже у метеков и рабов она менялась,
менялось и выражение лица. Вскоре начинались Афины.
Ранним утром горшечники обычно в одиночку, либо сопро-
вождаемые старшим сыном или рабом, гремели тачками,
груженные горшками, кружками и мисками, спеша на афин-
ский рынок. Там они также суетливо сгружали посуду и рас-
ставляли ее так, чтобы товар выглядел выгоднее по сравне-
нию с соседним. Гилон стыдился и не любил эту суету,
искусственное оживление и лицемерные разговоры горшеч-
ников, их видимую взаимопомощь, крикливость и бахваль-
ство. Он восхищенно провожал взглядом богатого покупате-
ля, из любопытства зашедшего в ряды горшечников.
Все очаровывало мальчика в них: степенность, основатель-
ность и неспешность в разговоре, в умении одеваться, мане-
ре поведения. В долгие, казалось, растягивавшиеся в веч-
ность, торговые дни Гилон вожделенно поглядывал вверх – в
сторону акрополя и Пникса. С грустью и завистью он следил
за гурьбой сверстников, веселым смерчем проносившихся
между горшечниками, стремясь внести неразбериху и поза-
бавиться незадачливым горшечником, в суматохе уронившим
кружку или миску на мостовую. При появлении озорников
горшечники разом предупредительно вскрикивали и стара-
лись закрыть им доступ к своим товарам. Отец в такие ми-
нуты толкал Гилона, заставляяего стать вперед и прикрыть
собой посуду.
Провожая взглядом буйную ватагу, Гилон невольно зави-
довал тем, кому судьба от рождения предназначила стать
эвпатридом52. В голове невольно мелькали сладостные меч-
ты о богатстве и славе. Он представлял, как будет по утрам
долго одевать белоснежный хитон, поправлять на голове
свои локоны, как будет выступать с высокой трибуны перед
притихшим демосом. Как будет угощать своих бывших дет-
ских приятелей на симпосионе53.
52 Эвпатрид – представитель привилегированного сословия Афин, аристо-
крат.
53 Симпосион – званый обед.
42
Гилону нравилось наблюдать, как в руках отца красно-
ватый, желтый или серый ком сырой глины превращался
в кувшин, большую чашку или кружку. Он даже получал
подзатыльники, когда, засмотревшись, начинал неравно-
мерно вращать круг. Ему доставляло наслаждение дер-
жать в руках еще сырой горшок, любоваться его пропор-
циями; сердце замирало, когда они открывали остывший
горн, и радостно билось, когда отец передавал ему еще
теплые целые кувшины, кружки, тарелки. Но быть горшеч-
ником он не хотел, и ему не близки были разговоры отца
о создании большого эргастерия, о новом большом гор-
не, где бы они могли обжигать большие пифосы, о приоб-
ретении мула и повозки с тем, чтобы развозить посуду по
всей Аттике.
Нет, Гилона больше привлекала общественная жизнь и
служба родным Афинам. Только она позволяла выбиться из
этого жалкого положения ремесленника и стать настоящим
гоплитом54, всадником, а там, кто знает, может быть, раз-
богатеть, стать триерархом55, снарядить за свой счет воен-
ное судно, которое будет способствовать мощи родных
Афин. Он клялся Зевсу, что если разбогатеет, то не будет
скрягой, а приложит все усилия для возвеличивания родно-
го города, его славы, могущества и блеска. И когда он от-
личится как триерарх в походе и морских сражениях, для
него будет открыт путь к архонтству. Он непременно станет
архонтом. Он во чтобы то ни стало добъется архонтства. Его
именем, как именем Перикла, будет назван не один год. Он
станет таким же знаменитым архонтом, как Перикл… Нет,
еще более славным. Ему уготована богами славная судьба,
и он благодарен богам уже за то, что родилсягражданином
Афин.
Гилон старался держать себя подобно знатному афиняни-
ну. Он выработал в себе степенность, величавость и рассу-
дительность, что так раздражало стареющего отца, который
надеялся на то, что сын образумится, продолжит его дело и
станет одним из лучших мастеров Керамика56.
54 Гоплит – тяжеловооруженный пеший воин.
55 Триерарх – командующий триерой, человек, снаряжающий военное судно.
