Часть I
Подсказка Плеяд
Земля дыбилась и проваливалась в тартарары; суматошно
мелькали султаны тростника, серебристые ветки кустарника,
высокая трава. Сбивчивое дыхание коня все нарастало. Ге-
катей понимал, что в любое мгновение может упасть, и как
важно сейчас сохранять равновесие, не поддаться страху.
Ведь рядом не было верных стражников.
Он почувствовал, как оторвался от седла, как внезапно по-
терял опору, а сердце провалилось в бездну. Гекатей вскрик-
нул и открыл глаза. Он еще несколько мгновений лежал на
спине, ожидая, когда успокоится сердце и вернется дыха-
ние. «Хвала богам, это лишь сон!» Странный сон – разве
мог его верный конь не послушать удил и понести, а страж-
ники отстать и оставить его одного?..
Серый свет заползал в спальню через прикрытый рогожей
оконный проем. Светало. Еще не сменилась последняя стра-
жа, но синдский владыка понял – ему больше не уснуть.
Громкими хлопками он позвал прислугу.
В зыбком воздухе уже была ощутима осенняя стылость.
Звезды белыми искрами догорали в рассветном небе над
могилами синдских царей, выплывающими из мрака. Вдали
над лесистой грядой сияла серебристая Уту Анахита – Фос-
форос1, а богиня Ушас2 уже показала свою розовую накид-
ку. Под узким фиолетовым облаком, висевшим между Фос-
форос и горизонтом, едва угадывалось ожерелье из мелких
звезд. Гекатей несколько раз вглядывался в небо, прежде
чем убедился: «Плеяды! Вне сомнения, восходят Плеяды!»
Сонно скрипели громадные колеса меотской повозки, дви-
гавшейся по главной улице Синдика – столицы царства.
Почти одновременно с петушиным криком послышался
стук молота о наковальню, блеянье овец и мычание коров –
город просыпался от глубокого сна.
Из узких и высоких ворот Синдика на сером коне выехал
в белом хитоне с пурпурным плащом, застегнутым на плече
золотой фибулой, Гекатей. Свежее лицо его, еще довольно
1 Уту Анахита – с санскрита «звезда богини любви», Фосфорос – греческое на-
звание утренней Венеры, Эспер – вечерней.
2 Ушас – ведическая богиня утра.
8
молодое, с небольшой бородой и усами, хранило следы сна,
но выражало ту беспечную радость жизни, которая бывает у
здоровых и не измученныхнуждой и ежедневной заботой о
хлебе насущном и прокорме семьи людей. Голову всадника
украшала льняная синдская шапка с накидкой. На груди
тускло блестела золотая гривна3, завершавшаяся двумя зме-
иными головками – знак царской власти над синдами. За
ним на некотором расстоянии следовали три всадника, воо-
руженные короткими мечами и луками.
Завидев царя в сопровождении охраны, стража города
остановила повозки торговцев и принялась освобождать Ге-
катею и его телохранителям выезд из города. Склонив по-
чтительно головы, стражники приветствовали царя и, до-
ждавшись, когда тот отъехал на приличное расстояние от
городских ворот, позволили тронуться с места купеческим
повозкам, груженным различными товарами. Снова послы-
шался скрип колес, грохот, блеянье, крики погонщиков.
Одна вереница повозок выезжала из города и вытягивалась
по дороге, ведшей в Фанагорию и Синдскую Гавань4, а дру-
гая, всего лишь из трех подвод, медленно въезжала в узкие
ворота и поднималась вверх к городскому рынку.
Город Синдик5 стоял на южном склоне высокого холма,
защищенный рекой и окруженный толстыми оборонитель-
ными стенами с большими сторожевыми башнями по краям.
Город казался неприступной крепостью. Вокруг него на-
сколько доставал взгляд виднелись пшеничные поля. Дале-
ко на восток, до самого горизонта, где гряда холмов, укры-
тая лесом и кустарником, замыкала круг неба, тянулись
огороды, сады и виноградники.
Застоявшийся конь шел бодро по укатанной дороге. Мыс-
ли его хозяина были такими же отчетливыми, как шаги ска-
куна. Гекатей думал о приближающейся осени, о пшенице,
уборку которой надо было завершить до начала дождей.
