Грация

Я не могу сейчас вспомнить наверняка, когда именно все это началось. Вроде бы, сколько себя помню, всегда так было. Да, с самого детства так и было - с ранних лет я начал притягивать к себе насекомых. В то время как мои сверстники плескались на речках, я лежал в больнице, восстанавливаясь после осиных укусов. Дети выискивали божьих коровок, превращая свои поиски в увлекательную игру, а я не знал, как отбиться от этих жуков. Лес был особо неприятным местом для меня – не успевал я приблизиться к нему хотя бы на двадцать метров, как меня облепляли комары и клещи. Они не кусались, а просто возникали, словно из воздуха, и садились мне на плечи, руки, голову…

Едва я успевал завести новые знакомства, как нам снова приходилось переезжать: полчища тараканов моментально оккупировали кухню; количество домашних пауков и мушек переваливало за все допустимые нормы; а те же осы нагло начинали строить свои ульи прямо в комнате! Борцы с паразитами не давали никаких положительных результатов, а родители и слышать ничего не желали о том, что причина во мне, а не в месте жительства.

Я никогда не задумывался в первопричине такой странной дружбы между нашими видами и, наверное, рано или поздно я бы не выдержал и что-нибудь с собой сотворил, если бы однажды мои страхи и отвращения не переросли в симпатию! Этому ничто не предшествовало, видимо, это вошло в такую привычку, что я начинал некомфортно себя чувствовать, когда рядом не оказывалось моих весьма навязчивых «друзей». Хотя, такое и случалось крайне редко. Таким образом, моя простая симпатия обратилась в настоящую страсть.

Когда я окончил школу, один мой хороший приятель сразу же пристроил меня на фирму своего отца. Я был своего рода разнорабочим и выполнял мелкую и не всегда чистую работу, но никогда не жаловался. К тому же, первая же прибыль оказалась весьма ощутимой по тем меркам. Тогда же я и купил себе мадагаскарского таракана, которого было совсем непросто достать. Он и послужил отправной точкой для старта моей коллекции.

Время шло, и мой приятель сам стал главой этой компании, в то время как я получил должность его заместителя. Дома на тот момент моего возвращения ждали двадцать два вида различных насекомых: от палочников и богомолов до жуков скарабеев и огромных бабочек. Так же у меня был один скорпион, хотя он и не относился к классу насекомых. Его мне подарили на работе, когда узнали о моем увлечении. Только они не знали, что особенно сильное восхищение у меня вызывали ядовитые насекомые, поэтому после получения такого подарка я испытал несколько противоречивые чувства.

Время продолжало идти и, в силу не совсем благоприятного стечения обстоятельств, новым владельцем компании стал я. В этот период я встречался с девушкой, которая, как ни странно, целиком и полностью разделяла мои взгляды в отношении насекомых.

Я не стану в красках рассказывать, как все ее слова в результате оказались ложью; как все наши отношения были лишь хитроумным расчетом; и как все в конечном итоге свелось к документам на эту злополучную фирму. Да, в результате все то, что так внезапно пришло ко мне из ниоткуда, так же стремительно улетучилось в никуда.

Оставшись без основного источника моих доходов, мне пришлось продать квартиру и большую часть имущества. Сгоряча я даже продал практически всех своих питомцев, оставив только двух своих любимцев – небольших безымянных пауков вида «Черная вдова», и гордость своей коллекции – гигантскую ядовитую сколопендру.

Про нее хотелось бы сказать отдельно.

Однажды я заглянул в зоомагазин, где продавцы здоровались со мной по имени, а покупатели порой спрашивали у меня совета. Я собирался, как всегда, купить корма своим питомцам и, возможно, приобрести нового. Расхаживая среди террариумов, мне на глаза попалась, как я тогда посчитал, некая экзотическая сороконожка, которую я раньше еще ни разу не видел в этом магазине, да и вообще. В ней было что-то неуловимо привлекательное, что-то утонченно изысканное, поэтому я никак не мог пройти мимо. Я восторженно изучал ее, а она меня. Мне неизвестно, ее привлек этот мой особый магнетизм для насекомых или же это было ее собственное любопытство?  Мне искренне хотелось верить во второе.

Понадобилось всего пара мгновений, чтобы четко осознать: «Я хочу, чтобы это насекомое было у меня дома».

Первые несколько дней я только и делал, что сидел напротив террариума и любовался его новой обитательницей. Меня буквально гипнотизировали все ее движения, вся ее изящность, вся идеальная последовательность даже самых простейших действий. Довольно скоро я стал называть ее Грацией. С одной стороны, это слово выражало мои эмоции и подчеркивало все ее величие; с другой – оно прижилось как-то сразу, и я быстро к нему привык.

