Батайск. 1948-1953
В школу я пошел, когда мне еще не было семи лет. Мама сначала не хотела меня туда отдавать. И к началу учебного года меня в списках первоклассников не было. Но сам я хотел учиться, и первые дни сентября ходил в школу и исправно сидел в классе моей сестры Люды, поднимал руку, когда учительница призывала шестиклассников пересказать сказанное ей на уроке.
Пересказывал настолько удачно, что учительница повела меня к директору школы и попросила записать меня в первый класс.
Откровенно говоря, сам я этого не помню, но Люда рассказывала эту историю так часто, что я не подвергаю её сомнению.
А то, что сестра часто брала меня с собой в свою компанию, в памяти осталось. И я хорошо помню лица и имена ее друзей: Васи Евтушенко, Эдика Веденеева, Гали Виноградовой, Инны Зубцовой. По-видимому, все же отдали меня в школу рановато.
В подтверждение приведу фрагмент, который помню до сих пор. Родители справили мне новые калоши, а портфель был старый, с которым ходила в младшие классы сестра Люда. В дождь, чтобы не испачкать новые калоши, переправляясь через глубокую лужу, я положил в лужу портфель. Осознал содеянное, только когда увидел, что книги и тетради вымокли.
Из воспоминаний о младших классах сохранилось немногое. Хорошо помню одноклассников: Володю Болотовского, Лену Адамантову, Диму Волынского, Гену Димиткина ,Таню Сухарябову, Васю Шишкина, Юру Бочкарева. С ними я учился до окончания пятого класса.
Кроме Васи и Юры все мои одноклассники были детьмии офицеров из нашего военного городка. Моим ближайшим другом был Володя Болотовский. До четвертого класса вместе с нами, малолетками, учился большой мальчик, старше нас лет на пять, «сын полка», который ходил в военной форме. Его имя в памяти не осталось.
Первую учительницу нашу звали Мария Николаевна. В домашнем архиве сохранились табели с годовыми оценками учебы в начальной школе, большей частью хорошими. Проблемой для меня было чистописание, а впоследствии и умение грамотно писать. До сих пор, даже твердо зная, как правильно пишется слово, я при быстром письме делаю одни и те же ошибки: "сдравствуйте" - с буквой «с», "досвидания" - слитно, и так далее.
С краю военного городка находился большой фруктовый сад, в начале которого было военное кладбище. Это были годы, когда наша авиация осваивала первые реактивные самолеты, катастрофы с гибелью пилотов были не редкостью, и детская память особенно четко сохранила торжественные ритуалы последних проводов разбившихся летчиков.
Запомнилась фамилия одного из них. Лейтенант Поляков. Он с молодой, удивительно красивой женой жил напротив нас в четырехэтажном «красном» доме. К тому времени нам уже дали комнату в благоустроенной квартире на четвертом этаже «серого» дома. Наши балконы были почти напротив друг друга.
Незадолго до своей гибели он на реактивном самолете попал в аварийную ситуацию и был вынужден катапультироваться. Через короткое время разбился с группой офицеров на грузовом самолете, в ставропольских предгорьях, когда они летели в Грозный принимать новую технику. В тот раз хоронили сразу восемь человек.
С другой стороны фруктового сада проходила аллея белых акаций с густым подлеском, в котором мы с Людой или с дружком Вовкой Болотовским собирали шампиньоны, мои первые грибы.
Дальше, за оградой нашего военного городка, начиналась степь, с курганами, поросшая невысокой травой и перекати-полем. Ночью были хорошо видны огни Ростова. Во время сильных весенних разливов Дона, бывало, вода подходила почти к самой ограде городка. А когда вода спадала, в мелких лужах мы порой находили полуживую рыбу.
С другой стороны военного городка был аэродром, притягивающий нас, пацанов, авиационными свалками. Особо ценным приобретением на свалке считались стальные, блестящие клапаны самолетных двигателей, сломав шток клапана, можно было добраться до заполняющего его внутренность металлического натрия.
Его надо было оттуда выковыривать и бросать в воду, и наблюдать, как горит выделяющийся водород. То, что при этом образуется ядовитая щелочь, мы не знали и порой бросали ломаные клапана в пожарный бассейн, где сами купались.
Другим нашим развлечением было исследование развалин кирпичных корпусов, которых было много на территории городка. Подзадоривая друг друга, мы ходили по балкам на высоте четвертого этажа, рискуя сломать себе шею. Помню, как однажды я сорвался метров с трех, падая на спину. Спасла меня проволочная растяжка телефонного столба, которая амортизировала удар.