Один год завершался и приближался новый. Всего лишь не-
сколько дней оставалось до его вступления в права, а вме-
сте с ним наступали и новые хлопоты по сохранению уро-
жая, заготовке продуктов на зиму. Нелегкие, но и приятные
3 Гривна – шейное украшение, знак царской власти.
4 Синдская Гавань – греческое поселение, позже город Горгиппия (ныне г. Анапа).
5 Синдик – город, столица Синдики, позже слился с Горгиппией.
9
заботы. Вспомнилось завершение жатвы хлебов в прошлом
году, когда на оголившемся полевыстраивались ряды сно-
пов, а от рощицы у дороги шел аромат праздничного обеда,
приготовленного рабынями под присмотром Тиргатао. Сле-
довало сделать все необходимое, чтобы и в этом году убор-
ка урожая стала праздником.
По утрам воздух уже не был таким обволакивающим и
теплым, как несколько недель назад. Дни становились все
более знойными, а ночи стылыми и ветреными. Не было уже
той прежней гармонии, когда день, начинавшийся свежим
росным утром, плавно поднимался, перетекал в полдень и
зависал, казалось, на веки вечные, окутав все дремотным
маревом, а потом, спустя вечность, как бы исподволь пере-
ходил в долгий томный, пахнущий степными травами, иссу-
шенными жарким солнцем, и напоенный речной водой ве-
чер. Наступала тихая теплая ночь, отовсюду доносился
стрекот кузнечиков, то затихающий, то усиливающийся и
такой умиротворяющий. Чистое черное небо блестело пы-
лью бесчисленных звезд.
Покой и живительная прохлада окутывали округу. До са-
мой третьей стражи было тепло, лишь едва ощутимый ветер
овевал и закутывал стражников на башнях теплыми, пропах-
шими полынью волнами. Он окатывал и усыплял их. А с
заступлением третьей стражи, когда в первый раз подавали
голос петухи, ветер становился прохладнее, ощутимее. А
потом где-то там, в надзвездной вышине, что-то преломля-
лось, и наступало росное утро.
Погода с каждым днем становилась все более переменчи-
вой: то налетал сухой обжигающий степняк, то влажный Зе-
фир нагонял с моря ненастье. Все ближе подступала осень
и холодная зима.
Гекатей подъехал к самому краю пшеничного поля, спе-
шился, опершись на руку подоспевшего телохранителя и,
передав ему повод, направился к полю. Он сорвал пожел-
тевший колос, растер его на ладони, сдул шелуху и повер-
нул к солнцу, чтобы рассмотреть зерна. Хозяйским взором
обвел Гекатей поле, перекатывавшееся широкой полосой за
холм, глянул на соседние поля, что желтели заплатами по
косогору.
«Пора! Надо скорее убрать урожай… – подумал Гекатей,
10
проводив взглядом стаю воробьев, опустившуюся на сосед-
нее поле. – Иначе птицы и мыши поживятся за мой счет».
Он прошел вдоль поля и остановился на высоком обрыви-
стом берегу. В полнеба горела заря, яркими полосами от-
ражаясь в мутной речной воде. На другом берегу Гипаниса6
стояли вразброс вербы, под которыми было так тихо, что с
трудом верилось в то, что через время все вокруг наполнит-
ся стрекотом цикад, мычанием, блеяньем, криками пастухов.
Над водой полосами расползался редкий туман. Коровы,
пригнанные на водопой пастухом, благоговейно входили в
воду, боясь нарушить торжественную тишину утра. Они сту-
пали медленно и осторожно в быстротечный поток.
За вербами по петлявшей к водопою дороге тянулись дру-
гие стада – коров, овец, коз. Все они принадлежали Сопею,
чья каменная усадьба виднелась вдали на покатом холме, за
которым простирались густые заросли камыша.
«Большое богатство собрал торгаш!» – змеей кольнула
сердце Гекатея мысль. Он повернулся к ожидавшим его на
дороге телохранителям и жестом приказал подвести коня.
