Судьба единорога Часть первая

Александр Арген
         В лесу темно и сыро, мокрые ветки  бьют по лицу, одежда намокла от тумана и утренней росы, спать хочется до  головокружения, сказывается недосыпание последних дней. Но я упрямо шагаю сквозь поляны, залитые серым утренним туманом, мечом прорубаю проходы в зарослях  тамариска, топчу, своими пропитанными бобровым жиром сапогами бледные гроздья  ландышей и нежные кустики дикой фиалки.
       
          Кто я, спросите вы?
         Бразант Ли Груйе, охотник за головами, к вашим услугам. В этой стране меня знает каждая собака и - ненавидит каждый порядочный человек. Хочу заметить, у меня есть слабое оправдание: я ловлю преступников. Почему оно слабое? Да потому что, очень часто, преступниками этих людей называют лишь те, кто заплатил мне в очередной раз. И меня не волнуют детали их взаимоотношений, я получаю деньги - заказчик получает то, что он  хотел. Вот почему они все меня ненавидят, все те, кто может в следующий раз оказаться в роли преследуемого. Да плевать мне на их ненависть, награда важнее. К  тому же, кто сказал, что порядочные люди имеют власть в этом мире?
 
          "Они думают это легкий  хлеб? А попробовали бы, как я, не спать несколько ночей подряд, питаться всякой дрянью и ждать удара за каждым поворотом".
 
          Из-за ворота рубашки связанной из шерсти мондуэльской собаки, пышет жаром моего тела и запахом моего пота. Этот запах сильно утрудняет мою задачу, необходимо постоянно следить за направлением  ветра, чтобы проклятый зверь не учуял меня первым. Задание, которое я получил в  этот раз очень странное, такие задания бывают крайне редко, их по пальцам можно  пересчитать. И я давно чую неладное, несомненно, здесь пахнет колдовством.
 
          Но меня это не тревожит, всякое  бывало в моей бурной жизни, кроме того, я заговорен с детства, для профилактики.
          Сбросив заплечный мешок с тяжелой сетью, я усаживаюсь под большой сосной, достаю бутылку с настоем трав  и, сделав пару глотков, пытаюсь составить план действий на ближайшие часы.  Прежде всего, нужно признать неприятный факт - зверя я упустил, не надо было  кидать сеть так рано. Теперь он напуган, и подобраться так же близко второй раз  будет уже непросто.
 
          Одно меня оправдывает, я первый  раз в жизни видел единорога, да еще рядом, на расстоянии нескольких метров.

     «Азарт охотника взыграл, черт бы  меня побрал. Хотя, может, это не я его спугнул? Кажется, я слышал треск сучьев под чьими-то ногами, как раз перед броском сети. Но кто может ходить по таким дебрям, далеко от жилья, да еще в такое ранее туманное утро?»

        Я снова делаю пару глотков из  бутылки. "Хорош этот настой, честное слово хорош"! Мне его продала одна ведьма из Тордуэла, за два золотых. Цена, конечно, сумасшедшая, если учесть, что ведьма эта  - моя двоюродная сестра Камилла. Но напиток стоит того, усталость  снимает как рукой, да и пищеварение заметно улучшается. А то бродишь тут, по лесам, питаешься кое-как, всухомятку, ну и, результат очевиден, если вдруг присядешь в  кустах - по полчаса сидишь. А в моем положении полчаса - непозволительная  роскошь.
 
          Ведь существа, за которыми я  охочусь, тоже разные бывают. Одни, заслышав мой запах, убегают, куда глаза глядят,  а бывают и такие, что, наоборот, подбираются поближе и пытаются меня самого застать врасплох. Представляете, каково это, быть съеденным или зарубленным со спущенными штанами? Врагу не пожелаешь такой позорной смерти.
 
          Перекусив, я отрываю спину от ствола и, закинув за плечи мешок, начинаю прокладывать путь  сквозь кусты можжевельника. В подобной местности двигаться быстро, и  одновременно незаметно, можно только пешком, поэтому своего Иргиса я оставил в  трактире, далеко на опушке леса. Вот кому можно позавидовать, жрет овес целыми  днями, и спит в стойле...
 
          Снова слышен шорох и треск. Я  резко оборачиваюсь - никого. Мне совершенно не нравится быть жертвой, обычно, это я кого-то преследую. Зато, теперь, я полностью уверен, единорога спугнул именно он, мой таинственный скрывающийся попутчик. В голове крутится мысль - как бы  устроить небольшую засаду неизвестному, следующему за мной последние сутки?
 
          Осторожно, крадучись, будто оно  тоже кого-то преследует, встает солнце, цепляется своими лучами за туман и, выглянув разок, прячется в сиреневой тьме. Но через несколько мгновений его  диск выныривает уже всерьез, нагло и властно разгоняет клочья тумана по лощинам  и оврагам, и сразу же, начинает палить не на шутку. Становится жарко, от мокрого плаща  валит пар. Но я не снимаю верхней одежды, пусть сперва просохнет, как следует, потом сложу в заплечный мешок. 
 