Среди цивилизованных развлечений на первом месте, конечно, был Дом офицеров с библиотекой и кинозалом. Самые яркие впечатления о кино - это, конечно, Тарзан.
Хорошо помню свои детские возмущения из-за критических высказываний по радио об этом фильме.
Восторженные впечатления сохранялись долго, и только уже в конце шестидесятых годов, в Обнинске, довелось увидеть третью серию снова. Лучше бы и не смотрел, такое воспоминание испортил!
Воспоминания лета немыслимы без воспоминаний о Анапе. Каждый год, по моему, с 1948 года , организовывался пионерский лагерь БВАУЛ . Первые годы лагерь располагался в городской школе, кровати стояли в классах, пляж был на каменистом берегу города. В последующем лагерь размещался в дюнах, через дорогу от песчаного пляжа, в окрестности Анапы, в поселке Джемете.
Жили мы в армейских палатках, только столовая и клуб были деревянными. За лето проходило три смены. Смена начиналась с праздника открытия с обязательной торжественной линейкой с поднятием флага и большим костром вечером. Обычные лагерные дни проходили строго по расписанию, в котором дважды в день предполагалось посещение пляжа.
Море в районе лагерного пляжа было мелкое, поэтому особых строгостей с заходом в воду не было, хотя все же купались по команде. В промежутках между заходами в воду собирали ракушки (особенно ценились раковины гребешка), играли в индейцев, возились в чудесном белом песке.
В непогоду в лагере жизнь перемещалась в клуб. Помню разучивание бальных танцев с экзотическими названиями: падеспань, падеграс, падекатр. Танго и фокстротов, кажется, еще не было. Самые демократические – полька и вальс.
Работали и другие художественные кружки. У меня неплохо получалась декламация. До сих пор наизусть помню выученного в то время пушкинского Гусара. Каждую смену проводился карнавал с конкурсом карнавальных костюмов, спортивные и шуточные соревнования и игры.
Череда мероприятий заканчивалась праздником закрытия смены. К закрытию смены готовили большой концерт самодеятельности с обязательным хором, исполнявшим «Гимн демократической молодежи», «Москва-Пекин» и тому подобные «идейные» песни.
Кроме «официальных» песен, в большом ходу у нас были и песни, которые сейчас называют песнями городского фольклора: «В нашу гавань заходили корабли», «Корсар», «Четыре зуба», «Капитан Джон» Привожу тексты двух последних, домыслив забытые фрагменты:
Цилиндром на солнце сверкая,
Одев самый модный сюртук,
По Летнему саду гуляя,
С Маруськой я встретился вдруг.
Я с ней гулял четыре года,
На пятый я ей изменил.
Однажды, в сырую погоду,
Я зуб коренной простудил.
От этой мучительной боли
Три дня, как безумный, рыдал.
К утру потеряв силу воли
К зубному врачу побежал.
Врач грубо взял меня за плечи,
Толкнул и я в кресло упал.
От боли теряя дар речи,
Под маской лица не узнал.
На долго запомню с ним встречу,
Как корчился я и вопил
Не помню, был день или вечер,
Когда он меня отпустил.
Я, муки изведав немало,
Сейчас только тихо стонал.
А женщина-врач хохотала.
Я голос Маруськи узнал!
В тазу лежат четыре зуба,
Красивых и белых, как мел,
Мучитель мой вырвал их грубо,
Оставив мне тот, что болел!
Капитан Джон
Как судьба, как гнев Перуна,
Все сжигающий дотла,
По морям несется шхуна,
Шхуна «Черная стрела».
Капитан на этой шхуне
Джон Кровавое Яйцо.
Словно зад у носорога
Капитаново лицо.
Из лагеря самовольно уходить категорически запрещалось, но изредка мы убегали в соседний пионерский лагерь Профсоюза железнодорожников, где был маленький магазин. Запомнилось, что мы там покупали плиточный фруктовый чай, употребляемый нами вместо сладостей.
Раз в смену нас возили в исторический музей Анапы, где было интересно своими глазами увидеть настоящие античные древности.
Но центральным событием смены бывал туристский поход в отрог Кавказских гор, в долину Суко.
Туда отправлялись на машинах, взяв с собой сухой паек. Подъехав к горам, поднимались на вершину этого отрога высотой около километра. Спустившись в долину, в дубовом лесу пекли картошку и устраивали настоящий пир.
Продолжение http://proza.ru/2010/06/20/385