56 Керамик – район Афин.
43
Дела земные и воля богов
Сняв гиматий57 и оставшись в одном хитоне, Гекатей сел в
резное кресло и приказал слуге позвать ойконома, стратега
и граммата. Через несколько минут в зал с расписанными
стенами вошли тучный Артемий с наметившимся животом и
тряпичной сумой на плече, худощавый граммат Филократ и
высокий атлетически сложенный стратег Гераклеон. Нарочи-
то радостной улыбкой Артемий приветствовал царя:
– Да ниспошлют тебе, синдский владыка, боги здоровья и
благополучия!
Приветственно поднял руку Филократ, сдержанно склонил
голову Гераклеон.
Кивком головы им ответил Гекатей, приглашая жестом
руки сесть на дифросы. Артемий достал из сумки абак, де-
ревянные дощечки, положил их себе на колени. Рядом с
ним расположился Филократ. Гераклеон остался стоять,
сложив на животе руки. Его фигура вселяла Гекатею уверен-
ность в военной силе Синдики.
– Итак, Артемий, сколько пшеницы, проса и ячменя было
собрано на наших полях в прошлом году?
– Двадцать тысяч медимнов58, мой царь!
– Сколько же было продано, по какой цене и сколько по-
сле зимы осталось зерна в закромах наших?
Артемий достал пергаментный свиток, раскрыл навощен-
ные дощечки с недавними записями. Началась привычная
работа. Гекатей слушал годовой отчет главного ойконома,
раздумывал о том, что необходимо поскорее очистить от
прошлогоднего урожая закрома, пифосы59 и лари, высушить
их и приготовить для зерна нового урожая.
Закончился год, и после летнего солнцестояния, в день
неомении60, начнется во всей Элладе отсчет нового года. И,
хотя у синдов год начинался после весеннего равноденствия,
им приходилось соотносить свои обычаи с греческими. При-
ближался общий для всех праздник урожая.
Гекатей бросил взглядв угол, где сидел у коптящего лам-
пиона и вел записи Филократ. Этого опрятного и старатель-
57 Гиматий – плащ.
58 Медимн – мера веса и объема, равная 52,5 л.
59 Пифос – большой сосуд для хранения зерна и других продуктов.
60 Неомения – первый день нового лунного месяца, новолуние.
44
ного грека с седеющей бородой и усами Гекатей встретил в
Синдской Гавани прошлой осенью. Они разговорились душ-
ным вечером на симпосионе в доме городского управителя
Агроса. Филократ первоначально прибыл в Пантикапей на
судне афинского купца с надеждой найти работу при дворе
боспорского тирана Сатира, однако места придворного ло-
гографа и секретаря оказались занятыми. Атеногор, извест-
ный тем, что кроме составления исторических хроник сочи-
нял и ставил пьесы, опередил его на несколько дней.
Отправившись к фанагорийскому наместнику Папею, Фи-
лократ и там не нашел подходящей работы, но случайно
услышал о любви к книгам и мудрости синдского царя Гека-
тея. Познакомившись с ойкономом Синдской Гавани Агро-
сом, он уговорил того устроить ему встречу с Гекатеем.
Найдя занятными и здравыми рассуждения грека, Гекатей
пригласил Филократа к себе. С тех пор синдский царь счи-
тал Филократа своим лучшим чиновником, приятелем и по-
мощником. Разумными действиями Филократ привел в по-
рядок документы о торговле в главном порту синдов,
значительно пополнил библиотеку полезными книгами.
Служба Филократа, помимо составления исторической
хроники, состояла еще и в ведении хозяйственных записей,
сверке всевозможных сведений, чтении и переписывании
книг царской библиотеки. Гекатею нравились купленные им
книги о природе, земледелии, небесных явлениях, истории
народов и стран. Филократ обычно покупал книги в Фанаго-
рии, иногда в Пантикапее, изредка в Гермонассе.
Всякий раз, когда он утром отправлялся в царский мега-
рон61 записывать и сверять, сколько чего произросло, при-
было и убыло, или сверял до поздней ночи записи ойконо-
ма, ему на ум приходили слова Исократа, слышанные в
Афинах: «Лучшие сочинения должны быть посвящены са-
мым важным предметам».
