Маятник

(из цикла "Маргиналы")


 Судмедэксперт Визонталь уже который день бился над ответом прокурору города.  Письмо, направленное осужденным за особо тяжкое преступление, убийство, попало к нему не случайно. Прокурор знал к кому адресовать столь щепетильное дело. Визонталь Ян Оттович был известным в городе специалистом по самым запутанным историям, связанных с судебной экспертизой. Ему пришлось многое повидать и поучаствовать в раскрытии самых трудных криминальных историй. Но тут был особый случай. Двадцатипятилетний отморозок, убивший с особой жестокостью своего собутыльника, жаловался, что он сам стал жертвой тюремных врачей.  Они, дескать, плохо лечили его от туберкулеза, в результате чего он оглох на оба уха, зрение село и вообще  все органы пропитаны ядом от  лекарств. В связи с чем, он просил компенсацию от тюремных врачей за причиненный вред здоровью в миллион рублей, и направить его на лечение к высококвалифицированным врачам. А еще он просил слуховой аппарат за тридцать тысяч, так как без слуха ему не комфортно сидеть, не слышит сокамерников и не может обсуждать политические новости. С точки зрения правовой – вопросы заключенного яйца выделенного не стоили. Убийце или насильнику, находящемуся в тюряге, такие прибамбасы, как права человека, не особенно нужны, и на воле то на них никто не обращает внимания,а здесь...  Но другое задело эксперта и, наверное, прокуратура, раз он дал ход этой жалобе:
- А как все же лечат зеков тюремные врачи?  И вот тут-то многоопытный Ян Оттович столкнулся с проблемами.
Во-первых, жалобщик,  некто зек Копытин, за годы отсидки, заболел   и лечился от туберкулеза в тюремной больнице,поэтому свалить все на гражданских врачей не получится. Во-вторых, туберкулез такая бяка, что с обычными  мерками к нему не подойдешь. Болезнь может длиться годами, годами требуется лечение. Больной за лечебный процесс может принять десятки килограммов различных препаратов, пойди пойми,какой как подейсвовал..Как врач он знал,что препараты действительно токсичные, действуют на все органы, но чаще портится слух, теряется острота зрения или развивается цирроз  печени. Не давать лекарства – обвинят врачей в отказе необходимой медицинской помощи, дело уголовное...
Возникает тупиковая ситуация: лечить нельзя, не лечить тоже ... Как в том историческом анекдоте, важно, где поставить запятую.
Ян Оттович решил, что без беседы с жалобщиком не обойтись.  И вот он  в учреждении, где содержаться особо опасные преступники, знаменитой семерке, что разместилась на окраине  города.
Серые, из силикатного кирпича двухэтажные здания за колючей проволокой, смотрелись угрюмо и сумрачно. Таким же сумрачным был кабинет начальника колонии, где за самодельным столом, на деревянном стуле с высокой спинкой, сделанных руками зеков, сидел моложавый полковник внутренней службы. Посмотрев документы эксперта, и выслушав его короткую просьбу, полковник нажал кнопку, появилась молодая, краснощекая женщина, в военной форме, подчеркивающей  огромный бюст и широкий зад.
- Аврора  Юрьевна,отведите вот этого – он показал глазами на эксперта, все еще размышляя, как его назвать; товарищ – обидится,  гражданин – оскорбится, господин – язык не поворачивается, и еще раз, взглянув на документы, проговорил: - Яна Оттовича к начальнику по режиму, пусть выпишет разовый пропуск и препроводит его на зону к Копытину, ну к жалобщику, что пишет на нас.
- Слушаюсь, товарищ полковник – бойко ответила краснощекая и сексопильная женщина, старший прапорщик по званию, поднимая руку к пилотке.
- Тогда выполняйте! –коротко бросил полковник ,потом подал руку эксперту для прощания:  Желаю удачи…
После небольших формальностей эксперт Визонталь получил разовый пропуск и вместе с майором по режиму Уховым, прошел через КПП на зону. Лязканье металлических решетчатых дверей, электронных замков, неистребимый запах тюремного духа и строгих взглядов контролеров, подействовали на Яна Оттовича угнетающе. Хотя он и работал  не в институте благородных девиц и всякое за долгие годы перевидал, но тюрьма – особая зона со своими законами и порядками, некое государство в государстве, никогда не нравилась ему.
- Наш барак пятый – предупредительно сказал майор Ухов, идя впереди эксперта.