          Чтобы развлечься, я начинаю думать о награде, которая  ждет меня после успешного завершения задания. Король в этот раз, расщедрился  необычайно, о такой премии не слыхано испокон веку. Да и что скрывать -  отношения с правителем у меня сложились очень хорошие. Он даже несколько раз ставил меня в пример начальнику тайной полиции. Тому начальнику - старому,  который был до нынешнего. Мол, посмотрите на Бразанта - человек в одиночку,  идет и отлавливает, можно сказать голыми руками, самых отчаянных и опасных  преступников.
 
          Как раз, после очередного такого разговора, агенты тайной полиции проморгали знаменитого инсургента, барона  Лондуэлского, и тот, у них под носом, болтался по столице четыре дня,  встречался с сообщниками, и на прощание, толкнул небольшую, но пламенную речь в борделе, о неизбежной гибели тирана, то есть - нынешнего короля. Тогда вот, после этого  промаха и случилось несчастье со старым начальником полиции. Он стал короче на  свою глупую голову. Легко отделался, я считаю, король вполне мог продать его ведьмам, на забаву.

          Сзади снова слышен шорох. Пора. Я решаю схитрить, иду себе, как ни в чем ни бывало, широким шагом по просеке, примечаю дорогу, чтобы не было сучьев и ям, и вдруг, как скакну назад - и сразу  в кусты. Но нет, не успел, незнакомец оказался проворнее меня, скрылся в чаще. Я,  само собой, за ним не пошел, кому охота получить удар мечом в живот из-за  дерева? Но какой-то результат есть, выяснилось хотя бы, что это действительно  человек, а не зверь. И, по-моему, этот человек для меня не особо опасен.  Худенькая фигура, походный плащ с капюшоном скрывающим лицо, короткий меч. Чего  ему от меня надо? Ладно, буду просто поосторожнее, представится случай - все  выяснится само.
 
          Вопросы продолжают вертеться в  моей голове. Зачем королю единорог? На что может сгодиться в дворцовом  хозяйстве такое странное животное - белый жеребец с рогом во лбу?  Один-единственный на всю страну. Неужели, король хочет развести целое стадо этой  бесполезной но, несомненно, красивой скотины? Зачем? Торговать с соседями? А есть уверенность в производительных способностях данного экземпляра? Может, он  импотент? Не король, конечно, в его способностях сомнений быть не может, я имею в виду единорога.
 
          Да, неясностей во всей этой истории хватает. Откуда он вообще взялся, этот единорог?
 
          Говорят, какое-то время его  часто видели в парке возле королевского дворца. А потом он ушел, ушел в самую  чащу Дорнуэлского леса, за болота и топи, туда, куда люди ходят исключительно по делам нехорошим, мерзким. Убивать кого-то туда ходят, или скрываться после  убийства. Да и то, даже убийцы не любят этих мест, уж больно тяжелы здешние  туманы, давят они на человека, пусть он гад последний, давят так, что хочется  бежать со всех ног. Но мне не привыкать, я и не в таких местах охотился.
 
          Мечты о награде согревают мою  душу и другие части тела. "Пора!" - сказал король - "Пора моей  сумасбродной дочери остепениться. Мне уже не под силу совладать с ней. Но у  меня есть королевское право - самому выбирать женихов для нее. Вот я им и  воспользуюсь. Приведешь белого единорога - получишь мою дочь. Я так решил и  дискуссии по данному вопросу не приветствуются!"
        Встал, зыркнул глазом строго и ушел из тронного зала.
 
          А я остался, ошарашенный, как никогда в жизни. И принцесса осталась - в обмороке, ясное дело. Ее ведь тоже можно понять, принцессу-то, для нее такой жених как я - будто прыщ на заднице: ни себе посмотреть, ни людям показать. Она же у нас умница, красавица, брови тонкие, ротик  маленький, талия - как рукоятка у моего меча, а уж ниже талии - дух  захватывает! На трех языках изъясняется, стихи пишет, сама их на музыку  перекладывает и сама же своим божественным голоском напевает. А тут - мужлан в  грязном плаще, в вонючих от жира сапогах, вся морда в шрамах. Правда, я тоже на  трех языках изъясняюсь, да только словарный запас у нас разный. Я все больше знаю те слова, которые принцессам употреблять совершенно без надобности.
 
          Но - будем справедливы, простолюдину король бы руку дочери не предложил. Мы ведь тоже, из древнего рода, вот только последние полстолетия свалились на нашу голову несчастья  - то пожар, то неурожай, а то, папаша нынешнего короля, вдруг, спьяну, заподозрил  моего деда в нелояльности, со всеми вытекающими последствиями, в виде отрубания выступающих частей тела. Обнищал род Ли Груйе, утратил все поместья, потерял влияние. Сестра двоюродная в ведьмы подалась, чтобы прокормиться, а я - по лесам шастаю, преступников беглых ловлю, доверие власти к роду  восстанавливаю.
 
         Несомненно, было бы очень  кстати взять в жены королевскую дочь, снова поднять престиж фамилии, стать  важной фигурой в королевстве... бла-бла-бла.
        Вру, не это для меня главное, я  мечтаю о другом: представляю, какова на ощупь нежная девичья кожа Милоны - так  зовут принцессу - воображаю, как стягиваю с нее платье – нет, лучше задираю,  так скорее. На этом месте, у меня во рту пересыхает, сердце начинает колотиться как  бешеное, и ноги сами несут, все быстрее и быстрее. "Бедняга единорог. Шансов уйти от меня - у него нет. Ни единого! Догнать, во что бы то ни стало, догнать и стреножить глупую рогатую лошадь!"
 