Когда Грация подросла, она стала еще прекраснее в моих глазах. За все это время я успел ее по-настоящему полюбить. Не как человека, но как члена семьи. Я общался с ней, делился мыслями, старался сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась; до сих пор я не позволил себе лишь одного – взять ее в руки или хотя бы прикоснуться к ней. И дело было не в ее ядовитых ногочелюстях (яд которых не опасен для человека, в отличие от яда «Черной вдовы»), а потому, что я был пока еще не достоин. Такую наглость я не мог себе позволить, хотя, не скрою, я временами помышлял об этом, но это были только мысли, не более.

Когда наступил тот переломный момент, о котором мне тошно вспоминать, всего на секунду рассудок наполнило нечто схожее с помешательством; меня посетила дикая, безумная, совершенно абсурдная мысль: продать Грацию. Эту мысль я отогнал от себя сразу же и остался с многоножкой, двумя пауками, самыми необходимыми вещами и некоторой денежной суммой, которой по моим расчетам хватит еще на год жизни выше среднего. И все это под крышей небольшого домика где-то в пригороде, в какой-то глуши, где ближайший продуктовый магазин находится за пятнадцать километров (и добираться до него мне приходилось пешком – машина была продана вместе с квартирой); где нет конкретного почтового адреса, а сам дом плотно окутывает лес; где, с другой стороны, очень чистый воздух, а по ночам небо настолько усыпано звездами, что оно кажется одним горящим синим полотном, что кое-как компенсировало мои потери.

Я успел привыкнуть к этому домику и более-менее в нем обжиться, когда позвонила моя бывшая.

Вот именно с этого момента мне хотелось бы рассказать подробнее.

Позвонила она в районе десяти вечера. Интонация ее голоса была какой-то угрожающей, а каждое слово звучало, как насмешка. Практически не давая вставить мне слово, она задавала мне вопросы и сама же на них отвечала; весь ее разговор сводился к тому, что она получает хороший доход («Чего и тебе желаю», - добавила она и злорадно рассмеялась), что ее забавляло то, как я пытался за ней ухаживать и насколько хорош ее нынешний ухажер (который, как оказалось, был у нее еще при мне, и который и разработал все детали с виду легального получения прав на мою фирму) и, подводя итог, она сообщила, что завтра вечером совершит визит в мой «коттедж» с целью забрать некоторые документы. «Тебе они все равно не нужны, а мне не помешают, до встречи!» -  это были ее последние слова, которые я услышал в тот вечер.

Меня возмутил и поразил ее звонок. Кем нужно быть, чтобы говорить такие вещи и требовать то, что, в принципе, ей нужно, я уверен, лишь для того, чтобы лишний раз напомнить о том, как ловко они меня обманули?

С сущностью некогда любимой девушки я давно уже смирился и вынес изо всей этой истории ценный урок, но смириться – не значит забыть и простить. Я только принимал все это, как неизгладимую часть моего насыщенного, теперь уже прошлого.

Найти эти поганые документы (вообще-то, один документ) не составило особого труда: к счастью, я храню все ценные бумаги в одном месте.

На следующий день я был сам не свой. Приближение неизбежной вечерней встречи с человеком, который меня предал и был мне сейчас омерзителен настолько, что меня передергивало только от одной мысли о ней, угнетало и слегка поигрывало на моих нервах.

Успокоиться помогало только созерцание Грации: она быстро перебирала лапками, поедая лакомство, которое я кинул к ней в жилище несколько минут назад. Закончив трапезу, она взобралась на небольшую возвышенность из веток и мха и стала чиститься. Свет от лампы, которая была установлена на одной из стенок террариума, переливисто играл на ее гладкой черной блестящей коже, и это зрелище очаровывало.

Вот так я и просидел напротив нее почти весь день, практически не заметив наступления вечера. Из этого беспамятства в реальный мир меня вернул беспардонный, громкий и продолжительный стук в дверь. Разумеется, - это была моя бывшая.

От нее слегка попахивало спиртным. Видимо, начало празднования последних штрихов моего разгрома было положено еще днем.

- Мило, - с усмешкой сказала она, осматриваясь внутри моего дома.
- Быстро меня нашла? – почему-то я все еще хотел казаться вежливым.
- Не очень. Но, знаешь, для того, кто на колесах, это не такая уж и проблема! – она рассмеялась каким-то натянутым смехом.

Неторопливо пройдясь по комнатам, она остановилась возле  пауков и Грации.

- О, ты все еще держишь у себя эту пакость? Я думала, что ты уже повзрослел и избавился от нее.
- Ты же говорила, что тебе нравится мое хобби!
- Да-да-да, а еще я говорила, что, кроме тебя, у меня никого нет! – она снова рассмеялась. – У тебя есть что-нибудь выпить?

Я молча достал бутылку «Блю Кюрасао» из серванта и налил себе и ей. Она помедлила, а я сразу опустошил стакан с крепким напитком и налил еще.

- Брр, гадость! – она постучала по стеклу террариума с Грацией и сделала первый глоток, - а вот эта синяя штука весьма даже неплоха.