После внутренней охранной зоны из колючей проволоки в два ряда и злобно рычащих овчарок между ними, они, наконец, оказались в жилом секторе, где в ряд стояли такие же серые двухэтажные   бараки,  возле каждого  ряды  колючей проволоки и своя охрана.
- Строгий режим – пояснил майор, видя недоуменный взгляд эксперта.
Высокий, худой парень, с нахлобученной на глаза тюремной шапкой с козырьком, отрапортовал майору:
 - Гражданин начальник, дежурный по пятому бараку заключенный Никитенко.
- Где капитан Семенюк?
- Не могу знать, гражданин начальник!  - все так же подобострастно отрапортовал дежурный зек.
Но неожиданно боковая дверь открылась, и оттуда вышел маленького роста, но с большими пушистыми усами – капитан.
- Товарищ майор! – вскинул он руку к козырьку фуражки.
- Да, ладно, ладно тебе, Панас… Вот занимайтесь, с судмедэкспертом… Визонталь  Ян Оттович, по делу Копытина... Организуй собеседование, выдели охрану.
- Понял, товарищ майор…
- Ну, тогда выполняй. А я пока пройдусь по бараку, проверю порядок.
- Кого в помощники дашь?
- Лейтенанта Шумакова и прапорщика Киримова.
- Хорошо…
Майор ушел проверять барак, а капитан с экспертом стали решать, где беседовать с зеком.
- Давай те в ШИЗО, там все приспособлено, если что, охранники сразу нейтрализуют – предложил капитан  Семенюк.
- Нет, никаких охранников... Я буду говорить с заключенным один на один, без свидетелей.
- Но мы тогда не отвечаем за вашу безопасность – ответил ушлый капитан. Расписку вот подпишите, и беседуйте, можете в моем кабинете…
- Без проблем – ответил Ян Оттович, справедливо  решив, что беседа с жалобщиком  должна носить доверительный характер.
В кабинет капитана, где расположился эксперт, ввели среднего роста парня, на вид моложе своего возраста.
- Оставьте нас одних – дал команду конвоиру Ян Оттович.
Тот вышел за дверь.
- Я по поводу вашей жалобы, судмедэксперт Визонталь Ян Оттович. Представьтесь, кто вы?
- Осужденный по статьям….  Копытин.
- Расскажите о себе, Владимир Эдуардович – назвал зека по имени, отчеству, Ян Оттович.
- Что рассказывать? – не понял тот.
- Ну, где родились, как воспитывались, чем занимались? Все о себе…
Копытин усмехнулся.
- Вы, гражданин эксперт, если по делу, то о деле спрашивайте, а биографию пусть следователь изучает.
- Не совсем так, Владимир Эдуардович.  Мне хочется понять вас, а поняв вас, я смогу, более беспристрастно разобраться с вашей жалобой. Вам понятен мотив?
- Мотив? – опять усмехнулся зек… Раз так, то готов рассказать, что вас интересует?
- Начните с детства… - посоветовал Ян Оттович.
- Значит так, родился в тысяча девятьсот восемьдесят пятом, в Киргизии, городе Ош, слышали о таком?
Эксперт кивнул головой.
- Родители работяги, строили там горно-обогатительный комбинат, по комсомольской путевке. Короче, там и остались… Когда мне исполнилось шесть лет, в Оше началась смута, нас русских стали убивать. Хорошо помню, как  вбежали в наш двор, какие-то люди  с палками, избили мать, а отца увели с собой. Они всех русских мужиков уничтожали. Я успел спрятаться в подвале дома, мы там с ребятами играли… Отца потом так и не нашли, пропал навсегда… Мать со страху уехала со мной в Россию, к родственникам, устроилась на работу в строительный трест. Жизнь вроде бы стала налаживаться. Но жилья своего не было, жили у тетки,  у нее я и  пошел в школу. Учился неплохо, во всяком случае,  переводили из класса в класс, даже на олимпиаде по химии участвовал. Ну а потом тетка умерла, а дом, в котором мы жили, родственники продали. Мать просила оставить, но  им нужны были деньги, свой бизнес решили открыть. В общем, оказались мы на улице… Мать запила, потом попала в дурку, там и умерла. Я восемь классов  успел закончить, но профессии никакой, пошел по шабашкам работать… В армию не взяли, какие-то проблемы возникли с гражданством. Паспорт российский, так и не смог получить,  жил с советским. Ну а потом и вовсе худо стало. Попал в Подмосковье к одному богатому упырю, можно сказать, в кабалу,   вместе с таджиками. Строили дачи, дома, деньги выдавали на сигареты и пиво, остальные, мол, при расчете. Обещали по двести тысяч  за год. Год прошел – и шишь, ничего не дал,  а еще строже держать стал, всех под замок посадил. Я сбежал без паспорта, без денег. Доехал автостопом до нашего города, здесь и остановился. Без документов куда? Пришел в ментовку, попытался объяснить. И слушать не стали, таких как ты, говорят, тысячи. Иди пока не забрали и срок не впаяли за что-нибудь. Вот так и стал бомжом.