          От мечтаний я резко возвращаюсь к действительности, ноздри уловили запах свежего конского навоза. Замерев на  месте, я пытаюсь определить, откуда идет запах. Это, конечно же, единорог,  других лошадей здесь нет, им попросту не откуда взяться.
 
          "Приспичило родненькому? Ягод,  небось, объелся?" - осторожно распутывая сеть, я приближаюсь к зарослям. Этот  бросок должен быть решающим, дальше ошибаться нельзя, присутствие постороннего  может спутать все мои планы.
          «Ну, Бразант кажется, тебе  наконец-то улыбнулась удача».
         Сквозь кустарник просвечивает белый круп  единорога, он стоит на крутом склоне холма, и явно меня замечает. Колючие кусты образовали подобие естественной ловушки, выход из нее всего один, и именно здесь, я тихонечко  растягиваю сеть. Ага, заметил, рванулся, ударил копытцами, хотел  скакнуть...
        "А у нас, тут, как раз для вас сеточка развешана. Получите!"
 
          Захрипел зверь, на бок повалился, ногами бьет. Попытался, было, рогом своим,  сеть порвать, да бесполезно это, и не таких ловили, только еще больше запутался. Смотрю, похоже, успокоился, лежит, красным оком сверкает, а во взгляде ненависть сквозит - ну, прямо, человеческая. Я поближе подошел, и, на всякий случай, ноги ему кожаным ремешком начал спутывать, чтобы не врезал ненароком копытом.
 
          Но бдительности не теряю, так что, когда сзади раздается треск кустов, моментально вскакиваю, поворачиваюсь и успеваю принять удар налокотником. Слабенький удар, можно сказать - детский, даже кожу налокотника не прорубил.
 
        Я рукоять меча перехватил, крутанул и вырвал его из руки. А саму руку противнику за спину заломил, голову  за волосы вверх дернул, чтобы лицо рассмотреть и - чуть не упал от изумления.
 
          “Мать моя ведьма! Принцесса!  Здесь? Одна?"
 
          Руки сами собой разжались, так она, дурочка, тут же достала стилет, и стилетом в меня тычет, тычет. Пришлось стилет отобрать тоже, а заодно и пощечину дать, надо же кому-то детей  воспитывать, раз родители далеко. Отлетела Милона, упала на спину, лежит, на локтях  приподнявшись, смотрит на меня с ненавистью, ну, в точности, как тот единорог, и слезы по щекам текут, грязными ручьями.
 
          В жизни своей не видел столько слез у человека. И что прикажете делать? Не люблю я, скажу честно, когда женщины плачут,  особенно, когда женщина хорошенькая, да еще, если она моя вероятная будущая жена. Надо бы что-то сделать, а я, как окаменел, стою и смотрю. И так захотелось мне сорвать с нее кожаные походные штанишки, и... ищите меня потом  в Дорнуэльских топях. Говорю себе - плюнь, после возвращения сможешь то же самое проделывать, каждую ночь, абсолютно легально и без последствий. Но вот есть в нас, мужчинах, эта нотка брутальности, не интересно нам, когда все по  согласию, расписано-размерено, хочется почувствовать себя зверем, хоть изредка.
 
          В общем, трудно мне было совладать с собой, унять задрожавшие руки и затвердевшее свое орудие. Пришлось прибегнуть к физическому насилию. Засунул руку в карман штанов и, ну - щипать себя. Помогло, хотя, от боли чуть не обмочился.
 
          А принцесса все глядит на меня, как кот на волкодава, а сама, потихоньку, в кусты отползает, причем, штанишками этими, своими, кожаными, прямо по навозной куче елозит. Смешно смотреть, честное слово! Но я улыбку спрятал - принцесса, все же, королевская кровь, минимум уважения обязан присутствовать. Да и ни к чему мне портить отношения окончательно. По опыту знаю, иногда, насмешка больнее меча бьет. В общем, сделал я добрую морду лица, насколько это возможно, с моими шрамами, поймал ее за ногу, подтащил поближе, осторожненько, и говорю:
 
          
          - Ох, простите, не узнал. А что  же это вы, ваше высочество, по лесу одна мотаетесь? Так же запросто можно и на неприятности нарваться?
        А она мне:
          - Ты, скотина, и есть моя главная  неприятность!
 
          Безусловно, очень искренняя девочка. Впрочем, меня ее злость отчасти порадовала -  люблю я быть первым, пусть и в неприятностях. Но сам продолжаю, в той же манере, кротко и ласково:
          - Любовь моя ненаглядная, да  разве посмел бы я тебя огорчить чем-нибудь? Ведь с той поры как увидел я тебя,  нет мне покоя, и задание это взял от твоего отца, потому, что надеялся  сблизиться с тобой, хоть слово сказать о своей любви. Чем же я так обидел тебя,  что ты на меня с мечом бросилась? Скажи, и я сам себе разорву руками сердце,  чтобы не огорчать тебя больше.
 
