…Сначала это было сродни огню – дикому, ревущему и неукротимому, не знающему никаких правил и существующему лишь по своим законам, – а ныне едва тлеющему, затухающему, потерявшему последние силы, последний шанс на спасение, единственную ниточку, связывавшую его с прошлым, с тем собой. Именно поэтому сейчас этот невысокий темноволосый мужчина на сцене, обводя посетителей бара отрешённым взглядом, нежно перебирает струны старенькой гитары и поёт – не очень проникновенно, но, если прислушаться, то начинаешь чувствовать, как что-то внутри тебя откликается на зов этой странной песни, молит о спасении и мечется, не в силах найти его… Наверное, это та свобода, которую мы так давно потеряли…
Я резко мотнула головой, пытаясь отогнать нахлынувшие чувства, и попросила неприлично долго топтавшегося у моего столика официанта принести мне стакан виски. Заскучавший было паренёк ринулся выполнять заказ, не забыв, однако, выхватить у меня из руки деньги. Минуту спустя на столе стоял мутноватый стакан, наполовину наполненный виски. Парнишка помялся у столика в ожидании чаевых, но исчез в ту же секунду, когда я нетерпеливо махнула рукой. Сейчас не до него. Я ещё раз прислушалась к тихому, но хорошо поставленному голосу певца.
– И ты уже не ты,
Печаль в твоих глазах,
Разбили все мечты,
Украли даже страх.
Возможно, раньше он был талантливым, подающим большие надежды певцом, которого обожали и боготворили юные поклонницы, тогда как продюсер алчно потирал руки при виде шести и девятизначных чисел – его прибыль благодаря молодому исполнителю. А как только его пластинки перестали окупаться, парня выбросили на улицу, устроив крупномасштабный скандал. Газеты, недавно восхвалявшие его, стали активно обливать грязью, сочиняя всё новые и новые байки на уже изъеденную тему…
– Живёшь как на краю,
С молитвой на устах.
И тянешься к огню,
Сгорев, оставишь прах.
Когда-то он горел, жил, наслаждался своей жизнью и тем, что его творчество нравится людям, и эта радость возносила его едва ли не до небес, и парень чувствовал себя полезным. Тогда он был всем, а ныне – никем…
– Уже не вспомнят, кто
Был той искрой огня,
Держал в руке перо
Из пламени и дня.
А может, он просто поверил в мечту, в свои силы, в то, что сможет изменить мир. Но один человек – слишком мало, чтобы изменить целый мир.
– Поверил он в себя,
Считал, что мог спасти.
И пел – не для себя,
А миру вопреки.
И ему это не удалось. Мир слишком жесток и своенравен, чтобы позволить кому-то спасти себя, привести в порядок то, что люди перевернули с ног на голову. Теперь у него свой разум, своя воля, и он не намерен снова становиться правильным, ведь он сам диктует правила – не только себе, но и всем, – и никто не смеет ослушаться, зная, что будет тотчас же наказан. Из-за каких-то глупых и бессмысленных ситуаций человечество теряет тех, кто действительно способен помочь, а мир топчет их, разбивая в пух и прах их желания и мечты. И из тлеющей искры некогда дикого пламени уже не разжечь костра…
– Теперь же он – никто,
Он сломлен был судьбой,
Ведь миру всё равно,
Для мира он чужой… – закончил мужчина и перевёл уже осмысленный взгляд прямо на меня.
Я отсалютовала ему бокалом виски и улыбнулась. Глотнув алкоголя, я закричала:
– Браво! – И зааплодировала, сопровождаемая удивлёнными взглядами присутствующих. Лишь я одна во всём зале оценила песню незнакомца.
Жаль, никто не понял, что хотел сказать темноволосый мужчина с бездонными чёрными глазами, в которых было столько боли и страдания, что понять их природу было просто невозможно. Ни для кого, кроме меня.
– Браво, – уже тише, но довольно отчётливо произнесла я и грустно улыбнулась незнакомцу.
В его глазах промелькнула надежда. Миг – и она исчезла, но в моих глазах он прочёл то, что я хотела сказать, но не сумела. Секунда – и он уже спустился со сцены и идёт прямо к моему столику. Я жду, глядя ему прямо в глаза.
– Здравствуй, Странник, – тихонько здороваюсь я, когда он подходит. Мужчина улыбается – впервые за многие годы печали и разочарования – и спрашивает:
– Могу я присоединиться?..
19.03.2008 г.