Последние каникулы
Замок Шато – Алансон
Последнее заявление монахини изрядно заинтриговало Женю и отвлекло от грустных мыслей, замок аристократа еще ни разу не попадался им на пути и не становился их временным пристанищем. Покинув лес, путницы вскоре пересекли небольшую низменность и вышли к подножию холма.
Женя оживляла в памяти образы средневековых замков, виденные в книжках, вспомнила даже свой рисунок четырехлетней давности, который до сих пор украшал кабинет истории в ее школе как наглядное пособие для шестиклассников. И все же представшее взору зрелище превзошло все ожидания.
На вершине холма медленно вырастали очертания грандиозного донжона – самой высокой башни замка, затем показались красно-белые флажки сторожевых башен, с запада и востока возвышавшихся над двумя рядами массивных каменных стен крепости. Чем выше поднимались на холм Женя с монахиней, тем величественнее становилось неприступное строение. Кроме стен, сквозь узкие зубчатые прорези бойниц которых проглядывали силуэты воинов, замок был защищен валом и глубоким рвом, наполненным водой. Через ров у западной башни был переброшен подъемный мост. На мосту, охраняемом постом вооруженных защитников замка, наблюдалось оживленное движение – конные и пешие, крестьяне и публика по-богаче стремились, миновав охрану, пройти под массивными сводами башенной арки, на которой выделялся замысловатый герб с красно-белым рисунком.
- Вот и Шато – Алансон – самый величественный замок, более всего близкий побережью, родовое гнездо герцога Луи Алансонского, вассала самой королевской семьи де Флер, - пояснила ошеломленной Жене сестре Патриция. – Заплети косу и накинь на голову платок, Джейн, не к лицу ученице монахини красоваться перед людьми герцога и обитателями замка. Да опусти голову долу, не поднимай глаз от земли.
Женя хотела было возразить, но, решив, что это бесполезно, беспрекословно послушалась свою наставницу. К ним уже спешил командующий охраной - здоровенный светловолосый рыцарь в кольчуге. К удивлению Жени он не собирался их останавливать, а радостно воскликнул:
- Неужто, это вы, тетушка Патриция? Давно же вас не было в наших краях. Откуда идете на этот раз? Гляжу, вы сегодня со спутницей? И кто это?
- Ах, «племянничек», и вправду давно не видались, - осенив встречного крестным знамением, отвечала монахиня.
– Как Полин, да здоровы ли твои детки, Антуан? – продолжала она, проигнорировав вопрос о своей спутнице.
- Детки здоровы, спасибо вашим снадобьям, до сих пор их пользуем. А Полин с божьего благословления третьего дня подарила мне еще одну дочку. Кто их всех замуж возьмет, уж и не знаю, - отвечал Антуан.
- Возьмут, не бойся, бог не забудет. А много ли гостей ждет сегодня твой сеньор, найдется ли место для приюта бедных богомолок? – продолжала расспросы сестра Патриция.
- Много. Завтра день святого Якова, праздник подарков крестьян и рыцарский турнир. Три дня как съезжаются гости, и бароны, и мужики. Народу пруд пруди. Но вам, матушка, в Шато – Алансоне всегда рады, - отвечал рыцарь и дал команду рыцарям охраны беспрепятственно пропустить монашек в замок.
Минуя арку главного въезда, Женя едва успела рассмотреть герб герцогов Алансонских – на фоне красного круга вился гордый ястреб, пронзенный стрелой, но не побежденный. Вслед за другими искателями защиты Алансонского замка, оставив позади въездную западную башню, нижний двор и здания для рыцарей, их оруженосцев и пажей, охранявших замок, Женя и сестра Патриция очутились на главной замковой площади, мощеной булыжником. Высокие стены вырастали до неба и создавали атмосферу маленького города, обособленного, оторванного от окружающей природы. Впереди возвышался донжон, в котором, как объяснила сестра Патриция, на верхних этажах жил в богатых покоях сам герцог, его семья, их высокородные гости, на первом этаже в парадном зале давались пиры, в иные дни звучали стихи и песни странствующих актеров - вагантов. На фасаде башни выделялись мозаичные витиеватые окна. За главной башней угадывалась вторая сторожевая башня. В этой восточной части замка располагались склады с оружием, продовольствием и другими припасами, огромные бочки с питьевой водой, на случай длительной осады. Конюшня, хлев и амбары с зерном, выращенным на окрестных полях, располагались на нижнем дворе. Направо от донжона был разбит прекрасный сад с цветниками, плодовыми деревьями, миниатюрным водоемом и декоративными мостиками. В значительном отдалении от сада находилось приземистое жилище для челяди – прислуги герцога, куда и направились наши героини.