        И рубаху на груди - как рвану! А  она, дуреха, похоже всерьез решила, что я от любви чокнулся. Глазенки открыла широко, плакать тут же перестала:
          - Если ты меня и вправду любишь  - отпусти единорога, не убивай его.
        И тон у нее, сразу, такой, властный, прорезался - порода, ничего не скажешь.
 
          "Ага" - думаю -  "Сейчас! Ну что же, кое-что проясняется, но надо давить дальше".
 
          Сажаю ее на чистое место, навоз с задницы стряхнул, глоток из заветной бутылочки дал глотнуть.
          - Послушай - говорю, опять же, на "ты", ну, вроде как в волнении, а она, смотрю - вполне нормально такое обращение воспринимает, не коробит ее. Значит, есть шанс на понимание и в более важных вопросах.
 
          - Ведь твой отец и не приказывал мне убить этого зверя...
        Вздрогнула она, не понравилось ей что-то в моих словах. Но я гну свое:
          - Мне было приказано доставить  его живым.
          - Но он все равно убьет  Филиппа, я знаю!
 
          "Ну вот, опять у нее слезы  потекли, это плохой признак. И что ее так этот жеребец волнует? Как его?  Филипп?"
          - Милона, прежде чем я что-то  предприму - расскажи мне побольше, об этом... Филиппе.
          - Хорошо я тебе расскажу, но сначала - развяжи его.
      А увидев выражение моего лица - добавляет:
      - Да ты не бойся, он не убежит.
 
        Но я продолжаю с сомнением глядеть на  единорога. "Легко сказать - не убежит.
Двое суток без сна и отдыха, королевская награда, и не просто награда, а  женитьба на дочери короля - и я должен поверить ей?"

      Заметив мои колебания,  Милона обращается к жеребцу:
          - Ведь ты же не убежишь?  Правда?
 
          Нет, вы не поверите, эта скотина  кивает своей белой мордой. «Цирк! Шапито! Принцесса и дрессированные лошади»!
 
          Пораженный  сообразительностью зверюги, я снимаю с него сеть и ремни. В душе моей все еще  борются сомнение и любопытство - но единорог, действительно, никуда не бежит, он  подходит к Милоне, утыкается носом в ее плечо и она гладит его по морде. Ах,  какое сентиментальное зрелище! Маленькие девочки, при виде такого зрелища,  наделали бы луж, от восторга.
 
          Но от меня вы лужи не дождетесь - хотя, если честно, я давно уже мечтаю забежать за кустики. Во мне говорит здоровый цинизм, а скорее, здравый смысл. Как по мне, здесь явно пахнет не сантиментами, тут попахивает... Стоп, не будем спешить!
 
          Мы оставляем зверя в зарослях -  Милона стесняется рассказывать при нем - выходим на полянку, садимся на сухой  холмик под липой. Тут, я пытаюсь разговорить принцессу. Каждое слово из нее приходится  вытягивать чуть ли не клещами, но у меня богатый опыт в области ведения допросов. К  тому же, я не стесняюсь показать себя послушным исполнителем королевского  приказа - время от времени, делаю вид,  будто собираюсь вновь стреножить единорога и вести его во дворец.
 
        Это действует безотказно, и, в  конце концов, из всхлипываний и недомолвок Милоны начинает вырисовываться весьма интересная, я бы даже сказал - трагическая картина.
 
          "М-да-а! Святые небеса, да что там у них во дворце творится? Сплошной разврат и полное отсутствие воспитания!".
 
          Оказывается, до того как стать  единорогом, Филипп был обычным смазливым парнишкой, сыном королевского  капельмейстера. Он служил пажом при принцессе, ну, и, как это часто бывает, детская привязанность незаметно переросла в нечто большее. Детишки вздумали уединяться, целоваться и ласкаться.
 
          Кое-чего она не договаривала,  но я прекрасно представлял, что именно скрывалось за ее словами, сам когда-то был подростком. Главное, что королевская  нянька среагировала вовремя, и обрюхатить Милону Филипп не успел. А то, случилась бы политически некорректная ситуация: с одной стороны мама,  королевская дочь; с другой - папа, ординарный паж, каких во дворце хоть пруд  пруди. И что делать с ребенком прикажете?
 
          Король-отец на известие о  мезальянсе рассвирепел необычайно. Няньку, несмотря на проявленную бдительность, высекли, но на службе оставили. Филиппа же, за манкирование обязанностями и злоупотребление служебным положением ждала ужасная казнь. Насколько она должна  быть ужасной - король даже не смог сообразить, с ходу. И пока правитель  придумывал достойную муку, для потенциального взломщика живых сейфов, тот  получил некоторую отсрочку. Чем и воспользовалась принцесса. Зная о том, что  отец в ней души не чает, она пригрозила, что в случае смерти  возлюбленного - тоже уйдет из жизни.
 
          После долгих переговоров и  взаимных угроз, а в основном, как я понял, после  заверений дворцового лекаря, что девчонка все еще не утратила печать невинности,  король согласился оставить Филиппа в живых. Предварительно обратив мальчишку в  осла.
 