В работе с синдским царем были приятные минуты: когда
не было срочных дел, Гекатей желал узнатьчто-либо возвы-
шенное и требовал прочитать ему лучшие места из приоб-
ретенных недавно книг.
Втайне Филократ мечтал, что когда-нибудь у него окажет-
ся достаточно свободного времени и он сможет посвятить
61 Мегарон – зал для торжеств и приемов.
45
все его написанию задуманного еще в Афинах историческо-
го труда. В прошлый раз Гекатей потребовал, чтобы Фило-
крат прочитал отрывок из новой книги о светилах.
«Восход и закат солнца, луны и прочих светил может про-
исходить вследствие их возгорания и погасания, если об-
стоятельства в тех местах таковы, что допускают совершение
этого: никакие видимые явления этому не противоречат. –
Филократ читал неспешно и вполголоса, так что были слыш-
ны голоса работавших во дворе рабов и воркование голубей
за окном. – А может быть, это происходит и вследствие их
появления над землей и сокрытия за нею: этому тоже ника-
кие видимые явления не противоречат... Движения их могут
совершаться вследствие круговращения всего неба, а могут
и вследствие того, что небо неподвижно, а они круговраща-
ются по изначальной неизбежности, явившейся при восходе
вместе с возникновением мира; сильнейшего жара, потому
что огонь всегда переходит, распространяясь, на смежные
места. Повороты в движении солнца и луны происходят,
быть может, от искривления неба, с необходимостью проис-
ходящего время от времени; а может быть, и от сопротивле-
ния воздуха или оттого, что всегда…»
– Достаточно! – остановил Филократа Гекатей.
– Сам-то ты что думаешь по этому поводу?
– Гекатей, ты знаешь, я не философ; мне об этом пред-
мете трудно судить. Синды ведь тоже считают светила бога-
ми, впрочем, как и персы, греки…
– Хорошо, отправляйся к себе. Ты переписал книгу Ари-
стея об аримаспах?
– Нет, она ведь достаточно большая… Гекатей, позволь
сказать еще несколько слов!
– Говори!
– В Фанагории у торговца я видел одну книгу некоего
Симона… О военном деле, подготовке воинов, всадников…
Книга дорогая, но весьма полезная…
– Полезная, говоришь?.. В чем же ее польза?
– Она сообщает, как держать осаду и брать города, как
обучать гоплитов и всадников военному искусству…
Гекатей повернулся к стоявшему у двери синдскому стра-
тегу:
– Гераклеон, ответь – угрожает ли нам кто войной и спо-
46
собны ли мы отразить внезапное нападение, хорошо ли под-
готовлены наши воины?..
– Царь, ты сам видел наших воинов. Они все прекрасные
атлеты, хорошо вооружены, желающих с ними сразиться
мало найдется во всей Меотиде и на Боспоре. Война нам не
грозит, разве что какое скифское скопище необдуманно ре-
шит вторгнуться в наши пределы… Но мы сможем их про-
гнать. У нас ведь союз с оседлыми скифами. – Самоуверен-
но произнес синдский стратег.
– Хорошо, я вижу, ты с воинами целые дни проводишь в
гимнасии.
– Да, царь, скоро начнутся агоны62, посвященные Ахил-
лу Понтарху и Посейдону. Думаю, мы снова будем увен-
чаны венками победителей в борьбе и кулачном состяза-
нии.
– Ну что ж, хорошо! А как оружейная мастерская – до-
статочно ли доспехов изготовлено?
– О да, больше, чем в прошлом году.
– Дай список Артемию. Лишние следует продать на Бо-
споре или выменять на зерно в Меотии.
– Да, царь. – Оба разом кивнули головой.
– Филократ, сколько стоит книга, о которой ты помянул?
– Три статера.
– Нет-нет, нам не грозит война, а лучшие всадники – это
скифы, об их подготовке я лучше расспрошу у сыновей
Октамасада. Отправляйтесь все к себе!
Когда сановники ушли, Гекатей еще некоторое время си-
дел в кресле, размышляя о вещах возвышенных: «Удиви-
тельно, столько ученых размышляют о солнце, луне и свети-
лах, но никто ничего достоверного сказать не может… Так
же, как о возникновении богов, мира и народов».
