В бесконечной темноте Вселенной блеснул слабый огонек среди ярких звезд. И притянуло меня нестерпимо, да так настойчиво и долго - пока вдали не показалась маленькая растущая черная точка. «Земля, значит, наша», - подумалось мне во сне. А дальше свет в чужих окнах. И опять - кругом темнота.
- Мрачно как-то все здесь! – Сказал я себе, но проснулся.
Телефонный звонок с прикроватной тумбочки вернул меня к действительности. Звонила Люда, с которой я познакомился недавно на вечеринке, у друзей. Там я так напился, что уже и не помнил, как мы обменялись телефонными номерами, как я сблизился с нею...
- Не хочешь прогуляться со мною по осеннему городу? – Спросила она с другого конца провода своим мягким, нежным голосом, делая ударение на слово «осенний». Я посмотрел в окно. Уже темнело. Недолго раздумывая, я согласился.
Возле оживленного перекрестка - место нашей встречи. Уже минут пять я поджидал ее. Искал ее волнующие очертания в толпе прохожих, чужих мне людей. Она появилась, будто из сумеречного воздуха, в синей куртке и с черной сумочкой, перекинутой через плечо, а лицо излучало какую-то неестественную грусть. Длинные черные волосы струились по ее плечам. Я еще раз поздоровался. В ответ она только улыбнулась. По лицу было заметно, что она чем-то обеспокоена.
Ночная мгла окутывала город. Холодный ветер подул в лицо, когда мы, весело вспоминая разные эпизоды прошлой вечеринки, завернули за угол и стали спускаться по узкой улице с двухэтажными деревянными домами, идущими к самой реке. Редкие прохожие попадались нам навстречу. Поглядывая иногда на профиль ее лица, я вспоминал, как еще совсем недавно она весело общалась на вечеринке с полным мужчиной в возрасте, у которого лысина активно пожирала на макушке остатки волос. Он что-то ей увлеченно рассказывал на кухне, у окна, и она весело ему поддакивала. Потом ее собеседник рано ушел, а я решился напиться.
- Я гуляю тут с тобой, а ведь у меня мама, больная, лежит дома на диване и умирает. – Вдруг произнесла она, будто выдавила из себя, не глядя в мою сторону, таким упавшим голосом, что у меня в душе стало как-то неспокойно. - И тут ничего не поделаешь. Я давно за нею ухаживаю. Сегодня она сама попросила меня, чтобы я не сидела больше рядом с нею дома, а пошла, с кем-нибудь прогуляться, на улицу просвежиться. Дни ее сочтены…
- Люда, а чем она болеет? – Спросил я робко ее.
- У нее рак груди на последней стадии. Каких только народных средств не испробовала. Ходила к разным экстрасенсам, и даже ездила этим летом на озеро Тургояк, там место паломничества озабоченных своим здоровьем людей. Но все это безрезультатно. А врачей все боялась…
Сочувствуя, я обнял ее за плечи и, почувствовав в них дрожь, стал утешать. И она стала рассказывать мне, как появились первые симптомы. Как болезнь прогрессировала у матери, как она пыталась сама лечиться, избегая врачей. В таких случаях, как известно, опухоль удаляют хирургическим методом, пока она не распространилась на весь организм. Женщина не хотела остаться без одной груди – калекой. У нее были очень красивые груди. Любая одежда только подчеркивала эти заманчивые округлости. И она несла их гордо по жизни, пока болезнь окончательно не свалила ее в постель.