          Как легко было догадаться,  король рассчитывал, что вид коротконогого ушастого чудища с отвратительным  голосом радикально излечит принцессу от глупого увлечения, а самое главное,  обезопасит королевскую семью от угрозы появления нежелательных наследников. Лично  мне, почему-то сразу показалось, что это был не самый оптимальный выход из положения,  если смотреть на акцию с точки зрения ожидаемого результата. Может, дело в том,  что за свою сравнительно короткую жизнь я видел множество странных вещей и  событий, и налет цинизма сопровождает все мои мысли, иногда, помимо воли?
 
          Но вернемся к королевскому  правосудию. Итак, была приглашена знаменитая, своими достижениями на почве  колдовства, ведьма, предъявлен в качестве оплаты солидный мешочек золотых монет,  обсуждены все детали предстоящей акции, и процесс вот-вот должен был  начаться. Но тут, в зал прорвалась принцесса, по обыкновению горько расплакалась, и мягкосердечный папаша пошел еще на одну уступку: решено было превратить  Филиппа не в мерзкого осла, а в красивое экзотическое животное. От подобного  мудрого компромисса была еще и несомненная практическая польза – в  королевском парке на зависть царствующим  соседям и на потеху многочисленным зевакам появилась новая достопримечательность.
 
          И все было бы прекрасно, если  бы Филипп угомонился, просто жевал травку и приветствовал посетителей своим веселым  ржанием. Но преступная страсть не исчезла из сердец молодой пары, в общем, как вы поняли, они снова начали встречаться.
 
          Дойдя до этого места, Милона особенно  нервничает, и рассказ превращается в разрозненные обрывки фраз. Заметно, что детали своих встреч с жеребцом ей хотелось бы скрыть еще более, чем  подробности невинных шалостей до превращения Филиппа. Я догадываюсь, чем это  вызвано - наши детки ударились во все тяжкие. Терять им было нечего, каждая  встреча могла стать последней, а разбуженная сексуальность требовала  удовлетворения.
 
          Но я продолжаю сочувственно кивать  и лишь кусаю губы, чтобы не расхохотаться во все горло во время ее рассказа.  Милона описывает вымышленные романтические ночные прогулки, в  дворцовом парке, а перед моими глазами невольно всплывают совершенно другие  картины. Не нужно иметь талант провидца, чтобы представить способы, какими они  тщетно пытались облегчить свои сексуальные муки. Бедолаги, тяжко им пришлось, с физиологией не шутят.
 
          В таких делах не обойтись без завистников, так что, через пару недель, кто-то донес  отцу о продолжающихся тайных встречах. И вот тут, шутки действительно  кончились - принцессу заперли в дворцовой башне, а единорога было приказано сдать  на городскую живодерню. Но он успел сбежать, перепрыгнув через изгородь в  укромном, давно присмотренном месте, и, подгоняемый жутким видением ржавых крючьев  живодерни, умчался в Дорнуэльские болота.
 
          Король, всерьез обеспокоенный  угрозой утечки сплетен из дворца и неминуемым в таком случае скандалом, вызвал  меня, чтобы пообещать принцессу в жены. Скажу без лишней скромности, его выбор был просто идеален - кто же еще мог управиться и с принцессой и с рогатым жеребцом? Вот  только одного фактора мы с ним не учли: решительности Милоны идти до конца в  борьбе за свою любовь. Говоря простым человеческим языком - этого ребенка в  детстве мало пороли. Но я вроде уже упоминал о низкой квалификации дворцовых  нянек?
 
          Солнце давно перевалило за  полдень, тень от кустов передвинулась за наши плечи. В зарослях цветущего  можжевельника жужжат дикие пчелы, от нагретой солнцем земли поднимается густой  теплый аромат травы. Милона все еще продолжает что-то бормотать о чистой любви  и о праве принцесс на личную жизнь, но я уже ее не слушаю, мысли мои заняты  другим.
 
          "Значит, это она двое  суток шла по моим пятам по ночному жуткому лесу, жуя на ходу сорванные по  дороге дикие груши и используя холодную воду из ручья для подмывания? Ну, что же, похвально, хотя и несколько рискованно для здоровья  царственных особ. Вот интересно, только, на что она рассчитывала? Надеялась  убить опытного мужчину, который наголову выше ее и почти в два раза тяжелее? Допустим, ей бы это удалось, и, как она себе представляла их дальнейшую жизнь с  Филиппом"?
 
          Ах, женщины, женщины - в этом  вся их суть, главное для них само слово - любовь. Куда-то летят, совершают  безумные поступки, преодолевают преграды и все ради эфемерного чувства, пустого  звука, совершенно не задумываясь о реальности, о сексуальной гармонии, наконец.  Вот и эта вбила себе в голову, будто ее влечение к первому попавшемуся юнцу и  есть то самое чувство, о котором написано столько книжек, а сама, судя по  всему, даже не переспала с ним ни разу по-человечески.
 