Гекатея с некотрых пор стала занимать история синдов и
родственных им племен, о которых сообщал в своем «Ари-
маспейском эпосе» Аристей63. В детстве он слышал от ста-
рого жреца-песнопевца, что синды являются частью могуче-
62 Агоны – соревнования, спортивные и мусические.
63 Аристей – поэт из Проконесса VI в. до н. э.; являлся служителем Аполлона.
Семь лет странствовал, по возвращении написал знаменитую поэму об арима-
спах.
47
го народа, пришедшего сюда из-за Рипейских гор64 через
Великую степь и заснеженные горы Кавказа.
Народ тот, гласило предание, первым приручил в степной
прародине лошадей, взнуздал их, изобрел колесо, научился
преодолевать за короткое время огромные пространства.
Влекомый легендой о Стране блаженных, где всегда тепло
и где растет мировое дерево, способное прокормить тысячи
людей, тот народ, словно большая река, внезапно сменив-
шая русло, двинулся на юг, сметая на пути города и государ-
ства иноплеменников, покоряя разрозненные племена и
устанавливая свои порядки.
Основная масса ушла через горы в полуденные страны, но
были и такие племена, что остались на родине, в холодных
странах, и те, что остались на берегу Понта и в предгорье
Кавказа. Синды и яксаматы, по древним преданиям, оста-
лись в Меотии. Яксаматы после нашествия скифов перешли
от берегов Меотиды в горы и там, смешавшись с кочевника-
ми, переняли у скифов некоторые их обряды, верования,
стали считать себя меотами. Их язык замутился, и все же
синд и яксамат еще могли понять друг друга без помощи
греческого или скифского наречий.
Исседоны, аримаспы, о которых писал Аристей, по мне-
нию Гекатея, тоже были родственны синдам, как и леген-
дарные гиперборейцы. Но проверить это можно, лишь со-
вершив путешествие. Такое путешествие с некоторых пор
превратилось в несбыточную мечту правителя синдов. Об
Аполлоне Гиперборейском, грифонах, аримаспах и гипербо-
реях писал и Ктесий Книдский65 в своей «Истории персов»,
которую Гекатей купил позапрошлой осенью в Пантикапее.
Гекатей позвал ключника, вместе с которым отправился
осматривать закрома и склады с припасами. Осмотрев их,
он обошел мастерские и все места, где работали рабы. Ой-
коном сообщил, что всего осталось 52 раба, способных вы-
полнять тяжелые уборочные и другие работы. В зиму умер-
ло около десяти. Вместо них были куплены лишь пять. Из
последних троих можно считать весьма удачным приобрете-
нием. Один умеет крутить на гончарном кругу посуду, дру-
64 Рипейские горы – Урал.
65 Ктесий Книдский – греческий врач и историк, жил в V-IV вв. до н. э. 17 лет был
лекарем персидского царя Артаксеркса II.
48
гой весьма толковый и расторопный в строительном деле, а
третий может не только считать, но и читать и писать.
Ойконом мог этого и не говорить, так как Гекатей сам вы-
брал рабов в Синдской Гавани. Плотий и огромный мрачный
Скимн были рабами, не понимающими, что естьзло, а что
добро, однако первый делал хорошую посуду из глины. Фа-
теец Скимн – большие кувшины для хранения зерна, вяле-
ной рыбы, круглые сосуды для муки.
Плотий – небольшого роста, большеголовый, широколи-
цый раб с приплюснутым носом, косматой бородой – напо-
минал сатира66. С того времени как его вместе с десятком
других меотов керкеты привезли в Синдскую Гавань и обме-
няли на два кувшина муки, он стал Дуласом. И лишь через
три месяца тяжелого труда дробильщика камней его усер-
дие и трудолюбие заметил надсмотрщик Савир. По его ре-
комендации новому рабу стали поручать более ответствен-
ные работы. Он месил глину, крутил гончарный круг, лощил
кружки, горшки, кувшины. Он уже научился делать кружки
и миски, когда в каменоломне на ближайшей к Синдику
горе умер раб, дробивший крошку из ракушечника, Плотия
отправили туда.