Женя скоро убедилась, что ее наставницу в Алансонском замке знали решительно все – от рыцарей до мальчишек и вечно лающих собак – последние, включая мальчишек, составляли значительную часть замковых обитателей. Один из сорванцов проводил монашек к старшей служанке тетушке Жанетте – необъятно толстой женщине в холщовом переднике. После объятий и причитаний Жанетта отвела монашек на третий этаж дома, в каморку, пропитанную сыростью и массой разнообразных запахов, принесла краюху хлеба и кувшин молока подкрепиться с дороги.
Когда дорожные сумки были опустошены, все новости пересказаны, Жанетта оставила их, но монахиня засобиралась вслед за ней.
- Ложись спать, Джейн, сегодня был трудный день, и только богу известно, что принесет нам завтра. У меня в замке свои заботы, я удаляюсь. А ты спи, не бойся. Я закрою тебя на ключ.
Когда за монахиней и ее знакомой закрылась дверь, и ключ два раза повернулся в замочной скважине, Женя решила, что для сегодняшнего дня ей действительно достаточно впечатлений, улеглась на одну из двух лавок в углу, завернулась в дорожное шерстяное одеяло сестры Патриции и честно попыталась заснуть. Это оказалось непросто. Несмотря на поздний час, в доме для прислуги никто и не думал о сне, беспрестанно хлопали двери, на улице лаяли собаки, громко переговаривались, а порой и яростно спорили о чем-то женщины, откуда-то доносился детский плач, рыцари громыхали коваными сапогами по брусчатке площади за окном – словом, маленький город как большой муравейник жил возбужденной жизнью в ожидании завтрашнего праздника. Но постепенно усталость взяла свое и, невзирая на гомон и шум, Женя заснула.
Впервые за много дней девушке снились ее дом, ее комната, Дима играл на фортепиано, Незнакомец со Страйгом о чем-то увлеченно беседовали. Рядом с Женькой появился незнакомый молодой мужчина, лица которого она не успела разглядеть. «Хочешь, я научу тебя играть на скрипке?» - спросил он и… Женя проснулась.
Стояла глубокая ночь. В доме и на площади было тихо. Женя приподнялась на лавке и обнаружила, что в каморке она по-прежнему находилась одна, сестра Патриция все еще не вернулась. В оконце высоко над столом на синем бархате неба сияла Луна (кажется, в этом мире этот спутник тоже называется Луной). Женя взобралась на стол, привстала на носочки, обнаружила, что стекло или что-то его заменяющее в оконном проеме отсутствовало, и беспрепятственно выглянула наружу. Главная площадь замка была пустынна, только откуда-то со стороны въездных ворот ночную тишь едва нарушали звуки бряцанья, производимые, видимо, охранявшими замок воинами. Громко пели цикады, а, может, кузнечики, ночной ветерок проникал через оконце в каморку и приятно освежал кожу. Но вдруг ночная идиллия нарушилась.
Откуда-то снаружи замковой каменной стены, к которой торцом примыкал дом для прислуги, раздался громкий свист. Со стороны находящегося в отдалении сада появилось несколько закованных в кольчуги воинов с зажженными факелами. Стараясь не производить большого шума, они засуетились у участка стены, хорошо просматриваемого из Женькиного оконца. Раздался звук раскручиваемых цепей, и часть стены, крепко окованная железом, как теперь рассмотрела Женя, спустилась сверху вниз, обнаружив затемненное пространство нижнего двора и еще одну - вторую стену замка, с таким же опущенным вниз фрагментом каменной кладки. «Запасной или потайной выход», - догадалась девушка.
Звук стука копыт лошадей по железу ворот и брусчатке замковой площади возвестил о прибытии новых гостей. Впрочем, это событие, как сразу догадалась Женя, старались скрыть. Лошадей двух прибывших всадников осторожно вели под уздцы. Первый всадник быстро спешился и приказал воинам помочь слезть с лошади своему спутнику. Два рыцаря привели в движение цепной механизм и ворота вновь поднялись вверх, скрыв проем в каменной стене. Слуги увели коней, и вновь приехавшие остались одни.
- Ну, вот, слава богу, мы добрались. Дорога от деревушки Прево мне показалась бесконечной. – Произнес первый. – Вы устали, мой господин. Поспешим к донжону, не нужно, чтоб вас видели лишние глаза.
При этих словах Женя невольно сжалась, слегка отпрянула назад в своем окне, но любопытство заставило ее продолжать наблюдение.
- Не торопись, Луи, дай мне размять ноги после многочасовой езды. – Ответил второй мужчина. – Смотри, какая сегодня полная Луна.
