ПОЧТИ ПРАВДИВАЯ ФАНТАСМАГОРИЯ,
писаная автором во вменяемом состоянии и с любовью к Александру Сергеевичу Пушкину
Окончание. Начало в http://www.proza.ru/2010/06/12/163
…Осмотревшись, первым делом я замечаю, что вместо маленькой уютной залы, обитой вишнёвым штофом, нашим местопребыванием стала полутёмная комната, в которой кроме массивного стола, покрытого тёмно зеленым сукном, ничего не было. Похоже, мы находимся в каком-то игорном доме, а может быть в собрании казённого учреждения, поскольку вокруг стола стоит множество стульев и на них сидят люди. Не обращая на нас никакого внимания, они играют в карты и разговаривают, но мне их не слышно, как в кино с отключенным звуком. Окинув взглядом эту группу и удивившись их разношёрстности в смысле одеяний и тому, что «подселенцы», кажется, не видят нас, я решаю не заморачиваться и сосредотачиваюсь на партнёре – на Пушкине, тем более, что он подаёт голос:
– Ваша карта бита, корнет…
Да, это так. А это означает, что я остаюсь без денег, поскольку проиграны последние пять рублей. Меня это нисколько не напрягает, а вот Пушкин огорчён:
– Вынужден признаться, сударь, что я допустил оплошность в самом начале игры. Я не должен был одалживаться именно у вас, поскольку знаю доподлинно, что если дать взаймы перед игрой – неминуемо проиграешь. Мне надо было взять в долг у поручика, раз он отказался понтировать… – признавшись в непреднамеренном подвохе, Пушкин делит свой выигрыш пополам и придвигает ко мне левую кучку ассигнаций. – Возвращаю вам свой долг, корнет. Можем начать новую серию…
Я не успеваю отказаться, поскольку Пушкин вдруг срывается с места и идёт к выходу. Там стоит некий господин, лицо которого мне кажется знакомым. Ба! Да ведь это лакей из дома Чекалинского! Только тут он выглядит совсем иначе: холёный, важный, самоуверенный… и такой же наглый. Он что-то цедит Пушкину и тот явно радуется…
Пока я пытаюсь понять суть сцены у входной двери, незнамо откуда появляется Шурочка. Она толкает меня в плечо и негромко высказывается:
– Вы только посмотрите! А ведь он тебя обыграл! А говорят, что он проигрывал даже таким людям, которых, кроме него, обыгрывали все. А ещё говорят, что однажды Пушкин куда-то ездил за несколько сот вёрст на бал, где надеялся увидеть предмет своей тогдашней любви. Приехал в город он до бала, сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все деньги свои и бал, и любовь свою…
Мне эта информация мало интересна и я задаю вопрос в лоб:
– Где мы сейчас находимся?
– На Дону, – немного растерянно отвечает «корнет Азаров», – в Нахичевани…
Я не верю своим ушам! Ведь мы находимся в самой тайной точке биографии поэта! Здесь затеряно несколько дней его пути из Арзрума в столицу! Сюда он отправился из Минвод с городничим из Сарапула после того, как проигрался там в пух и прах, да к тому же, согласно молве просадил казённых тысячу червонцев, которые доверил ему генерал Раевский – а это чуть не десять килограммов золота! А потом, в Новочеркасске, занял денег на дорогу до Москвы едва ли не у самого атамана, да и те будто проиграл, и не кому-нибудь, а своему новоиспечённому другу-городничему… Дурову! Тут меня осеняет и я почти сердито спрашиваю у Шурочки:
– Слушай, а ведь где-то здесь твой братец ошивается! Признавайся, ты с ним в сговоре против Пушкина?
– Какой братец?! – не на шутку пугается Шурочка. – Я тут с поручиком Ржевским. Он с пакетом ускакал в Новочеркасск, вот-вот вернётся! О ком ты говоришь?
– Я говорю о Василии Андреевиче Дурове, отставном ротмистре и городничем Сарапула и Елабуги! Он понтировал с Пушкиным на Кавказских минеральных водах!