Шахта, из которой добывали камень, достигала более де-
сяти метров в глубину. Ежедневно она своим холодным чер-
ным зевом проглатывала пятерых рабов, которые до позд-
ней ночи тряслись у костра, пытаясь согреться. Однажды
Плотий, разбивавший вместе с другим рабом медным пестом
ракушечник, обратил внимание, что вместо ракушечника
пошли более твердые породы камня. И вот как-то утром в
небольшом кусочке кварца Плотий рассмотрел сверкающие
на солнце желтые крупинки. Он показал камень смотрите-
лю, тот долго вертел его, пока не догадался, в чем дело.
После этого он побежал вниз к лошадям, а через несколько
минут стремительно умчался в город.
Вернувшись из города поздним вечером, смотритель вы-
вел из лачуги Плотия, приказал ему никому не говорить о
случившемся. И, якобы в благодарность за находку, он вме-
сте с другим охраником – скифом Савиром стал угощать
его вином. Уже под утро Плотия грубо растолкали, затащи-
ли связанным в пещеру и отрезали язык. Прошла вечность,
66 Сатиры – лесные демоны, спутники Диониса.
49
прежде чем Плотия вытащили на свет и развязали рабы-
каменоломщики. От них он узнал, что охранники той же
ночью куда-то исчезли, а он может бежать вместе с ними к
меотам.
Когда же спустя некоторое время его вместе с тремя дру-
гими рабами привезли на царский двор воины Гераклеона,
то Плотий жестами пытался объяснить произошедшее с ним.
О причине случившегося он пообещал сообщить лишь синд-
скому царю. После того как Гекатею сообщили о происше-
ствии и показали голову скифа, найденную на горе рядом с
шахтой, он потребовал привести к нему Плотия. Немалые
усилия пришлось приложить Плотию, чтобы объяснить о на-
ходке золота. На обратном пути в дулий он встретился
взглядом с Гераклеоном, стоявшим за дверью царского ме-
гарона, и понял, что тот обо всем знал.
Плотий снова стал подсобником гончара; месил глину, до-
бавлял в нее ракушечник, крутил круг в царском эргастерии
и отправлялся в дулий лишь для того, чтобы забыться корот-
ким сном. От первых вылепленных им из грязи кружек до
небольших изящных амфор и огромных пифосов прошло
много времени.
Работал Плотий исправно, и надсмотрщик, выполняя по-
ручение Гекатея, следил за тем, чтобы он был одет, накорм-
лен и обогрет. Делалось это с тем, чтобы из-за болезни не
было простоев в работе. Такой раб-мастер, каким стал Пло-
тий, стоил дорого – трех-четырех наложниц, поэтому за
него нес ответственность смотритель мастерской.
* * *
Гекатей сам лично отправился на каменоломню, приказал
принести ему добытые образцы каменных пород и едва
скрыл радостное волнение, когда увидел в небольшом ку-
сочке кварца три тонкие золотые нити. Он крепко сжал ка-
мешек в кулаке и ликующе глянул туда, где за морской
гладью скрывался в дымке Боспор с Пантикапеем.
Теперь он сможет выпустить свой золотой статер, ничем
не уступающий кизикину67, и тогда… Тогда сможет усовер-
шенствовать порт Синдика и Абораки, закрыть боспорцам
доступ к меотскому хлебному рынку и взять его под свой
67 Кизикин – золотая или электровая монета, являлась своеобразной валютой
для государств Причерноморья и Эгейского моря.
50
полный контроль. Афиняне, лемносцы и другие греки пред-
почтут торговать с Синдикой, а не с боспорцами.
Октамасад и его царство
Боги от рождения благоволили Октамасаду, сыну славного
Ариапифа. Октамасад был законным наследником, влады-
кой могущественных царских скифов. С детства он впитал
страсть к военной доблести и походам. Храбрость и осмо-
трительность Октамасада высоко ценил отец. Папай и Гойто-
сир68 всегда сопровождали юного Октамасада – предводи-
теля царской дружины и дарили победы над племенами,
обитавшими у Меотийского озера и Понта. После смерти
Ариапифа скифские вожди на великом совете признали
Октамасада верховным, главным правителем скифов. Ему
принесли присягу два других царя скифов – его братья Скил
и Орик. Таким образом, под властью Октамасада находи-
лись степи от реки Ра до Данубия69. Октамасад мог наслаж-
даться заслуженной славой и властью, спокойно жить, из-
брав себе лучший уголок Приморья или степи для большого
семейства с многочисленной царской прислугой.