На окраинах города, за частным сектором, где начинался внизу речной порт, находится Софроновская пристань. Мы наблюдали, как краешек красного солнца резко исчез за горизонтом, отражаясь на глади волн. А она все рассказывала и рассказывала о своей жизни. И не могла остановиться. Как они хорошо жили, когда мама была здоровая. Она неплохо зарабатывала, и они каждое лето всей семьей ездили отдыхать на юг. Мама ее очень любила и баловала, как единственного ребенка в семье. Да и жизнь была другая тогда. Не то, что сейчас. Сейчас время какое-то тревожное и неспокойное, будто раз и отобрали у людей воздух. И дыши, как можешь. Отец уехал на Север за длинным рублем - от него ни денег и ни известий. На обратном пути, нам пришлось сократить путь, и мы возвращались по другой длинной и извилистой улице наверх, которая перед самым перекрестком проходила возле серого пятиэтажного здания онкологического диспансера. Зажглись уличные фонари. Нам путь по тротуару преградил ряд иномарок, вплотную припаркованных к лестнице, ведущей наверх в онкологический диспансер. Под ярким уличным фонарем несколько водителей, скучившись, о чем-то оживленно переговаривались. Тут по лестнице, бегом, спустился полный мужчина солидного вида, сел в одну из машин рядом с водителем, тяжело дыша, поправив галстук, и, ничего не видя перед собою, сказал: «Трогай живее!»
- Богатые тоже умирают от рака. – Сказал я, пытаясь ее утешить. Мы наблюдали, как за той машиной тронулись еще несколько и исчезли за поворотом.
- Еще, когда я училась в школе. – Она продолжила вспоминать свое прошлое, когда мы оставили позади диспансер. - Я проходила каждый раз возле этого здания, каждый день ходила в кружок юных натуралистов. И вот однажды, меня заинтересовали растение на клумбе возле здания. Когда я стала их рассматривать, ко мне подошел старый вахтер, опираясь на палку. «Ты знаешь, девочка, почему эти цветы называют мать-и-мачехой?» - Спросил он меня. «Нет». – Ответила я. Он протянул один листок. – «Вот посмотри, погладь. Чувствуешь, сверху – он мягкий и теплый, а переверни его, погладь – там он жесткий и холодный. Поэтому его и называется мать-и-мачеха». Я тогда еще не знала, что это за здание. Почему часто здесь останавливались санитарные машины, и люди с печальными лицами исчезали в дверях. А на клумбе, как я помню, всегда росли такие красивые пестрые цветы.
В следующий раз тот старик, опираясь на палку, уже стоял возле входа в диспансер, поджидая девочку. Он работал вахтером онкодиспансера уже много лет. И перед его глазами разворачивались столько трагических судеб! У него не было ни родственников, ни друзей. Он не хотел общаться с больными: онкологические больные безнадежны, и оттого они озлоблены на жизнь и на весь белый свет. Поэтому старик-вахтер часто выходил на улицу и подолгу стоял на крыльце, рассматривая прохожих. Иногда кормил сторожевых собак во дворе. Разговаривал с ними. Гладил кошек, забредших из жилых близлежащих домов. И девочка, которая каждый раз возвращалась домой по этой стороне улицы, стала общаться с ним. Старик-вахтер привязался к ней.
Но однажды девочку взяла с собою мать на прогулку, чтобы оплатить коммунальные услуги в дальней сберкассе, и они пошли по этой улице наверх, возле больницы. На крыльце стоял тот же старик, опираясь на палку, рассматривал прохожих своими синими глазами Он, конечно же, разглядел в толпе ту маленькую девочку, а рядом мать, красивую, еще молодую с привлекательной внешностью женщину. Он смотрел и улыбался.
- Мама, а вон стоит тот хороший дядя. – Сказала девочка, показывая на старика. – Он выходит, когда я иду из станции. Он здесь работает вахтером. Интересный человек, мы часто с ним разговариваем о растениях. Он много о них что знает интересного.
- Ты знаешь, что это за дом!? – Ужаснувшись, резко сказала мать дочке. – Это очень плохой дом! Называется онкологическим диспансером. Я запрещаю тебе к нему даже приближаться.
Бурная реакция матери испугала девочку, и она, послушная дочь, когда теперь шла в кружок биологии, даже переходила на другую сторону улицы, чтобы не встречаться с вахтером и проходить мимо этого серого пятиэтажного здания. Так она прекратила общения со стариком-вахтером. И когда возвращалась обратно по улице, старалась даже не смотреть на этот серый дом. Но пару раз заметила, как старик стоит возле самого входа, опираясь на палку, и грустно смотрит в ее сторону, провожая ее взглядом. Вскоре девочка забыла о существовании старика. Постепенно из ее памяти стерлись черты лица того старого человека.
