Где-то у соседей заиграло битловское «Yesterday», наполнив комнату прозрачно-печальной и утробно-стенной мелодией. Отвлекло от окровавленной тушки и настроило на меланхоличный лад.
Подхожу к окну, впитываю морозную яркую искристость и любуюсь синью на кончиках черных крыльев…
И выковыриваю грязь воспоминаний из-под хищного когтя…
А ведь было, было… И никто так и не отменил точеный полуоборот из прошлого тысячелетия и грациозное покачивание бедер из прошлого воплощения!
Намного проще с ментальной, словесной памятью. Такие люди пожираются легко и быстро, за семь энергичных движений челюстями.
А вот с чувственной памятью все намного сложнее. И если с ней расправиться так же безапелляционно, то останутся фантомные боли, которые могут взорваться в любой момент. И тогда ничего не останется, кроме как упасть, свернуться в комок и скрипеть клыками, ожидая избавления.
Чувственная память вне зоны осознания, она не контролируется и не анализируется. И если у мужчины сексуальная память не остыла, то, как бы он ни ненавидел и презирал, он будет хотеть ее, ту женщину из прошлой инкарнации.
И вся трагедия заключается в том, что она, эта женщина, осталась в снах. Мужчина снова и снова будет убеждаться в этом, сливаясь с ней, отвергая ее реальную и стремясь всей душой к той, которая осталась за пределом. Нечто маниакально-навязчивое и наркоманное…
И могут появляться новые сияющие глаза, новые окрыляющие улыбки, новые прикосновения, но совсем не факт, что новое вытеснит и займет место старого.
В этом и заключается частичная правда банальной сентенции, что любовь делает мужчин слабыми…
Хотя психология утверждает, что эта проблема очень просто решается. Выбираем самый нелюбимый объект, снимаем с него все визуальные, аудиальные, тактильные и пространственные характеристики, определяющие отношение к нему – и мысленно надеваем на любимый объект. Занятие на пятнадцать минут, результат – гарантирован!
Но ведь это уже стирание души, стирание себя, стирание красок жизни со своих крыльев…
Так что же делать? Жить с фантомными болями или убить ту часть себя, которая уже не существует, но которая кровоточит?
Глобальный и тяжелый вопрос.
И как не хочется на него отвечать…
А надо. Бы…
Посерело небо. Стало цвета инея на деревьях. Цвета инея на когтях…
Затолкать, что ли, обратно под коготь?
Стоял он, чернокрылый, и смотрел в окно. В одно из сотен окон многоэтажки. Одной из тысяч многоэтажек города. Одного из…
А за серостью неба светило солнце. И он в это верил. Он это знал.