Ян Оттович не перебивал рассказ заключенного, он видимо впервые за долгие годы изливает свою душу постороннему человеку и его слушают… Верят, не верят, другое дело, но слушают…
- А много бомжей в городе? – единственное, что уточнил эксперт.
- Считайте сами. В городе пятьсот семьдесят помоек, ну точек, куда отходы выбрасывают. У каждой около десяти человек кормится. Все они строго между бомжами распределены: чужой не суйся, могут и убить… Как правило, настоящих бомжей за каждой помойкой  три-четыре человека числится, остальные так, местные шаромыги, у кого и дом и паспорт есть, а работать не хотят. Они тоже на помойках тусуются,  но после нас. Такое правило…
Рассказчик замолчал на какое-то время, видимо обдумывая, что говорить дальше. Ян Оттович воспользовался паузой.
- За что вы убили человека?
Зек  посмотрел туманным взглядом на сидящего перед ним уже немолодого, и видно, неглупого  человека, специалиста своего дела.
- За дело! – усмехнувшись, ответил Владимир Эдуардович.
- Можно поподробнее.
- Да, вы дело почитайте, там все написано – ответил Копытин.
- Мне хочется услышать подробности от вас – невозмутимо парировал эксперт. Хочу понять и разобраться сам, без чужих подсказок.
- Хорошо, будь, по-вашему.  По четвергам  у нас устраивался общаг, ну это что-то вроде сходки членов нашей  группы, человек пять-семь. Обычно бомжи промышляют парами, но есть и одиночки… Я лично работал один, так привык. Ну, вечером собрались в подвале котельной, пришли все семь душ и еще привели новенького,  по кличке «Киргиз». Я сперва, не обратил внимания: новенький, так новенький, доходяга, как все, только старый какой-то. Общаг решил принять его, я возражать не стал. Киргиз угощение за свой счет поставил: водку, закуску, ну  все как водится... Выпили, кто за что, стали спорить, доказывать друг другу, кто лучше, кто хуже. Киргиз опьянел совсем и соседу своему, кто его привел в общаг и ляпнул: Вы, говорит, мужики русские - ничего, зря я вас в Оши убивал в девяностом… Меня, как током шибануло, я аж весь затрясся. Ну, думая сука, это   ты моего батьку укокошил, и мать избил, и мне бы, наверное, голову отвернул, если попался бы. Короче, ночью я ему пакет полиэтиленовый на голову, и задушил.  Крепкий оказался, я душу, а он вырывается, ну тут я его  несколько раз ножом ширнул. Сколько раз не помню, говорили на следствии, что восемнадцать, я тогда не в себе был,  не считал.
На следствии  сказал, что убил из личной неприязни, что, мол, Киргиз  у меня украл продукты. Нужно было что-то говорить. Вот и вешал лапшу, следаки поверили.
Обвиняемая сторона просила двадцать пять лет, судья дал пятнадцать строгача, не шить же мне политическое дело...
Ян Оттович достал пачку сигарет.
- Будете курить?  - предложил он Копытину.
- Нет, не курю, да и пил мало. Не любил я эти вредные привычки.
- Я, пожалуй, закурю – и эксперт, достав пачку дорогих сигарет «Парламент», щелкнув зажигалкой, закурил. А теперь как вы заболели и лечились, расскажите? – затянувшись несколько раз, попросил  Ян Оттович Копытина.