Моя нагловатая гостья еще раз довольно сильно ударила по террариуму (в этот момент, помнится, я крепко сжал в руке стакан с остатками ликера, еле сдерживаясь, чтобы не запустить им в нее, защищая Грацию; остановило только то, что моя любимица не подала никаких видимых признаков какого-либо беспокойства или дискомфорта) и двинулась дальше.

- Документы ты, конечно же, не искал? – она сделал еще один глоток, а я, не говоря ни слова, взял со стола в другой комнате файл с нужной, заранее приготовленной бумагой, и протянул его ей. – Отлично! – бегло взглянув на листок, она положила его в сумку. – Ну, ты как? Держишься? Оправился?
- Было бы, за что держаться, и от чего оправляться.
- То есть, ты хочешь сказать, что ты все знал? Наверное, это был твой ловкий план, как нам все добровольно отдать? Пожалуйста, не смеши меня.
- Зачем ты это? – Я не хотел снова ссориться, потому что это все равно бы ни к чему не привело.
- Что «это»?
- К чему ты снова язвишь?
- А мне разве нужна причина? – вновь смех.
- Получила, что хотела? А теперь пошла вон отсюда! – крикнул я и залпом допил содержимое стакана.
- Аккуратнее, дорогой, - она плюхнулась на диван и закинула ноги на тумбочку, что стояла рядом, - а то и без этой халупы останешься.
- Без этой халупы останешься… - я задумчиво повторил ее слова, а затем посмотрел ей точно в глаза и сказал, - Почему ты так себя ведешь? Тебе, наверное, было невероятно тяжело сдерживать свои эмоции, пока мы были якобы вместе!
- Скорее, - она отвела взгляд, достав из сумочки мобильный телефон, и сделала вид, будто ей срочно понадобилось что-то в нем найти, - мне было невероятно тяжело сдерживать смех, слушая тебя. «О, дорогая, - не отрываясь от телефона, она начала изображать мой голос и интонацию, - я готов сделать для тебя абсолютно все, что ты скажешь».
- Но ты сказала, что это все пустые слова…
- И ты, мой прекрасный принц, - усмешка, - решил доказать мне, что это не так!
- Да, я оказался полным идиотом. Освежила всю картину в памяти? Полегчало?
- Возможно.
- Чего тебе еще нужно? Черт, да мы даже не были расписаны!
- Да, я и сама не ожидала, что ты так ускоришь весь процесс. И это забавляет меня еще больше.
- У тебя все – сплошь забавы. Поступки, слова, чувства – все одни забавы!
- Тебя это разве не злит? – она отложила телефон и сделала еще один глоток.
- Ты пытаешься меня разозлить? – на деле, меня уже давно переполняла ярость.
- Было бы забавно на тебя посмотреть.
- Опять тебе все забавно! Знаешь, - я подошел к террариуму с Грацией и осторожно приложил ладонь к стеклу, - сегодня у тебя неудачный день, - уже более спокойно закончил я свою мысль.
- Вот ты говоришь, что тебе не от чего оправляться, значит, ты себе уже нашел кого-то? Хотя, сомневаюсь! Ты, скорее, со своей каракатицей спишь, чем с человеком противоположного пола.
- У тебя комплекс неполноценности из-за этого?
- Из-за чего?
- Из-за того, что я скорее предпочту спать с «каракатицей», чем с тобой!
- Так ты этого не отрицаешь?
- Чего?
- Что спишь со своей гусеницей.
- А если бы и спал, то что? Не смогла бы этого пережить?
- Нет, родной, тогда бы я просто вызвала бы тебе бригаду врачей.
- Это все, что ты хотела сказать?
- А что ты еще хочешь от меня услышать? Может, тебе объяснить, почему я считаю такого рода связь ненормальной, если сам не понимаешь?
- Я же не про это!
- Ах, ты не про это? Тебе это кажется нормальным?
- Эту тему закрыли… - снова раздался взрыв хохота, который не дал мне договорить.
- Боже, я даже не могу подобрать нужного слова, чтобы сказать, на кого ты похож.
- Да, с выражением собственных мыслей у тебя проблемы.
- Ты всегда так считал?
- Практически.
- А почему же ты говоришь об этом только сейчас? Знаешь, - она помрачнела, - слышать такое от тебя довольно обидно.
- Обидно? Тебе?
- Неужели ты и в это поверил? – в который раз по комнате разнесся этот омерзительный смех.
- Да, я всегда считал тебя несколько ограниченной, - твердо заявил я, - но, наверное, за это ты мне и нравилась.
- Как это мило. Наверное, за вот это простодушие ты нравился мне.
- Так все-таки я тебе нравился?
- В определенном качестве.
- Каком?
- В качестве жертвы.
- Я поражаюсь, как спокойно ты об этом говоришь.
- А что, я должна паниковать? По-моему, это чувство тебе к лицу, а не мне.
- Я свое уже отпаниковал!
- И это говорит человек, которому было не от чего оправляться и не за что держаться.
- А почему ты думаешь, что я паниковал из-за тебя? Почему ты вообще связываешь все, что творится в моей жизни непосредственно с собой?
- Ты же сам говорил, что я – это самое важное, что произошло в твоей жизни.
- Да, это мои слова и я от них не отказываюсь.