Осмотрев сады и виноградники, доехав до склонов высо-
ких холмов, поросших кустарником и лесом, царь со своей
охраной направился в город. За мостом через ров, у самого
въезда в Синдик, где дорожная пыль из серой становилась
красноватой от истолченных черепков главной улицы, Гека-
тей приостановил коня, чтобы еще раз полюбоваться про-
стором. Он вспомнил замеченное им созвездие Плеяд под
яркой звездой Афродиты. На ум пришли слова Гесиода:
«Когда Плеяды, дочери Атласа, восходят, начинай жатву…»
Минуло сорок дней от их захода, и надо «вострить серпы».
Что гласили по этому поводу синдские предания, он никак
не мог припомнить.
Дорога, проникая через ворота за стены города, поднима-
лась вверх к акрополю, распадаясь на несколько тесных
зловонных улочек, ведших к рынку. Наверху же все они за-
канчивались городской площадью с храмами Великой Боги-
ни и Бога Гремящего, окруженными священным садом с
бассейном. Перед храмом на небольшом возвышении стоял
высокий мраморный алтарь. Напротив храма и священных
деревьев высился царский дом, сложенный из камней и
6 Гипанис – греческое название реки Кубань.
11
окруженный высокой глинобитной оградой с деревянными
воротами.
Гекатей бросил последний взгляд на небольшую речку,
стекавшую с гряды холмов в рукав Гипаниса, образуя в устье
небольшой остров. На острове сгрудились могилы прежних
синдских правителей. Ближайшей к городу была могила Ма-
дея, отца Гекатея. Мадей происходил из знатного, но не
царского рода. Женившись на дочери царя Спандамата
Инде, он вином и богатыми дарами приобрел доверие синд-
ской знати, а в удачный момент возглавил заговор против
тестя, убив которого в стычке, захватил престол.
Когда путники въехали во двор, над горизонтом сиял,
ослепительно переливаясь, диск солнца – лик Хорса. Не-
мало предстояло сделать царю в этот день: необходимо
было проверить учетные книги, подготовить уборку хлеба,
очистить закрома, узнать, как идет торговля лошадьми в
Синдской Гавани и Фанагории, проследить, все ли готово
для чеканки новой монеты, осмотреть книги, привезенные
из Фанагории по его приказу Филократом. Последнее вол-
новало и радовало его.
Гекатей спешился и направился к двери, но, заметив рабы-
ню Асту, шедшую с гидрией7 в руках, остановил и спросил,
дома ли ее хозяйка – Тиргатао. Рабыня, еще плохо говорив-
шая по-синдски, скорее жестами, чем словами, объяснила
Гекатею, что Тиргатао еще затемно отправилась на прогул-
ку.
В столице Боспора
Пантикапей8 – город, удивляющий приезжих своим раз-
махом, величиной и монументальностью построек акрополя.
По преданию, он был основан одним из сыновей колхидско-
го царя Аэта почти за тысячу лет до появления здесь элли-
нов и долгое время оставался крошечным поселением, при-
лепившимся к южному склону высокого холма, обращенного
к небольшой уютной гавани. Теперь же город был виден из-
дали, он возвышался над водами пролива, поднимаясь серо-
зелеными ступенями к вершине, увенчанной царским двор-
цом и храмом Аполлона.
7 Гидрия – сосуд для воды.
8 Пантикапей – столица Боспорского царства (ныне город Керчь).
12
Со стороны пролива стена с постройками верхнего города
напоминали корону из слоновой кости. Сияли белизной ко-
лоннады храмов – Аполлона и Деметры. Они словно парили
в небе над серыми водами Киммерийского Боспора. Особое
восхищение вызывал царский дворец, обращенный к Понту.
Но это был лишь фасад Пантикапея, сам же город скрывал-
ся за холмом и лежал в своеобразной седловине.
От Пантикапейской горы в сторону заходящего солнца
уходила гряда однообразных выжженных солнцем холмов с
редкими деревцами и курганами-могилами архонтов и скиф-
ских царей, а также богатых и знатных вельмож. В полуден-
ном мареве эти гряды выглядели совершенно безжизненны-
ми. На восход город словно склонялся над довольно
большой и уютной гаванью, почти смыкаясь с Мирмекием.