– Помилуй, Ларик, что ты всё в одну кучу валишь! – воспрянула духом Шурочка и пошла в атаку. – Это не мой братец, а моего прототипа кавалерист-девицы Надежды Дуровой! Я персонаж совсем другой истории, «Гусарской баллады»!
Это верно, все мы тут персонажи разных историй… Только хотелось бы знать: я тут из какого триллера? И зачем я тут? Может для того, чтобы узнать у самого Пушкина тайну его проигрышей и выигрышей? Ведь он разжился тут деньгами, да ещё такими немалыми, что и с карточными долгами в столице расплатился и жениться смог! А кредиторов у него была уйма и «сорвать банк» на Кавказе не получилось.
Это всё известно из записок Михаила Пущина. Это он поведал о знакомстве Пушкина с Василием Дуровым на водах и о том, как новообретённый «друг» восхищал и удивлял Пушкина рассказами о своих приключениях и проектами добывания денег. Настолько, что о том, как Дуров, выиграл у Пушкина пять тысяч рублей, которые тот раздобыл на обратный путь, поэт писал в письмах со смехом. Более того, он довёз проигравшегося Дурова до Москвы в своей коляске. Да и потом они остались дружны и состояли в переписке…
Много неясностей в этой истории, но как я спрошу об этом у Пушкина? Об этом и о «погоне», о которой он упомянул в своём стихотворении «Дон»: «Отдохнув от злой погони, чую родину свою …».
Пока я размышляю о своих дальнейших действиях, Пушкин с весьма довольным лицом возвращается к столу. Шурочка с любопытством взирает на него, но он словно не видит её и обращается ко мне с тем же предложением, что и несколько минут назад:
– Ну что, сударь, начнём новую серию?
Я не очень уверенно, но целенаправленно возражаю:
– Что-то мне нынче не везёт в карты, Александр Сергеевич… Если вы не против… Хотелось бы послушать ваш рассказ о путешествии в Арзрум, о том как вы сюда приехали… Вам так понравился Дон, что вы решили задержаться?
Пушкин смотрит на меня долгим и внимательным взглядом, явно чуя моё непраздное любопытство, и многозначительно улыбается:
– Зачем вам это, корнет? Кавказ – история длинная, мне самому надо всё осмыслить… Скажу лишь, что встречался с друзьями и мне было весело. Бывало, затевал скачки, путешествовал… Но давайте-ка, лучше я расскажу вам как гостил у калмыков! Один забавный эпизод из моего Кавказского путешествия… – я вынужденно киваю и Пушкин оживляется. – Посетил я как-то калмыцкую кибитку и молодая калмычка, собою очень недурная, угостила меня чаем с бараньим жиром и солью. Я хлебнул, стараясь не перевести духа. И скажу я вам, ничего не пил гаже! Но вида не подаю, рассчитывая на особую милость степной цирцеи. Заел я этот чай сушеной кобылятиной и понадеялся на поцелуй, но моя гордая красавица ударила меня балалайкой по голове…
Я смеюсь: эпизод и вправду забавный. Шурочка мне вторит, Пушкин тоже доволен. Некоторое время сидим молча, не зная чем занять себя, поэт без особого удовольствия потягивает вино и посматривает на дверь – явно кого-то ждёт. Я осторожно слежу за ним боковым зрением и разглядываю группу игроков по ту сторону стола за невидимой преградой. Ловлю взгляд Шурочки и понимаю, что она видит то же, что и я...
К Пушкину подходит не неизвестный мне человек и по тому, как он склоняется к нему и по вопросу я догадываюсь, что это хозяин заведения.
– Как вам кажется наше вино, Александр Сергеевич?
– Ничего, кажется, вино порядочное, – бормочет поэт, слегка морщась.
– Правда? – почему-то переспрашивает хозяин. – А поверите ли, что, тому шесть месяцев, нельзя было и в рот его брать?
– Поверю, – соглашается Пушкин и звонко хохочет.