Но Октамасада смущало и раздражало то, что большая
часть отцовского наследства после его смерти досталась не-
посредственно старшему брату, Ариапифову первенцу от ис-
трийской гречанки – Скилу, который хотя и присылал уста-
новленные дары, но имел гораздо больше лошадей, скота,
золота, чем он. Это заставляло его, старшего сына всесиль-
ного Ариапифа и одрисской царевны, дочери Тера, искать
поддержку у своего младшего брата Орика, рожденного
скифянкой Опойей.
Более того, Октамасада злило, что Скил, воспитанный в
эллинской культуре и роскоши, предпочитал скифским уве-
селениям театр и чтение греческих книг. Он окружил себя
такими же скифами-полукровками из знатных семей, во
всем стремился подражать грекам. Уже будучи властелином
трети скифских земель, Скил построил себе дом в Ольвии и
завел жену-гречанку.
С некоторого времени Скил стал слишком часто навещать
свой ольвийский дом, где снимал облачения скифского царя
68 Папай, Гойтосир – боги скифов.
69 Ра – современная река Волга, Данубий – Дунай.
51
и, переодевшись греком, сорил деньгами на рынке, посещал
театр и приносил жертвы греческим богам. Он подолгу на-
ходился в Ольвии, оставляя царство на своих изнеженных
сподвижников.
Октамасад, узнав о двуличности Скила, о его измене скиф-
ских богам и обычаям, был вне себя от гнева. Он пригласил
к себе Орика, добился его согласия на совместные действия
против Скила. Два десятка кизикинов получили ольвиополи-
ты, показавшие приехавшим к Ольвиополю знатным скифам,
как одетый по-гречески Скил приносит жертвы греческимбо-
гам. Скифы скилова царства были возмущены и готовы за-
бросать своего царя копьями и дротиками у городских ворот,
но тот, каким-то образом проведав о том, что его ожидает у
ворот, бежал во Фракию к одрисскому царю Ситалку.
Октамасад с небольшим отрядом верных ему воинов при-
скакал в ставку Скила и принялся собирать войско для по-
хода во Фракию. Подступив к Данубию, Октамасад отправил
к Ситалку гонца с предложением мира и дружбы в обмен на
изменившего скифским обычаям Скила. Поколебавшись,
Ситалк выдал Скила братьям, надеясь, что те не убьют его.
Октамасад предложил Скилу сразиться в единоборстве, в
котором кто победит, тот и будет главным правителем ски-
фов. Скилу ничего другого не оставалось, как принять вы-
зов. Он отчаянно дрался, несколько раз бросался в атаку,
но, в конце концов, был сражен ударом в сердце. Убив соб-
ственноручно брата, Октамасад приказал похоронить его с
царскими почестями, после чего правителем этой части Ски-
фии сделал своего старшего сына Ортага и удалился с тре-
мя младшими сыновьями – Артафарном, Асаргом и Кекро-
пом – в степи, граничащие с Боспором, заручившись миром
и дружбой Орика.
Здесь, в устье Танаиса70, в центре собственного удела,
Октамасад чувствовал себя увереннее и спокойнее. Здесь с
ним никто из скифов не мог соперничать, а меоты покорно
склоняли головы и приносили обильную дань. Но Октамасад
мечтал о подчинении себе всей Меотии, включая устье Гипа-
ниса. Тогда он мог навязать свою волю боспорскому царю,
сравняться с ним не только богатством, но и стать более
могущественным и влиятельным для греков, чем тот.
70 Танаис – река Дон.
52
Боги меотов очень схожи со скифскими. Они такие же
жестокие, жадные и великодушные. Они заставляли меотов
жить в жалких и тесных лачугах, воевать друг с другом за
более удобные для выращивания хлеба и выпаса скота зем-
ли, убивать быков, свиней, коз. Они требовали себе также и
кровавых людских жертв. На их волю, а также на содей-
ствие своих сыновей рассчитывал Октамасад, заглядывая
далеко в будущее.