Удивляло приезжих эллинов то, что этот пестрый полувар-
варский город сумел подчинить своей воле все полисы по
обоим берегам Боспора. Величие и могущество Боспорско-
го государства виделось здесь во всем: в прекрасно устро-
енной гавани, где всегда теснились до трех десятков торго-
вых судов, в высоких общественных зданиях, величественных
храмах, вместительном театре, в хорошо одетых и выглядев-
ших сытыми и довольными жителях. Особое уважение чуже-
странцев вызывал флот из триер, стоявших наготове в Тири-
такской гавани, многочисленные торговые суда и рыбацкие
лодки у Мирмекия.
В размеренной ленивой походке, во всем облике жителей
Пантикапея виделось спокойствие, уверенность в незыбле-
мости устоев царства, чего так не хваталомногим полисам
Эллады, раздираемым Пелопоннесской войной, борьбой
партий, враждой с соседями и нападениями варваров. После
унылого, а временами даже угрюмого однообразия холми-
стого берега восточной Таврии Пантикапей приветствовал
путников своими садами и прямыми линиями оборонитель-
ных стен, черепичными крышами домов, трижды опоясавши-
ми гору.
Греческие колонисты, прибывшие сюда более двух столе-
тий назад9, сумели оттеснить с берегов пролива вглубь сте-
пей скифов на европейской части страны, а затем и воин-
ственных меотов в горы и болота Азии. После нескольких
9 События, о которых идет речь, происходили в первой половине IV в. до н.э.
13
лет правления царя Сатира города Фанагория и Гермонасса
лишь по традиции считались синдскими, на самом деле пол-
ностью подчинялись власти Пантикапея. Столицей оттеснен-
ных с берегов Боспора Киммерийского синдов стал Синдик –
город, расположенный недалеко от понтийского устья
Гипаниса. Кроме того, у синдов имелось еще несколько зна-
чительных городов: один из них, Аборака, находился в ме-
сте, где река Гипанис, поворачивая к заходу солнца, раз-
дваивалась и устремляла свои быстрые и мутные воды к
острову Фанагора и Понту, а у Синдской Гавани растворя-
лась в зеленовато-серой морской воде.
Боспорский владыка Сатир прогуливался в портике. Он
неспешно ходил между башнями и белыми колоннами, сто-
явшими рядами перед террасой. Терраса, окаймленная сто-
рожевой стеной, казалось, зависла над Пантикапеем с зеле-
нью садов и, словно корабль, была устремлена в пролив.
Отсюда, с этой одетой в камень горы, во все уголки обшир-
ного государства разлетались приказы всесильного царя Са-
тира, который только именовался архонтом боспорских го-
родов, являясь тираном эллинов и царем подчинившихся
Боспору племен. И только Синдика с ее укрепленными горо-
дами и поселениями по Гипанису, ее портом на Понте пре-
пятствовала свободной торговле боспорцев с меотами. Хотя
налог за провоз зерна по реке был весьма низким и состав-
лял шестидесятую долю груза, тем не менее для боспорско-
го царя он казался оскорбительным. Претензии поддержан-
ного в свое время афинянами синдского царства на контроль
за меотским хлебом, чеканка собственной монеты с грифо-
ном, стерегущим зерно, – все это вызывало раздражение у
Сатира и стоило ему головной боли.
Сатир являлся правителем обширного государства. Его
отец Спарток, будучи начальником наемников при Археа-
накте и породнившись с ним женитьбой на младшей сестре,
захватил престол и объявил себя архонтом Боспорской сим-
махии – Союза греческих городов по обоим берегам про-
лива. Он в дни смуты смог защитить боспорцев в Европе и
Азии от вторжения варваров. При нем установилась стабиль-
ность и спокойствие. Спарток правил вместе с братом Се-
левком и погиб в сражении со скифами, а спустя пять лет
неожиданно умер Селевк, и Сатир объявил себя архонтом
14
Пантикапея, всех боспорских городов и царем скифов, жи-
вущих в пределах боспорского государства. Он упрочил за-
воевания отца и дяди, стал чеканить золотой статер10, под-
чинил своей воле жречество и решил установить полный
контроль над торговлей скифским и меотским хлебом.
