Зеленогорск 1955-1957
Наша семья переехали в Зеленогорск в апреле 1955 года. Я не запомнил сам переезд, но отлично помню, как вечером мы вышли на перрон ярко освещенного, красивого Зеленогорского вокзала. Здесь нас встречали Галя и Гена Мироновы на финских санях и с санками. Уложили багаж на санки и пошли по заснеженной улице к усадьбе дяди Ильюши.
Валил крупными хлопьями снег, было тихо и тепло, около нуля. Семья дяди Ильюши жила в деревянном двухэтажном собственном доме. Кроме дома, в усадьбе были флигель, хозяйственная постройка и времянка. Нас поселили во флигеле, имеющем две комнаты и веранду. Участок был большой, соток 40.
Времянка, в которой мы жили летом, стояла в неразработанной части участка, прямо в березовом лесу. Хозяйственная постройка и флигель отделяли сад и огород от неразработанной части. В саду было около сотни яблонь, ягодные кусты, пасека. В огороде сажалась картошка, овощи, клубника, в том числе на продажу. Участок находился рядом с железной дорогой Ленинград-Выборг, от которой его отделяла грунтовая дорога.
За железнодорожными путями сразу начиналась лесная дорога, ведущая на озеро Щучье. До него было километра четыре. Сначала дорога шла через сосновый лес по улице из нескольких домов, пересекала линию высоковольтной передачи и углублялась в заболоченный
участок леса. Потом, недалеко от городского кладбища, пересекала ручей и далее шла по песчаным озам (холмам моренного происхождения) в чудесном сосновом лесу.
Этот район местные жители называли стрельбищем, а приезжие дачники Серенадами солнечной долины. Зимой отличные склоны с крутизной на любой вкус привлекали туда любителей лыжных катаний со всего Ленинграда. Летом эти места манили грибников. Большая просека с линией высоковольтной передачи отделяла «Серенады» от подходов к берегу Щучьего озера. Если по просеке идти налево, то можно было, пройдя с километр, выйти на асфальтовую дорогу, ведущую из Зеленогорска мимо Чертова озера к Ильичеву и на Выборгское шоссе.
Зеленогорск того времени был почти весь деревянный, за исключением нескольких сохранившихся каменных финских строений (Кирха, в которой был устроен кинотеатр, типография и пара магазинов на центральной улице), недействующего старого, царских времен, православного собора, железнодорожного вокзала , нового банка и красивой 445-й школы, с памятником Сталина перед ней, построенных после войны.
После скудных прилавков Морозовска меня буквально поразило изобилие продовольственного магазина в Зеленогорске. Чего здесь только не было: колбасы четырех сортов, сосиски и сардельки, пять сортов сыра, икра паюсная и лососевая, балык, конфеты, какие душе угодно. Но больше всего меня потрясло, что в магазине продавали молоко, кефир и простоквашу в закупоренных бутылках!
Раньше молочные продукты я видел только в банках, у частных торговок на рынке, и даже не представлял, что может быть по-другому. А какой чудесный вкус был у довеска сосиски, который получался при взвешивании килограмма!
В Зеленогорске того времени было две школы: одна, №444, небольшая, в деревянном двухэтажном доме, а другая, десятилетка №445 - в новом прекрасном каменном здании, красующемся на высоком уступе-глинте - древнем берегу Балтийского моря. Остаток этого глинта – Поклонная гора в Ленинграде и Парголовские высоты и Юкки, и далее, приближаясь к северному берегу Финского залива, через Репино, Комарово, Зеленогорск, Ушково, поросший соснами уступ тянется к Выборгу.
Между глинтом и близким современным берегом Финского залива проходит живописное Приморское шоссе. Между красавицей школой и Приморским шоссе был разбит сквер с памятником Сталину. От сквера начинаются две торжественных дуги каменной лестницы, ведущие к смотровой площадке перед школой.
Оттуда хорошо виден залив, где в хорошую погоду различается Кронштадт с куполом Морского собора. Между Приморским проспектом и Финским заливом расположен городской парк, который тогда называли ЦПКО.
444-ая школа, куда меня определили на последнюю учебную четверть, стояла метрах в пятистах правее, в сторону Ушкова. Помню, что начал я эту четверть блестяще, до конца апреля получая одни пятерки. И вдруг посыпались тройки, и даже двойки. Вспоминаю, что открылись проблемы с запоминанием обозначений химических элементов - по химии, с правописанием - по русскому языку, с произношением - по английскому.
В результате закончил я седьмой класс с тройками по этим предметам. В то время обязательным было только семилетние образование, и сдав экзамены, получив «неполное среднее образование», большинство моих одноклассников закончили учебу или перешли в ПТУ и техникумы. Меня же родители перевели в восьмой класс 445-й школы, где я проучился до десятого класса.
Довольно хорошо помню своих одноклассников: Столярова, с которым я дружил, разрядника по гимнастике Смирнова по прозвищу Чукарин, (был в то время в Союзе такой известный спортсмен), девочек, Верочку Боброву, в которую я сразу и безответно влюбился. Фамилии остальных забылись, но лица в памяти остались. Запомнилась подружка Верочки, с которой они ходили не расставаясь - еще одна высокая девочка, годом старше меня, она мне симпатизировала и давала это понять, но мое сердце уже было занято.