          Ладно, я тоже хорош, сижу и  глажу по головке эту взбалмошную девчонку, вместо того чтобы заколоть единорога,  взвалить принцессу через седло и ехать во дворец за своим счастьем. Пересилив  навалившуюся дрему, я встаю, делаю несколько движений для разминки и бросаю  взгляд на мирно пасущегося Филиппа. С самого начала убийство единорога не  входило в мои планы, бедный парнишка и так жестоко наказан судьбой, однако, в  свете последних событий выходит, что его существование угрожает не только моей интимной жизни, но и благосостоянию всего рода Ли Груйе. Понятно, что подобное обстоятельство исключает гуманизм в общении, если можно применить этот термин к  рогатому жеребцу.
 
          Милона перехватывает мой устремленный на единорога взгляд, и взгляд этот ей не нравится. Она резко вскакивает,  будто маленькая отпущенная пружина, и одним прыжком становится между мной и  зверем. Глаза ее блестят, на лице появилось знакомое упрямое выражение, и мне снова, нестерпимо хочется схватить ее, сжать в объятьях, порвать в клочья  одежду и бросить голой на склон холма. Так, чтобы пополуденное солнце высветило  каждую укромную часть ее тела, каждый волосок на животике, каждую складочку в  промежности. А потом...
 
          Нет, как ни крути, а из чувства  элементарного милосердия придется все-таки начать с Филиппа, чтобы, зарубив его,  избавить бедного пажа от созерцания картины нашего неистового совокупления. К чему лишние мучения?

        Наверное, все эти мысли  ясно отражаются на моем лице, и о совокуплении с мучениями тоже, потому что, принцесса вдруг выпаливает:
          - Я согласна стать твоей женой,  только не убивай его
          И я снова чуть было не сел на пригорок, с которого только что поднялся!
  "Ха! Наша девочка согласна на такие жертвы ради жизни возлюбленного? Ну, не  дура, скажите?"
 
          Вот он, живой пример вредного влияния романтической поэзии на подрастающее поколение. Нет уж, мои дети будут  читать только полезные книжки: справочники по колдовству и алхимии. Хотя, в данном случае ее экзальтированность мне только на  пользу. Думаю, уже можно присылать поздравления, свадьба с королевской дочерью, практически,  у меня в кармане, основные действующие лица, похоже, не возражают, ну, если не брать во  внимание Филиппа.
 
          Остаются лишь кое-какие детали,  для уточнения:
          - А как мы объяснимся с твоим  папашей? Ведь он потребует либо единорога, либо доказательств его смерти?
          - Я придумала. Весной Филипп  сбрасывает старый рог и у него вырастает новый. Он недавно сбросил старый рог,  я видела его у ручья на опушке. Если мы привезем его, вымазав в крови, можно  будет сказать, что Филипп убит.
 
          "Какая у нас смышленая принцесса, однако. С ней нужен глаз да глаз. А то, глядишь, однажды утром захочешь  проснуться - а головы-то, и нет".
        Это я думаю про себя, на будущее, а вслух говорю:
          - Хорошо, но у меня есть еще  одно условие.
          - Какое?
 
          Несмотря на нашу состоявшуюся  только что помолвку, Милона продолжает смотреть с неприкрытой враждебностью - странно,  почему меня это не удивляет? Я наклоняюсь к ней и, наслаждаясь своей властью,  тихим заговорщицким голосом говорю:
          - Постель
          - Что? - не понимает она.
          - Как твой будущий муж я хочу  иметь гарантии, что брак не будет полностью фиктивным, что мы будем жить  нормальной супружеской жизнью, иначе - я не согласен. Какой мне смысл  прикрывать зад твоему любовнику, а самому не получить ничего взамен?
 
          Милона начинает что-то понимать,  на нее жалко смотреть - губы дрожат, в глазах ясно читается острое желание  разорвать меня на клочки - но карты сегодня выпали скорее в мою пользу. Молчание  затягивается. Я уже начинаю подумывать, а не слишком ли я жесток, ставя юную  девушку, почти ребенка, перед перспективой секса с нелюбимым человеком?
 
          Может оказаться, что ее незрелая  психика еще не в состоянии переварить такую перспективу? Но тут, я очень кстати  вспоминаю о ночных свиданиях Милоны с белым жеребцом в дворцовом парке и  успокаиваюсь за ее психику. В любом случае секс со мной будет меньшим  извращением. И принесет гораздо больше удовольствия, уж за это я ручаюсь.
 
          Прозрачную летнюю тишину  нарушает громкий неприличный звук, исходящий из-под задранного хвоста единорога.  "Все-таки он злоупотребляет свежими ягодами" - машинально отмечаю я -  "Что с него возьмешь, мальчишка, тянет на сладкое". Но, как культурный  человек, подчеркнуто гляжу в сторону, насвистывая что-то из фольклора, и  поглаживая рукоять меча.
 
          Наконец, принцесса тихо, чтобы  не услышал Филипп, шипит сквозь зубы:
          - Хорошо, я согласна
          - Э-э нет, ты должна дать  королевскую клятву на перстне.
 
          Опять молчание, опять пронзительный взгляд, раздумье. Я добавляю:
          - Если кто-то из слуг заметит,  что мы не спим вместе - это может вызвать подозрения. К тому же, не забывай, я  ведь люблю тебя. И готов на все ради этой любви.
 
