Она переходила запыленную и раздавленную североафриканским солнцем площадку между домами, а следом за ней, точно пришитая , бежала дворовая кошка. Кошку кормили все в округе, спала она со своим очередным выводком разнокалиберных котят в нашем саду, но бегала, почему-то, только за ней - придурочной, неряшливо одетой соседкой.
Женщина эта никогда не носила традиционное платье - длинную хламиду с широкими рукавами и капюшоном. Волосы ее были русые и тонкие, а лицо с острым носом и светлыми глазами выделялось среди местных смуглых лиц благородной бледностью.
-Я не марокканка!- утверждала она, иногда выкрикивая эту фразу преследующим ее улюлюкающим мальчишкам, или сообщая новость продавцу местной лавочки, в сотый раз сообщая.
Но она родилась марокканкой. Самой что ни на есть. Со строгим отцом, вечно работающей по дому матерью и двумя сестрами. Сестры были нормальные. Черноволосые, кареглазые, бойкие. Хорошо отучились, благо у родителей имелись возможности дать им образование, устроились на работу, вышли замуж и выскочили из гнезда. Мать умерла, отец вышел на пенсию, а она ...а она сошла с ума.
Мне говорили,что тронулась она после того, как посольство Франции отказало ей в визе. Может и так, но мне кажется, что Бог пометил ее своей печатью при рождении. Иначе почему за ней все время ходили кошки ?!
Я не сразу поняла, что у нее не все дома. Я слышала, как она говорила по-французски, а мне, находящейся в мучительной стадии изучения языка Дюма и Мольера, любой парлекающий априори казался профессором. Однажды она пришла познакомиться и принесла с собой подарок - початый бутылечек духов.
-Возьми, возьми, она от чистого сердца - увидел мое замешательство муж.
Она болтала, а я, постепенно оправляясь от шока - никак не могу привыкнуть в незваным гостям, постепенно вникала в суть ее слов. Вникала, да...Но чем больше - тем меньше улавливала логику во всем сказанном. И списывала это на свою неспособность к языкам.
Через пару месяцев она снова постучала ко мне в дверь и сообщила, что пришла ко мне в тайне от отца сообщить страшный секрет.
-Ты знаешь, я очень, очень больна. И вы все скоро заболеете. Все, кто живет не этой улице. Пойди, посмотри, мой папа меня не ищет....- она вжалась в самый темный угол лестничной клетки. Ибо впускать ее в дом я побоялась. Не смотря на духи.
-А это все ваш КГБ,- я не сразу поняла о чем она вообще толкует...-да, да, что смотришь..они отраву залили в канализационные люки. Ты на них работаешь?
-Да нет...я учитель.
-Плохое занятие. Все, будешь со мной сотрудничать! У меня строится отель, миллион евро уже потратила . Назначаю тебя управляющей! Хорошо? Согласна?
-Согласна, - осторожно произнесла я.
-Ну и отлично. Но сначала - помоги мне золото продать. У тебя же есть знакомые русские?
Вот, смотри какая красота! -она разжала нервно стиснутую ладонь и я увидела дешевенький металлический кулончик, из тех, что покупают пятилетним девочкам , да и то не одеть - а так, украсить кукле прическу.
-Это не на продажу. Это тебе. Кадо. Я потом тебе партию принесу. Будем делать бизнес, да?
Боже мой, она действительно была НЕ нормальной. И действительно очень больной. Не только морально, но и физически. Сначала у нее страшно раздулся живот и отекло лицо.Потом она стремительно начала худеть. Каждый день она напяливала все новые и новые наряды - по моде пятнадцатилетней давности - и шла через двор купить себе сигарету.
Отец запрещал ей курить. И денег карманных у нее не было. Зато в холодильнике всегда стояли йогурты. Она брала их по одному. Несла в лавку и устраивала там скандал.
- Эти берберы совершенно не умеют работать!- кричала она по-французски- опять подсунули мне просроченный продукт! Как же я вас всех ненавижу!
Продавец молча брал у нее баночку и давал два дирхама. Как раз столько стоила одна сигаретина Винстон у мальчишки, торговавшего табаком на углу. Этот товарообмен повторялся по несколько раз на день. А когда она возвращалась домой и закуривала ( На улице даже эта "не марокканка" совершить подобное неприличное действо была не способна), отец выхватывал злосчастную сигарету у нее изо рта и бил дочь. Так он ее воспитывал. А она начинала плакать - громко, тоскливо, с повизгиваниями и выкриваниями испанских ругательств.
Она была полиглоткой, наша свихнувшаяся соседка. Иногда , когда мне не удавалось избежать встречи лоб в лоб, она здоровалась со мной по-русски, иногда - по итальянски. А когда мальчишки, которые обычно просто дразнили ее и обзывали вонючкой, перешли от слов к действиям и стали забрасывать ее камнями , бедняжка быстро шла, опустив голову, и сквозь слезы тараторила что-то уж совсем на непонятном наречии. Потом меня осенило, что это был турецкий....
...Я выглядываю в окно и вижу ее. Она пересекает наш пыльный двор и гордо шествует в сторону магазина. Она - символ нашего двора. Городская сумасшедшая. Она - фантом. Странная вышивка на полупрозрачном платке, легко колыхающемся на ветру. Узор, где наша реальность и ее сон сплелись. Она идет, а следом за ней бежит кошка, точно пришитая.
"Всем не поможешь. Всех не пожалеешь. Всех не накормишь...." - твержу я себе.
И вижу ее. И пишу этот рассказ .В прошедшем времени.