Помню еще одного красивого мальчика, с которым по моей вине возник
конфликт. Ему постоянно высказывала приязнь одна некрасивая девочка, которую все мы, по глупости, зло дразнили шваброй. И я нарисовал картинку, на которой его сердце пробито шваброй. Когда нарисовал и послал по рядам, вдруг понял, что поступил нехорошо. И когда, после уроков мы вышли «разбираться», я, даже не пытаясь сопротивляться, заслуженно получил «в глаз».
Вообще, разборки в нашей среде случались довольно часто, особенно на танцевальных вечерах в школе и на танцплощадке в ЦПКО, куда летом мы очень любили ходить. Но ограничивались разборки небольшими потасовками до первой крови, без особых последствий.
В школе был прекрасный актовый зал, где проводились вечера. И не только танцы. Я помню, что у нас был школьный хор, проводили викторины, ставили спектакли. Помню, как на одной из викторин по античной истории я выиграл фарфоровую статуэтку, которая так до меня и не дошла. В толпе, пока ее передавали через голову, один парень, как мне кажется, специально, выпустил ее из рук и разбил.
Парень этот бросил школу годом раньше и пришел на танцы со своей «кодлой». Так что разбираться было бессмысленно. Помню, что мы школьной самодеятельностью ставили Бориса Годунова, где я играл роль Гришки Отрепьева. А вот учителей, к сожалению, совсем не помню, и сейчас не могу ничего об учебном процессе сказать ни хорошего, ни плохого.
Разве что косвенно: когда в десятом классе я попал в по-настоящему хорошую школу (№366) , уже в Ленинграде, я понял, что подготовка моя плоховатая.
Может быть, дело не в школе, а в моем тогдашнем отношении к учебе. Заинтересованности не было. Хотя, по своему возрасту, я был довольно начитан, научно-популярные журналы, газетную периодику читал регулярно.
В те годы из Польши вежливо попросили маршала Рокоссовского, и мы это оживленно обсуждали. Еще более заинтересовано мусолили полузакрытую информацию с Двадцатого съезда о культе личности. Помню, как вскочил на велосипед и помчался в библиотеку обсудить со знакомой молодой женщиной, библиотекарем, свежее газетное сообщение об «антипартийной группе Маленкова, Кагоновича и Молотова, и примкнувшего к ним Шепилова».
Хорошо помню разговоры со своей двоюродной сестрой Ниной о выставке Пикассо в Эрмитаже. В нашей школьной среде широко обсуждался новый идол Элвис Пресли, слушали его первые записи «на костях» - самопальных пластинках на рентгеновских снимках. Но самое эмоциональное – это первые публикации на страницах Пионерской Правды фантастического романа И.Ефремова «Туманность Андромеды».
С каким волнением дожидался я свежего номера с очередной публикацией на последнем развороте, которая всегда прерывалась на самом интересном месте!
Лето в Зеленогорске было время самое интересное. С конца мая начиналось великое переселение почти всех местных жителей из зимних домов во времянки. Дома сдавались дачникам из Ленинграда и это была существенная часть годового дохода домовладельцев.
Дачники, как правило, были постоянные. Так было и на нашем подворье. Семья дяди Ильюши переселялась в хозяйственный блок, а наша семья во времянку. Наш флигель занимала интеллигентная семья Белоновских. Глава семьи, к тому времени, умер. Он был, кажется, профессор астрономии из ЛГУ. Все лето жила во флигеле его мать - седая, но еще крепкая старушка, с внуком Володей лет семи-восьми.
На выходные дни приезжала мать Володи, высокая эффектная женщина. Володя был мальчик развитый, и хотя я был его старше лет на семь, мы с ним довольно часто проводили время за шахматами или разговорами. Иногда к нам присоединялась бабушка и рассказывала о прежних временах. Как они дружили с академиком О.Ю Шмидтом, и он, когда мать Володи была еще девочкой, носил ее на руках.
Запомнился один разговор, в котором бабушка заговорила о будущем, и просила вспомнить этот разговор, когда мы будем жить в 21 веке. Но до него было еще 45 лет, а кода тебе 14, это невообразимо далеко. С тех пор с Володей мне не доводилось встречаться.
Лет пять назад Нина Миронова, которая с ними когда-то поддерживала отношения, сказала, что он преподает в ЛГУ.
Хозяйский дом летом занимала большая еврейская семья, а может быть, несколько родственных семей. Помню, что старшим там был старик сапожник, шивший модельную обувь. Из детей было двое. Одна, кукольно-красивая девочка лет 9, и другая, щупленькая, как галчонок, маленькая больная девочка Фира, шести лет. Она ощутимо хромала, так как одна нога была короче другой.