          Последние слова я невольно произношу с излишним пафосом. Лицо Милоны искажает злобная гримаса, она понимает мою иронию, но другого варианта у нее нет. Повернувшись к единорогу спиной, принцесса кладет  одну руку на другую, прикладывает указательный палец к своему перстню с рубином и быстренько, скороговоркой произносит стандартную клятву.
 
          Перстень - фамильная  драгоценность с особыми волшебными свойствами, нарушать клятву не рекомендуется  ни королям, ни малолетним принцессам. Что может последовать за ее нарушением -  никто уже толком не помнит, видимо потому, что рискнуть, и нарушить эту клятву  желающих пока не было.
 
          Ну, вот, дело и сделано,  соглашение заключено. Внезапно, меня охватывает легкое чувство стыда: взрослый  мужчина припер к стене незрелую девчонку, воспользовался ее безвыходным  положением.
        Хотя, если глянуть на это дело с другой стороны - это не я припер ее к стенке,  это, если можно так сказать, семейные обстоятельства и плохое воспитание  привели к подобному результату. Но еще более сильным чувством является жуткое  облегчение охватившее меня. По всей видимости, где-то в глубине души, даже  после обещания короля я не очень-то верил, что когда-нибудь мне представится  случай увидеть эту гордячку в своей постели. Теперь преград к этому не  осталось.
 
          К тому же, отпала надобность в  убийстве единорога, что тоже немаловажно. Вы не поверите, какое это неприятное  зрелище, агония крупных животных – лошадей, оленей, ну, и, королевских пажей, само собой.
 
          Мы долго идем к опушке, нас  ведет Филипп, ведет к тому самому месту, где он сбросил свой прошлогодний рог. По пути  Милона все норовит погладить его, потрепать гриву, да и он, судя по определенным  признакам, не прочь потрепать ей кое-что. Я иду сзади, и усмехаюсь их детским  порывам, пусть порезвятся напоследок, в конечном итоге -  самое вкусненькое все равно достанется мне. Наконец, настает пора прощания. Они стоят на фоне  закатного солнца, Филипп положил голову на плечо Милоне, та, гладит его по холке и что-то нашептывает на ухо. Я, по природе, человек не особенно сентиментальный,  но и меня растрогала эта картина. В голову даже приходит шальная мысль - а не  оставить ли мне мою парочку, минут на пятнадцать, наедине, в качестве жеста  доброй воли.
 
          Но здравый смысл побеждает.  Толку в этом все равно нет никакого. Да они и сами уже познали горькую истину:  люди и единороги несовместимы. Единственное, что я могу сделать полезного -  сходить в кусты отлить, пока они там шепчутся. Вернувшись, укладываю в походную  сумку найденный у ручья рог, Милона бросает последний полный слез взгляд в  сторону опушки, где понуро стоит наш четвероногий приятель - и мы отправляемся  в обратный путь.
 
        *****
 
          В королевском замке меня  встречают как героя. Мало того, что я избавил королевскую семью от позора в  лице Филиппа, но самое главное, привез домой целой и невредимой принцессу, и  что немаловажно, она готова на брачный союз со своим спасителем. Мы  рассказываем придуманную по дороге легенду, которая, впрочем, мало кого  интересует. Правда, во время нашего сбивчивого рассказа папенька несколько раз  бросает на меня лукавый понимающий взгляд. Несомненно, он уверен, что причиной  резкого изменения отношения принцессы к замужеству стала именно моя мужская  сила.
 
          Разуверять его совсем не  хочется, пусть старик радуется, тем более, что внешне, все соответствует нормам  этикета и традициям двора. Подготовка к свадьбе идет полным ходом: дворцовые  писари строчат приглашения для гостей; в подвале королевской кухни маринуются  тысячи свиных отбивных; на огороженном участке, в дворцовом саду, слуги  откапывают специально хранившиеся на этот случай бочки с вином. Начали  приходить уже первые поздравления от родственников и друзей.
 
          Особо удивляет и радует меня послание мятежного барона Лондуэлского. Он прислал розовый конвертик с вензелем,  в виде серебристого сердечка. Внутри поздравления -  заверения в дружбе, пожелания скорой смерти  королю, вкупе с пожеланиями мне поскорее занять престол, а в самом конце,  неприличные намеки на выдающиеся мужские достоинства, которые помогли мне усмирить Милону. Я, конечно, польщен, хотя барон ошибается, так же как и  король-отец.
 
          Милона ведет себя превосходно,  подчеркнуто советуется со мной о фасоне свадебного платья, обсуждает список  гостей а, присутствуя на важных беседах, постоянно прижимается к моему бедру,  отчего я начинаю заикаться при разговоре с главным дворцовым распорядителем и  тщательно запахиваю полы парчового кафтана. Мне, иногда кажется, что она не  просто делает вид, а развлекается подобным образом. Ну, ничего, у меня впереди  еще брачная ночь, я сумею отыграться за эти шуточки.
 
          Свадьба проходит весело и без  особых происшествий. Мы с Милоной сидим, дружелюбно улыбаемся всем гостям,  радостно благодарим за тосты в нашу честь, а после разрезания традиционного  торта с целующимися голубками из сливочного крема, даже пляшем танец  молодоженов. Король-отец от умиления напивается до состояния неподвижности и  его торжественно относят в спальню.
 