- А от остальных отказываешься?
- Этого я тоже не говорил. Почему тебе так важно во всем меня подколоть?
- Ты считаешь, что я тебя подкалываю, милый? Нет, ну что ты! Я просто общаюсь. Мы просто общаемся, мы же взрослые люди.
- ТАК ты раньше никогда не общалась.
- Ну, это было раньше, а сейчас кое-что изменилось, ты не забыл?
- Я прекрасно все помню, но у меня и так уже ничего нет, не надо играть на моих нервах! Чего ты этим добиваешься? Ведь я никуда не заявлял и не собираюсь; я полностью разгромлен, и я признаю это. Зачем ты давишь на меня? Чего ты хочешь этим добиться?
- Разве всегда должна быть какая-то причина?
- У тебя же была причина для знакомства со мной.
- Это верно. – Она замолчала, осушив стакан и поигрывая светом на его гранях.
- Так чего тебе еще нужно?
- Хм, Мэттив, - она прочитала слово на дне пустого стакана, - что бы это значило?
- Чего тебе еще нужно? – я повторил свой вопрос несколько громче.
- Ничего, - она жестом попросила налить ей еще, я нехотя выполнил ее просьбу, - просто у меня есть свободное время.
- Почему бы тебе не провести его вместе со своим?
- Потому что «моего» сейчас нет дома!
- Он тоже решил навестить какую-то жертву вашей аферы?
- Какие громкие слова!
- А что я не так сказал? Ведь вы же и есть мошенники и аферисты.
- Может быть…
- Ты еще сомневаешься?
- Мне не нравятся эти слова.
- А какие тебе нравятся?
- Не знаю… но эти точно не нравятся!
- Снова не можешь подобрать нужного слова?
- Не могу, я же глупая.
- Я такого не говорил. Будь ты глупой, ты бы не смогла меня так развести.
- Что это было? Комплимент?
- Пожалуй. Хотя, я думаю, что ты просто выполняла чужие поручения. И я даже знаю, чьи именно.
- И что теперь? Заберешь свой комплимент обратно?
- Нет, я внесу корректировку: не будь у тебя такого замечательного актерского таланта, ты не смогла бы так меня развести.
- Мне очень нравится слово «развести».
- Запомни это слово, - я кинул Грации еще один кусочек лакомства, - сможешь его использовать, когда опять запутаешься в собственных мыслях.
- Так и сделаю. Слушай, - она приподнялась, чтобы лучше видеть террариумы, -  а ты не боишься, что твои букашки могут выбраться из своих аквариумов и сожрать тебя?
- А что такое? Переживаешь, что вовремя не успела составить завещание от моего имени на себя и дать мне на подпись?
- Нет, в этом случае я просто спрашиваю.
- Не боюсь. Во-первых, какой бы с виду хлипкой не была крышка, она надежно удерживает их внутри; по крайней мере, они еще ни разу не выбирались. Во-вторых, даже если и выберутся, я уверен, что мне ничего не грозит.
- Почему? Уже держал их в руках?
- Пауков – да, а ее, - я указал на сколопендру, - нет.
- Все-таки боишься?
- Думай, что хочешь.
- Хорошо. А можно то, что я думаю, я кому-нибудь расскажу?
- Делай, что хочешь, мне плевать.
- Ты настроен агрессивно.
- Вовсе нет, мне просто наплевать.
- Вранье!
- Почему ты так думаешь?
- Зная тебя, могу уверенно сказать, что ты кипишь от ярости, но почему-то усердно ее сдерживаешь.
- Видимо, не так хорошо ты меня знаешь.
- Но я знаю тебя достаточно.
- Ну, это ты так считаешь.
- Я же имею право так считать.
- Хочешь о правах поговорить?
- А ты?
- Охотно!
- И что же ты хочешь сказать?
- Например, я знаю, что такое право собственности!
- Ну, поздравляю.
- Ты запомни эту формулировку, когда кто-нибудь тебя спросит, чего ты меня лишила.
- По-моему, ты не прав.
- В чем именно?
- В том, что формулировка «Право собственности» является ответом на вопрос «Чего я тебя лишила».
- А как бы ты на него ответила?
- Пожалуй, «достоинства»!
- Ты считаешь, что ты лишила меня достоинства?
- Ты же сам все время ставил фирму, которая досталась тебе после смерти твоего друга, на первое место. Когда тебя спрашивали, чем ты занимаешься, ты всегда отвечал, что у тебя есть собственная фирма. Ты не говорил, чем она занимается, как она тебе досталась, и какую роль ты играл в ней первое время; ты всегда ставил перед фактом: ты владелец фирмы. Поэтому – да, я считаю, что ты лишился достоинства.
- Ты закладываешь неверный смысл в понятие «достоинство».
- А ты как считаешь?
- Я же сказал – собственность, не более.
- И все-таки я поражаюсь! Как ты умудряешься сохранять спокойствие в такой ситуации?!
- В какой?
- Ну, в такой напряженной ситуации.
- Я не вижу никакого напряжения. Мы просто разговариваем, как взрослые люди, да? Не спорю, разговор мне не очень приятен, но он не напрягает.
- Врешь опять.
- Напиши на меня заявление.
- А что, есть такая статья? Тогда обязательно напишу.
- А не побоишься?
- Тебя-то?
- Нет, идти и заявление писать.
- По-моему, в том, чтобы написать несколько слов на бумаге, нет ничего страшного.
- Я же не про это…