«Верно, первый - это сам герцог», - догадалась Женя и постаралась его получше рассмотреть, что было несложно, площадка у замковой стены, где прогуливались два господина, прекрасно была видна из ее оконца. Герцог Луи Алансонский оказался солидным подтянутым мужчиной сорока с небольшим лет. Несмотря на то, что на его холеном лице проступали первые морщины, он выглядел молодцевато, подбитый соболиным мехом дорогой плащ не скрывал мускулистой фигуры, а в уголках губ за серебристой седой бородой, как заметила Женя, нарисовалась довольная улыбка жизнелюба, не отказывающего себе ни в каких земных радостях.
Гость герцога был моложе, лет тридцати пяти. Более скромное, чем у Луи Алансонского дорожное одеяние не скрывало, впрочем, его аристократического происхождения. Край плаща приподнимал меч, вложенный в украшенные драгоценными камнями ножны. Видно, дорога до Алансонского замка была не близкой, кожаные сапоги и плащ гостя покрывали следы пыли. Усталым движением мужчина снял с головы бархатный берет, обнажив черные как смоль, расчесанные на прямой пробор волосы. Женя разглядела правильные красивые черты лица, полные губы и ярко синие глаза.
- Я был так безмерно рад, когда сегодня днем гонец доставил записку о Вашем прибытии, признаться, мы с Кристиной даже растерялись. Вы и в нашей глуши… - Говорил герцог.
- Прости меня, Алансон, за этот неожиданный сюрприз. Я, право, не хотел вас тревожить. Но от Мена мне показалось до вас рукой подать, меньше суток верхом. И вот мы здесь, – отвечал его собеседник.
- Это такая честь для нас, ваше высочество, - подобострастно улыбаясь, продолжал герцог.
- Брось, Алансон, Париж далеко, не надо титулов, а мы когда-то в молодости звали друг друга по именам. Помнишь? Представь, уже много лет меня величают лишь по титулу. Я скоро, наверное, забуду имя, которое при рождении дала мне мать. Зови меня по имени… если хочешь угодить.
- Ваше вы…
- Алансон!
- Простите, ва… Этьен, - заметно было, что назвать принца просто по имени было для герцога необычайно трудно. Но он с этим затруднением справился.
- Вот так-то лучше. – Улыбнулся тот, кого назвали Этьеном. – Не забывай, что я здесь инкогнито. Свита осталась в Мене, несколько моих приближенных в этом местечке… как его?
- Прево.
- Пусть никто не подозревает об истинном маршруте моей охотничьей вылазки. – Принц сделал несколько шагов в направлении сада, затем поднял глаза к небу и воскликнул. – Какие этой ночью яркие звезды! Кажется, в Париже не бывает таких звезд, и небо… небо там другого цвета…
- Что задержало Вас в Мене …Этьен? – обратился герцог к принцу.
Этьен де Флер, средний сын короля Карла Великого стоял, по-прежнему запрокинув голову и устремив взгляд к небосводу, руками отводил пряди черных волос со лба, и, казалось, не слышал слов Луи Алансонского.
- Обычные хлопоты, - уклончиво ответил он спустя некоторое время. – Почему мы так редко смотрим на небо, Луи, - проговорил он меланхолично, - может быть, от этого и происходят все наши печали?
- О чем Вы? – не понял герцог, видимо, всю жизнь рассуждавший только о реальных вещах.
- А… это я так, к слову, - очнулся принц, оторвал свой взор от небес и стряхнул вуаль задумчивости с лица. - Говорят, в твоем замке еще празднуют святого Якова, как в добрые старые времена? Я не прочь стать участником вашего празднества.
- О, мой принц, - воскликнул герцог, и после некоторой паузы, - Этьен! Ваше пребывание впишет славную страницу в историю древнего Шато – Алансона, такая честь! Но, боюсь, что наши убогие деревенские забавы не способны заинтересовать вас после праздников Парижа.
- Брось, Луи, Парижу сейчас не до праздников. Уже год, ты знаешь, - помрачнел принц.
- Действительно, уже год, – задумался и герцог. – До нашей провинции новости доходят крайне медленно. Что дало расследование, стало ли известно что-нибудь новое?
- Ничего, - покачал головой принц. – Ничего нового с весны. Расследования и поиски зашли в тупик.
- А Рейярд Ирландский?
- Сначала вел игру обиженного, используя своих дипломатов. Засыпал Шато – Флери постыдными меморандумами. В преддверии лета одумался, написал брату письмо с изъявлением преданности и соболезнования, даже, кажется, казнил кого-то из свиты, побывавшей в Париже. Впрочем, от его возни все равно не могло быть никакого толку.
- Но, мой принц, неужели в Париже уже испробовали все средства? – рассуждал герцог. - Неужели же ничего нельзя предпринять? Допросы с пристрастием, к примеру...
