Сотворившие Господа молятся,
Облачают в мечтания день.
Остаются лишь непреклонными
Те, кто домом избрал тень.
Насмехаются над убогими,
В складках черных одежд хранят,
Мира суть и каноны строгие,
Источая губительный яд.
- Можно подумать, человек решает, что истинно, а что нет, - усмехнулся Молох, - Загадку Творца не разгадать никому и сколь долго живет мир, столь же долго разумы и души будут сталкиваться друг с другом в тщетной попытке выяснить кто же прав. Но момент истины не наступит никогда – его просто не может существовать, ибо каждый цикл замкнут самим собой, а цикличность неотвратима, как бы ни была сильна вера в обратное.
Всякий жрец, не будучи наделенным могуществом, ищет его вовне, и тем самым многих вводит в заблуждение. Но как ты понимаешь, его правда становится явью со временем, и желаемое воплощается в действительное. Ныне это случается куда реже, чем встарь, но случается же. Потеря духовности не может в равной степени коснуться всех, и этим человек пока еще жив. Видишь его иссушенную длань, неспособную боле сжать жезл мира? Я помню времена, когда она вела народы, созидала и разрушала. Его око давно не видело света, а душа его порабощена азартом и алчностью. Того ли бога они стремятся зреть? И все лишь потому, что искренность исчезла, просеялась серым песком сквозь пальцы и развеяна была ветрами. Но он придет к ним все равно. Соберет последние силы и снизойдет. В последний раз, чтобы выжечь их очи и обратить пеплом их тела. Это не кровожадность, друг мой, это месть за то, что они сделали с ним. А дитя ли убьет отца или отец дитя, решать уже не нам – пусть сталкиваются их разумы и их души.
- Я ухожу на север, - бегло бросил я коту, накидывая дорожный плащ.
- Вот и славно, - воскликнул Молох, - там недалеко от Риона есть место первой битвы стихий. Рекомендую в первую очередь отправиться туда.
Он выдержал паузу, а потом промурлыкал, - К тому же нас там уже заждались.