          Небольшой инцидент с двоюродным  братом короля герцогом Лумельским только добавляет веселья присутствующим.  Надравшись красного вина, герцог пошел искать туалет, и свалился с лестницы в  подвал за королевской кухней. Дело обошлось вывихнутой лодыжкой, но пролежал он  там часа два, распевая военные песни, пока шеф-повар короля не заинтересовался  запахами и звуками, несущимися из подвала.
        Приблизиться к герцогу смогли, лишь вылив на него две бочки воды, но все равно,  когда его проносят через зал, несколько женщин падает в обморок от вони.
 
          А я все время чувствую напряжение,  в котором находится Милона в этот вечер. Мы связаны тайной, и тайна эта состоит  из двух частей сладкой и горькой. Сладкая предназначается мне, горькая -  принцессе. Наблюдая за ней, я не перестаю удивляться ее выдержке, такая  нагрузка часто бывает не под силу даже крепким мужчинам.
 
          Но она с честью выдерживает  почти до самого конца, и лишь перед дверью нашей спальни вдруг взрывается  рыданиями, смутив сопровождавших слуг. Я отсылаю их, сказав, что помощь нам не  нужна, и, взяв Милону на руки, вношу ее в спальню. Кладу на широкую  королевскую кровать, сам сажусь в кресло, поодаль, и жду. Рыдания не утихают,  постепенно переходя в истерику. В конце концов, мне это надоедает, я встаю и, подойдя к кровати, говорю:
          - С меня хватит. Если ты  сможешь раздеться сама, то я ухожу, буду спать в соседней комнате.
 
          Моментально наступает тишина, похоже,  она не верит собственным ушам. Я тушу все свечи, кроме одной, у изголовья,  поворачиваюсь и выхожу. Но идти в свою комнату мне совсем не хочется, я слишком  возбужден событиями. Кроме того, в душе играет обида. "Что она себе думает,  что я женщины не найду? Да мне стоит пальцем поманить, сотни красавиц будут  только рады разделить со мной постель"
 
          Спустившись вниз, прохожу через  полупустой зал. Гости разошлись, остались лишь те, кого не смогли растолкать, и  их решено было оставить спать за столом. Суетятся слуги занятые уборкой, где-то, под столами, грызутся собаки из-за костей, сквозняк из открытых дверей гоняет  пламя множества висящих в зале факелов, тени мечутся по стенам, усугубляя мое  дурное настроение. Выхожу на балюстраду у парадного входа, опираюсь на перила и  глубоко вдыхаю ночной воздух.
 
          Ветер шумит над замком,  раскачивая верхушки деревьев, но небо чистое и звезды тревожно мигают в темной  вышине.
          - Любуешься природой?
        Конечно, это Камилла, в своем вечном дурацком колпаке. Хорошо, хоть платье
надела приличное, красное с фиолетовыми клиньями и золотой вышивкой.
          - Спасибо тебе братец, что  пригласил. Я признаться, думала, постесняешься.
 
          Голос у ведьмы скрипучий, будто  ей уже сто лет, а ведь она всего лет на десять старше меня. Вот что значит,  профессия наложила отпечаток. Ну, и настой спиртовый тоже, в стороне не остался.
 
          - Ты уж меня прости дуру деревенскую,  что настроение порчу, но мой долг сказать - будут у тебя неприятности от этой  девчонки. Я вчера погадала немножко, так, чтобы пальцы размять, и  хорошего выпало мало. Все больше хлопоты да опасности.
          - А ты у нас на что? Ты же опытная ведьма, кто тебе мешает помочь брату, тем более, что с деньгами у меня  теперь проблем не будет. Колдуй без опасений, сестра моя, твой труд не пропадет  впустую!
          - Не о деньгах речь, балабол!  Неужели я не помогла бы тебе и без денег?
 
          На память приходит бутылочка травяного настоя, за два золотых, но я решаю, что лучше не спорить с родственницей, в столь счастливый для меня день. А она продолжает.
          - Есть персональные заклятия,  их может снять только тот, кто накладывал.
          - И что, меня кто-то уже  проклял? Я вроде не ощущаю.
          - Еще нет. Но все впереди. И  угроза идет от девчонки этой. А я тебе не охрана. Жить во дворце не собираюсь,  мне и в своем доме хорошо. Случится что - вызывай, помогу. Если совладаю.
 
          - Ну и на том спасибо. А я уж  постараюсь свои меры принять.
        Камилла ушла, а я все стою, дышу  ветром и, несмотря на тревожную новость принесенную сестрой, понемногу успокаиваюсь. Я так привык к опасности, что ее отсутствие воспринимаю как  ненормальность, как какой-то изъян в окружающем мире. А теперь, жизнь вернулась в  накатанную колею, все стало на свои места.
 
        Тем более, что Камилла явно перестраховывается, ну какая-такая, серьезная  опасность может исходить от плаксивой малолетки пишущей стишки? Поднимаюсь в  свою комнату и засыпаю так быстро, что даже не успеваю обдумать планы на  следующий день.