- Испробовали все, что можно и нельзя. У папаши Бушэ умельцев хватает, ты знаешь, - вздохнул Этьен. - Несчастных даже не пришлось казнить, все умерли в тяжелых муках под пытками. Но никто из них так и не вспомнил, что произошло, когда кортеж принцессы покинул Париж. Мы потеряли последнюю надежду выяснить хоть что-нибудь…
Дальнейший разговор двух аристократов Женя уже не могла расслышать, так как они направились к парадному входу в донжон и пропали из вида. Девушка покинула свой наблюдательный пост, спустившись со стола, оказалась на лавке, и, укутавшись в одеяло, попыталась решить, чем для нее мог быть интересен случайно подслушанный разговор, но, не успев ответить на этот вопрос, так и не поняла, когда заснула.
Утром ее разбудил голос сестры Патриции, неизвестно когда вернувшейся прошлой ночью:
- Джейн, вставай, девочка. День уже наступил. И какой день – День святого Якова, покровителя крестьян. Сегодня нас ждет много интересного.
- Чем же так интересен этот святой Яков? – спрашивала Женя, умываясь водой из кувшина, которую принес один из встреченных вчера мальчишек.
Сестра Патриция, уже умытая и сотворившая утреннюю молитву, завтракала за столом сыром и хлебом. Когда Женя присоединилась к монахине, та рассказывала, как следует молиться праздничному святому, и почему, воздав ему в июле должные почести, в сентябре можно надеяться на богатый урожай.
Замковая площадь бурлила. Народ валил отовсюду. Праздник урожая был в самом разгаре. На деревянных лавках, которых вчера здесь не было, крестьяне из ближайших деревень разложили на всеобщее обозрение ранние плоды еще небогатого летнего урожая, наперебой расхваливали овощи, многие из которых Жене были неизвестны, ягоды и цветы, раздавая их каждому встречному, знакомому и незнакомому. «Чем больше незнакомцев накормишь в этот день, тем больше задобришь святого Якова, - объясняла девушке сестра Патриция. - Более всех подарками в этот день будет одарен, конечно же, сам герцог – верховный господин. И это, не считая оброка».
Все спешили к восточной сторожевой башне, минуя которую гости оказывались за стенами Алансонского замка на поляне, где служители герцога разбили площадку для турнира. Посыпанный песком, свежей стружкой и соломой участок земли окружал сооруженный из деревянных досок амфитеатр, в котором места для зрителей попроще возвышались полукругом. В другой стороне площадки располагалась украшенная полотнищами из шелка красного и белого цветов ложа самого герцога Алансонского. Публика все прибывала, люди толкались и спорили из-за лучших мест. Проворная монахиня уверенно тянула за собой Женю, и скоро они уже удобно устроились в первом ряду амфитеатра, как раз напротив пустовавшей ложи герцога.
- Сегодня будут драться на мечах, - рассказывал своей жене, перекрывая всеобщий гомон, средних лет крестьянин, сидевший справа от сестры Патриции.
- И ясно, как божий день, что победу, как и на прошлом турнире, одержит Жан де Бувилль. Но страсть охота посмотреть, как все это произойдет. – Откликнулся другой зритель, пожилой крестьянин - сосед Жени слева.
- Кто победит, пока только богу известно, - ни на кого не глядя, ответила сестра Патриция, - а в народе говорят, что раз на раз не приходится.
- Вы, верно, матушка, не часто бываете в наших местах, не знаете, что искусней рыцаря де Бувилля в состязании на мечах во всей округе никого нет. Не зря его светлость герцог Алансонский доверил ему свою рыцарскую школу. – Возразил крестьянин слева. – Всех рыцарей и оруженосцев он обучил военному делу, а только до сих пор никого ему равного нет.
- И то, правда, мне ли это не знать, рыцарь де Бувилль – мой господин, перед которым я присягал в верности, - подтвердил и крестьянин справа.
Ни мало не обращая внимания на мнение соседей, монахиня вполголоса не спеша объясняла Жене, какое зрелище их сейчас ожидает.
- Вот видишь, рыцари и их оруженосцы уже выстроились в ряды и ждут команду герольда выйти в центр площадки, разбиться на пары и начать первые - их называют еще пробные – бои. А вот и сам герольд, он главный распорядитель на турнире и блюститель порядка, - сестра Патриция указала Жене на богато одетого невысокого пожилого господина с серебристой бородкой, замершего у выхода на арену с выражением, полным достоинства и осознания собственной власти, на лице.
- Чего он ждет? – спросила крестьянка мужа.
- Не понимаешь, дуреха, его светлость со свитой еще не заняли свои места, - отвечал ей муж.