- Заболел в тюряге, на следствии. В камеру по десять-двенадцать гавриков трамбовали, кто чихает, кто кашляет, все на тебя, вот и подхватил чахотку. На флюорографии  нашли затемнения в легких, отправили этапом в ЛИУ-3, в N-скую область, там есть зона для чахотников. Лечился в общей сложности восемнадцать месяцев. У меня болезнь вызвана какой-то устойчивой к лекарствам палочкой, не поддавалась лечению...  Килограммы  лекарств съедал, вот и результат, оглох и зрение ни к черту, вас вот, как в тумане вижу…  Это  от стрептомицина и тубазида… Врачи эти два препарата всем без разбору назначают, делают из зеков калек, чтобы быстрее в гроб вогнать. Зачем зря кормить... Злость меня на них взяла. Вот и решил жалобу настрочить. Может других спасу, да и себе что-нибудь выгадаю… Хоть тот же слуховой аппарат. Кто мне его даст?  А так глядишь и получу… В нашей стране  нормальных людей не любят, а попадешь в инвалиды или тюрьму, столько благодетелей сыщется, пруд пруди, и правозащитники и, международные организации, все готовы заступится за падшего человека.  А вот подать ему во время руку некому,одна демагогия…
- Отчасти с вами согласен, Владимир Эдуардович. Вот только свободному человеку легче найти себе занятие, вырваться, так сказать, из  круга проблем, а в тюрьме – сложнее. Согласитесь! – докурив сигарету, перевел разговор  в другую плоскость Ян Оттович.
- Зря вы так думаете. В тюрьме я только и почувствовал себя человеком, хоть кому-то нужным. Система работает, плохая, но работает... В нашей зоне все есть. Сходите, посмотрите.  Библиотека, церковь недавно соорудили, батюшка грехи отпускает бесплатно, можно даже учиться в институте заочно…  Вот, кстати, подумываю поступить на юридический. Кормят, поят по расписанию, чистое белье дают и в баню водят раз в десять дней.  А на воле что?  Кто тебя, куда пустит? Поэтому, для многих тюрьма стала родным домом. Выйдут, помотаются и опять хотят в тюрьму. Украдут пару ящиков водки, вот и три года, без напряга впарят. Без государственной системы человек сам по себе жить не может. Ему только кажется, что свобода это все, но на самом деле – иллюзия. Нет свободы абсолютной, и не может быть. Все мы зависим друг от друга. Даже президент и тот должен кем-то избираться, и потом он связан по рукам и ногам обещаниями народу, или тем, кто помогал избираться.  Так, что прав был Ильич: свобода – это осознанная необходимость.
Ян Оттович смотрел на этого простого российского зека-философа и недоумевал:
- Неужели, среди них есть и такие? Читаешь его дело – выродок, дегенерат, убивший человека за пачку макарон.  Но не так все просто, не так, как хочется кому-то представить этих людей, сидящих по тюрьмам, как зверей. Есть среди них и истинные нелюди, без этого не бывает, на то и тюрьмы придуманы. Но какое-то внутреннее убеждение подсказывало Яну Оттовичу, что в данном конкретном случае, убийца, сидящей перед ним,  жертва обстоятельств. Нет, он осужден правильно, но вся его предыдущая жизнь подвела его к  этому роковому событию. И менять нужно не тюремную систему,  ее вряд ли исправишь, пусть даже вместо грязных и вонючих камер, заключенные будут сидеть в апартаментах типа  «Люкс», какие он видел в Швеции: прихожая, кухонка для приема пищи, комната отдыха и сна, с телевизором и холодильником. Тюремная система  сама по себе  порождение злых  сил человечества, как отрыжка от сытой или наоборот, голодной жизни людей.
Кто-то убивает из-за куска хлеба, кто-то из-за миллиона монет, но суть их одинакова – они хотят решить свои проблемы за счет других. Тут оправдания им нет. Но если ты живешь в государстве, которое не может избавиться от нищих и убогих,  и покрывает корыстолюбивцев, преступность становится главным смыслом жизни многих людей. Слезинка-слезинкой на лице обиженного ребенка, но когда плачет целая нация – это страшно! От таких мыслей Яну Оттовичу стало очень грустно.
- А давайте мы с вами договоримся, Владимир Эдуардович. Вы снимаете претензии к врачам, я считаю, что они не виноваты  в юридическом плане и профессиональном  тоже. У них есть стандарты лечения, я проверил: все они делали, как нужно… Осложнения, к сожалению, могут быть… Тут, как кому повезет… Вам не повезло. Взамен я твердо обещаю, что вам купят слуховой аппарат, и не будут мешать вашему самообразованию. Идет? – предложил Ян Оттович.
Копытин долго смотрел на сидящего перед ним человека, по сути защитника той системы, которая его прессовала, пытаясь не то лучше разглядеть, не то, беря тайм-аут, перед ответом.
- Хорошо, я согласен – просто ответил Копытин. Я почему-то верю вам, не знаю,  может, и ошибаюсь, но хочу верить, без этого нельзя, даже в тюряге…
И они расстались, довольные друг другом. Маятник человеческой жизни, конкретного зека, пришел в точку равновесия. Куда качнется он в следующий раз, никто пока не знает.