У Сатира от разных жен было три сына; кроме старшего,
Левкона, у него были – Горгипп, который всего лишь на
один год был младше первенца, и одиннадцатилетний Ме-
традор.
Левкон унаследовал от отца напористый и неугомонный
характер, кипучую энергию и непомерное властолюбие. Он,
как и его отец, готов был любыми путями – честными и не-
честными достичь своих властолюбивых целей. Однако его
характер смягчило образование и посещение Афин. Воз-
можно, повлиял характер матери, малоазийской гречанки
Геспериды, которая родила его будучи еще очень юной.
Горгипп являлся прямой противоположностью отцу и стар-
шему брату, как по характеру, так и наклонностями. Его
мать, тихая и владеющая грамотой Агапита, была дочерью
хиосского правителя.
Горгипп совсем не стремился к власти, был скромен и чи-
стосердечен, больше всего ценил в людях таланты, откры-
тость и добродушие. Будучи набожным, он целые дни про-
водил в храме Аполлона, помогая жрецам управляться,
пытаясь постичь сокровенные истины. Когда же ему прихо-
дилось находиться в царском доме, он уединялся в своей
комнате и старался быть подальше от отца и его чиновни-
ков. Горгипп проводил время в молитвах,раздумьях и со-
чинении гимнов. Он играл на кифаре и, несмотря на слабый
голос, довольно хорошо пел гимны во время священнослу-
жений.
Горгипп являлся приверженцем мирного благополучия,
гармонии, в душе он осуждал властолюбие, коварство и стя-
жательство.
Сатир, в свою очередь, махнул на Горгиппа рукой и всегда
поддерживал начинания старшего сына. Левкон с понятны-
10 Статер – денежная единица, номинал которой отличался в денежных систе-
мах Греции. Аттический статер был равен двум драхмам или одной серебряной
тетрадрахме. Статер обычно чеканили из золота или электра (сплав золота и
серебра), иногда из серебра.
15
ми ему желаниями и помыслами вызывал в нем искреннюю
отцовскую любовь. О Горгиппе же он думал с раздражени-
ем: «Боится звона мечей, избегает даже смотреть публичные
наказания рабов. Разве подобает быть таким наследнику
могущественного боспорского царя?» Но, вспоминая, что и
тот является наследником, старался отнестись к его стран-
ностям снисходительно. Странностей же у Горгиппа было
немало: он мог не спать целыми ночами, а бродить где-
нибудь у моря, в порту Пантикапея или Мирмекия. Часто
Горгипп сидел с рассеянным видом между колонн портика,
вглядываясь в синь Понта, или же бесцельно бродил по дво-
ру, что-то проговаривая про себя. Глядя на него в такую
минуту, Сатир отмечал: «Нет, плохой из него будет прави-
тель. При таком царе обычно государством управляют дру-
гие. Они будут делать что захотят даже в его собственном
доме. Иное дело Левкон – у того характер, желание быть
первым, повелевать, держать все нити власти в своих руках.
Он умеет интриговать и обманывать, а это очень важно для
правителя».
Слабоволие Горгиппа Сатир объяснял тем, что тот воспи-
тывался в роскоши и достатке и не знал тех трудностей и
опасностей, которые выпали на его, Сатира, долю, когда по-
сле смерти отца Спартока ему приходилось подкупать чи-
новников и убийц, интриговать, лукавить и обманывать лю-
дей, чтобы получить в наследство Боспорское царство.
Сколько пришлось пролить крови, отдать денег, испытать
унижений от варваров, чтобы удержать власть в своих ру-
ках. А затем, все эти тридцать лет, за царский трон надо
было держатьсяобеими руками и на каждом шагу ожидать
подвоха – заговора или даже убийства. Ничего этого Гор-
гипп не знает и, что обиднее всего, не хочет знать.
О самом младшем своем сыне – Метрадоре, – которого
родила царская наложница Трития, ничего хорошего никто
сказать не мог. Он, как и его мать, любил шалости, в кото-
рых часто переступал меру дозволенного. Его буйное весе-
лье и озорство не знало границ. Временами он был совсем
несносен – сбивал с ног рабов, несущих обед царю, выкри-
кивал обидные и непристойные дразнилки.