Женя в это время рассматривала воинов, которым через несколько минут предстояло состязаться за звание сильнейшего рыцаря Шато-Алансона. Все рыцари были закованы в кольчуги, для их защиты служили и щиты, украшенные изображениями фамильных гербов, которые с такого расстояния рассмотреть не представлялось возможным. В правой руке каждый рыцарь сжимал меч с крестообразной рукояткой. Оруженосцы, скрывавшиеся за спинами своих господ, держали еще длинные тяжелые копья, палицы и секиры. Но по всему было видно, что это вооружение на сегодняшнем турнире было не в чести. Голову каждого рыцаря украшал металлический шлем с забралом – решетчатой пластиной, скрывавшей лицо, поэтому сложно было судить о возрасте воинов.
Между тем Женя не заметила, как что-то изменилось на арене, послышался звук громкой команды, отданной герольдом, ряды рыцарей и их оруженосцев вздрогнули и разомкнулись. Рыцари быстро вышли в центр турнирной площадки, найдя свою пару, по новому знаку герольда ринулись в бой. И все смешалось. Радостные крики сотни зрителей заглушали порой свист и удары мечей, вопли побежденных, к которым подбегали их оруженосцы, по всей арене метался герольд, отдавая приказы о выводе поверженных из боя, а кого-то уносили с поля на носилках.
- Ой, - вскрикнула от страха при виде очередного поверженного и закрыла лицо руками крестьянка справа.
- Не бойся, Лусия, - успокаивал ее муж.- Сегодня никто из них не умрет. Турнир – не война, здесь сражаются затупленным оружием.
Пробные бои, как поняла Женя, должны были выявить самых отважных и сильных рыцарей, - не более одного десятка, им и предстояло вести основной бой. Но пока до этого было далеко. Сразившись с одним противником, подчас вничью, рыцари по команде герольда, вступали в бой на мечах с другим, никому не хотелось покидать арену во время первого боя.
Внимание Жени, наконец, привлекла ложа герцога. Луи Алансонского после вчерашней случайно подсмотренной сцены она узнала легко. Сегодня восседая в центре ложи на почетном месте, украшенном красным бархатом, во главе своих вассалов и челяди он более всего напоминал царственного льва. Герцог увлеченно и с нескрываемым азартом следил за ходом битвы своих рыцарей, порой выкрикивая слова радости и гнева, подобно крестьянам в амфитеатре напротив.
Рядом с герцогом восседала молодая женщина. Едва взгляд Жени достиг этого нового действующего лица, события на турнирной площадке надолго вышли из поля зрения девушки. О, это была необыкновенная женщина! Такая, каких в этом мире Жене видеть еще не приходилось. Крестьянки, с которыми сталкивалась девушка, одетые в грубые полотняные и шерстяные платья, не могли идти со спутницей герцога ни в какое сравнение. Молодая женщина была облачена в платье готического стиля из нежнейшего розового шелка. Стройность талии подчеркивал красный, расшитый серебром пояс, лиф украшала вышивка из бисера и кусочков меха норки. Подол платья скрывал ножки, обутые в красивые алые туфельки, отделанные драгоценными камнями. Суженый у предплечья рукав слегка приоткрывал бледные руки. Голову дамы венчала золотая диадема, через которую была пропущена широкая серебристая лента, нежно повязанная под подбородком и украшавшая черные вьющиеся локоны.
- Это супруга герцога – ее светлость Кристина Алансонская, в девичестве – де Буа, - пояснила сестра Патриция, проследив взгляд Женьки.
- Она такая красавица, - не удержалась от восторга девушка.
- Похоже, того же мнения придерживаешься не только ты, Джейн, - насмешливо отозвалась Патриция. – Смотри, вон тот рыцарь, вступая только что в очередной поединок с новым противником, выкрикнул ее имя, это означает, что свою победу он посвящает герцогине.
- Это Анри де Буссардель, ох, и выскочка, - вмешался в разговор крестьянин справа, - самый младший сын папаши Буссарделя, а значит все равно, что нищий, из отцовского нехитрого богатства ему ничего не светит, ни убогой усадьбы, ни кусочка земли, ни одного крестьянина. Его светлость взяли Анри в Шато – Алансон из милости еще семилетним, учили его всему, что должен уметь рыцарь – ездить верхом, владеть оружием, охотиться, петь, танцевать, даже писать и читать зачем-то.
- Вот-вот, а этот невежа теперь забрасывает ее светлость любовными письмами в стихах и намедни, говорят, грозился своего учителя де Бувилля победить в ее честь, - присоединился к разговору крестьянин слева.
- Хм, - возмущенно хмыкнула сестра Патриция, презрительно сощурившись на своих соседей, - я вижу только, что мальчик дерется отважно и без тени зазнайства. Глядите, как скоро он справился с противником.
Действительно, не более как за пять минут очередной противник Буссарделя был повержен, рыцарь прервался на минуту отдыха, снял шлем, и обнаружилось, что Анри де Буссардель – светловолосый юноша лет девятнадцати с добродушной обаятельной улыбкой.