Хозяин из вежливости тоже смеётся, затем склоняется и что-то быстро шепчет гостю на ухо. Выслушав его, Пушкин легко поднимается и спешит к человеку, маячащему за входной дверью. Оба исчезают, но вскоре появляются по ту сторону игрового стола. Их усаживают на подготовленные стулья и начинается новая игра, вернее, не игра, а настоящий спектакль: таким вдохновенным выглядит Пушкин. Его озарённое внутренним светом лицо, живая мимика и артистичные жесты притягивают внимание и завораживают настолько, что не замечаешь других участников сцены. Он не играл – он творил действо!
Хотя о чём это я? Появление среди игроков нашего поручика не может остаться незамеченным – по крайней мере, Шурочкой. Она радостно ойкает и летит к двери. И натыкается на распростёртые объятия стража:
– Вам туда нельзя, барышня!
– Какая я тебе барышня, сволочь? – сердится Шурочка. – Я корнет Азаров! – и она пытается проскользнуть под руками охранника порядка.
Но не тут-то было! Тот оттаскивает девицу-кавалериста от двери и крепко обхватив обеими ладонями грудь, приподнимает от пола. От неожиданности я на несколько секунд столбенею – пока не убеждаюсь, что «страж» этот всё тот же ненавистный мне лакей. Да он же её откровенно лапает! Шурочка визжит от боли и отвращения, а этот гад лыбится с циничным довольством!
И я свирепею: бросаюсь на насильника и впиваюсь всеми зубами в его плечо. Улыбка мигом сползает с его лица и он, отшвырнув Шурочку к стене принимается за меня:
– И ты туда же, девка!
Ну это уже слишком! Во-первых, я не девка, а приличная женщина в бальзаковском возрасте! Во-вторых, я сейчас парень, боевой корнет! Не отдавая себе отчёта в этой бредятине я замахиваюсь на Чекалинского лакея – и не успеваю сообразить почему у меня трещит кожа над губой! Оказывается, это хлыщ отрывает мои усы – и они отлетают как приклеенные! В моей голове теснятся дикие вопросы: так что, я ни то, ни сё? Ни мужик, ни баба? О, ужас! Где моя выдающаяся во всех смыслах грудь? И что это у меня там…
Вот туда и бьёт меня вражина коленом! Я подскакиваю, подпёршая стену расхристанная Шурочка визжит и откуда-то из угасающего сознания выплывает «благородное» и отборное негодование поручика Ржевского…
Я открываю глаза и вижу встревоженное лицо сестры:
– Ты в порядке? Ох, и напугала ты меня! Вроде как спокойно читала своего Пушкина – и вдруг ни с того ни с сего голова как у курёнка набок! Как мёртвая! Я кружилась-кружилась минут десять уже скорую хотела вызвать…
Мне ничего не понятно и трудно врубиться в эти слова – но руки сами собой шарят по телу: здесь моя гордость! Цела и невредима… и не уменьшилась вроде бы… И… больше никаких бугров на теле! Какое счастье: я опять женщина!
Я радостно смеюсь и сестра снова встревожилась:
– Что? Что тебя так развеселило? Это был обморок?
И что мне ответить, если я до сих пор не соображу, что за шуточки некто отколол со мной? Где я была? А! Всё на фиг. Не снимая рук со вновь обретённой груди, я декламирую стихи из «Евгения Онегина»:
«Столы зеленые раскрыты: зовут задорных игроков бостон и ломбер стариков, и вист, доныне знаменитый, однообразная семья, все жадной скуки сыновья…» – дальше я не помню и просто сладко потягиваюсь.
– Слава Богу ты оклемалась, – удовлетворённо улыбается сестра, – а то случись с тобой что плохое – кто ответит?
– Пушкин! – выпаливаю я без раздумий. – Он наше «всё», потому всегда за всё в ответе…
Источники информации:
http://camelot.com.ua/show_items.asp?k=353
http://www.marriage.ru/pushkin2.htm
http://www.7c.ru/archive/2610.html
Коллаж автора