Сатир невольно усмехнулся, вспомив о проделке Метрадо-
ра с календарем, на котором тот переставил все метки. Са-
16
тир задал ему крепкую взбучку. «Пожалуй, и из него может
выйти толк, если остепенится, – подумал правитель, – ведь
даже не проронил слезы после розг, а лишь на некоторое
время затаился как волчонок».
На Пантикапейскую гору, в царский дворец, привозились
самые изысканные и дорогие товары из больших греческих
полисов. Сюда стекались богатства всех боспорских земель,
оседая в домах знати и в храмах.
* * *
С дворцовой террасы открывался чудный вид на торговый
порт и военную гавань, а также на город, поясами-террасами
круто спускающийся к проливу. Отсюда виднелись воды Ме-
отиды и Понта. Далеко на западе, за смутной линией гори-
зонта, находились Пропонтида и Геллеспонт, а еще дальше
за ними рассыпалась мириадою островов Иония и простира-
лась материковая Эллада, величественные Афины и могуще-
ственная доблестью своих граждан Спарта – извечные со-
перники и непримиримые враги. Они не первый год вели
войну за первенство над греками, истощая друг друга на
радость персам и прочим варварам. На востоке сквозь дро-
жащее марево виднелись острова Азиатского Боспора и
владения меотов, скифов – необузданно жестоких варва-
ров.
Простор, открывающийся с Пантикапейской горы, распо-
лагал к полету и размаху мыслей. Сатир любил в минуты
сомнений и раздумий, или просто для отдыха, выйти на тер-
расу, подышать пряным морским воздухом. Здесь, сидя на
резном кипарисовом кресле, боспорский владыка размыш-
лял о делах государственных и житейских. Именно здесь
его не раз посещали лучшие мысли, здесь вызревалисамые
дерзкие планы и развязывались проблемы, казавшиеся рань-
ше неразрешимыми.
Царь Боспора приходил сюда в сопровождении Никомеда,
своего верного телохранителя, который нес вслед за царем
дифрос11, ставил его в привычном месте и дремал, присло-
нившись спиной к одной из колонн портика, опираясь на
древко копья, если, конечно, Сатир не заводил с ним разго-
вора, как это иногда случалось. Вот и сегодня после обеда
владыка приказал позвать Никомеда, жестом показал тому на
11 Дифрос – стул.
17
дифрос и зашагал в сторону лестницы, ведущей на террасу.
Время тянулось медленно, и хотя тень солнечных часов,
что стояли посреди террасы, показывала уже третий час ве-
чера, царь, казалось, вовсе не собирался уходить. Сначала
он долго сидел на дифросе в тени, отбрасываемой порти-
ком. Сидел, бездумно глядя на море, потом поднялся и бес-
покойно принялся ходить по портику. Иногда он останавли-
вался, пристально вглядывался в размытые очертания
островов Азиатского Боспора, словно ждал оттуда каких-то
вестей. Затем замер возле Никомеда, состарившегося на
службе у царя и знавшего все его привычки лучше собствен-
ных. Сатир долго смотрел то на дифрос, то на Никомеда, у
которого от долгого стояния заныли ноги, но он изо всех
сил старался изобразить на своем морщинистом лице спо-
койствие и бодрость, осознавая, что только царская привя-
занность удерживает его, старого телохранителя, во дворце.
С трудом верный царю Никомед удержал вздох облегчения,
когда Сатир, наконец, ничего не сказав, направился к зубча-
той стене, закрывавшей террасу.
В лучах склонившегося к закату солнца по темнеющей
воде пролива сновали торговые суда боспорских и приез-
жих купцов, небольшие рыбацкие суденышки и лодки, воз-
вращавшиеся в порт.
День близился к концу, наступало время отдыха от бес-
конечных житейских дел и забот.
Во время прогулки в портике Сатиру вспомнилась траге-
дия Иона12 «Семела», поставленная афинскими актерами в
театре Пантикапея прошлой зимой. Вспомнилась не столько
сама трагедия, которая, конечно же, навеяла на него вели-
чественное, ни с чем другим не сравнимое настроение,
сколько независимое и, как ему показалось, надменное по-
ведение в театремолодого царя синдов Гекатея. Вспомнил-
ся тот долгий вечер, наполненный глубокой тишиной, с мед-
ленно опускающимися сумерками и ярким пламенем
факелов.