- Запомни этого рыцаря, Джейн, кто знает, чем он может помочь двум бедным богомолкам, - зачем-то шепотом проговорила сестра Патриция.
Взгляд Жени вновь обратился к ложе герцога. Прекрасную герцогиню, похоже, совсем не интересовали ни разгоревшиеся бои на площадке, ни юноша, дравшийся в ее честь. Ее вниманием завладел господин в скромном плаще, в котором Женя без труда узнала Этьена де Флер. Принц сидел рядом с дамой и также как она, в отличие от Луи Алансонского был далек от боев на арене, не разделял восторга и азарта зрителей, все более усиливавшихся от минуты к минуте. Принц что-то рассеянно отвечал даме, которая, предаваясь приятной беседе, очаровательно смеялась и небрежно помахивала золотистым веером.
- Кто это? – спросила Женя сестру Патрицию, указывая на принца.
- Где? – монахиня с трудом оторвалась от зрелища на площадке. – Верно, какой-то гость его светлости.
Между тем страсти на поле боя накалялись. Пробные сражения закончились, и теперь на арене осталось всего несколько утомленных и даже раненых воинов, среди которых Женя разглядела грузного де Бувилля с курчавыми рыжими волосами, это был мужчина зрелых лет, бычьей наружности, производивший впечатление необыкновенной силы и мужества, и молодого де Буссарделя. Схватка вступила в решающую стадию. Теперь вниманием Жени всецело завладел бедный рыцарь. Девушка поняла, что она желает победы именно ему. Приглядевшись внимательно, Женя обнаружила, что де Буссардель придерживается собственной, отличной от других тактики, и это позволяет ему одерживать верх над физически более развитыми противниками. Юноша полагался не только на меч, которым, как видно, тоже владел мастерски, но и на проворство. Он ловко уворачивался от ударов противников, подскакивал к ним с неожиданной стороны, буквально летал над ареной в своей, казалось, невесомой кольчуге, в то время как другие рыцари, уже выбившиеся из сил, едва владели мечами, движения их были неуклюжими и тяжелыми. Наконец, победив всех остальных, Бувилль и Буссардель оказались один на один друг против друга. Зрители и в амфитеатре, и в герцогской ложе замерли, мучительно ожидая развязки главной интриги турнира.
Некоторое время Анри вынуждал своего учителя кружить на одном месте, уклоняясь от ударов, и не нанося их сам, чем вызвал недовольство публики, обзывавшей его «нищим голодранцем», недостойным такого противника, как Бувилль. Но Женя догадалась, что вопреки всему юноше удалось навязать учителю игру, которую тот не умел понять и верно оценить. Де Бувилль наносил своим мечом страшные удары, какими, казалось, можно было разрубить целое полено, но де Буссардель, легкий и подвижный, неизменно избегал этих ударов, и заходил в тыл противнику. Этот поединок напоминал схватку быка с ланью. Никто не мог сомневаться в необыкновенной силе де Бувилля, и все же скоро стало ясно, что в отличие от своего молодого партнера он совершенно измотан, пот вместе с кровью тек с него градом. И когда в очередной раз, увернувшись от разящего удара, Анри де Буссардель поднял и опустил свой меч, де Бувилль, пораженный в предплечье, упал на колени, наклонил тяжелую курчавую голову к земле и уже не смог подняться.
Зрители яростно закричали, не столько от восторга, сколь от возмущения. Но герольд вынужден был объявить победителем турнира юного рыцаря.
- Я же говорила, что этот мальчик всем еще покажет, - торжествовала сестра Патриция, вставая с места и, казалось, не обращая внимания на крестьян справа и слева, еще не пришедших в себя от постигшего их разочарования.
- Этого не может быть, - надрывались соседи монашек, - без каких-нибудь козней этот Буссардель не обошелся.
- Глупости, он победил в честном бою, вы же не слепцы, и все сами прекрасно видели, - настаивала сестра Патриция, - поверьте моему чутью, этот мальчик далеко пойдет.
Женя молчала, не вмешиваясь в разговор, как и учила ее строгая наставница, но в этот раз она была с последней абсолютно согласна.