И этот долгий, нудный, бессмысленный разговор утомлял и злил меня еще несколько десятков минут, пока мне это не надоело окончательно. Кажется, она попросила налить ей еще, а я отказал, сославшись на то, что уже достаточно, особенно, если еще учитывать и то, что она была за рулем. Раздался смех. Теперь он был уже откровенно надрывным и пьяным. А затем она сказала, что нарушать законы ей не в новинку.

А я – человек, который занимал должность генерального директора и несколько лет управлял целой компанией; всегда был волевым и хладнокровным; по некоторым данным имел достаточно жесткий характер, - что-то мямлил, неловко оборонялся от ее колких замечаний и делал вид, что все хорошо.

Я не нахожу никакого оправдания своему поведению и не могу его объяснить, но то, что я сделал дальше вполне оправданно и объяснимо.

Она продолжала просить меня о выпивке, а я по-прежнему отказывал. В ее стакане все еще что-то оставалось, когда она приблизилась к жилищу Грации.

- Ну не жмотись, - ее мутные глаза были слегка прикрыты.
- Я сказал, тебе уже хватит! Если выпьешь еще, то вырубишься прямо тут, а я этого не хочу.
- Я тебе настолько противна?
- Теперь – да.
- Ну хорошо. Повеселись от всей души со своей гусеницей сегодня ночью!

После этих слов она приоткрыла террариум со сколопендрой и выплеснула туда остатки своего ликера.  Голубоватая жидкость попала на тело Грации и растеклась по всему муляжу ее естественной среды обитания. Она издала звук похожий на шипение и начала метаться из стороны в сторону.

Не думая ни секунды, я схватил это пьяное тело за плечи, рывком оттащил подальше от Грации, затем обеими руками вцепился в ее разгоряченное от алкоголя  горло и что есть мочи сдавил его. Она практически не сопротивлялась, лишь удивленно распахнув глаза, положила свою ладонь мне на запястье. А чему тут удивляться? Разве не такой реакции она от меня ожидала, когда весь вечер изъяснялась провокационными фразами? Или думала, что если с ней ведут довольно мягкий и деликатный диалог, то можно позволить себе все, что угодно?

Когда ее глаза стали закатываться, я надавил еще сильнее и оставался в таком положении еще какое-то время, пока не решил, что уже достаточно.

Когда я разжал руки, тело сразу же плашмя упало на пол. Стакан из толстого хрусталя выскользнул из ее рук и покатился в сторону. Почему-то именно эта картина подсказала мне, что теперь уже все кончено. Хрустальный стакан поставил жирную точку во всей этой медленно развивающейся истории с двумя преступниками, на крючок которых я попался.  Только теперь, выходит, я и сам стал преступником и, возможно, даже более опасным, чем они!

Странно, что я не потерял самообладания и не испытал никаких эмоций. Почувствовал только невероятное облегчение; наверное, более матерые и хладнокровные убийцы именно так себя и чувствуют, когда в очередной раз лишают кого-то жизни.

Я поднял ее труп и отнес в ее же машину. Я даже не позаботился о какой-либо маскировке. Мне было нечего опасаться – в радиусе двух-трех километров ни души, в этом сомнений не было.

Пока я пробирался на машине через лесные заросли по тропам, в которые автомобиль умещался впритык, из головы не выходили сценарии последствий содеянного. Но, опять же, это был не страх, а скорее интерес. И первостепенный интересующий меня вопрос твердил: «Смогут ли меня найти»?

На руку мне играла трудность нахождения моего местоположения. Так же, если я правильно понял свою сегодняшнюю вечернюю гостью, то она не говорила своему сообщнику, что собирается сегодня ко мне. Хотя, в этом не было абсолютной уверенности. Против меня играло то, что если бы хоть одна ниточка вела бы к нашей встрече; если бы был всего один намек на то, что она намеревалась поехать в эту глушь, то я бы уже никак не отвертелся – к сожалению, я не такой хороший актер. Но что-то мне подсказывало, что подробности сегодняшнего вечера останутся в тайне.