Ее мать иногда просила дочь показать танец Умирающего лебедя. Вся семья собиралась вокруг и шумно приветствовала выступление убогой. Дети, конечно, смеялись, но я тогда чувствовал только жалость. Зачем ее матери были нужны эти выступления, до сих пор не пойму. Может быть, чтобы дочь себя чувствовала счастливой, рассчитывая, что дочь никогда не осознает нелепость ситуации?
Иногда всю эту компанию отпускали со мной за грибами, не далеко, а в лес за дорогой.
Хороших грибов там не попадалось, но сыроежек и горькушек набрать было можно. За подосиновиками мы ходили с моим братом Генкой за стрельбище, к Щучьему озеру. При хорошем везении можно было набрать несколько десятков отличных красноголовиков. Изредка попадались и белые.
В жаркие дни с ним же ходили под железнодорожный мост ловить пескарей. Точнее, не ловить, а колоть обычной вилкой. То, что добыча была, я помню, но что мы потом с ней делали, вспомнить не могу, наверное, отдавали кошке.
А вот в конце мая мы отправлялись на настоящий промысел. По железнодорожным путям, в сторону Ушкова, ходили на неширокий ручей, глубиной не выше колена, ловить миногу. Снимали обувь, заходили босиком в ручей и ждали проплывающую живность. В воде минога похожа на змею, надо ее резко схватить и выбросить подальше на берег, пока она не выскользнула из рук.
Приносили домой штук по сорок, а ели или жареной или маринованной. Еще одно весеннее и летнее развлечение - рыбалка с лодки на заливе. У моего дяди были на заливе, сразу за городским пляжем, две лодки. Обычно, я ходил на рыбалку или с папой, или с Генкой. В рыбалке были свои тонкости: чтобы прийти с уловом, надо было выйти на каменную гряду.
Всего там было три гряды. Первоначально ориентировались на разбитые окна и купол православного собора, который хорошо виден над деревьями парка. Потом простукивали грунт грузом на леске. Если под дном песок, то улова не будет. Если груз застучал по камням, бросай якорь и разматывай удочки. Пока залив спокоен, можно ловить, как показались белые барашки, сматывай удочки и скорей к берегу. Парусность у лодки большая, и если поднимется сильный ветер с берега, то можно и не выгрести. Обычно, ходили на утреннюю или вечернюю зорьку.
Как правило, возвращались с уловом. Окуни, плотва, ерши, редко судак или угорь. Ближе к осени ходили за судаком с «дорожкой». При такой ловле не посидишь, надо все время грести, наблюдая за блесной. Зато и улов серьезней: три-четыре килограммовых судака - это и уже товар для продажи дачникам.
Папа к этому времени был уже сильно болен, де компенсированный порок сердца. Поэтому ловля с непрерывной греблей была для него невозможна, а вот посидеть с удочкой он очень любил. Любил и ходить за грибами, хотя даже сто метров без одышки ему было не пройти. Но вырежет из можжевельника палку с головой-набалдашником. Говорит: «Мой Будда меня поведет!» и идет тихонько в лес.
Ходит не спеша, подстраиваясь под возможности дыхания и отдыхая на пеньках. И, даже на «Фириных местах», так он называл ближний лес за железной дорогой, ухитрялся настричь корзину «черноголовиков». Но я не любил, когда он ходил в лес один. Уже через час начинал волноваться, не случилось ли чего, а через пару часов начиналась паника и я бежал разыскивать его в лесу.
И какое счастье, когда среди деревьев вдруг замечал его фигуру, сидящую на пеньке, или медленно бредущую по тропинке! Вот это состояние страха за него подчас преследует меня во сне и до сих пор.
Зимой были другие развлечения. После уроков мне нравилось сходить на лыжах на Щучье озеро. Отличная лыжня вела почти от самого дома, через болотистый лес и стрельбище, на просеку и далее к озеру. Мне особенно нравилось выйти на середину озера, пока солнце еще не зашло. Видимо, детство, проведенное в степи, просило простора, хотелось смотреть вдаль, чтобы взор не спотыкался на близких предметах. Домой возвращался, когда уже темнело. Последние метры в темном лесном коридоре хотелось проскочить поскорее.
Часто ходил на городской каток, где и поздним вечером хорошо. Ярко светят софиты, гремит Албанское танго, повсюду знакомые ребята и девчонки. Еще одно хорошее зимнее развлечение – катание на финских санках. Собирались, обычно, большой компанией, выбирали, малолюдную улицу, ведущую с глинта к Приморскому шоссе и, с шумом и гамом, вниз.
Несколько раз ходил с Генкой в лес на охоту. У них была отличная лайка Шарик, хорошо облаивающая белку. На лыжах с ружьем, заряженным мелкой дробью, идем по целине. Шарик находит белку и начинает свирепо лаять. Белка понимает, что ему ее не достать, начинает на него цокать, дразнит. Только и остается охотнику, как в тире, подстрелить ее. Тут же чулком снимается шкурка - и пошли дальше за собакой. Интересно, что собака освежеванную белку не ест.
На заставке фото из Интернета. Зеленогорск. Вид на 445 школу.
Продолжение http://proza.ru/2010/06/20/416