Я проводил ее до дома. Но входить после рассказов о больной матери, которая умирает на диване, не стал и, попрощавшись, направился домой…
Через неделю две, когда я расправился со своими делами, и у меня появилось свободное время, я набрал ее номер. Она грустно поздоровалась.
- У тебя кто-то есть, Люда? – спросил я ее, услышав в трубке, кроме ее голоса еще чей-то пьяный мужской голос.
- Нет, отец приехал с Севера. – Сказала она. – Вот он, пьяница, сидит на кухне за бутылкой водки. Рассказывает, что чудом вырвался из рабства у нефтяников в Сибири. А мама моя сейчас лежит в морге. Она умерла вчера...
Послышалось мне в трубке, что она заплакала.
- Соболезную, Людмила, может, придешь ко мне в гости. – Предложил я ей. – Тебе нельзя в таком состоянии находиться одной.
- Пожалуй, ты прав. – Согласилась она, утирая слезы. – Я у тебя буду через полчаса.
Смерть ее матери и болезнь моих родителей еще больше сблизила нас. Мы полюбили друг друга и уже старались не разлучаться. Она еще раз вспомнила, как после последней встречи она пошла, против воли матери, в онкологический диспансер: подруги матери посоветовали. На четвертом этаже, за стеклянной дверью, ее встретил главный врач, моложавый упитанный мужчина в белом халате, преждевременно седой. Он цепкими глазами посмотрел на вошедшую девушку и рукой показал, где присесть. Она присела и рассказала ему о тяжелом состоянии матери, у которой начались сильные боли, отнялась нога.
- Помогите облегчить страдания моей мамы. – Попросила Людмила главного врача. – Она тяжело умирает. Положите на некоторое время ее в диспансер.
Лицо у главного врача онкологической больницы мгновенно ожесточилось.
- Уходите отсюда! - Вдруг заорал он неприятным голосом на Людмилу, встав из-за письменного стола. - Вы хотите у меня всю статистику испортить!
Человеческая жизнь - ничто. Песчинка в космосе. Несет ее мощными вселенскими силами неизвестно куда. И была раньше жизнь нам матерью, а теперь стала мачехой. Но вот прошло много лет. Людмила работает теперь главным редактором городской газеты. На ее столе лежат много писем, среди них одно - из онкологического диспансера, которому в этом году исполняется 70 лет. Там вложено роскошное приглашение, отпечатанное типографским способом. В связи с юбилеем нужно дать какую-нибудь хвалебную информацию об онкологическом диспансере в городской газете. Да и компания по выявлению рака молочной железы на ранних стадиях, начавшаяся недавно в этом лечебном учреждении, найдет отклик у читательниц городской газеты.
- Людмила Ивановна, на проводе опять главный врач онкологического диспансера. – Сказала высокая красивая блондинка, секретарша из приемной. - Соединить вас с ним?
- Да.
- Людмила Ивановна, - Раздался жесткий голос того же главного врача диспансера. И Людмила Иванова узнала этот неприятный голос. - Нашему диспансеру исполняется 70 лет. И мы хотели бы вашего корреспондента пригласить на юбилей, чтобы он написал о наших достижениях и о проводимой нами компании по профилактике рака молочной железы. Требуется ваша помощь, Людмила Ивановна, в освещении хода компании. И вас лично тоже приглашаем, юбилей будем отмечаться в эту субботу, в конференц-зале онкологического диспансера.
- А вы, сколько лет там уже работаете? – Спросила спокойно Людмила Ивановна, машинально отодвигая пальчиком на столе от себя пригласительную.
- Уже лет двадцать. – С гордостью в голосе ответил главный врач. – А почему вы об этом спрашиваете?
- Дайте нам еще время до завтра. Мы подумаем…
Август 2006