Я доехал до какого-то болота, вышел из машины, предварительно усадив тело на водительское сиденье, и толкнул автомобиль прямиком в дурно пахнущую жижу – ничего лучше мне придумать не удалось. Трясина очень неохотно приняла груду металла в свои недра. Когда с глаз скрылся последний видимый элемент кузова иномарки, я вздохнул с облегчением и стал искать выход из леса.

Надо сказать, что это дело оказалось не из легких: ослепленный светом фар, не имея при себе ни фонарика, ни зажигалки, я блуждал в густом мраке то и дело спотыкаясь о коряги и натыкаясь на деревья. Глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

Спустя, наверное, часа два с половиной, наконец, я увидел какой-то свет. Впрочем, светом в прямом смысле слова это назвать трудно; просто тьма в определенном месте была не настолько густой и черной. И я двинулся туда.

Как оказалось, этот островок рассеянного мрака вел к проезжей части, следуя по которой можно было выйти к моему дому.

На свой порог я ступил, когда на улице все еще было темно. Первым делом мне на глаза попался стакан, который так и остался валяться посреди комнаты. Невольно я обратил внимание на надпись «Mattive» на его днище. Ассоциативная память сразу шарахнула словом «Мотив».

Если начнется следствие о пропаже этой мошенницы, и если всплывет история о чудесном подарке, который я ей якобы сделал, то это станет не ниточкой, а целым канатом, ведущим ко мне. Но нет! Не думаю, что оставшийся участник той давней аферы стал бы так рисковать.

Раздалось гудение, похожее на жужжание майского жука, сопровождаемое каким-то треском. Я вздрогнул и машинально начал искать глазами источник причудливого звука. Им оказался мобильный телефон, который моя «благоверная» не удосужилась убрать к себе.

Входящее СМС, понятно от кого, гласило: «Ты сказала ему все, как мы договаривались?»

Впервые мне стало не по себе. Изо всех вечерних происшествий больше всего меня взволновало какое-то сообщение!

Значит, он знал, куда поедет его девушка. Более того, это он ее ко мне отправил. Только вот зачем ему было нужно, чтобы она так себя вела со мной? А вдруг это сообщение не обо мне? А о ком же еще?!

Мобильный начал трезвонить.

И тут меня посетила совершенно фантастическая мысль: а что, если он и рассчитывал на то, что я от нее избавлюсь? Тогда бы он убил сразу трех зайцев: стал бы полноправным владельцем компании (наверняка он уже все переписал на себя, убедив нашу общую знакомую в том, что так будет лучше для нее); избавился от ненадежного сообщника; избавился от меня. Значит, он видел во мне потенциального убийцу и это при том, что во всей этой истории он оставался третьим лицом, чье имя было неизвестно, и которого я даже ни разу не видел. Ловко! Неужели он смог все так точно просчитать?

Телефон смолк.

Вдруг я вспомнил о том, о чем не имел права забывать: за все последнее время я ни разу не подошел к Грации. В два шага я подскочил к ее террариуму. Объекта моего восхищения не было на своем привычном месте…

Видимо, когда моя бывшая приподняла крышку, чтобы превратить в жизнь свои низменные мысли, которые взбрели в ее пьяную голову, она не успела ее закрыть, потому что я на нее набросился. Хотя, мне думается, что она бы в любом случае этого не сделала, так что вина лежит на мне – это я не уследил.

На полном автомате я перевел взгляд на обитель пауков – крышка была сдвинута, их на месте не было.

Мне сразу вспомнились ее странные расспросы насчет того, не опасаюсь ли я, что мои насекомые выберутся из террариумов? Только тогда они не казались мне странными.

Так может это она хотела избавиться от меня, и это было основной целью ее приезда? Ведь моя смерть при таких обстоятельствах стопроцентно сошла бы за несчастный случай. Только зачем меня устранять? Видимо, какие-то опасения у этой парочки все же оставались. Вероятно, имелась какая-то лазейка; ими был допущен какой-то неверный шаг, через который я мог их раздавить.

И вот тут наступил невероятный конец всей моей истории.

Изо всех щелей и лазеек моего дома стали выползать разнообразные насекомые: тараканы, клещи, мелкие жучки, короеды, кузнечики, личинки мотыльков и капустниц; из прилегающего леса, через окна, ко мне целыми полчищами стали проникать комары и лесные муравьи.

Я замер. Ничего подобного я не видел еще ни разу. Даже в детстве насекомые не стремились ко мне в таком количестве. А с тех пор, как я стал добровольно приносить в дом их представителей, подобная заинтересованность с их стороны полностью сошла на нет.

Тем временем незваные гости стали собираться в кучу в том месте, где не так давно лежало женское бездыханное тело. Я вышел из ступора и принялся ногами отшвыривать насекомых от этого места, иногда невольно давя их. Но это не останавливало рой – едва я успевал оттолкнуть одних, как тут же появлялись новые. И тогда остановился я.