Толпа хлынула с арены в сторону замковой башни. Кто-то из зрителей направился к воинам, чтобы поддержать побежденных и раненых, монахиня была в их числе. Девушка сначала поспешила вслед за наставницей, но затем ее оттеснили в толпе назад. Женя очутилась недалеко от ложи герцога и здесь стала свидетельницей любопытной сцены. Юному рыцарю де Буссарделю, как это и полагается, Луи Алансонский вручил драгоценный кубок. И теперь победитель преподносил его своей прекрасной даме, стоя на коленях с непокрытой головой, он читал ей стихи собственного сочинения. Женя решила прислушаться. В скобках заметим, что стихотворные сочинения юного рыцаря были выдержаны в духе своего времени и отличались витиеватостью и излишней пафосностью слога, а потому на девушку из ХХI века особого впечатления не произвели. Герцог и несколько баронов стояли здесь же, с нескрываемым презрением и насмешкой наблюдая за этой сценой. Судя по всему, обитатели замка не впервые «наслаждались» творениями де Буссарделя. Влюбившись в супругу герцога и посвящая ей стихи, он был единственным рыцарем в замке, пытавшимся придерживаться куртуазного стиля поведения, но, к несчастью, не нашел подражателей. Кристина Алансонская, которой подобные признания, видимо, порядком надоели, громко смеялась. При ближайшем рассмотрении Женя разочаровалась в прелестях дамы, казавшейся теперь всего лишь надменной кокеткой.
- Я же говорила тебе, Анри, сколько раз, - победи ты хоть всех рыцарей Парижа, твои вирши напоминают мне вороньи песни, а я люблю соловьиное пение, - восклицала сквозь смех жестокая красавица, отвергнув кубок победителя и пергамент со стихами в свою честь.
Герцогиня резко повернулась спиной к обожателю, дерзко тряхнув завитыми локонами, и в компании пожилой служанки пошла прочь.
- Вот ведь каков наглец, додумался признаваться в нежных чувствах высокородной даме, супруге нашего господина, - возмущался один из вассалов герцога.
- Не браните моего рыцаря, - добродушно смеялся герцог. – Он сегодня изрядно повеселил нас. Не правда ли, мой друг? – обратился он к принцу.
Этьен де Флер, как заметила любопытная Женя, пожалуй, единственный из господ, который в этой сценке не видел ничего смешного. Он подошел к юноше, по-прежнему стоявшему на коленях с побелевшим от унижения лицом, кубок победителя турнира, поверженный, валялся у его ног. Внимательно посмотрев рыцарю в глаза, Этьен поднял пергамент и негромко произнес:
- Вы сегодня показали себя отважным и умелым воином. Если пером вы владеете столь же искусно как мечом, я, пожалуй, не прочь прочитать ваши сочинения. Вы не против?
- Ах, Этьен, этими писульками забит весь будуар моей жены, ими слуги разве что камин не топят. Читайте, сколько угодно, - ответил за Буссарделя герцог.
При этих словах Луи Алансонского несчастный юноша упал в обморок.
- О, боже, наш герой ранен, смотрите, вот кровь сочится из-под кольчуги, - воскликнул Этьен, склонившийся над рыцарем.
- Право, мой господин, вы слишком много внимания уделяете этому юноше. Не беспокойтесь, мои люди позаботятся о нем, - сказал герцог и отдал распоряжение отнести де Буссарделя в лазарет.
- А вас, святая сестра, - заметив черное одеяние Жени, воскликнул герцог, - попрошу присмотреть за его раной.
Несколько воинов подняли несчастного победителя с земли и понесли в направление к замку. Жене ничего не оставалось, как последовать за ними. Этьен де Флер, с задумчивым видом развернув пергамент, уже читал сочинения де Буссарделя, не обращая внимания на пытавшегося развеселить его герцога.
Весь остаток того дня Женя провела в лазарете у постели юного рыцаря. К счастью, сестра Патриция была здесь же. Вот когда пригодились ее уроки о том, как накладывать повязки с мазями из целебных трав на открытые раны. Во время путешествия Женя не раз наблюдала, как это делает монахиня. Теперь ее умения пришлись как нельзя кстати.
- После турнира всегда так, - ворчала монахиня, - убиться не убьются, а в раненых недостатка не будет.
К вечеру в лазарете остался только юный Буссардель и ученица монахини, которой было поручено охранять сон победителя. У сестры Патриции, также как и вчера, нашлись дела, несколько раненых ждали ее за пределами лазарета.
- Кто здесь? – спросил юноша, проснувшись спустя некоторое время и открыв глаза.
- Только я, Джейн.
- Матушка, должно быть я сильно ранен, раз невеста божья у моего изголовья сидит? - тяжело вздохнул рыцарь, перевязанная накрест грудь и рана давали о себе знать.
- Я вам не матушка, а только ученица монахини, - недовольно проговорила Женя. В этот момент Анри де Буссардель показался ей вдруг одним из непутевых одноклассников, попавшим в переделку. - А больны вы, рыцарь, на всю голову.
- Голову? – не понял Анри, - а у меня что-то грудь ноет.
- Да зачем же признаваться в любви надменной даме, если она о вас и слышать не желает? - усмехнулась девушка.