Взгляд боспорского архонта, восседавшего с домочадца-
ми в центре амфитеатра, медленно скользил по лицам знат-
ных граждан и купцов, покорно склонявших перед ним голо-
вы, пока не остановился на лице Гекатея. Гордый синдский
12 Ион (ок. 490 – ок. 421 гг. до н. э.) – поэт с Хиоса.
18
царек что-то увлеченно шептал на ухо своей смуглолицей и
черноволосой жене-меотянке, лицо которой сияло от сча-
стья.
Синд упрямо не хотел замечать пристального, испытующего
взгляда всесильного боспорского владыки. И даже когда за-
метил это, то лишь торопливо, словно обычному знакомому
купцу, кивнул и снова принялся о чем-то шептать спутнице.
Сатир хотя и ответил степенным поклоном на его привет-
ствие, но про себя подумал не без раздражения: «Что ж,
посмотрим, так ли ты прочно сидишь на синдском троне, как
об этом уверяют купцы-соглядатаи? Да ты, видимо, глуп и
спесив без меры, мальчишка, если вздумал так вести себя со
мной…»
Он еще не раз поглядывал в тот вечер на царя синдов и
его жену, которая, как он заметил, словно воспаряла под
взглядом светлокудрого мужа.
Царь мысленно продолжал разговаривать с Гекатеем. «Ты
просто оглупел от любви к меотянке, потерял разум и не
отдаешь себе отчета о том, что происходит вокруг тебя. – В
душе Сатир смеялся от этой мысли. – Говорят, ты успешно
торгуешь хлебом и лошадьми… Задумал даже чеканить зо-
лотую монету с изображением головы лошади и пшеничным
колосом. Так может быть, ты уже мечтаешь возвратить себе
всю Синдскую область или прибрать к рукам Гермонассу13,
а может, и саму Фанагорию?.. Ну нет! Я долго терпел твои
успехи, теперь же моему терпению пришел конец. Я сделаю
все, чтобы ты лишился и того, что имеешь. Я уничтожу тебя!..
Да, я это сделаю!» – сказал себе Сатир, поднимаясь с мра-
морного кресла и громко аплодируя не столько игре акте-
ров, сколько своему решению. Он спокойно и величественно
под взглядами многочисленной толпы первым двинулся к
выходу из театра. Все расступились перед ним, когда он вы-
ходил из театра и в сопровождении конной свиты направил-
ся на царскойкарете во дворец.
С того вечера прошло немало времени, но Сатиру неволь-
но возвращалась мысль о наказании самоуверенного, опо-
лоумевшего от любви царя синдов, вздумавшего вести себя
как равный с ним, всесильным царем Боспора.
Теперь, вспоминая о Гекатее, он каждый раз подыскивал
13 Гермонасса – город в Азиатской части Боспора, находился на месте Тамани.
19
очередной предлог неминуемой войны с ним: его нежелание
торговать хлебом в боспорских портах, чтобы не платить
налог, поддержка Стратоклеи14, конкуренция в торговле ры-
бой и лошадьми, препятствие приобретению новых рабов
для эргастериев15 и мастерских Пантикапея, Мирмекия и
Гермонассы и, конечно же, растущая угроза Боспорскому
государству со стороны Синдики.
День завершался, жара спадала, и мысли, как и очертания
предметов, становились отчетливее и осязаемее. Сатир лю-
бил эти часы. Он теперь увереннее шагал от одного угла
террасы к другому, останавливаясь напротив колоннады
портика.
* * *
По внешнему виду царя трудно было угадать его возраст.
Он был невысокого роста, коренаст, а широкий лоб и мор-
щины на лице, особенно те, что лежали у тонких жестких
губ, выдавали решительный и надменный характер. Коротко
остриженные волосы завивались и черными с проседью ко-
лечками падали на лоб. Вздернутый широкий нос его, окру-
глый подбородок с короткой курчавой, уже седой, бородой,
и особенно походка, порывистая и быстрая, делали его по-
хожим на стареющего льва.