Новый наплыв насекомых стремительно пополнял ряды старого, а следом за ним врывался еще один. И весь этот скоп концентрировался в том же месте, где и первая партия.

Я начал замечать, что все они будто бы формируют какую-то фигуру. Вся эта живая масса пульсировала и ни на секунду не прекращала шевелиться. Насекомые копошились и с виду хаотичные движения оказывались набором очень слаженных действий. Они, словно дисциплинированное войско, безропотно выполняли чей-то приказ. Неслышимый топот тысяч маленьких лапок едва заметно сотрясал всю комнату. Формирующаяся фигура приобретала все более явные очертания. Мне стало ясно не сразу, что эти очертания походят на человеческие.

Еще несколько секунд и передо мной на полу лежала она – девушка, которая без колебаний была убита сегодня вечером. Ее копия выглядела совершенством и ужасом одновременно. Тысячи мелких насекомых изобразили ее так точно, как этого не смог бы сделать ни один скульптор.

Но ей все еще не хватало глаз. Насекомые с легкостью могли сформировать и их, но почему-то этого не делали.

И тут в дверном проеме возникла Грация, а позади нее, подобно верной прислуге, находились мои пауки. Многоножка двинулась вперед, к основной массе своих собратьев, но тут же остановилась. Пауки сначала тоже остановились вместе с ней, но затем, как будто выполняя чье-то неслышимое человеку указание, двинулись дальше. Когда они вплотную приблизились к копии моей жертвы, все насекомые, которые ее формировали, бросились врассыпную к потолку. Пауков поглотил живой вихрь, а затем человеческая фигура стала воссоздаваться заново, но в этот раз с такими подробностями, которые были им неведомы. Они соорудили из своих тел скелет, затем наполнили его «внутренними органами», после этого они воссоздали сложную систему капилляров и вен, а затем обтянули все это неким подобием кожи.

В этот раз «глаза» оказались на своем законном месте, но они пока еще были закрыты подобием век. Когда копия человека была завершена, к насекомым двинулась Грация. Они, в свою очередь, замерли, не смея пошевелиться.

Сколопендра с присущей ей изящностью приблизилась к «телу», взобралась на шею из личинок и муравьев, а затем пробежалась по нему с ног до головы, как будто проверяя, верно ли все смоделировано. Но после этого она снова вернулась к шее. Приподняв переднюю часть своего тельца, она повернула на меня свою голову.

И в воздухе повисла тишина. Гнетущая, давящая тишина. Я стоял напротив огромного роя различных видов насекомых, которые объединились воедино, ради того, чтобы что-то мне показать, и смотрел на свою любимицу, а она на меня. Точно так же, как и в день нашей первой встречи. Она ждала, пока я пойму смысл их послания.

Я сделал шаг навстречу, но Грация зашипела, а вместе с тем навострилась сотня маленьких крылышек. Мне пришлось отступить.

Внимательно разглядывая эту живую скульптуру, и сдерживая внезапно подкравшийся ко мне страх, я пытался понять, что именно мне пытаются сказать. Мне показывают, как ужасен мой поступок? Но это я и так прекрасно понимал.

Грация сделала еще одну пробежку по «телу» и снова вернулась на исходную. Она явно хотела, чтобы я обратил на это свое внимание. Застыв на шее, она символизировала собой след от рук убийцы, либо сам факт удушения. И это я тоже понимал.

Грация продолжала смотреть на меня, слегка подергивая своими усиками. Мой образ мышления пока не мог влиться в одно русло с представителями другого вида. От этого понять их логику было невообразимо тяжело, но я не сдавался. Если они уверены, что человек сможет отследить течение их мыслей, то я не имею права их разочаровывать.

Я призадумался. Грация продолжала терпеливо ждать.

И тут, словно удар грома, в мою голову пришла мысль: мне показывают, на что именно я обрек человека; что именно я с ним сотворил. Теперь она ни жива, ни мертва. Теперь это только сущность, создающая иллюзию жизни. В один миг я разрушил материю, остановил в ней все процессы, которые насыщали ее жизнью, и стал жестоким судьей, который вынес и тут же реализовал один из самых страшных приговоров.

По всей видимости, эта шальная мысль оказалась верной, либо очень близкой к истине, потому что внезапно «тело» пришло в движение, а через миг весь поток насекомых с огромной силой направился в мою сторону. Я отбивался, как мог, но это было бесполезно – у них было огромное количественное преимущество. Но они не кусались и не жалились; создавалось впечатление, что они пытаются пролететь сквозь меня и им наплевать, что подобная попытка может стоить им жизни. Будто бы они участвовали в каком-то ритуале, целенаправленно принося себя в жертву. Вот только было не ясно, ради чего.

Когда весь этот наплыв приутих, я увидел еще более жуткую и странную картину: по направлению ко мне медленно двигалась «голова». На этот раз ее глаза были распахнуты, а глазными яблоками ей служили две «Черных вдовы».