Приглушенный свет, слабо струящийся из единственного окна, не скрыл, как покраснел неудачливый влюбленный. Но Женю это не остановило, что-то подсказывало ей, что с Буссарделем, своим ровесником, она может быть откровенна как ни с кем другим в замке.
- И прежде чем кому-либо стихи посвящать, хорошенько стоит подумать, - продолжала девушка, не взирая на смущение больного.
- Вы, матушка, меня не судите, меня и другие в замке осуждают, да только что же мне делать? Коли у меня получается оды слагать, а у них нет. Перед красотой мадам Кристины мое сердце устоять не в силах. Вам того не понять. Вам и стихов читать не приходилось, и любви изведать не суждено, - ответил Анри, приподнялся на локте, сел и принялся за ужин, миска с остывшей похлебкой была приготовлена Женей уже давно.
- Говорю тебе, не матушка я, не старше тебя, - недовольно проворчала Женя, и сбросила с головы надоевший платок, почти полностью скрывавший лицо и волосы.
Буссардель от неожиданности выронил ложку и едва не поперхнулся.
- И в правду не матушка. Красавица, - широко открыв от изумления рот, проговорил юноша.
- А стихи о любви я читала, и в большом количестве, поэтов - не тебе чета. Ты ешь, ешь, а то сил не будет новые вирши сочинять, поэт. Рифмы и те хромают, содержание бледнеет, - дружелюбно улыбнулась девушка и поправила повязку раненого.
Оправившись от удивления, юный рыцарь вновь принялся за еду и даже заулыбался.
- Ты как моя младшая сестра, тоже за стихи меня ругает. Только где же ты стихи о любви читала, сестра? В своей келье, в тайне от настоятельницы? Разве что в псалмах толк понимаешь?
- А вот и нет. Я с материка, из Британии. У нас …э-э в монастыре дозволяется литературу изучать. И поэты в чести, не то, что у вас.
- Нас учили британскому наречию, но что-то я о ваших поэтах ничего не слыхал. Назови хоть кого-нибудь, - засомневался Анри.
- «Назови», - хмыкнула Женька и задумалась. – Ну, вот хотя бы… Уильям Шекспир, - произнесла девушка, и тут же закрыла рот руками: «Боже, что я несу, Шекспир, ведь, верно, еще и не родился. Да, точно, он жил в ХV в.».
- Что же ты замолчала, - улыбнулся рыцарь, - прочти что-нибудь из посвящений его прекрасной даме.
Отступать было поздно, и Женька сказала:
- Ну, например, вот это… Он посвятил это Джульетте.
- Она тоже была герцогиней?
- Да, кажется, - ответила Женя, вдохнула в легкие по-больше воздуха, выпрямилась во весь рост, приняла отрешенно театральный вид и начала декламировать на английском, как когда-то на лицейском фестивале:
- …Джульетта, ты как день!
Стань у окна, убей луну соседством;
Она и так от зависти больна,
Что ты ее затмила белизною.
Оставь служить богине чистоты.
Плат девственницы жалок и невзрачен.
Он не к лицу тебе. Сними его.
О милая! О радость!
Стоит, сама не зная, кто она.
Губами шевелит, но слов не слышно…
(Читатель, без сомнения, узнал строки из бессмертного творения Шекспира – пьесы «Ромео и Джульетта», которые автор имел смелость использовать.)
Войдя в образ и в какой раз поддавшись обаянию гения, с сияющими глазами Женька читала и читала, с удовольствием краем глаза замечая, как замер в восхищении и изумлении Буссардель.
- Стоит одна, прижав ладонь к щеке.
О чем она задумалась украдкой?
О, быть бы на ее руке перчаткой,
Перчаткой на руке!
- …Я и не знал, что так можно писать, - после паузы вымолвил рыцарь, словно с трудом придя в себя. – Я не знал.
- И я не знал.
Мужской голос заставил раненого и его сиделку очнуться, резко обернувшись, в проеме двери они увидели высокородного гостя герцога, пришедшего вернуть де Буссарделю его сочинения и ставшего невольным свидетелем Женькиной импровизации.
Быстрым шагом преодолев расстояние, их разделявшее, Этьен де Флер оказался рядом с девушкой, в сильном смятении вглядываясь в ее лицо и спутанные белокурые локоны, он схватил Женю за запястья и, прижав ее ладони к своим щекам, почти прокричал:
- Я вижу сладкий сон… Не может быть. Я грежу наяву...
- Что вы хотите? Я… я вас не знаю, - испугалась Женя, и, подавшись назад, попыталась вырваться.
- Что вам угодно, господин? – заволновался и Буссардель.
- Как говорит твой поэт: «стоит, сама не зная, кто она». Я не могу поверить... В такой глуши… Я нашел тебя, Анна!