До вступления на престол Сатир путешествовал с боспор-
скими купцами по Элладе, интересовался политическим, во-
енным и экономическим устройством, состоянием греческих
полисов Ионии и Понта. Унаследовав от дяди боспорский
престол зрелым человеком, Сатир все усилия направил на
увеличение мощи своего царства. Он сделал ряд экономиче-
ских и военных преобразований, что позволило ему подчи-
нить своей власти разбогатевшее боспорское купечество и
взять почти всю торговлю с полисами Эллады под свой кон-
троль. Сатир увеличил пошлину на вывоз скифского и меот-
ского хлеба, увеличил торговый сбор для иноземных судов,
заходивших в порты боспорских городов, кроме Пантикапея
и Фанагории. Он даже задумывался – не u1083 лишить ли Афины
ателии – права беспошлинного вывоза зерна из Пантикапея
и Фанагории, которого афиняне добились своей Понтийской
экспедицией, возглавляемой Периклом.
14 Стратоклея – город в Азиатском Боспоре.
15 Эргастерий – предприятие, от греч. ergasterion – «рабочее место».
20
Угрожая подчинить своей власти Боспор, афинский флот
стоял тогда под самым Пантикапеем, в Нимфее16, и правив-
шему Спартоку ничего не оставалось, как ценой невыгодно-
го для себя договора заплатить за независимость государ-
ства.
Проведенные Сатиром реформы умножили денежные по-
ступления в казну, что позволило увеличить свое войско за
счет ополчения из граждан, ограничив число скифских и
фракийских наемников.
С увеличением войска у боспорского владыки проснулось
желание подчинить своей воле соседние неподвластные го-
рода, а также меотов и скифов. В Нимфей и Феодосию он
засылал купцов, которые вместе с товарами доставляли в
столицу Боспорского царства новости о происходивших там
событиях и настроениях жителей. В первые годы своего
правления Сатир стал искать способа для покорения Феодо-
сии, имеющей прекрасную гавань, из которой в Элладу вы-
возилось довольно много зерна и рабов.
* * *
Сатир остановился у стены, левой рукой упершись в ее
каменный зуб, и залюбовался багряными бликами солнеч-
ной дорожки. Затем он возвратился к дифросу и, усевшись
на него, дважды хлопнул широкими сильными ладонями.
Никомед спохватился и, согнав с лица дрему, устремился к
царю.
– Никомед, передай управителю, чтобы немедленно при-
слал ко мне надежного гонца! – Сатир проговорил это,
даже не взглянув на телохранителя.
Никомед тут же скрылся в проеме двери, обрадовавшись
возможности размять отекшие от долгого стояния ноги. Че-
рез некоторое время перед царем предстал, почтительно
преклонив колено и низко опустив голову, Ордос.
– Пусть боги даруют тебе, боспорский владыка, здоровье
и долголетие! – проговорил скороговоркой гонец, ожидая
царского приказа.
Царь продолжал о чем-то размышлять, казалось, совсем
не замечая стоящего перед ним со смиренно склоненной
головой служителя Гермеса. Затем он неожиданно, словно
16 Нимфей – небольшой u1087 портовый город в Европейском Боспоре, недалеко от
Пантикапея.
21
воспряв от глубокого сна, посмотрел на Ордоса и, отведя
его в дальний угол террасы, оживленно заговорил:
– Слушай меня внимательно, верный мой слуга! У меня
к тебе одно очень важное поручение, о котором, кроме тебя
и человека, которому передашь мои слова, никто не должен
знать. Исполнишь исправно поручение – награжу отменно…
Не справишься или проговоришься кому, будешь жестоко
наказан!.. – Глаза Сатира смотрели на Ордоса испытующе и
твердо; в них светилось лукавство и жестокость.
– Пусть сам Гермес помогает тебе и покровительствует в
этом деле! Вот тебе деньги на покупку жертвенного петуха. –
При этих словах Сатир вытащил из ременного кармана два
серебряных статера. Более получаса оставался наедине с
гонцом боспорский владыка, о чем-то говорил ему, а когда
тот уходил от царя, придворные слуги уже зажигали в пор-
тике факела и светильники. В щели каменной кладки прята-
лись юркие мыши.