Я стал искать Грацию, но ее там уже не было. Более того, от этой головы уже не отходило шеи: было видно, как снизу подбородка показываются и сразу исчезают сотни маленьких лапок. Временами из этой структуры выпадал какой-нибудь жучек, но он тут же возвращался обратно, скрываясь в общей массе своих сородичей.

Голова уперлась в мыски моих стоп, пауки подставили свои спинки так, чтобы рисунок, которым их одарила природа, символизирующий зрачки, оказался направлен точно в мои глаза. Затем открылся рот и те насекомые, что были наделены способностью летать, одновременно напрягли свои крылышки и застрекотали, имитируя человеческий вопль. Вот только этот звук не имел ничего общего с чем-либо человеческим.

Затем и этот остаток от первоначальной копии рассыпался и разлетелся, начав буквально облеплять меня. Длилось это так же не долго, пока я, наконец, не ощутил странное и еще неизведанное прикосновение к руке. На тыльной стороне моей ладони восседала Грация, а прямо на ее спинке два паука.

Все это представление не имело ничего общего с каким-либо ритуалом – насекомые просто отвлекали меня, чтобы сколопендра могла беспрепятственно добраться до оголенного участка моего тела.

Ее прикосновение стало для меня своего рода благословлением. Если она сама решила первой пойти на физический контакт со мной, значит, я уже достаточно ждал. Значит, я уже достаточно терпел. Значит, время пришло.

Я аккуратно поднес руку ближе к лицу, чтобы лучше разглядеть гордость своей коллекции. Видимо, стеклянные стенки террариума несколько искажали ее действительную красоту, потому что настолько прекрасного создания я еще не видел.

Я чувствовал, как она шевелится, и это ощущение ассоциировалось с тем, как мать нежно гладит свое дитя.  А затем – горячий, жгучий поцелуй. А потом еще два. Пауки… глупышки, они повторили за своей королевой, не зная, чем это может обернуться для меня. Но я их прощаю. Будто чувствуя свою вину, они куда-то исчезли, я даже не успел заметить, как это произошло. Рука начала неметь, ноги подкосились. Грация спрыгнула на пол, но осталась возле меня. Она ждала, когда я перейду из стадии личинки в нечто высшее, чтобы иметь возможность быть ближе к той, что наградила меня своим поцелуем. Она не позволила мне остаться с тем, что я натворил. Она не позволила мне оставаться на месте в этом теле. Я спас ее, а она спасла меня и теперь ждала, когда я закончу свой путь, свое перевоплощение.

Паралич стал захватывать голову и пока мне еще поддавались мои голосовые связки и язык, я произнес: «Я иду», - и закрыл глаза.

*** (?)

- К кому?
- К Капотникову.
- Ну, давайте посмотрим, что тут у вас. Колющие, режущие предметы есть?
- Конечно же, нет!
- Тогда все хорошо.
- Можно пройти?
- Да. А! Стоп! Капотников, говорите? Капотников, Капотников…
- Что такое?
- Капотников… так, ага, сожалею, Капотников сегодня ночью скончался.
- Что?..
- Простите, с вами не связались, да?
- …
- Он вечером, после ужина, тихий был, как всегда, сидел у окна, на мушек смотрел. А потом вдруг на санитарку набросился, снова стал про фирму свою кричать.
- Господи, опять он с этой фирмой своей, бедный…
- Мы его еле оттащили. Он ей в горло вцепился, чуть не задушил. Даже пациенты его оттаскивать помогали. А потом вдруг снова в себя ушел, как будто и не было ничего. Снова что-то бурчать под нос стал, тряпку эту черную свою достал, гладить ее начал. В общем, успокоительного ему вколоть пришлось…
- Зачем, если он успокоился? Что же вы наделали? Вы, наверное, переборщили с успокоительными своими! Его смерть – ваша вина!
- Нет… дело не в этом. Когда его уже положили, он как-то умудрился опять свою тряпку эту достать. Ну, которую он за зверька какого-то принимал что ли? Тряпку эту он зачем-то в рот положил. Так и уснул. Так и задохнулся. Его только утром на обходе обнаружили.
- Не мог он так сделать! Он же не самоубийца! Он бы если и положил, то выплюнул бы сам. Это вы его дрянью обкололи, у него сил не было выплюнуть! Или пациенты эти! Я сколько раз вам говорила, чтобы перевели его в другую палату? Там же убийцы одни! Они его и убили, а вам плевать!
- Претензии не ко мне! Буйных пациентов в нашем отделении не было! В общем, так, вот все, что было из его вещей. Заберете его тетрадь?
- Ой, все жуками изрисовал. Сашеньку как тогда осы покусали, так он все время этих жуков и рисовал.
- Вот и забирайте.
- Но я этого так не оставлю!
- Я же сказал, это не ко мне!